Вера сидела на кухне и смотрела на телефон. Сообщение пришло десять минут назад, но она всё ещё не знала, что ответить.
«Почему на карте денег нет?»
Не «здравствуй», не «как дела». Сразу — почему нет денег. Вера положила телефон экраном вниз. В животе что-то сжалось — не от страха, а от усталости. Той самой, которая копилась годами.
Олег зашёл на кухню, взял воду из холодильника, посмотрел на неё.
— Опять она?
Вера кивнула. Олег сел напротив.
Он всегда умел считывать её состояние по молчанию.
— Я ей не перевела в этом месяце, — сказала Вера тихо. — Просто взяла и не перевела.
— Ну и что? — Олег пожал плечами. — У нас квартира, ремонт. Мы сами еле дышим.
Вера знала, что он прав. Но знать — одно, а чувствовать — другое. Мать умела вызывать вину одним сообщением, одним вздохом по телефону.
Телефон завибрировал снова.
«Мне нужно на лекарства. Ты же знаешь, как мне плохо. Или тебе всё равно?»
Вера положила телефон обратно. Она вспомнила, как месяц назад увидела в соцсетях фото матери с подругами у ресторана. Новая куртка с меховым воротником. Смех. Никакого давления, никакой температуры.
— Она опять про лекарства, — Вера провела рукой по лицу.
— А ты ей ответь, — предложил Олег. — Честно.
Вера посмотрела на него. Она никогда не умела говорить матери «нет». Даже когда понимала, что ею пользуются.
Вера переводила матери деньги каждый месяц. Годами. Мать не работала уже десять лет — то спина болит, то сердце, то ноги. Вера хотела верить. Потому что если не верить — придётся признать, что мать просто не хочет работать.
Олег однажды спросил:
— А на что она тратит то, что ты ей даёшь?
Вера промолчала. Потому что знала. Куртки, сумки, поездки, рестораны. Но если мать спрашивала — Вера переводила. Потому что иначе начинались звонки, слёзы, упрёки. «Я тебя растила одна. Я всю жизнь на тебя положила. А ты меня бросаешь?»
Три недели назад они с Олегом купили квартиру. Вера позвонила матери, рассказала. И сразу услышала недовольный вздох.
— Где это? Там же дорога под окнами. Шумно будет. Лучше бы у меня в доме взяли, в соседнем подъезде продаётся. Там и я рядом.
— Мы ни копейки у тебя не просим, — Вера сжала телефон. — Это наше решение.
Мать вздохнула — долго, надрывно.
— Ладно. Делайте как хотите. Только потом не жалуйтесь.
На следующее утро мать позвонила снова. Голос дрожал.
— Верочка, мне так плохо стало ночью. Думала, скорую вызову. Давление подскочило, всё об этой квартире думала. Не покупайте, прошу.
Вера слушала и чувствовала, как внутри всё холодеет. Болезнь. Давление. Температура. Всегда одно и то же — когда мать не получала желаемого.
— Мам, мы уже подписали договор, — сказала Вера. — Всё решено.
Мать всхлипнула и бросила трубку.
Но в этот месяц что-то щёлкнуло внутри Веры. Может, из-за квартиры. Может, из-за того, что мать даже не спросила, как у них дела. Просто — «почему нет денег». И Вера не перевела.
Телефон снова завибрировал. Звонок. Мать.
Вера провела пальцем по экрану.
— Алло.
— Ты что, на меня обиделась? — голос матери был колючим. — Я тебе пишу, а ты молчишь. Мне деньги нужны, Вера. Срочно. На лекарства.
Вера молчала.
— Вера, ты меня слышишь? — мать повысила голос. — Или ты решила, что я тебе больше не нужна? Купила квартиру и забыла про мать?
Вера закрыла глаза.
— Мам, у нас ипотека. Ремонт. У нас самих туго.
— У всех туго! — мать почти кричала. — Но я — твоя мать! Ты обязана!
Слово «обязана» застряло в ушах. Вера разжала пальцы на телефоне.
— Я тебе перезвоню, — сказала она и положила трубку.
Олег смотрел на неё.
— Она сказала, что я обязана, — Вера опустила голос.
Он кивнул.
— Она всегда так говорит.
Вера знала. Но только сейчас услышала по-настоящему.
На следующий день мать приехала сама. Без звонка, без предупреждения. Вера открыла дверь и застыла. Мать стояла на пороге с маленьким чемоданом.
— Я к вам пожить, — сказала мать и шагнула в прихожую. — Раз уж вы меня бросили, буду здесь.
Вера стояла у двери, не зная, что сказать. Олег вышел из комнаты. Мать сняла куртку — ту самую, с меховым воротником — и повесила на вешалку.
— Ты что, не рада меня видеть? — мать развернулась к Вере. — Или я теперь чужая?
— Мам, ты бы предупредила…
— Зачем? Я же мать. Или для матери теперь нужно разрешение?
Олег шагнул вперёд. Голос спокойный, твёрдый.
— Нет.
Мать посмотрела на него так, будто он сказал что-то неприличное.
— Что — нет?
— Вы не останетесь здесь, — Олег говорил ровно. — Это наша квартира. Мы вас не приглашали.
Мать открыла рот, потом закрыла. Посмотрела на Веру — ждала, что та вступится. Вера стояла молча. Внутри всё дрожало, но она ничего не говорила.
— Вера, — мать сделала шаг к ней. — Ты слышишь, что он говорит? Он меня выгоняет. Твою мать. А ты молчишь?
Вера сжала кулаки.
— Мам, Олег прав, — сказала она тихо. — Ты не можешь просто так приехать и остаться.
Мать отшатнулась.
— Не могу? Я — твоя мать! Я тебя растила! Я всю жизнь на тебя положила! А ты меня выгоняешь?
— Никто вас не выгоняет, — Олег достал телефон. — Но раз уж вы приехали, давайте поговорим честно.
Он открыл переписку, повернул экран к матери. Вера не видела, что там, но увидела, как лицо матери изменилось — сначала удивление, потом растерянность.
— Это что? — спросила мать, и голос стал резким, испуганным.
— Это ваши сообщения мне, — Олег говорил спокойно. — Полгода назад. Вы предлагали «помочь с квартирой», если мы купим рядом с вами. Я отказал. Вы назвали меня идиотом и сказали, что Вера «выбрала не того».
Вера смотрела на мать и не узнавала её. Мать молчала.
— Вы полгода назад предлагали деньги на квартиру, — продолжал Олег. — А сейчас пишете, что не на что купить лекарства. Объясните?
Мать схватила куртку с вешалки, натянула её резким движением.
— Я не обязана перед тобой отчитываться! — голос сорвался. — Ты её от меня отвернул! Она никогда так себя не вела, пока ты не появился!
— Мам, хватит, — Вера шагнула вперёд. Голос дрожал. — Хватит уже. Я устала.
Мать посмотрела на неё — с непониманием, с обидой.
— Устала? От чего ты устала? Это я устала! Я всю жизнь тебе отдала!
— Ты мне ничего не отдавала, — Вера говорила тихо, но каждое слово было как камень. — Ты брала. Годами. Деньги, время, силы. Ты брала и требовала ещё. А когда я хоть раз сказала «нет» — ты заболела.
Мать схватила чемодан. Лицо белое.
— Ну и оставайтесь вдвоём! — она открыла дверь, обернулась. — Только помни, Вера: когда тебе понадобится помощь — ко мне не приходи. Я тебя больше не знаю!
Она хлопнула дверью. Вера стояла посреди прихожей и слушала, как стихают шаги в подъезде. Олег обнял её сзади.
— Ты знал, — сказала Вера. — Ты знал, что она тебе писала?
— Знал, — Олег говорил тихо. — Я хотел тебе сказать, но ты бы не поверила. Тебе нужно было увидеть самой.
Вера кивнула. Она чувствовала себя опустошённой — но не в плохом смысле. Будто с неё сняли что-то тяжёлое, что она носила так долго, что уже забыла, каково это — быть без него.
Потом они сидели на кухне. Олег показал ей переписку полностью. Вера читала и чувствовала, как внутри всё сжимается. Мать писала Олегу так, как никогда не писала ей — резко, требовательно, без притворной слабости. Требовала, чтобы он уговорил Веру. Обещала «помочь», если Вера будет жить рядом. А когда Олег отказал — обозвала его и добавила: «Вера пожалеет, что связалась с таким, как ты».
— Значит, деньги у неё были, — сказала Вера почти шёпотом. — Всегда были. А она писала, что на лекарства не хватает.
Олег положил руку ей на плечо.
— Ты не виновата.
Вера подняла голову.
— Я знаю. Просто… столько лет. Столько лет я верила, что обязана ей. Что должна. А она просто пользовалась.
— Она не изменится, — Олег сказал честно.
Вера знала, что он прав. Мать не станет другой. Не признает вины. Будет считать, что это Вера её предала. И когда-нибудь попробует вернуться — с новой историей, с новыми слезами, с новой болезнью. Но сейчас, впервые за много лет, Вера чувствовала, что готова сказать «нет». И не чувствовать себя виноватой.
Прошло две недели. Мать не звонила. Не писала. Вера проверяла телефон по привычке — но там была тишина. Сначала она ждала. Потом перестала.
Они начали ремонт. Обои, краска, новая мебель. Вера впервые за долгое время чувствовала, что делает что-то для себя — не для матери, не из чувства долга. Просто для себя.
Однажды вечером, когда они красили стену в спальне, Вера сказала:
— Знаешь, я всё жду, что она позвонит. Скажет, что при последнем издыхании.
Олег обернулся.
— А ты что сделаешь, если позвонит?
Вера задумалась.
— Не знаю. Но точно не то, что раньше.
Олег кивнул и продолжил красить. Вера смотрела на него и думала о том, как легко ей было с ним. Он не давил, не требовал, не манипулировал. Просто был рядом.
Ещё через неделю Вере написала Любовь Михайловна, мать Олега.
«Приезжайте на выходных, мне нужно вам кое-что сказать».
Когда они приехали, Любовь Михайловна встретила их с серьёзным лицом.
— Твоя мать звонила мне, — она провела их на кухню. — Жаловалась, что вы её бросили, что ей плохо и не на что жить.
Вера замерла.
— Я её выслушала, — продолжала Любовь Михайловна. — А потом спросила: помнишь, как ты три года назад просила у меня денег на операцию? Она замолчала сразу. Я напомнила ей: через месяц после той «операции» я видела, как ты с подругами на море отдыхаешь.
Вера закрыла глаза. Мать брала деньги не только у неё. Ещё и у свекрови.
— Я сказала ей, что знаю правду, — Любовь Михайловна говорила спокойно. — Что больше ни копейки не дам. Она повесила трубку.
Вера сидела и чувствовала стыд — за мать, за себя, за то, что столько лет не видела очевидного.
— Мне жаль, — сказала Любовь Михайловна тихо. — Но ты должна была знать.
Вера кивнула. Внутри всё болело, но она была благодарна.
Вечером они вернулись домой. Вера прошла на кухню, села у окна.
Олег сел рядом.
— Я всё думаю, — сказала Вера, — сколько лет я покупала её любовь. Переводила деньги и думала, что так и должно быть.
Олег молчал. Вера посмотрела в окно — там, внизу, горели фонари. Город жил своей жизнью, и в этой жизни её мать была просто одним из миллионов людей. Не центром вселенной.
— Она не изменится, — сказала Вера. — Я это понимаю. Она будет пробовать ещё. Может, через месяц, может, через год.
— А ты что сделаешь? — спросил Олег.
Вера достала телефон, открыла контакт матери. Посмотрела на него несколько секунд. И нажала «заблокировать».
Не навсегда. Просто — пока. Пока она не научится говорить «нет» без чувства вины.
Олег обнял её. Вера прижалась к нему и впервые за долгое время почувствовала, что выдохнула. По-настоящему. Без тяжести в груди, без страха, без ожидания очередного звонка.
Она выбрала себя. И это было правильно.
На следующее утро Вера проснулась и первым делом проверила телефон. Никаких сообщений. Никаких пропущенных. Раньше это вызвало бы тревогу — а вдруг что-то случилось? Но сейчас было только облегчение.
Она подошла к окну. За стеклом светало. Тихо. Спокойно. Впереди был ремонт, работа, обычная жизнь. И в этой жизни больше не было места для чужой вины.
Вера вспомнила слова матери: «Ты пожалеешь». Может, и пожалеет когда-нибудь. А может, нет. Но сейчас она чувствовала только одно — свободу.
Олег вышел на кухню, сонный.
— Ты чего встала так рано?
— Не спится, — Вера улыбнулась. — Но это хорошее «не спится».
Он кивнул, обнял её со спины. Они стояли у окна вдвоём и смотрели, как город просыпается.
Вера подумала о матери. О том, что когда-нибудь, может быть, они смогут разговаривать по-другому. Без манипуляций, без требований. Но это будет потом. Если вообще будет.
А сейчас — она просто жила. Без долга. Без вины.
И впервые за много лет это было достаточно.
