— Да чтоб ты знала, Ира, я тебе этой дачей поперёк горла встану! — визгнула Светка, размахивая пластиковым ведром прямо перед лицом невестки. — Думаешь, раз тебе старуха завещала, так теперь царица? Хрен там!
Ирина стояла, прижав руки к бокам, и чувствовала, как внутри всё клокочет. Даже воздух над участком будто дрожал от злости. Ветер гнал по двору жухлые листья, с дерева за сараем сыпались последние яблоки, и всё это раздражающе шелестело, будто издевалось.
— Свет, — спокойно, но уже срываясь, сказала Ирина. — Ты могла бы хотя бы предупредить, что сюда приедете. Не устраивать тут базу отдыха.
— А тебе жалко, что ли? — вскинулась та. — Земля не резиновая, дача стоит пустая. Мы хоть детишек на воздух вывезли.
— На воздух?! — Ирина показала рукой на газон, где двое Светкиных — Катя и Максим — гоняли мяч, сминая ногами последние цветы, что она сама высаживала весной. — Это, по-твоему, воздух? Они всё вытопчут!
— Да не ори ты! — отмахнулась золовка. — Цветочки у неё! Прямо герцогиня нашлась!
Ирина перевела дыхание. Рядом стоял Николай, муж, с таким видом, будто его сюда вообще ветром занесло. Сын Артём — тихий мальчишка, восемь лет — прижался к её куртке и шепнул:
— Мам, а почему тётя Света на нас кричит?
И вот в этот момент у Ирины в груди что-то щёлкнуло. Не от злости даже — от обиды. От того, что вот он, родной человек — муж — стоит, молчит. Глаза в землю. Как будто его это вообще не касается.
— Николай, — холодно сказала она. — Объясни сестре, что дача — моя.
— Ир, ну… — он почесал затылок, — давай без крика, ладно? Светка ж не со зла. Просто…
— Просто что? — Ирина уже не сдерживалась. — Просто решила, что можно без спроса занять чужой дом, влезть в холодильник, вытянуть постельное бельё и устроить себе курорт?
— Холодильник пустой был! — заорала Светка. — Мы только поесть взяли. Мясо своё привезли!
— Да я вижу, — процедила Ирина, глядя на мангал, где коптились шампура. — Даже угли чужие не пожалели.
Светка шагнула ближе, запахло духами и перегаром. Валерий, её муж, развалился в кресле, глядел в телефон и пил пиво. Ноги вытянул, будто у себя дома. Ирина почувствовала, как внутри всё кипит.
— Валера, — обратилась она к нему. — Вы хоть понимаете, что вторглись на чужую территорию?
— Да брось, Ириш, — хмыкнул тот. — Мы же родственники. Чего ты так сразу-то? Не чужие же люди.
— Родственники, говоришь… — прошептала она и чуть не рассмеялась от бессилия. — Только родня нормальная сперва звонит, а потом приезжает.
Валера фыркнул. Светка сложила руки на груди, прищурилась.
— Да ты чего, Ира, разыгрываешь из себя хозяйку? Дача-то хоть на кого записана? На тебя? Или, может, на всех?
— На меня, — отрезала Ирина. — По завещанию.
— Завещанию, хе, — передразнила золовка. — Видали мы твои бумажки. Может, ты их в подвале напечатала?
Николай сделал шаг вперёд, будто хотел что-то сказать, но сразу сдулся.
— Света, — тихо сказал он. — Не начинай.
— А что я начинаю-то? — она взмахнула руками. — Это Ира приехала и орёт тут! Мы тут жили, никому не мешали.
— Вы жили у меня. Без спроса. И теперь — собирайте вещи и уходите, — сказала Ирина, чувствуя, что руки дрожат.
— Не дождёшься! — Светка скинула ведро в траву. — Мы отсюда никуда не поедем. Детям хорошо, воздух, покой… А ты сиди в своей квартире, там и командуй.
Артём снова прижался к ней. Мальчик испуганно глядел на орущую тётю.
— Не смей на него орать, — сказала Ирина тихо, но так, что воздух будто остыл. — Это не твой ребёнок.
— Ой, напугала, — расхохоталась Светка. — Нашлась защитница!
Слова бились, как в стену. Ни стыда, ни совести. Валера лениво потянулся, открыл новую банку пива.
— Женщины, вы бы лучше картошки начистили, — протянул он. — Мы шашлык скоро ставить будем.
Ирина медленно повернула голову.
— Что ты сейчас сказал?
— Да ничего. Я просто говорю — ты зря кипятишься. Дача-то всё равно семейная, чё нам, чужим воздухом дышать?
— Валера, — ровно произнесла Ирина, — у вас есть ровно час, чтобы собрать всё, что привезли. Через час я вызываю полицию.
— Полицию? — Светка прищурилась. — Ты что, совсем с катушек съехала? Коля, ты слышишь, что у тебя жена чудит?
Николай молчал. Он вообще будто растворился. Глаза в землю, руки в карманы. Ирина вдруг поняла, что надеяться на него — глупо.
Она повернулась к сыну:
— Артём, иди в машину. Мы поедем домой.
Мальчик послушно побежал к калитке.
— Ну вот и умница! — донёсся за спиной голос Светки. — Правильно, езжай! Тут тебе делать нечего!
Ирина резко обернулась:
— Запомни, Света. Это последний раз, когда ты позволяешь себе так разговаривать.
Светка только фыркнула.
Ирина вышла за ворота, не глядя на мужа. Николай пошёл следом, бормоча что-то про «давай без ссор». В машине повисла тишина. Артём молчал, глядя в окно.
На светофоре Ирина сказала тихо, но жёстко:
— Завтра утром я туда вернусь.
— Зачем? — растерянно спросил Николай.
— Посмотрим, кто из нас хозяйка.
Вечером Ирина сидела на кухне. Часы тикали громко, как никогда. На столе — ноутбук, кружка с недопитым чаем и тетрадка, где она делала пометки. Юрист объяснил по телефону: собственник имеет полное право поменять замки и выставить чужие вещи за калитку. Всё по закону.
Николай пытался что-то говорить:
— Ир, давай я с ними поговорю… Они же просто… ну, они не злые.
— Не злые? — она подняла глаза. — Они хамы. И ты их покрываешь.
— Это же сестра, — тихо сказал он.
— А я тебе кто?
Он промолчал.
Ирина долго не ложилась спать. За окном стучал дождь, в квартире пахло сыростью и тревогой. Всё внутри гудело от мыслей. «Не отступлю, — думала она. — Пусть хоть весь свет обидится, но я своё не отдам».
Рано утром, когда город ещё зевал, Ирина уже стояла у остановки с термосом кофе и сумкой. Позвонила слесарю — тот пообещал быть к девяти.
В голове всё было ясно, будто план какой-то военной операции. Сначала — замки. Потом — вещи за ворота. Потом — тишина.
Осень в этом году выдалась серая, мокрая. Лужи, облезлые заборы, дым из труб. Всё как будто само подсказывало: пора расставлять точки.
Ирина добралась до дачи около девяти. Машины Валерия не было. Участок пустой, только качели скрипели. И сердце у неё забилось быстрее: «Вот оно, моё время».
Слесарь приехал вовремя — мужчина лет сорока, с тяжёлым ящиком инструментов.
— Замки поменять? — уточнил он.
— Да. И на калитке тоже.
Он кивнул, не задавая лишних вопросов. Ирина показала документы.
Пока тот возился у двери, она собирала по участку Светкины вещи. Коврик, полотенца, футболки. Всё аккуратно, в пакеты. Даже детские игрушки — сложила, перевязала. «Не скажут, что я их обидела», — подумала.
Через час всё было готово. Новые блестящие замки щёлкнули, словно поставили точку.
— Готово, — сказал мастер. — Теперь точно никто не войдёт.
Ирина заплатила, поблагодарила и осталась одна. На веранде пахло дымом, мокрой травой и чем-то своим, настоящим. Она наливала себе кофе из термоса, когда услышала звук мотора.
«Приехали», — спокойно подумала она, и сердце вдруг забилось чаще.
Из машины вывалилась Светка. Сразу увидела пакеты у калитки.
— Это что за цирк?! — заорала. — Кто посмел мои вещи выставить?
— Я, — ответила Ирина. — Заходить не советую. Замки новые.
Светка побелела от злости.
— Ты чё, совсем страх потеряла? Мы ж семья!
— Семья — это не повод жить на чужом, — спокойно ответила Ирина. — Забирай вещи и уезжай.
— Да я сейчас полицию вызову! — взвизгнула золовка.
— Отлично. Пусть разбираются, кто хозяйка.
Светка вытащила телефон. Валера стоял рядом, тёр подбородок. Дети притихли.
Ирина стояла прямо, не отводя взгляда. В этот момент она чувствовала — впервые за долгое время — что на её стороне правда.
Когда к даче подъехала машина участкового, Ирина даже не удивилась. Всё шло ровно по плану.
— Кто хозяйка? — спросил мужчина в форме.
— Я, — спокойно ответила Ирина и протянула документы.
Он проверил, кивнул.
— Всё верно. А вы, граждане, — обратился он к Светке и Валере, — на каком основании находились здесь?
— Мы родственники! — заорала Светка. — Нам нельзя, что ли?
— Без разрешения владельца нельзя, — спокойно сказал участковый. — Забирайте вещи и больше не устраивайте подобных визитов.
Светка покраснела, но промолчала. Валера собрал пакеты, швырнул их в багажник. Машина взревела и исчезла за поворотом.
Ирина осталась стоять у ворот, сжимая в руке новые ключи. Воздух был свежий, осенний. Где-то каркнула ворона.
Она глубоко вдохнула и прошептала:
— Ну что, моя дача. Теперь — только мы с тобой.
— Ир, ты чего натворила-то, а? — Николай даже не поздоровался, когда вышел из машины. В руках у него был пакет с продуктами, будто собирался мирить сестру обедом. — Светка мне звонила, орёт в трубку, как резаная. Говорит, ты их выставила, вещи выкинула, замки поменяла… Это что, правда?
Ирина стояла у калитки, опершись на столбик. Тень от яблони ложилась поперёк двора, пахло дымком от соседей и мокрой землёй. Она глотнула из кружки и посмотрела на мужа без спешки, прицельно, как врач на пациента, которому не верит.
— Правда, Коль. Всё как есть.
— И зачем ты так? — он сразу начал повышать голос. — Можно же было по-человечески! Это же моя сестра!
— А я тебе кто? — спокойно перебила она. — Женщина, с которой ты живёшь или мебель?
— Не начинай, — он вздохнул. — Я просто пытаюсь… ну… разобраться.
— Разберись, — кивнула она. — Сядь, подумай. Сначала она мне хамит, потом на ребёнка орёт, потом жрёт из моего холодильника, а ты всё стоишь, как кочерыжка.
Николай почесал затылок, глянул в сторону.
— Ир, ну ты ж знаешь Светку. Она всегда с характером была.
— Характер — это когда человек острый, но справедливый, — сказала она. — А хамство — это когда тебе на всё наплевать, лишь бы себе удобнее.
— Ну ты и злая стала, — тихо сказал он.
— Нет, Коль, — Ирина поставила кружку на перила. — Просто устала. От этого «ну ты пойми», «ну она же родня». Родня — это не индульгенция.
Он тяжело опустился на скамейку.
— Ну хорошо, выгнала. И дальше что? Теперь она мне названивает, плачет. Мама узнала — тоже в шоке. Говорит, ты всех настроила против нас.
— Отлично, — усмехнулась Ирина. — Пусть хоть весь их клан в шоке будет. У меня закон, документы и совесть чистая.
Он помолчал, потом сказал:
— Ир, ты всё время со своими «законами». А может, просто по-людски можно? Ну, по-семейному.
— По-семейному — это когда не лезут без спроса, — отрезала она. — А по закону — это когда хоть какая-то справедливость остаётся.
Вечером Артём устроился в углу с планшетом, а Ирина пошла убирать на веранде. Сад давно требовал руки — листья, сухие ветки, следы чужого присутствия. На подоконнике валялась Светкина заколка, в вазе — завядшие ромашки. Она выкинула всё это в мешок, вздохнула. Как будто вычищала не мусор, а остатки чужого безразличия.
Из дома донёсся голос Николая:
— Ир, иди сюда!
Она вошла. Николай стоял с телефоном в руке.
— Мама хочет с тобой поговорить, — сказал он виновато.
Ирина села на табуретку, взяла трубку.
— Здравствуйте, Валентина Павловна.
— Здравствуй, Ирочка, — голос свекрови был ровный, холодный. — Я вот звоню понять, что там у вас происходит. Света в слезах, дети перепуганы, Валера зол… Ты что, не могла как-то по-мягче?
— Валентина Павловна, — спокойно сказала Ирина, — я ничего плохого не сделала. Они без спроса заняли мою дачу. Я попросила уехать — они начали хамить.
— Ну и что? Родня же! — перебила та. — У нас в семье всегда всё делили, помогали друг другу.
— Только не за мой счёт, — ответила Ирина. — Я не обязана терпеть хамство.
— Ир, — голос в трубке стал строже, — я тебе одно скажу: мужчина не любит, когда его сестру обижают. Ты бы поосторожнее.
— Спасибо за совет, — коротко сказала Ирина и вернула телефон мужу.
— Ну вот, — Николай развёл руками. — Теперь и мать в шоке.
— Пусть будет, — устало ответила она. — Я уже привыкла быть виноватой, если не соглашаюсь на всё.
Он хотел что-то сказать, но передумал. Только вздохнул и вышел во двор, закурить.
Ночь была длинная. В доме пахло сырым деревом, за окном гудел ветер. Ирина лежала с открытыми глазами, думая о том, как всё просто рушится. Когда-то у них с Колей было тихо, спокойно: вместе ремонт делали, на даче яблони садили, смеялись. А теперь — вечная оборона, вечные звонки от свекрови и упрёки, что «надо быть мягче».
Она повернулась на бок и прошептала:
— Мягкой — да. Но не тряпкой.
Утром она проснулась первой. Коля всё ещё спал, Артём тихо сопел на соседней кровати. Ирина тихо выскользнула из дома, чтобы не будить. Пошла в огород. Холодно, пар изо рта идёт. Над землёй туман стелется, яблоки валяются на земле, половина уже сгнила. Она нагнулась, собрала пару, взвесила в ладонях. «Вот и жизнь, — подумала. — Кто-то растил, а кто-то пришёл и ногами растоптал».
К полудню приехала Светка. Одна. Без Валеры. Машину остановила прямо у ворот и выскочила, как вихрь.
— Ну что, довольна? — с вызовом сказала она, глядя через забор. — Всех поссорила, всех настроила, теперь царица сидишь?
— Я просто защищаю своё, — ответила Ирина.
— Твоё, твоё… Да без моего брата ты бы вообще ничего не имела! — крикнула Светка. — Он тебе и машину купил, и за ремонт платил! А теперь ты его родню гонишь!
— Не переворачивай, Свет, — Ирина подняла голову. — Мы с Колей вместе всё делали. И если уж на то пошло, я в этой даче вкалывала, пока ты по заграницам шлялась.
Светка прищурилась, губы дрожали.
— Значит, ты теперь лучше всех? Умная, гордая? А Коля твой, между прочим, не вечный. С кем останешься потом? С яблонями своими?
— Я останусь с совестью, — сказала Ирина, глядя прямо в глаза. — А тебе, Свет, советую тоже поискать свою. Где-то потеряла, наверное.
Светка фыркнула, плюнула на дорогу и уехала, визжа колёсами.
Ирина вернулась на веранду, руки дрожали, но внутри было спокойно. Как будто наконец-то всё поставила на место.
К вечеру приехал Коля. Мрачный, с красными глазами.
— Что опять было? — спросил он с порога.
— Светка приезжала, — ответила Ирина. — Кричала, как обычно.
— Ну ты ж могла просто промолчать… — он сел, опустив плечи. — Я устал от этого.
— А я устала быть мишенью, — сказала она. — Я не виновата, что твоя сестра считает всех дураками.
— Ир, пойми, у нас семья всегда была шумная, живая.
— А теперь я мешаю вашей «живой» семье жить за мой счёт?
Он поднял взгляд.
— Может, и правда не стоило так резко?
— Коль, — Ирина подошла ближе, — скажи честно. Если бы не я, ты бы хоть раз сказал сестре, что она неправа?
Он замолчал. Потом тихо ответил:
— Не знаю.
— Вот именно, — кивнула она. — А я знаю. Ты бы промолчал, как всегда.
Он встал, отошёл к окну. Долго стоял, потом сказал:
— Я не люблю, когда дома война.
— А я не люблю, когда меня в доме не уважают, — отрезала она.
Молчание было тяжёлое. Слышно, как Артём возится с конструктором, как за окном листья шуршат. Всё вроде бы тихо, а внутри — гул.
Через день Николай уехал к матери «поговорить». Вернулся поздно, без настроения.
— Ир, слушай, — начал он неуверенно, — я был у мамы. Она просила, чтобы мы помирились со Светкой.
— Я не ссорилась, — спокойно ответила она. — Я поставила границы.
— Опять ты со своими фразами, — раздражённо сказал он. — Всё у тебя — по букве закона.
— Потому что по совести у вас ничего не выходит.
Он махнул рукой.
— Ир, ну ты же понимаешь, Светка без отца росла. Мама её всегда жалела, вот она и привыкла, что ей всё можно.
— А я тут при чём? Мне теперь за их воспитание отвечать?
— Да не кричи! — повысил голос Николай. — Я просто пытаюсь, чтобы всё было нормально!
— Нормально — это когда муж на стороне жены, — резко ответила Ирина. — А у меня муж всё время ищет компромисс с теми, кто меня унижает.
Он побледнел.
— Ты перегибаешь, Ир.
— Нет, Коль. Это ты перегибаешь, когда позволяешь им топтать то, что я берегу.
Два дня они почти не разговаривали. Дом стоял тихий, как после шторма. Артём всё понимал, хоть и не спрашивал. Иногда приносил маме яблоко или молча садился рядом. Ирина гладила его по голове и думала: «Вот ради него я всё это делаю. Чтобы он видел, что молчать, когда тебе плюют в душу, нельзя».
В пятницу вечером Николай вернулся с работы и сел на кухне.
— Ир, — сказал он тихо, — давай съездим в город. Отдохнём, развеемся.
— Ты хочешь убежать от разговора, — ответила она.
— Хочу, чтобы не было ссор.
— Николай, — сказала Ирина, глядя прямо, — ты меня хоть раз поддержал перед своими? Хоть раз сказал, что я не виновата?
Он опустил глаза.
— Я не умею так, Ир. Я не люблю конфликты.
— А я не люблю, когда за спиной шипят.
Он тяжело вздохнул.
— Ну и что ты хочешь от меня? Чтобы я с сестрой поссорился?
— Нет. Чтобы ты перестал делать вид, будто ничего не происходит.
Он молчал. Потом сказал:
— Светка ведь не простит.
— Пусть не прощает, — спокойно ответила Ирина. — Я и не собираюсь перед ней каяться.
Вечером, когда Артём уснул, Ирина вышла на веранду. Осень пахла кострами и сыростью. Она сидела, закутавшись в плед, и думала о том, что жить с человеком, который всегда «между», — это как стоять на льду, который вот-вот треснет. Тепло вроде бы есть, но ненадолго.
Николай вышел следом, молча сел рядом.
— Ир, — сказал он. — Я всё думаю… может, я действительно не прав.
— Может, — кивнула она.
— Просто я всю жизнь с ними. Мама, сестра… А тут ты — и всё по-другому.
— Да я не против твоей семьи, Коль. Я против того, что они считают меня чужой.
Он долго молчал. Потом вдруг сказал:
— А если бы мы продали эту дачу?
— Что? — Ирина повернулась к нему.
— Ну чтобы не ругаться. И деньги поделим. Купим что-то другое.
— Коль, — медленно сказала она, — ты хоть понимаешь, что говоришь? Продать то, что мне досталось от бабушки, чтобы угодить Светке?
Он отвёл взгляд.
— Я просто пытаюсь всех примирить.
— А по факту — ты снова выбираешь не меня.
Он встал и ушёл в дом.
Ирина осталась на веранде. Слышно, как дождь начал барабанить по крыше. Внутри всё дрожало — не от холода, а от того, что, кажется, муж перестал быть опорой. Осталась она, сын и дом, который держится на её упрямстве.
Она поднялась, зашла в дом, поправила одеяло на сыне. Артём во сне улыбался.
— Всё будет хорошо, малыш, — шепнула она. — Даже если придётся одной.
Прошла неделя. Дом снова стоял тихий, но уже не уютный — как будто стены ждали, что кто-то первым скажет правду.
Ирина ходила по утрам в сад, собирала яблоки, делала варенье. Николай стал уезжать раньше, возвращался позже. Разговоров почти не было — только дежурное «поел?», «спит?», «ключи где?».
Однажды вечером позвонила соседка Марина.
— Ир, — сказала она осторожно, — я, может, не в своё дело, но сегодня Светка с каким-то мужиком приезжала. Они с твоим Колей что-то в багажник перекладывали.
— Что? — Ирина почувствовала, как сердце ушло в пятки.
— Ну я не видела, что именно. Но коробки какие-то, вещи вроде. Он, когда заметил меня, аж подпрыгнул.
Ирина поблагодарила, положила трубку. Долго сидела, глядя в стену. Потом встала, накинула куртку и пошла в сарай.
На полках — банки с компотом, инструменты, мешки с картошкой. Всё как обычно. Только один ящик, где лежали документы на дачу и старые бумаги, был открыт.
Сердце стучало. Она вытащила папку — внутри половины бумаг не было.
Ночью дождь барабанил по крыше, но Ирина не спала. Лежала, слушала, как Николай ворочается рядом. В голове мельтешило одно: «Зачем он лез к Светке? Что они делали с бумагами?»
На рассвете встала, пошла к кухне. Слышала, как он следом вышел из спальни.
— Ир, ты чего так рано? — зевая, спросил он.
— А ты мне скажи лучше, — спокойно ответила она. — Что вы с сестрой в багажник перекладывали?
Он сразу напрягся.
— Кто тебе сказал?
— Не важно. Что вы делали?
Он помолчал, потом сел.
— Ир, я хотел тебе сказать… Просто не знал как.
— Начинай как-нибудь, — холодно сказала она.
— Светка хочет оформить землю вокруг дома. Говорит, раз отец строил, значит, часть — её.
— Отец? — Ирина хрипло засмеялась. — Твой отец умер десять лет назад. И этот участок я приватизировала на себя ещё до свадьбы.
— Да я знаю, — пробормотал он. — Но Светка уверена, что это несправедливо.
— И ты решил помочь? Украсть документы, чтобы она могла подать в суд?
— Не украсть! — вскинулся он. — Просто… показать юристу. Чтобы разобраться.
— Разобраться, — повторила она. — А сказать мне не пробовал?
Он отвёл глаза.
— Я не хотел скандала.
— А получил предательство.
Он встал, хотел что-то сказать, но Ирина подняла руку.
— Молчи. Просто молчи. У меня даже слов нет.
Весь день она ходила по двору, как тень. Варенье кипело на плите, но запах сладости не приносил радости.
К вечеру приехала Светка. Вышла уверенно, как хозяйка.
— Ну что, поговорим? — сказала она, скрестив руки.
Ирина стояла у калитки, не двигаясь.
— Говори.
— Я подала заявление, — с вызовом произнесла Светка. — Суд решит, кому принадлежит земля.
— Подавай, — спокойно ответила Ирина. — Только знай — документы у меня теперь в порядке. И свидетелей будет достаточно.
Светка прищурилась.
— А Колька? Думаешь, он за тебя горой? Он уже понял, что я права.
Ирина сдержала дрожь.
— Тогда пусть он сам решит, с кем ему быть.
— Уже решил, — ухмыльнулась Светка. — Сегодня к маме поедет. С вещами.
Николай вернулся поздно. Лицо уставшее, глаза пустые.
— Ир, — сказал он, — я, наверное, поеду на пару дней к матери.
— К Светке, — поправила она.
Он опустил взгляд.
— Мне надо всё обдумать.
— Обдумывай, — кивнула она. — Только не возвращайся с ложью.
Он взял сумку, посмотрел на сына, который спал на диване, потом на Ирину.
— Я не хотел, чтобы всё так…
— Хотел ты или нет — уже не важно. Дверь закрою я.
Он стоял секунду, потом вышел.
Прошла неделя. Никто не звонил, не приезжал. Соседи переглядывались, но молчали. Ирина занималась садом, как будто ничего не случилось. Артём ходил в школу, приносил рисунки — там всегда были дом и солнце.
Однажды вечером почтальон принес конверт. Судебное уведомление.
Ирина не удивилась. Открыла, прочитала, усмехнулась: «Истец — Светлана К., ответчик — Ирина В.»
Она аккуратно сложила бумагу и убрала в ящик. Потом достала старую фотографию — Николай, она и маленький Артём на фоне яблони. Счастливые, простые.
— Всё когда-то было по-настоящему, — сказала она вслух. — Просто кто-то не выдержал честности.
Через месяц был суд.
Светка пришла нарядная, с адвокатом. Николай — рядом, понурый, глаза не поднимает.
Ирина стояла напротив — спокойная, собранная. Документы в порядке, подписи настоящие, приватизация чистая.
Судья выслушал обе стороны, потом коротко объявил:
— В иске отказать.
Светка вспыхнула, зашипела, как кошка. Николай опустил голову ещё ниже.
Ирина просто кивнула и вышла.
После суда они встретились у выхода.
— Ир… — начал он.
— Не надо, Коль.
— Я всё понял. Поздно, но понял.
— Поздно — это когда поезд уже ушёл, — сказала она. — Ты выбрал сторону. И теперь живи с этим.
Он хотел дотронуться до её руки, но она отступила.
— Береги Артёма, — сказал он.
— Береги совесть, — ответила она. — Она дольше живёт, чем любовь.
Весна пришла рано. Земля оттаяла, зацвели первые тюльпаны.
Ирина сидела на веранде, читала. Артём играл в мяч, смеялся. Ветер шевелил занавеску, пахло яблоневыми почками.
Иногда она вспоминала Николая. Не с обидой — с тихим сожалением. Просто человек, который не смог выбрать. А может, просто не умел держать слово.
Соседка Марина как-то сказала:
— Ир, а не страшно одной?
— Страшно, — ответила Ирина. — Но спокойно.
И в тот момент она впервые за долгое время почувствовала: дом — действительно её. Без чужих голосов, без споров, без постоянного «ну ты пойми».
Только она, сын и сад, где снова цвели яблони.
И тишина.
Тёплая, живая, заслуженная.
