Заплакала от счастья, когда муж предложил развестись после тридцати лет брака

Ира вытирала кухонный стол тряпкой, когда телефон завибрировал на подоконнике.

За окном моросил дождь, окрашивая Калугу в серые тона.

Она взглянула на экран — опять звонила свекровь.

— Доброе утро, Анна Степановна.

— Какое уж тут доброе, — голос свекрови звучал напряженно. — Ирина, мне нужно с тобой срочно поговорить.

Ирина прислонилась к холодильнику. В животе что-то сжалось.

Когда Анна Степановна начинала разговор с таких слов, ничего хорошего не предвещалось.

— Слушаю вас.

— Вот скажи мне честно, — свекровь помедлила, будто набиралась решимости. — Это правда, что ты переписала квартиру на себя? Володя вчера обмолвился, что теперь вы оба собственники. А я вот думаю: как это так получилось? Ведь когда вы ипотеку брали, основным заемщиком был мой сын. Его зарплата учитывалась — сто семь тысяч на заводе получает, обрабатывающие производства сейчас хорошо платят. А ты что? Удалёнкой занимаешься, бухгалтерские отчёты для мелких фирм делаешь.

Ирина медленно выдохнула. На плите стояла сковорода — она только что пожарила Владимиру яичницу с колбасой перед работой.

— Мы с Володей в браке уже тридцать один год. Когда три года назад переезжали из однокомнатной в эту трёшку, он сам предложил оформить на обоих. Это нормально для супругов.

— Нормально? — свекровь повысила голос. — А мне вот подруга рассказывала, как её племянницу развели мошенники. Паспорт подделали, доверенность фальшивую сделали — и квартиру увели! Теперь в Росреестре всё чисто, а человек на улице. Может, ты тоже что-то такое провернула? Володя ведь доверчивый, он бы и не заметил.

Ирина почувствовала, как кровь отлила от лица. В горле пересохло.

— Вы меня в мошенничестве обвиняете?

— Я просто спрашиваю. И потом, сын в последнее время какой-то потерянный ходит. Может, ты его заговорила?

— Что за бред! Мы оформляли все официально, через нотариуса, с его полного согласия. Проверьте сами, если не верите.

Свекровь хмыкнула.

— Ладно, посмотрим. Но если вдруг окажется, что ты моего мальчика обманула, я тебе этого не прощу.

Гудки в трубке. Ирина опустилась на стул. Столько лет они живут дружной семьёй, и вот на тебе — обвинения в подлоге документов.

Она посмотрела на обручальное кольцо, потускневшее от времени.

На календаре красовалось: 30 октября 2025 года.

Сегодня четверг, значит, вечером нужно зайти в «Пятёрочку».

Купить молоко, творога взять.

Владимир любил сырники по выходным. Обычная жизнь. Но после звонка свекрови всё вдруг показалось зыбким, ненадёжным.

***

Муж вернулся домой в шесть вечера, высокий, сутуловатый, с залысинами на темени.

Пятьдесят четыре года, инженер на местном заводе электронных компонентов.

Калужская область сейчас активно развивала электронику и фармацевтику, и Владимир гордился, что работает в перспективной отрасли.

— Привет. Что сегодня на ужин? — он скинул куртку на вешалку в прихожей.

Ирина помешивала в кастрюле щи. Суточные, с квашеной капустой — делала ещё вчера, чтобы настоялись.

— Щи и гречка. Садись, сейчас накрою.

Владимир молча прошёл в зал, плюхнулся в кресло.

Лицо у него было серое, усталое. Ирина поставила перед ним тарелку, села напротив.

— Твоя мама сегодня звонила.

Он поднял глаза.

— И что?

— Обвинила меня в том, что я квартиру на себя мошенническим путём переписала. Сказала, что, может, я документы подделала, пока ты спал.

Владимир хмыкнул, но не удивился. Взял ложку, зачерпнул щи.

— Мама у меня всегда была мнительная.

— Володя, это серьёзно! Она меня в преступлении обвиняет. Если ты не знал, за подделку документов до двух лет дают. А ты сидишь и спокойно ешь!

Он пожал плечами.

— Ну и что я должен сделать? С мамой не поспоришь. Она уже месяц мне на уши капает, что я слишком мягкий, что женщины пользуются добротой мужчин.

Ирина замерла.

— Месяц? И ты мне ничего не сказал?

— А смысл? Я же знаю, что ты ничего не подделывала. Успокойся.

Но в голосе его не было прежней теплоты. Только равнодушие, будто разговаривал с дальней родственницей, а не с женой.

***

Вечером она сидела за компьютером, проверяя бухгалтерские отчёты для маленькой фирмы, торгующей стройматериалами.

Цифры расплывались перед глазами. В соседней комнате Владимир смотрел какое-то шоу, доносилось неразборчивое бормотание телевизора.

Обычный будничный вечер в их квартире на спальном районе Калуги, где за окном мерцали огни новостроек.

На экране телефона появилось уведомление.

Пришло сообщение от Марины. Они познакомились на онлайн-курсах повышения квалификации, потом стали созваниваться, делиться новостями.

«Ир, как дела? Давно не болтали. Может, в пятницу встретимся где-нибудь? Кофе попьём?»

Ирина посмотрела на календарь. Завтра пятница. Обычно вечер пятницы она проводила дома — готовила что-то особенное на выходные, убиралась.

Но сейчас вдруг захотелось выбраться, увидеть живого человека.

«Давай. Где?»

«Есть кафешка на Театральной, «Прянички». В шесть устроит?»

«Хорошо».

Она зашла в гостиную. Владимир по-прежнему смотрел телевизор, даже не обернулся.

Раньше, вернувшись с работы, он всегда интересовался, чем она занималась, что нового произошло, как она себя чувствует.

Теперь же приходил, ужинал молча и погружался в телеэкран. Будто в доме жил не муж, а случайный постоялец.

***

Утром в пятницу Владимир ушёл на работу не позавтракав.

— Не хочу есть, — бросил он, завязывая ботинки. — Перекушу в столовой.

Ирина стояла на кухне с чашкой чая в руках. Она заварила себе чай в пакетиках с бергамотом.

Запах распространялся по квартире, смешиваясь с утренней прохладой.

— Ты точно в порядке?

Он выпрямился, посмотрел на неё. В глазах мелькнуло раздражение.

— Да нормально всё! Просто устал. Работа, дом, опять работа. Каждый день одно и то же, как белка в колесе кручусь.

— Володя, но у всех так. Жизнь — это в том числе и рутина.

— Вот именно, — он усмехнулся. — А мне надоело. Мне пятьдесят четыре, а я уже чувствую себя стариком. Не жил толком, только работал.

Дверь хлопнула. Ирина осталась одна.

Она вылила чай в раковину и вернулась к компьютеру. Работа помогала не думать.

***

Вечером Ирина оделась, чтобы встретиться с Мариной.

Натянула тёмно-синие джинсы, бежевую кофту. Посмотрела на себя в зеркало.

Пятьдесят два года, светло-русые волосы с проседью, которую она уже год не красила. Лицо обычное, усталое.

Когда она последний раз думала о том, как выглядит?

Марина ждала в кафе, сидя у окна. Ей на тот момент было тридцать восемь, волосы рыжие, энергичная. Она махнула рукой.

— Ир, вот ты где! Заказала уже нам по капучино. Давай рассказывай, как жизнь?

Ирина села напротив. За окном мелькали прохожие, машины, автобусы.

Калуга жила своей жизнью — люди спешили по делам, торопились домой. А у неё внутри была пустота.

— Марин, у меня какая-то странная ситуация, — начала она. — Свекровь обвинила меня в том, что я документы на квартиру подделала. А муж… муж как-то отстранился. Будто мы чужие люди.

Марина нахмурилась.

— Серьёзно? А почему свекровь вообще решила, что ты что-то подделала?

— Не знаю. Наслушалась каких-то историй про мошенников. А Володя сказал, что она ему месяц уже капает на уши, что он слишком мягкий.

— Ага, понятно, — Марина отпила кофе. — Классическая манипуляция. Мама внушает сыну, что жена плохая, а он начинает сомневаться. Ир, а ты с ним откровенно говорила? Спросила, что происходит?

— Пыталась. Он отмахивается, говорит, что устал от жизни.

— Кризис среднего возраста, — вздохнула Марина. — Мой бывший через такое проходил. Только у него это вылилось в покупку мотоцикла и попытку выглядеть на двадцать лет моложе. Потом всё прошло, но я уже не захотела возвращаться.

Ирина молчала. В горле стоял комок.

— Слушай, а ты давно что-то для себя делала? — Марина наклонилась ближе. — Ну, не для семьи, не для работы, а именно для себя? Хобби какое-нибудь, встречи с подругами, путешествия?

Ирина задумалась. Последний раз она ездила куда-то… пять лет назад? На юг, с Владимиром и детьми. Но и там она большую часть времени готовила, убиралась в съёмной квартире, занималась бытом.

— Не помню.

— Вот видишь! Ир, ты растворилась в семье. Это нормально, но иногда нужно остановиться и подумать: а что я хочу? Чего мне не хватает?

Официантка принесла им пирожные, Марина заказала эклеры заранее.

— Знаешь, в Калуге сейчас столько всего интересного происходит, — продолжала Марина. — Набережную Яченского водохранилища обустроили — там теперь велодорожки, освещение, скоро пешеходную зону доделают. Ходят люди, занимаются спортом, отдыхают. А ещё там открылась гончарная студия. Я недавно мимо проходила, заглянула — красота! Люди лепят из глины всякие штуки, кружки, вазы. Может, тебе записаться?

Ирина подняла глаза.

— Гончарное дело?

— Ага. Говорят, это очень терапевтично. Ты сидишь, лепишь, отвлекаешься от проблем. И потом, это же творчество! Когда ты последний раз что-то творила?

В школе, наверное. Ирина любила рисовать, но потом началась взрослая жизнь — институт, работа, свадьба, дети. Некогда было заниматься ерундой.

— Не знаю, Мариш. Это же деньги, время…

— Ир, тебе всего полтинник. Ты ещё молодая! Нельзя так себя загонять. Запишись на пробное занятие хотя бы. Что ты теряешь?

Они просидели в кафе до восьми. Марина рассказывала о своей новой работе, о том, как планирует поехать в Москву на выходные, посмотреть выставку.

Ирина слушала и завидовала — вот есть же люди, которые живут полной жизнью.

Когда вернулась домой, Владимир уже спал. Она тихо легла рядом и в темноте слушала его дыхание.

***

В субботу утром Ирина проснулась рано.

Владимир ушёл на рыбалку с друзьями — сказал накануне вечером, что вернётся только к вечеру.

Она встала, заварила кофе. Села у окна с чашкой, смотрела на двор.

Конец октябрь, всё серое вокруг, но в этом была какая-то своя прелесть. Деревья облысели, небо будто опустилось ниже, но воздух был свежий.

Она вспомнила слова Марины про гончарную студию.

Достала телефон, нашла в интернете контакты. Пробное занятие — восемьсот рублей. Не так уж дорого.

Набрала номер. Ответил мужской голос, молодой.

— Здравствуйте, я хотела бы записаться на пробное занятие.

— Отлично! Меня зовут Олег, я тут мастер. Когда вам удобно? У нас есть группа в субботу в одиннадцать и в воскресенье в два дня.

— Можно сегодня?

— Сегодня? — он удивился. — Да, конечно. Приходите к одиннадцати, успеете. Адрес знаете?

— Да, нашла в интернете.

— Тогда жду. И не волнуйтесь, у нас дружелюбная атмосфера.

Ирина положила трубку. Ей казалось, что она совершила невероятное, даже сердце застучало в груди от волнения.

Просто взяла и записалась. Не спросила у Владимира разрешения, не стала ждать, когда появится свободное время.

***

Студия располагалась недалеко от набережной, в небольшом здании с большими окнами.

Ирина вошла внутрь. На столах стояли гончарные круги, на полках — готовые изделия. Вазы, кружки, тарелки — всё разных форм и цветов.

— Здравствуйте! Это вы звонили? — к ней подошёл молодой парень, лет тридцати. — Я Олег. Проходите, садитесь вот сюда.

Он указал на свободное место у окна. Ирина села.

В студии было ещё несколько человек — женщина лет сорока пяти, две девушки помладше, пожилой мужчина.

— Сегодня будем делать простую мисочку, — объяснил Олег. — Главное — почувствовать материал, не бояться. Глина — она живая, отзывается на прикосновения.

Он показал, как замешивать глину, как формировать основу. Ирина взяла кусок глины в руки. Прохладная, влажная, податливая.

Она начала мять её, как показывал мастер. И вдруг почувствовала, как уходит напряжение.

Мысли затихли.

Не было ни свекрови с её обвинениями, ни холодного отношения мужа, ни бытовых проблем.

Только глина и её руки.

— У вас хорошо получается, — сказал Олег, подходя. — Чувствую, что у вас талант.

Ирина улыбнулась. Когда она последний раз слышала комплименты? Даже не вспомнит уже.

Два часа пролетели незаметно. Она слепила мисочку — кривоватую, неровную, но свою.

Олег сказал, что её обожгут, и можно будет забрать.

— Приходите ещё, — попрощался он на пороге. — У нас тут хорошая компания. Будем рады видеть.

Ирина вышла на улицу. На набережной гуляли люди, кто-то катался на велосипедах, несмотря на прохладу.

Она прошлась вдоль воды, вдохнула полной грудью.

Внутри что-то изменилось. Будто открылась дверь, за которой был свет.

***

Вечером Владимир вернулся с рыбалки без улова. Ирина жарила картошку с грибами.

— Где была? — спросил он, садясь за стол.

— Ходила на гончарное дело. Записалась в студию.

Он поднял брови.

— На гончарное дело? Зачем?

— Захотелось попробовать что-то новое.

Владимир хмыкнул, но ничего не сказал. Поужинал молча, потом ушёл в комнату.

Ирина осталась на кухне. За стеклом темнело.

Где-то внизу играла музыка — соседи, видимо, отмечали что-то. Она прислушалась.

«Диктофон» — новая группа, которая сейчас на слуху. Ретро-рок, советский кинематограф. Ностальгическое, но живое.

Она достала телефон, включила их песню.

Слушала и думала: а ведь правда, жизнь проходит мимо. Она столько лет замужем, а будто не жила для себя.

Всё время отдавала другим — мужу, детям, дому, работе. А что осталось для неё?

***

Следующая неделя пролетела иначе.

Ирина записалась на регулярные занятия в студии — по средам и субботам.

Утром работала за компьютером, вечером либо ездила на набережную, либо просто читала книги, которые давно хотела прочитать, но откладывала.

Владимир по-прежнему был холоден, но она перестала пытаться выяснять отношения. Не было смысла.

В среду вечером, когда она вернулась после очередного занятия, Владимир сидел на кухне с мрачным лицом.

— Нам надо поговорить, — сказал он.

Ирина повесила куртку, прошла на кухню. Села напротив.

— Слушаю.

Он потёр лицо руками, помолчал, потом посмотрел ей в глаза.

— Я хочу развестись.

Слова повисли в воздухе. Ирина ожидала чего-то подобного, но всё равно внутри всё сжалось.

— Так значит… Почему?

— Устал, Ира. Устал от этой жизни. Каждый день одно и то же — работа, дом, работа, дом. Мне пятьдесят четыре, а я чувствую себя загнанной лошадью. Хочу пожить для себя, понимаешь?

— И что, развод решит твои проблемы?

Он пожал плечами.

— Не знаю. Но хочу попробовать. Сниму себе квартиру, поживу один. Может, тогда пойму, чего мне не хватает.

— А как же квартира?

— Потом разберёмся. Через суд, если надо. Главное, что я принял решение.

Он встал, прошёл в спальню. Ирина осталась сидеть на кухне. В тишине тикали часы.

Она посмотрела на свои руки — ногти коротко подстрижены, на пальцах остались следы глины.

Странно, но паники не было. Только пустота и какое-то облегчение, будто с плеч спал тяжелый груз.

***

На следующий день Владимир собрал вещи. Закинул в две сумки одежду, документы, зарядки.

Ирина стояла у окна и смотрела, как он выносит всё в машину. Соседка с верхнего этажа наблюдала из своего окна, потом спустилась.

— Ирочка, что случилось? Володя съезжает?

— Да, Клавдия Семёновна. Разводимся.

— Ох, батюшки! А как же вы? И что дети скажут?

Ирина пожала плечами. Дети уже взрослые, у них своя жизнь.

Дочь живёт в Москве, сын в Туле. Позвонят, конечно, будут переживать. Но это её жизнь, и только ей решать, как с этим справляться.

Владимир вернулся в квартиру, забрал последние вещи.

— Я уехал. Позвоню, когда устроюсь.

— Хорошо.

Дверь закрылась. Ирина осталась одна. Прошлась по квартире.

Тихо. Непривычно тихо.

Она села на диван, обняла подушку. И только тогда заплакала.

Как будто закончился долгий, изнурительный марафон, и наконец можно передохнуть.

***

Прошло три недели.

Ирина привыкла к одиночеству. Утром просыпалась, когда хотела, а не когда нужно было готовить завтрак мужу.

Работала за компьютером, потом ехала на набережную — гулять или на занятия в студию.

По средам встречалась с Мариной, по субботам ходила на гончарное дело.

Олег оказался не просто мастером, но и хорошим собеседником.

Они разговаривали после занятий, пили чай в маленькой комнатке при студии.

Он рассказывал про керамику, про то, как открыл студию, про свои планы.

А она — про свою жизнь, про развод, про то, что впервые за много лет чувствует себя живой.

— Знаете, Ирина, — сказал он однажды. — Вы очень изменились с первого занятия. Тогда вы были такая зажатая, а сейчас прямо светитесь изнутри.

Она улыбнулась. Да, что-то изменилось. Она купила себе новое платье с мелким цветочным принтом.

Покрасила волосы — убрала седину, вернула свой естественный светло-русый цвет.

Начала следить за собой — делать маникюр, ухаживать за кожей.

В зеркале она больше не видела ту уставшую женщину. Теперь там была она — просто красивая девушка, живая, свободная.

Оцените статью
Заплакала от счастья, когда муж предложил развестись после тридцати лет брака
— Значит так, Лариса, до пятницы. Время пошло, — Глеб хлопнул дверцей шкафа, словно ставил печать на документе. — Танька приезжает в субботу утром, ей нужно где-то разложиться. Лариса застыла с мокрой тряпкой в руках. Она как раз протирала пыль на комоде, и это движение — от угла к центру — прервалось на полпути. В комнате пахло полиролью и тем неуловимым душком застарелой обиды, который, кажется, въедается в обои перед разводом. — Глеб, ты сейчас серьезно? — голос у нее не дрогнул, но стал сухим, как осенний лист. — Ты предлагаешь мне вывезти вещи из моей же квартиры, потому что твоей сестре негде жить? Глеб поморщился, дергая воротник рубашки. Он не любил, когда его «припирали к стенке» фактами. Он предпочитал жить в мире, где его желания автоматически становились законом физики. — Не начинай, а? Квартира, положим, общая. Ипотеку я платил? Платил. Ремонт делал? Делал. А Танька — это семья. У нее ситуация, понимаешь? Си-ту-а-ци-я. Муж выгнал, идти некуда, на руках двое детей. Куда ей? Под мост? — У Таньки муж — владелец автосервиса, — напомнила Лариса, аккуратно складывая тряпку. — И дом у них в три этажа. Если он ее выгнал, то, наверное, не просто так. И почему она не может поехать к маме? — Мать болеет, ей покой нужен! — взвился Глеб. — А у Таньки дети шумные. Короче, Лар, не беси меня. Мы все равно разводимся. Ты давно хотела пожить у подруги, вот и случай подвернулся. Освободишь спальню и маленькую комнату. Сама пока можешь на кухне перекантоваться, если уж совсем идти некуда, или на дачу езжай. Но вещи из шкафов убери. Таньке нужно пространство. Лариса посмотрела на мужа так, словно видела его впервые. Пять лет брака. Пять лет она думала, что знает этого человека: немного резкого, амбициозного, но надежного. А сейчас перед ней стоял чужой мужчина с бегающими глазами, который пытался решить проблемы своей сестры за ее счет. — Глеб, — тихо сказала она. — Квартира куплена до брака. Моими родителями. Ты здесь прописан временно. Ипотеку мы брали на дачу. Которую ты, кстати, оформил на свою маму, «чтобы налогов меньше платить». Забыл? Глеб покраснел. Он не забыл. Он просто надеялся, что в суматохе скандала Лариса, всегда такая мягкая и уступчивая, не вспомнит детали. — Ты меркантильная, — выплюнул он. — Только о метрах думаешь. А тут живой человек в беде! Танька моя сестра! — А я — твоя жена. Пока еще. — Это формальность! — он махнул рукой. — Короче, я все сказал. В субботу Танька въезжает. Не освободишь шкафы — я сам выкину твои тряпки на лестницу. Он вышел из комнаты, громко топая, как обиженный подросток. Лариса слышала, как хлопнула входная дверь. Она медленно опустилась на диван. В голове гудело. Ситуация была не просто абсурдной, она была опасной. Глеб блефовал, но в его блефе чувствовалась истерика. Что-то случилось у его сестры Татьяны, что-то серьезное, раз она готова променять свой особняк на «двушку» брата, да еще и выживать оттуда законную хозяйку. Лариса подошла к окну. Двор был серым, ноябрьским. Ветер гонял по асфальту пустую пластиковую бутылку. Нужно было действовать. И действовать не так, как привык Глеб — криком и напором, а хитростью. Первым делом она позвонила отцу. Николай Петрович, бывший начальник цеха, человек старой закалки, трубку взял не сразу. — Пап, привет. Тут такое дело… Глеб хочет заселить к нам Таньку. Говорит, мне нужно вещи собрать. На том конце повисла тяжелая пауза. — Час от часу не легче, — прогудел отец. — Он там белены объелся? Документы на квартиру где? — В сейфе. Ключ у Глеба. — Плохо. Дубликат есть? — Нет. — Слушай меня, дочка. Никуда не уходи. Никаких вещей не собирай. Я сейчас позвоню Витьке, пусть подъедет. Витька — это двоюродный брат Ларисы. Молчаливый, огромный, как шкаф, он работал где-то в охране складов и обладал удивительным свойством успокаивать людей одним своим присутствием. Вечер прошел в напряженном ожидании. Глеб вернулся поздно, пахнущий табаком и чем-то кислым, похожим на дешевое пиво. Он прошел на кухню, не разуваясь, и открыл холодильник. — Ты еще здесь? — бросил он через плечо. — Я думал, ты уже чемоданы пакуешь. — Я никуда не поеду, Глеб. Он резко развернулся, дверца холодильника ударилась о стену. — Ты не поняла? Это не просьба. Танька приедет с детьми. Им нужны условия. Ты эгоистка, Лариса! Только о себе думаешь! В этот момент в дверь позвонили. Настойчиво, длинно. Глеб дернулся: — Кто там еще на ночь глядя? Лариса пошла открывать. На пороге стоял Витька, а за ним — неожиданно — сама Татьяна. Выглядела она ужасно: тушь размазана, дорогая шуба расстегнута, в руках какой-то баул. Детей с ней не было. — Ларка! — взвыла Татьяна, вваливаясь в прихожую. — Спасай! Этот зверь меня убить хочет! Глеб выскочил в коридор: — Танька? Ты чего сегодня? Мы же договаривались на субботу! И где пацаны? — У свекрови пацаны! — Татьяна рухнула на пуфик, закрыв лицо руками. — Он узнал, Глебушка! Он все узнал про кредиты! В коридоре повисла тишина, такая плотная, что можно было ножом резать. Витька, так и не переступив порог, молча подпер плечом косяк, наблюдая за сценой. — Какие кредиты? — тихо спросила Лариса. Глеб побледнел. Он метнул на жену злобный взгляд: — Не твое дело. Тань, пошли на кухню. — Нет уж, давайте здесь, — Лариса скрестила руки на груди. — Раз уж вы меня выселяете из-за «ситуации», я имею право знать. Татьяна подняла на нее заплаканные глаза. В них читался животный страх. — Лар, я набрала… много. На бизнес. Хотела салон открыть, сюрприз мужу сделать. А прогорела. Влезла в микрозаймы, чтобы перекрыть. Там проценты… капало, капало. Муж узнал, когда коллекторы машину его разрисовали. Сказал: вон из дома, пока не расплатишься. А мне нечем! Глеб обещал помочь… Лариса перевела взгляд на мужа. Теперь пазл складывался. — Глеб обещал помочь? Чем? Моей квартирой? Глеб затравленно огляделся. — Мы хотели продать дачу. Но она на маме, мама уперлась. Сказала, не даст родовое гнездо рушить из-за Танькиной дурости. Оставался вариант… — Сдать эту квартиру, — закончила за него Лариса. — А меня выгнать. Деньги за аренду — Таньке на долги. Так? — Ты все равно здесь одна не нужна! — рявкнул Глеб. — Живешь как королева, детей не хочешь… — Не могу, Глеб. Не не хочу, а не могу. И ты это знаешь. — Да какая разница! — он махнул рукой. — У Таньки реальные проблемы. Бандиты угрожают! Витька, до этого молчавший, вдруг кашлянул. Звук прозвучал как выстрел. — Глеб, — сказал он низким басом. — Ты бы тон сбавил. Сестра сестрой, а жену обижать не по-людски. Квартира чья? Ларисина. Дача чья? Твоей мамы. А у тебя самого что есть? Глеб набычился: — У меня машина. И совесть есть, сестру в беде не бросаю! — Совесть за чужой счет — это воровство, — спокойно заметил Витька. — Тань, а муж твой знает, что ты сюда приехала? Татьяна замотала головой: — Нет! Он сказал, если еще раз меня увидит — убьет. — Значит так, — Лариса приняла решение. Страх ушел, осталось холодное презрение. — Татьяна, сегодня ночуешь здесь. В гостиной. Завтра утром решаешь свои проблемы сама. Глеб, ключи от сейфа на стол. — Еще чего! — огрызнулся муж. — Витя, — просто сказала Лариса. Витька сделал шаг вперед. Глеб дернулся, ударился локтем о вешалку, но ключи достал и швырнул на тумбочку. — Подавись! Ночь прошла беспокойно. Из гостиной доносились всхлипывания Татьяны. Глеб заперся на кухне и кому-то яростно шептал в телефон. Лариса не спала. Она лежала в темноте и думала о том, как странно устроена жизнь. Еще вчера она планировала купить новые шторы в спальню, а сегодня планирует развод и оборону собственной крепости. Утром события начали развиваться с пугающей скоростью. Едва Лариса вышла на кухню, чтобы сварить кофе, в дверь забарабанили. Не позвонили, а именно забарабанили — кулаком, тяжело и требовательно. Глеб, спавший прямо за кухонным столом, вздрогнул и уронил пустую кружку. Она разбилась, но никто не обратил внимания. — Открывай, Глеб! Я знаю, она здесь! — раздался мужской голос за дверью. Это был Сергей, муж Татьяны. — Не открывай! — взвизгнула Татьяна, выбегая из гостиной. Она была в той же одежде, помятая и бледная. — Он убьет меня! Лариса подошла к двери. — Кто там? — Лариса, открой. Мне нужна Татьяна. И Глеб мне нужен. Разговор есть. Лариса посмотрела в глазок. Сергей стоял один, руки в карманах. Выглядел он не как убийца, а как человек, смертельно уставший от вранья. Она открыла. Сергей вошел, не разуваясь, прошел мимо замершей Татьяны прямо на кухню, где сидел Глеб. — Ну здравствуй, родственничек, — сказал он тяжело. — Рассказывай, как ты меня кинуть хотел. — Я?! — Глеб вскочил, опрокидывая стул. — Ты что несешь, Серега? — Мне твоя матушка звонила, — усмехнулся Сергей. — Сказала, что ты уговаривал ее дачу переписать на тебя срочно. Якобы, чтобы спасти от моих кредиторов. Только вот кредиторы — не мои, а Танькины. И долг там такой, что дачи не хватит. А еще до меня слух дошел, что ты под мою фирму хотел кредит взять. Поддельную доверенность в банк носил? В кухне стало тихо, как в склепе. Лариса прислонилась к косяку. Оказывается, дно было еще глубже. — Какую доверенность? — прошептала Татьяна. — Глеб, ты же сказал, что нашел инвестора… — Молчи, дура! — заорал Глеб. — Я тебя спасал! Тебе деньги нужны были? Нужны! Я крутился как мог! — Подделывая документы? — уточнил Сергей. — Это статья, Глеб. Мошенничество. Я заявление еще не подал, но очень хочется. — Сережа, не надо! — Татьяна бросилась мужу в ноги. — Он ради меня… — Встань, — брезгливо сказал Сергей. — Не позорься. Ты детей бросила на мать, сама сбежала, набрала долгов на три миллиона… На что? На тряпки? На «бизнес»? Я видел твои закупки. Китайское барахло по цене брендов. Тебя развели, как лохушку, а ты и рада. Он повернулся к Ларисе. — Извини, Лар. Втянули тебя в этот цирк. Я Таньку забираю. Повезу в клинику, пусть нервы лечит. А долги… сам разберусь. Но с одним условием. Он посмотрел на Глеба. — Ты, «спасатель», исчезаешь из нашей жизни. И деньги, которые ты у матери моей занял полгода назад «на раскрутку», вернешь. До копейки. Срок — неделя. — У меня нет таких денег! — взвизгнул Глеб. — Продай машину. Почку. Мне плевать. Сергей схватил Татьяну за руку и потащил к выходу. Дверь захлопнулась. Лариса и Глеб остались одни. — Ну что, — сказала Лариса. — Вывози вещи, Глеб. В моей квартире теперь буду жить я. Одна. — Лар, ну ты чего… — Глеб попытался улыбнуться, но улыбка вышла кривой, жалкой. — Ну бес попутал. Хотел как лучше. Семья же… Давай забудем? Я же не для себя старался! — Ключи от машины на стол, — сказала она. — И от дачи. — Зачем? — Машину продашь, долг Сергею вернешь. А дачу… дачу твоя мама, думаю, сама продаст, когда узнает про твои махинации. Уходи, Глеб. Прямо сейчас. — Но мне некуда! — Ситуация, — пожала плечами Лариса. — Си-ту-а-ци-я. Глеб ушел через час. Он собирал вещи молча, зло швыряя рубашки в сумку. Лариса сидела на кухне и пила остывший кофе. Ей не было жалко его. Ей было жалко тех пяти лет, которые она потратила на иллюзию. Но история на этом не закончилась. Прошла неделя. Лариса подала на развод. В квартире стало тихо и просторно, даже дышать стало легче. Она затеяла перестановку, выкинула старое кресло, которое любил Глеб, и купила большой фикус. В субботу утром ей позвонила свекровь, Антонина Павловна. — Лариса, здравствуй, — голос у нее был странно бодрый. — Ты дома? Я заеду. Разговор есть. Лариса напряглась. Визиты свекрови никогда не сулили ничего хорошего. Обычно это были нравоучения о том, как правильно варить щи или гладить рубашки Глебушке. Антонина Павловна приехала через час. Она была женщиной грузной, властной, с высокой прической, которую не портил никакой ветер. Она вошла, огляделась и хмыкнула: — Чистенько. Глеба, значит, выгнала? — Он сам ушел, — уклончиво ответила Лариса. — Чай будете? — Буду. И торт я принесла. «Прагу». Режь. Они сели за стол. Антонина Павловна молча жевала торт, внимательно глядя на невестку. — Я ведь знала, что он с гнильцой, — вдруг сказала она. — Глеб-то мой. Баловала я его. Все лучшее — сыночке. Вот и вырос… потребитель. Лариса чуть не поперхнулась чаем. Такого признания она не ожидала. — Танька — та просто дура, прости господи, — продолжала свекровь. — Ей бы жить да радоваться, муж хороший, дом полная чаша. Нет, захотелось самостоятельности. Бизнесвумен, тьфу. А Глеб… Глеб хуже. Он подлый. Она отодвинула тарелку. — Сережа мне звонил. Рассказал про доверенность. И про долг. Знаешь, что Глеб придумал? Он ко мне прибежал вчера. Говорит: «Мам, продай дачу, спаси от позора». — И что вы? — А я ему сказала: «Нет, сынок. Сам кашу заварил — сам и расхлебывай». Он тогда на меня с кулаками полез. Представляешь? На мать! Антонина Павловна на секунду прикрыла глаза, и Лариса увидела, как дрожат ее руки. Под маской железной леди скрывалась глубоко несчастная старая женщина. — Я его выгнала. Сказала, чтобы ноги его в моем доме не было. Поживет у друзей, авось ума наберется. А к тебе я пришла вот зачем. Она полезла в сумку и достала папку с документами. — Это дарственная. На дачу. — Кому? — опешила Лариса. — Тебе. Лариса отодвинулась от стола. — Антонина Павловна, вы что? Зачем? Я развожусь с вашим сыном! — Вот именно поэтому. Ты единственная в этой семье, у кого голова на плечах есть. И совесть. Я знаю, что ты на эту дачу свои деньги тоже вкладывала, хоть Глеб и врал, что сам все тянет. Я видела, как ты там горбатилась на грядках, пока он с пивом в гамаке валялся. — Я не возьму. Это ваше имущество. Отдайте внукам. — Внукам я квартиру оставлю. А дача… Она сейчас разменной монетой станет. Глеб ее у меня выманит или обманом отнимет, я старая, меня обдурить легко. А у тебя хватка есть, я вижу. Ты ему отпор дала. Возьми дачу, Лариса. Фиктивно, если хочешь. Просто чтобы она на тебе числилась, пока страсти не улягутся. А там разберемся. Не хочу я, чтобы родовое гнездо за Танькины трусы ушло с молотка. Лариса смотрела на документы. Ситуация принимала совершенно неожиданный оборот. Взять дачу — значит остаться связанной с этой сумасшедшей семейкой. Отказаться — значит позволить Глебу окончательно все разрушить. — Давайте так, — сказала она. — Никаких дарственных. Оформим договор купли-продажи с отсрочкой платежа. Чтобы все было законно и Глеб не мог оспорить. Я вам «выплачу» сумму через десять лет. А по факту дача останется вашей, просто по документам — моей. Я ее сохраню. Но ключи будут только у меня. И Глеб туда — ни ногой. Антонина Павловна усмехнулась: — А ты зубастая стала. Молодец. Согласна. Они ударили по рукам. Следующие полгода были похожи на затяжной прыжок с парашютом. Развод прошел грязно. Глеб делил все: вилки, постельное белье, даже пытался отсудить половину стоимости ремонта, чеки на который давно выцвели. Он кричал на суде, что Лариса обокрала его, что она сговорилась с его матерью и сестрой. Сергей, муж Татьяны, долг с Глеба все-таки вытряс. Как — история умалчивает, но Глеб ходил притихший и продал не только машину, но и свой дорогой игровой компьютер. Татьяна прошла курс лечения от невроза, вернулась к мужу, но теперь жила под жестким финансовым контролем. А Лариса… Лариса вдруг поняла, что ей нравится ее новая жизнь. Без оглядки на чужое мнение, без страха «что люди скажут». Однажды весной, когда уже сошел снег, она поехала на дачу. Ту самую, которая теперь официально принадлежала ей. Старый дом требовал ухода. Нужно было подкрасить ставни, убрать прошлогоднюю листву. Она возилась в саду, когда калитка скрипнула. На дорожке стоял Глеб. Он осунулся, похудел, был одет в какую-то нелепую ветровку. — Привет, — сказал он хрипло. — Мать сказала, ты здесь. Лариса выпрямилась, опираясь на грабли. — Чего тебе, Глеб? Здесь частная собственность. — Лар, может, поговорим? Я все осознал. Правда. Живу сейчас у друга в общаге, работаю таксистом. Тяжело. Я дурак был. Но мы же можем… все вернуть? Он сделал шаг к ней. В его глазах светилась надежда — жалкая, липкая надежда паразита, который ищет нового донора. — Помнишь, как мы здесь шашлыки жарили? — заискивающе улыбнулся он. — Как мечтали баню построить? Давай попробуем сначала? Я изменился. Лариса смотрела на него и видела не бывшего мужа, а незнакомца. Чужого, неприятного человека, который когда-то случайно оказался в ее жизни. — Глеб, — сказала она спокойно. — Посмотри на эту яблоню. Видишь? — Ну, яблоня. И что? — Я ее прошлой осенью побелила. Обрезала сухие ветки. Лечила от короеда. Одна. Без тебя. И знаешь, она зацветет в этом году так, как никогда не цвела. Потому что с нее убрали все лишнее, все, что тянуло соки. — Ты это к чему? — нахмурился он. — К тому, что я тоже зацвела, Глеб. Когда убрала из своей жизни лишнее. Тебя. — Ты жестокая, — прошипел он. — Стер… — он осекся, вспомнив ее взгляд. — Бессердечная ты. — Нет, Глеб. Я просто взрослая. А теперь уходи. Или я спущу собаку. — У нас нет собаки! — удивился он. — У меня — есть. Рекс, ко мне! Из-за угла дома выбежала здоровенная овчарка. Витька подарил ее Ларисе месяц назад «для охраны». Пес глухо зарычал, глядя на незваного гостя. Глеб попятился. — Ну и живи со своим псом! Дура! Он выскочил за калитку. Лариса слушала, как удаляются его шаги, и улыбалась. Солнце грело спину, пахло мокрой землей и первыми почками. Она вернулась в дом, налила себе чаю с мятой. Телефон пискнул — пришло сообщение от Антонины Павловны: «Как дела на фазенде? Я нашла того мастера по крышам, которого ты искала. Скинуть телефон?» «Скидывайте, — написала Лариса. — И приезжайте в следующие выходные. Шашлык с меня». Она отложила телефон и посмотрела в окно. Мир был огромным, сложным, иногда несправедливым, но теперь он был ее собственным. И никто больше не посмеет сказать ей: «Вывози вещи». Потому что вещи — это всего лишь вещи. А вот право на свою жизнь нужно защищать с ключами от сейфа в одной руке и поводком овчарки в другой. На столе лежала брошюра «Курсы ландшафтного дизайна». Лариса давно хотела научиться правильно планировать сад. Не для «проектов», не для бизнеса, а для себя. Чтобы вокруг было красиво. И чтобы, глядя на цветы, душа разворачивалась, как тугой бутон после долгой, холодной зимы.