— Ты это серьёзно, Кирилл? — голос в динамике телефона был таким ледяным, что, казалось, мог заморозить воду в стакане на кухонном столе. — Ты хочешь сказать, что вы спустили все деньги… на эту… жестянку?
Лена сидела напротив мужа, обхватив ладонями остывающую чашку с чаем. Её пальцы слегка дрожали. Она не видела свекровь, но отчётливо представляла её лицо: поджатые губы, осуждающе сощуренные глаза и две жёсткие складки у переносицы. Светлана Борисовна умела смотреть так, будто собеседник был не просто неправ, а совершал преступление против здравого смысла.
— Мам, это не жестянка, а хорошая, надёжная машина, — устало ответил Кирилл, массируя виски. Он только что вернулся с работы, и этот разговор был последним, чего ему хотелось. — И не все деньги.
— Ой, не все! — всплеснула руками воображаемая Светлана Борисовна. Лена знала этот жест. — А сколько у вас осталось? На пакет гречки? Я же вам говорила, по-человечески говорила: копите на первый взнос! Возьмёте ипотеку, будет свой угол. Своя квартира! А вы? Машину им захотелось! Красиво жить захотели? Ну так вот, машину купили вместо квартиры? В ней жить и будете, если мозгов нет!
Лена вздрогнула. Последняя фраза ударила наотмашь. Она подняла глаза на Кирилла. В его взгляде плескалась такая же усталость и раздражение. Он отключил громкую связь и приложил телефон к уху.
— Мам, хватит. Мы взрослые люди и сами принимаем решения.
Лена слышала обрывки фраз из трубки — что-то про безответственность, про то, как они с мужем «горбатились всю жизнь», чтобы купить свою «двушку», а нынешнее поколение только и думает, как пустить пыль в глаза.
— Всё, пока, — коротко бросил Кирилл и нажал отбой.
В маленькой кухне съёмной «однушки» повисла тишина. Слышно было, как за стеной плачет соседский ребёнок и гудит старый холодильник. Эта квартира была их временным пристанищем с первого дня совместной жизни. Светлана Борисовна называла её «конурой» и при каждом визите брезгливо оглядывала обшарпанные обои и скрипучий линолеум.
— Может, она права? — тихо спросила Лена, глядя в пустоту.
Кирилл подошёл к ней, положил руки на плечи и мягко сжал. Он был невысоким, но крепким, с широкими ладонями и спокойным, основательным взглядом. Его лицо, обычно открытое, сейчас было омрачено.
— Лен, мы это уже обсуждали тысячу раз. Мы копили три года. Три года во всём себе отказывали. И что? Цены на квартиры улетели в космос. Нам на этот первый взнос ещё лет пять копить. А жить когда? Мне тридцать, тебе двадцать восемь. Мы ни разу на море не были. Мы работаем, приходим домой, едим макароны и ложимся спать. Это жизнь?
Он говорил тихо, но убеждённо. И Лена снова вспомнила тот вечер месяц назад, когда они сидели с калькулятором и в очередной раз поняли, что их мечта о собственной квартире снова отодвигается на неопределённый срок. Именно тогда Кирилл открыл сайт с автомобилями.
— Давай просто купим машину? — спросил он тогда, и в его голосе было столько тоски и надежды одновременно. — Будем ездить за город по выходным. К озеру. В другие города. Просто… поедем, куда глаза глядят. А?
И Лена, уставшая от бесконечной экономии и несбыточных планов, согласилась.
Их новая машина, блестящая, тёмно-синяя, пахнущая пластиком и обещанием свободы, стояла сейчас под окнами. Первую неделю они были абсолютно счастливы. В первые же выходные уехали за сто километров от города, гуляли по лесу, дышали чистым воздухом и чувствовали себя настоящими хозяевами своей жизни. Это было опьяняющее чувство.
Но потом позвонила Светлана Борисовна.
Она не устраивала скандалов в их квартире. Не двигала мебель и не критиковала занавески, как матери подруг Лены. Её методы были тоньше и оттого мучительнее. Она действовала через Кирилла, через чувство вины, которое планомерно в нём взращивала.
— Твой отец до сорока лет на автобусе на завод ездил, ничего, не развалился, — говорила она ему по телефону. — Зато мы в своей квартире жили, а не по чужим углам мыкались. Ребёнка в своей комнате растили. А вы о чём думаете?
Она никогда не говорила «ты», она говорила «вы», но Лена знала, что главным объектом недовольства была именно она. В глазах свекрови она была легкомысленной вертихвосткой, которая сбила её разумного сына с пути истинного.
Светлана Борисомана была женщиной внушительной, с высокой причёской, залаченной так, что, казалось, выдержит ураганный ветер. Она носила строгие костюмы и смотрела на мир с высоты своего жизненного опыта. Овдовев пять лет назад, она всю свою нерастраченную энергию направила на единственного сына.
Кирилл, вопреки её ожиданиям, не был податливым. Он любил мать, но ещё в юности научился выстраивать границы. Однако её слова, как капли кислоты, всё равно прожигали в его душе дыры.
— Ладно, проехали, — сказал он, отходя от Лены. — Поужинаем? Я голодный как волк.
Он пытался вести себя как обычно, но Лена видела, как напряжена его спина и как плотно сжаты губы. Звонок матери испортил им вечер, как и многие вечера до этого.
Следующие пару месяцев были похожи на качели. По будням — работа, усталость и растущее беспокойство о деньгах. Содержание машины оказалось дороже, чем они предполагали: страховка, бензин, мелкие расходы. Их бюджет трещал по швам. А по выходным — они садились в свой тёмно-синий корабль и уплывали из серой реальности. Они объездили все окрестные городки, находили заброшенные усадьбы и красивые озёра. В эти моменты Лена чувствовала, что всё было не зря. Она смотрела на Кирилла, который вёл машину, сосредоточенно и спокойно, и думала, что именно таким она его и полюбила — надёжным, способным принять решение и нести за него ответственность.
Но потом наступал вечер воскресенья, и карета снова превращалась в тыкву.
Звонки Светланы Борисовны стали реже, но ядовитее. Она сменила тактику. Теперь она говорила с нотками трагической обречённости.
— Ну как вы там, путешественники? — спрашивала она с горькой усмешкой. — Все красоты мира повидали? А у нас вот в доме лифт меняют, представляешь, какой грохот. Хорошо, что квартира своя, можно и потерпеть. А на съёмной бы уже хозяева выставили…
Однажды она позвонила, когда они только вернулись из поездки в соседнюю область. Они были уставшие, но довольные.
— Кирюш, я тут с Валентиной Петровной разговаривала, с четвёртого этажа. Её сын с невесткой ипотеку взяли. В новом доме, представляешь? Сразу с ремонтом. Платеж, конечно, большой, но зато своё. Внучка у них в своей комнате будет расти. Счастливые такие…
После этого разговора Кирилл долго молчал, глядя в окно.
— Она не успокоится, — наконец сказал он. — Никогда.
— Я знаю, — тихо ответила Лена.
Напряжение росло. Оно ощущалось физически. Иногда Лена ловила себя на том, что вздрагивает от каждого телефонного звонка. Она стала хуже спать. Ей снилось, что они едут в своей машине по бесконечному шоссе, а бензин вот-вот кончится, а заправок нигде нет.
Однажды в субботу они собирались поехать на пикник. Лена уже упаковала корзину с бутербродами, термос с чаем. Кирилл вышел прогреть машину. Вернулся он через десять минут, и лицо у него было серое.
— Что случилось? — испугалась Лена.
— Поцарапали, — глухо ответил он. — Дверь. И крыло. Похоже, кто-то во дворе при развороте зацепил и уехал.
Царапина была глубокой, до самого металла. Уродливый белый шрам на блестящем тёмно-синем боку. Символ их свободы и радости был испорчен.
— Вызовем ГИБДД? — спросила Лена, растерянно глядя на повреждение.
— И что? Думаешь, найдут? Камер тут нет. Просто потеряем весь день.
Он сел на корточки, провёл пальцем по царапине.
— Это… красить надо. Всю деталь. Иначе ржаветь начнёт.
Лена знала, что это значит. Это значит — непредвиденные расходы. И немаленькие. Денег у них было в обрез.
Пикник отменился. Весь день они провели дома в гнетущем молчании. Машина под окном больше не казалась символом свободы. Она смотрелась дорогим и капризным бременем. Вечером, как по заказу, позвонила Светлана Борисовна.
Кирилл не стал ничего ей рассказывать, но она, обладая каким-то звериным чутьём на неприятности, сразу почувствовала неладное.
— Что у тебя с голосом? Заболел? Или опять что-то натворили?
— Мам, всё нормально. Устал просто.
— Устал он… Работать надо меньше, а головой думать больше, тогда и уставать не будешь. Я вот что звоню. Тут брат мой, дядя Валера твой, продаёт свою дачу. Дёшево. Участок небольшой, домик старенький, но крепкий. Руки приложить, конечно, надо. Но зато своё. И прописка областная. Чем не вариант? Взяли бы кредит небольшой, подремонтировали. А там, глядишь, и на квартиру бы накопили. Машину свою продадите, вот и деньги будут.
Лена, стоявшая рядом, замерла. Продать машину. Эта мысль уже витала в воздухе, но теперь, озвученная свекровью, она приобрела зловещий оттенок. Это было похоже на капитуляцию.
— Мы подумаем, — сдержанно ответил Кирилл и быстро попрощался.
Он сел на диван и закрыл лицо руками.
— Она нас доедает, Лен. Понимаешь? Медленно, по кусочку.
— Это просто её способ заботиться, — попыталась найти оправдание Лена, хотя сама в это не верила.
— Это не забота! — вскинулся он. — Это контроль! Она хочет, чтобы мы жили по её сценарию. Квартира, дача, дети по расписанию. А если ты делаешь шаг в сторону — ты враг. Ты безответственный, глупый… Она не может принять, что мы — это не она. Что у нас могут быть свои желания.
Он впервые говорил так открыто и зло. Лена видела, как долго это в нём копилось.
— Что будем делать с машиной? — тихо спросила она, возвращая его к насущной проблеме.
— Покрашу сам, — решительно сказал он. — Куплю баллончик, грунтовку. В интернете посмотрю, как это делается. Будет не идеально, но хоть ржаветь не будет. Денег на сервис у нас сейчас нет.
Следующие выходные Кирилл провёл в гараже у своего друга. Он пытался закрасить царапину. Лена приносила ему еду. Она видела, как он злится, когда что-то не получается. Краска ложилась неровно, цвет не совпадал. В итоге на месте элегантной царапины появилось уродливое матовое пятно, которое выглядело ещё хуже.
— Проклятье, — выругался Кирилл, швыряя тряпку на пол. — Руки у меня не оттуда растут.
Он выглядел совершенно подавленным. Машина, которая должна была приносить радость, стала источником сплошных проблем и унижений.
А через неделю случилось то, чего они боялись. На работе у Кирилла начались сокращения. Его отдел реорганизовали, и он попал под увольнение. Ему должны были выплатить компенсацию за два месяца, но впереди была полная неизвестность.
В тот вечер они сидели на кухне, и тишина была такой плотной, что, казалось, её можно резать ножом.
— Вот и всё, — сказал Кирилл, глядя в одну точку. — Мама была права. Во всём. Мы идиоты. Безответственные идиоты, которые купили игрушку вместо того, чтобы думать о будущем.
Лена подошла и села рядом. Она взяла его за руку. Его ладонь была холодной и безвольной.
— Мы не идиоты, — твёрдо сказала она. — Мы просто хотели быть счастливыми. Хоть немного. Разве это преступление?
— Но теперь у нас ни работы, ни денег, ни квартиры. Только это корыто с поцарапанной дверью, которое жрёт бензин.
В его голосе звучало такое отчаяние, что у Лены сжалось сердце. Она знала, что сейчас решается всё. Если она сейчас тоже раскиснет, даст волю страху и упрёкам, их семья просто развалится.
— Послушай меня, — она заставила его посмотреть на себя. — У тебя есть я, а у меня есть ты. И это главное. Работу ты найдёшь. Ты хороший специалист. А с остальным… разберёмся.
— Как? — горько усмехнулся он. — Продадим машину? И признаем, что мама победила?
И тут Лена поняла. Дело было уже не в машине. И не в квартире. Дело было в достоинстве. В праве жить своей жизнью, даже если ты совершаешь ошибки.
— Нет, — сказала она неожиданно для самой себя. — Мы не будем её продавать.
— Но как мы будем жить? — Кирилл смотрел на неё как на сумасшедшую.
— Я не знаю. Но мы что-нибудь придумаем. Вместе. Если мы сейчас сдадимся и сделаем так, как она хочет, она никогда от нас не отстанет. Она будет лезть в нашу жизнь всегда. Говорить, как нам воспитывать детей, в какую школу их отдавать, с кем дружить. Мы должны выстоять. Сейчас.
Её голос обрёл силу, которой она сама от себя не ожидала. Страх никуда не делся, но поверх него выросла холодная, упрямая решимость.
В этот момент зазвонил телефон. На экране высветилось «Мама». Они переглянулись. Кирилл медленно взял телефон.
— Да, мам.
Он включил громкую связь.
— Кирюша, здравствуйте, — голос Светланы Борисовны был необычно мягким, почти вкрадчивым. — Я всё знаю. Мне Галина из вашего отдела кадров позвонила, мы с ней в одном санатории были. Я знаю про сокращение.
Наступила пауза.
— Сынок, я понимаю, как вам сейчас тяжело. Не переживай. Всё наладится. Я же говорила вам про дачу дяди Валеры? Так вот. Я с ним договорилась. Я покупаю её для вас. На свои деньги, у меня были сбережения. Это мой вам подарок. Переедете туда. Воздух свежий, огородик свой заведёте. А Кирилл пока работу поищет, не спеша. И машину эту свою… продайте вы её от греха подальше. Хватит уже в игрушки играть. Пора взрослеть.
Это был идеальный ход. Предложение, от которого невозможно отказаться. Забота. Помощь. И одновременно — полный и безоговорочный контроль. Шах и мат.
Лена смотрела на Кирилла. Она видела, как он колеблется. Это было такое простое решение. Согласиться — и все проблемы решены. Не нужно искать деньги на аренду, можно спокойно искать работу. Нужно было просто сказать «да». И признать своё поражение.
Кирилл молчал. Секунды тянулись, как часы.
— Мам, — наконец произнёс он, и его голос был твёрдым, как камень. — Спасибо. Но не надо.
— Что значит «не надо»? — в голосе свекрови прорезался металл. — Ты в своём уме? Я вам помочь хочу!
— Нам не нужна такая помощь. Мы справимся сами.
— Сами? Как вы справитесь? Ты безработный, денег у вас нет! Будете на своей жестянке по ночам таксовать? Или пойдёте мир по тарелочке?
— Мы что-нибудь придумаем, — повторил Кирилл. — Но жить по твоей указке мы не будем. Прости.
— Ах вот как! — закричала Светлана Борисовна, и вся её фальшивая мягкость слетела. — Я для вас душу нараспашку, а вы… Неблагодарные! Ну и сидите в своей конуре! Живите в своей машине, раз она вам дороже всего! Не звони мне больше! Не хочу вас знать!
В трубке раздались короткие гудки.
Кирилл отложил телефон. Он посмотрел на Лену. В его глазах больше не было отчаяния. Была пустота, но сквозь неё пробивалось что-то новое. Какое-то суровое облегчение.
— Теперь мы одни, — тихо сказал он.
— Да, — ответила Лена. — Теперь одни.
Она знала, что впереди будет очень трудно. Им придётся продавать какие-то вещи, экономить на всём, ей, возможно, придётся искать вторую работу. Кирилл будет долго и мучительно искать новое место в нестабильное время. Они могут потерять всё, что у них есть.
Но они сохранили друг друга. И свою маленькую, хрупкую семью, которую больше никто не будет пытаться разобрать на части и собрать заново по чужой инструкции.
Она подошла к окну. Внизу, под фонарём, стояла их тёмно-синяя машина с уродливым пятном на двери. Она больше не была ни символом свободы, ни бременем. Она была просто машиной. Вещью. Напоминанием об ошибке, которая, как ни странно, сделала их сильнее.
Лена взяла мужа за руку.
— Пойдём спать, — сказала она. — Завтра будет новый день. И мы что-нибудь придумаем…
