После наглого сообщения от невестки я зареклась помогать сыну, но судьба решила иначе

Сообщение пришло в половине девятого утра. Я только налила себе кофе, села за стол с телефоном.

«Под ободком унитаза тоже сфоткать?»

Я перечитала. Потом ещё раз. Не поняла.

Это кто? Номер незнакомый. Открыла переписку выше — ах да, это она. Невестка будущая. Валерия.

Я попросила её прислать фото комнаты. Просто фото. Чтобы диван выбрать в подарок на свадьбу. Хотела, чтобы по цвету подошёл, по размеру. А она мне это.

Я позвонила сыну.

— Гриша, ты невесте своей мозги вправить не можешь?

— Мам, что случилось?

— Спроси у неё, что она мне написала.

Гриша замолчал. Потом вздохнул.

— Мам, ну она просто пошутила…

— Пошутила? Это шутка?

— Она не хотела тебя обидеть. Просто… Ну ты же попросила фото комнаты. А она подумала, что ты хочешь проверить, какая она хозяйка.

Я выдохнула.

— Гриша, передай своей невесте. Мне плевать на её чистоту. Я просто хотела диван подобрать, чтобы к обоям подходил. Всё. Вы сами просили. Но раз она так считает, пусть диван сама себе покупает.

Я сбросила звонок. Выключила телефон. Допила кофе. Холодный вот уже.

Со свадьбы я приехала с головной болью. Валерия всю церемонию стояла с каменным лицом. Улыбалась только когда фотографировали.

После того случая с сообщением мы не разговаривали. Гриша пытался помирить, я отказывалась.

— Мам, ну она извинилась…

— Извинилась через тебя. По телефону. Это не извинение.

— Она стесняется…

— Пусть учится не стесняться. Она взрослая женщина.

На свадьбе Валерия подошла ко мне один раз. Когда все танцевали.

— Нина Павловна, спасибо, что пришли.

— Не за что.

Мы стояли рядом, смотрели на танцующих. Молчали. Потом она ушла.

Я поняла тогда — дружбы с невесткой не будет. Но сына я люблю. Поэтому решила просто держать дистанцию. Не лезть, не навязываться. Пусть живут своей жизнью.

Первые три месяца после свадьбы мы почти не виделись. Гриша заезжал раз в неделю, один. Говорил, что Лера работает, устаёт.

Я не спрашивала. Не хотела знать.

Потом он позвонил.

— Мам, можно к тебе зайти? Поговорить надо.

Я насторожилась. Когда Гриша просит поговорить, это всегда плохо.

Он пришёл вечером. Сел на кухне, смотрел в стол.

— Мы квартиру Лерину продали.

— Зачем?

— Хотим новую купить. Побольше. Думаем ребёнка заводить.

Я кивнула. Молодцы. Правильно.

— Но пока новую ищем, нам жить негде. Риелтор говорит, месяца два-три искать будем. Мам, можно мы у тебя поживём? Временно.

Я поставила чашку на стол.

— С Валерией?

— Ну да…

— Гриша, ты помнишь, как она со мной в последний раз разговаривала?

— Мам, ну это же было давно! Она изменилась!

— Изменилась, — повторила я. — Хорошо. Но при одном условии. Пусть твоя… правдорубка язык прикусывает. Я добрая, но недолго. Понял?

Он кивнул.

— Понял. Обещаю, она будет тише воды.

— Посмотрим.

Они переехали через неделю. Привезли вещи и коробку с посудой.

Валерия вошла в квартиру, огляделась.

— Здравствуйте, Нина Павловна.

— Здравствуй.

Мы стояли в прихожей, смотрели друг на друга. Гриша суетился, таскал вещи.

— Мы вам мешать не будем, — сказала Валерия. — Обещаю.

— Хорошо.

Она кивнула, прошла в комнату. Гриша за ней.

Я осталась на кухне. Заварила чай. Подумала — ну вот, началось.

Первые две недели было терпимо. Валерия уходила на работу рано, приходила поздно. Мы почти не пересекались. Иногда она готовила ужин, оставляла мне на плите. Я благодарила. Она кивала.

Гриша был счастлив. Говорил, что всё наладилось.

Но я видела. Видела, как Валерия смотрит на мои вещи. Как морщится, когда я жарю бекон на завтрак. Как поджимает губы, когда я включаю телевизор.

Однажды она не выдержала.

— Нина Павловна, а вам этот цвет не идёт. Он вас старит.

Я посмотрела на свою кофту. Бордовая, любимая.

— Спасибо, учту.

— Просто я модой интересуюсь. Могу посоветовать, что вам больше подойдёт.

— Не надо. Мне и так нормально.

Она пожала плечами. Ушла в комнату.

Я сняла кофту. Повесила в шкаф. Больше не надевала.

Потом был бекон.

— Нина Павловна, а вы знаете, что жир по утрам вредно? Особенно в вашем возрасте. Холестерин повышается.

— Знаю.

— Тогда зачем едите?

— Потому что хочу.

Она вздохнула.

— Ну как хотите. Я просто за ваше здоровье переживаю.

Я молчала. Доела сало. Убрала тарелку.

Гриша сидел рядом, смотрел в телефон. Ничего не говорил.

Мой день рождения был в субботу. Я готовилась с четверга. Пригласила подруг, двоюродную сестру, соседку.

В пятницу вечером я пекла пироги. Гриша помогал, резал колбасу, сыр. Валерия должна была прийти после работы. Задерживалась.

Пришла в десятом часу. Не одна. С подругой.

— Здрасьте! — протянула она громко. — Девочки с работы отправили с девичника! Весело было!

Я посмотрела на неё. Глаза красные, макияж размазан. Явно под шафе.

— Лер, иди спать, — тихо сказал Гриша.

— Не-а! Я с мамой поговорю! — она подошла ко мне, обняла за плечи. — Дорогая мама!

От неё несло вином и выпитым.

— Валерия, отпусти.

— Да ладно! Мы же семья! — она засмеялась. — Кстати, а это всё на завтра? — она показала на стол, заставленный едой.

— Да.

— Ого как много! Кому всё это? Таким же старикам, как вы?

Я замерла. Гриша побледнел.

— Лер, рот закрой.

— Что закрой? Я правду говорю! — она ткнула пальцем в пирог. — Вам же это даже нюхать вредно! Вам бы кашку овсяную, а не всю эту колбаску!

Я положила нож на стол. Медленно. Аккуратно.

— Гриша, отведи её в комнату.

— Сейчас, мам…

— Не, подождите! — Валерия хихикнула. — Вам бы вообще на диете сидеть! Может, жирок хоть сойдёт!

Она попыталась ущипнуть меня за бок.

— Гриша, — сказала я тихо, не глядя на него, — на мой день рождения будешь один. А к воскресенью чтобы вас в квартире не было. Обоих.

Тишина.

— Мам…

— Обоих, — повторила я.

Валерия засмеялась.

— Ой, да ладно! Очень мне на вашу обжираловку рвалась! Правду никто не любит!

Я развернулась, ушла в спальню. Закрыла дверь. Села на кровать.

Руки дрожали. Внутри всё кипело.

За дверью слышала голоса. Гриша ругался, Валерия огрызалась. Потом тишина.

Я легла, не раздеваясь. Смотрела в потолок. Думала — всё. Больше не буду терпеть. Пусть съезжают. Мне плевать, куда.

Утром я проснулась в семь. Вышла на кухню. Гриша сидел за столом, бледный.

— Мам, прости…

— Собирайтесь.

— Мам, ну куда мы теперь? Квартиру снимем, копить не сможем…

— Не моя проблема.

— Мам, ну она ты знаешь в каком состоянии нестояния была! Не соображала!

— Да мне всё равно. Собирайтесь.

Он молчал. Потом тихо сказал:

— Лера беременна.

Я замерла. Повернулась к нему.

— Что?

— Два месяца. Мы недавно узнали. Хотели на дне рождения сказать.

Я села на стул. Беременна. Вот ещё счастье.

— И что теперь?

— Не знаю. Мам, ну нельзя же нам сейчас съезжать! Где мы жить будем?

Я молчала. Думала.

— Да как же она по барам в таком положении ходит? Где ее мозги? А ты как её отпускаешь?! — я смотрела на сына в упор и не отводила взгляда. Он виновато молчал.

Ладно, — сказала я наконец. — Оставайтесь. Но при одном условии. Она извинится. Нормально. И язык прикусит. Навсегда.

Гриша кивнул.

— Договорились.

Валерия вышла из комнаты через час. Бледная, с опухшими глазами. Села за стол, не глядя на меня.

— Нина Павловна, — сказала она тихо, — простите. Я была не права.

Я смотрела на неё. Ждала.

— Я не должна была так говорить. Это было грубо и неуважительно. Прошу прощения.

Тишина.

— Хорошо, — сказала я. — Принято. Но чтобы больше такого не было. Понятно?

— Понятно.

Мы сидели за столом втроём. Молчали. Завтракали.

— Мне надо съездить за тортом, — сказал Гриша. — Заказывал, забыл.

Он встал, взял куртку, ушёл.

Валерия убирала на кухне. Я смотрела в окно.

— Нина Павловна, — она подошла, встала рядом, — я правда не хотела вас обидеть. Ни тогда, в сообщении, ни вчера.

— Хорошо.

— Просто я… Я не умею нормально говорить. У меня всегда так было. Сначала скажу, потом думаю.

Я посмотрела на неё.

— Тогда научись думать сначала.

Она кивнула.

— Постараюсь.

Мы помолчали.

— Поздравляю, — сказала я. — С ребёнком. Только по барам в таком положении таскаться не добавляет тебе ума.

— Спасибо. Понимаю.

Она ушла в комнату. Я осталась у окна.

День рождения прошёл тихо. Гости пришли, поздравили, посидели. Валерия весь вечер молчала, помогала разносить еду. Я видела, как подруги на неё смотрят, перешёптываются.

Гриша старался быть весёлым, шутил, наливал. Но чувствовалось — напряжён.

Когда гости разошлись, мы втроём убирали со стола. Молча. Быстро.

— Хорошо, что остались, — сказала я Валерии.

Она кивнула. Не ответила.

С тех пор прошло два месяца. Валерия старалась. Молчала, когда я жарила бекон. Не комментировала мою одежду. Готовила ужин, спрашивала, что я хочу.

Мы нашли баланс. Хрупкий, странный. Но баланс.

Иногда она срывалась. Говорила что-то резкое, потом извинялась. Я молчала. Терпела.

Гриша нашёл квартиру. Через месяц они съезжали.

В последний вечер мы сидели на кухне втроём. Пили чай.

— Спасибо, мам, — сказал Гриша. — За всё.

— Не за что.

Валерия молчала. Потом тихо:

— Нина Павловна, а можно я к вам иногда приезжать буду? С ребёнком?

Я посмотрела на неё.

— Можно.

Она кивнула. Улыбнулась.

— Спасибо.

На следующий день они уехали. Я осталась одна в квартире. Тихо. Спокойно.

Вечером позвонил Гриша.

— Мам, мы приехали. Всё нормально. Лера передаёт привет.

— Передавай тоже.

Я повесила трубку. Села у окна. Смотрела на улицу.

Думала о том, как всё началось. С одного наглого сообщения. «Под ободком унитаза тоже сфоткать?»

Глупо, правда? Из-за этого чуть семью не разрушили.

Но теперь всё позади. Теперь у нас шаткое перемирие. Может, со временем станет лучше. Может, нет.

Время покажет.

Главное — мы попробовали. И это уже что-то.

Оцените статью
После наглого сообщения от невестки я зареклась помогать сыну, но судьба решила иначе
— А мне какая разница, что должны приехать твои друзья по институту? Дома у нас вы праздновать свою встречу не будете