— Мы продадим квартиру и переедем к моей матери.
Кирилл сказал это буднично, глядя куда-то в сторону, на узор обоев, который за двенадцать лет их совместной жизни Алина успела возненавидеть. Она замерла с чашкой чая в руке, не донеся её до губ. Горячий пар обжигал кожу, но она этого не замечала.
— Что ты сказал? — переспросила она, хотя расслышала всё до последнего слова. Просто мозг отказывался принимать информацию. Это походило на бред, на злую, неуместную шутку.
— Тамаре Павловне нужен уход, — Кирилл наконец повернул к ней лицо. Взгляд у него был тяжелый, свинцовый, словно он всю ночь таскал мешки с цементом. — Она одна, возраст уже не тот. Постоянно жалуется на здоровье. Я единственный сын, это мой долг.
Алина медленно поставила чашку на стол. Послышался тихий стук фарфора о дерево.
— Наш долг — нанять ей сиделку. Или найти хороший пансионат. Или, в конце концов, можем навещать её каждый день, я не против. Но продать нашу квартиру? Кирилл, ты в своем уме? Мы вложили в неё всё, что у нас было. Каждый гвоздь здесь забит нами.
Она обвела взглядом их небольшую, но уютную гостиную. Вот стеллаж, который они вместе собирали, споря до хрипоты из-за инструкции. Вот диван, обивку для которого она выбирала три месяца, мучая мужа походами по мебельным магазинам. Это был не просто набор комнат. Это была их крепость, их мир.
— Сиделка — это чужой человек в доме. А пансионат… Ты хочешь, чтобы я сдал родную мать в богадельню? — в его голосе зазвенели обвиняющие нотки. — Алина, я уже всё решил.
Вот это «решил» прозвучало как приговор. Не «давай обсудим», не «я думаю», а именно «решил». Словно он имел на это единоличное право. Словно её мнения не существовало в природе.
— Ты решил? — ледяным тоном повторила она. — А меня ты спросить не забыл? Или я здесь просто предмет интерьера, который можно передвинуть вместе с диваном? Мы продадим нашу общую собственность, купленную в браке, и я, как покорная овечка, поеду жить в двухкомнатную хрущевку твоей мамы, в комнату, где ты вырос?
— Почему ты сразу начинаешь? — он устало потер переносицу. — Это временно. Пока мама не окрепнет. Потом что-нибудь придумаем.
— Что мы придумаем, Кирилл? — Алина чувствовала, как внутри закипает волна ярости. — Купим новую квартиру? На какие деньги, позволь спросить? После того как мы переедем к Тамаре Павловне, деньги от продажи этой квартиры очень быстро растворятся. На «лечение», на «поддержку», на её бесконечные нужды. Ты же знаешь свою маму.
Кирилл нахмурился, его лицо окаменело.
— Не смей так говорить о моей матери.
— Я говорю факты. Твоя мама — прекрасный манипулятор. Как только она жалуется на «одиночество», ты летишь к ней, бросая все дела. Она это знает и пользуется этим. Что случилось на этот раз? Давление подскочило? В боку закололо?
Он молчал, упрямо сжав губы. Это молчание было хуже любой ссоры. Оно было стеной, которую он возводил между ними. Алина поняла, что обычными доводами его не пронять. Что-то произошло. Что-то, о чем он ей не договаривал. Его внезапное, иррациональное решение не было похоже на обычную сыновью заботу. Здесь было второе дно.
Вечером он делал вид, будто утреннего разговора не было. Смотрел телевизор, обсуждал какие-то новости. Алина поддерживала этот маскарад, но еда не лезла в горло, а каждое его слово отдавалось в голове эхом: «Я всё решил». Ночью она лежала без сна, вслушиваясь в его ровное дыхание. Двенадцать лет они были одним целым, командой. Делили радости и горести, строили планы. И вот в один миг он вычеркнул её из уравнения, превратив в пассивного наблюдателя собственной жизни. Она чувствовала себя преданной. И испуганной.
На следующий день, когда Кирилл был на работе, Алина набрала номер свекрови. Нужно было прощупать почву.
— Тамара Павловна, здравствуйте. Как ваше самочувствие? — начала она как можно более нейтрально.
— Ох, Алиночка, здравствуй, деточка, — голос в трубке был бодрым, даже слишком. — Да как… скрипим потихоньку. То там болит, то здесь тянет. Старость — не радость, сама знаешь. Вот, давление опять скачет, как сумасшедшее. Кирюша так за меня переживает, золото, а не сын.
Алина стиснула зубы. Классический спектакль.
— Кирилл вчера предложил один вариант… — осторожно начала она. — Говорит, вам уход нужен постоянный.
На том конце провода повисла короткая, но выразительная пауза.
— Предложил? — в голосе свекрови проскользнуло удивление, которое она тут же постаралась скрыть за кашлем. — Ну… он очень заботливый. Переживает, что я тут одна кукую. Конечно, вместе было бы веселее. И мне спокойнее, и ему. А то ведь сердце не на месте, когда знаешь, что мать одна-одинешенька.
Она не сказала ни слова о продаже квартиры. Она играла роль невинной, слабой женщины, за которую всё решает её любящий сын. Алина поняла, что от свекрови правды не добиться. Она была в сговоре с Кириллом или, как минимум, с радостью приняла его идею, не задумываясь о последствиях для их семьи.
Разговор оставил гадкий осадок. Всё было не так. Нелогично. Кирилл всегда был прагматиком. Он не стал бы рушить их налаженную жизнь из-за скачков давления матери. Он бы нашел сто других решений. Значит, причина была не в Тамаре Павловне. Или не только в ней.
Через пару дней Алина случайно увидела на экране его ноутбука открытую вкладку сайта по продаже недвижимости. Сердце ухнуло вниз. Он не шутил. Он уже просматривал объявления, сравнивал цены. Он действовал. В тот же вечер она нашла в кармане его куртки визитку риелтора. Аккуратный белый прямоугольник с тиснеными золотыми буквами. «Игорь Валентинович. Все виды операций с недвижимостью».
Она положила визитку на кухонный стол перед ним, когда он ужинал.
— Это что? — спросила она тихо.
Кирилл мельком взглянул на картонку и, не меняя выражения лица, продолжил есть.
— Риелтор. Я же сказал, что решил.
— Ты не решил. Ты объявил мне войну, — поправила она. — Ты действуешь у меня за спиной. Ты нанял риелтора, даже не попытавшись поговорить со мной еще раз. Ты рушишь нашу жизнь, Кирилл. Зачем?
Он с силой воткнул вилку в тарелку.
— Я рушу? Я пытаюсь спасти то, что еще можно спасти! — почти выкрикнул он и тут же осекся, поняв, что сказал лишнее.
— Спасти? — уцепилась Алина за его слова. — Что спасти? От чего? Говори!
— Ничего, — он снова замкнулся, превратившись в гранитную статую. — Ты всё равно не поймешь. Просто доверься мне.
Но как она могла ему доверять? Он врал, изворачивался, принимал судьбоносные решения втайне от нее. Доверие — это первое, что он убил своим утренним заявлением.
Ночи превратились в пытку. Алина перебирала в голове все возможные варианты. Что могло заставить её мужа так поступать? Другая женщина? Нет, это было бы слишком просто. Он бы потребовал развода, а не переезда к маме. Проблемы на работе? Он бы поделился. Он всегда делился. Оставалось что-то криминальное, страшное. Долги?
Эта мысль показалась ей самой правдоподобной. Она объясняла и его нервозность, и скрытность, и отчаянное желание быстро получить крупную сумму денег. Продажа квартиры была идеальным решением. А больная мама — идеальным прикрытием.
Нужно было найти доказательства. Чувствуя себя последней предательницей, она дождалась, когда он уйдет в душ, и открыла его ноутбук. Пароль она знала. Десять минут лихорадочных поисков. История браузера, документы, загрузки. И вот оно. В папке с рабочими файлами, замаскированный под названием «Отчет за квартал», лежал скан договора. Договор займа с микрофинансовой организацией.
Алина открыла файл. Сумма, от которой у нее потемнело в глазах. Семь нулей. И проценты… Нечеловеческие, грабительские проценты, которые набегали каждый день. Договор был заключен полгода назад. Она прокрутила страницу вниз и увидела график платежей. Все сроки были сорваны. Последний платеж должен был быть внесен месяц назад.
Под договором лежал еще один файл. Текстовый документ без названия. Внутри — несколько коротких, рубленых сообщений, скопированных, видимо, из мессенджера.
«Кирилл, время вышло. Или деньги, или мы объясним твоей жене, откуда у тебя новые увлечения».
«Думаешь, мы шутим? Твой домашний адрес мы знаем. И рабочий тоже».
«Последнее предупреждение. Неделя. Иначе пеняй на себя. Твои колени нам пригодятся».
Мир Алины рассыпался на мелкие осколки. Азартные игры. Вот чего она никак не могла предположить. Её спокойный, надежный, правильный Кирилл, который всегда подсмеивался над любителями «легких денег». Это было немыслимо.
Она услышала, как в ванной выключилась вода. Быстро закрыла ноутбук, села на диван, положив руки на колени, чтобы они не дрожали. Внутри всё похолодело. Это было не просто предательство. Это была черная дыра, в которую он их затащил. И ложь про маму была самой отвратительной частью этого всего. Он не просто обманул её, он прикрылся самым святым, что у него было, чтобы скрыть свою грязь.
Кирилл вышел из ванной, растрепанный, с полотенцем на плечах. Увидел её застывшее лицо и всё понял.
— Ты лазила в моем компьютере, — это был не вопрос, а утверждение.
— Да, — её голос прозвучал глухо и чуждо. — Я лазила в компьютере своего мужа, чтобы понять, почему он решил разрушить нашу семью. И я нашла. Расскажешь мне про свои «новые увлечения»?
Он опустился на кресло напротив, уронив голову на руки. Его плечи поникли. Впервые за эти дни она увидела не упрямого, закрытого мужчину, а напуганного, жалкого человека.
— Алина, я… — начал он и замолчал.
— Говори, — приказала она. Голос не дрожал. Шок сменился холодным, звенящим гневом. — Я хочу услышать это от тебя. Как ты докатился до такого.
И он рассказал. Всё. Про то, как коллега показал ему сайт онлайн-казино. Как он сначала просто из любопытства закинул тысячу рублей. И выиграл десять. Азарт, адреналин, ощущение легкой победы. Потом проиграл. Захотел отыграться. Снова проиграл. Суммы росли. Сначала он тратил свои сбережения, потом влез в кредитку. Когда и там закончились деньги, он нашел эту… контору. Он был уверен, что вот-вот сорвет куш и всё вернет. Он не хотел, чтобы она знала. Он хотел решить всё сам, как «настоящий мужчина». Предстать перед ней победителем, а не неудачником.
— А мама? — спросила Алина, когда он закончил свой сбивчивый, постыдный рассказ. — Идея с переездом — это тоже часть твоего гениального плана?
— Мне нужны были деньги. Срочно. Очень много денег, — прошептал он. — Продажа квартиры — единственный выход. Я не мог сказать тебе правду. Мне было так стыдно… Я думал, мы продадим, я отдам долг, мы поживем у мамы… а потом…
— А потом что? — прервала она его. — Ты бы снова пошел играть, чтобы «вернуть всё назад»? Кирилл, ты болен. Ты игроман. И ты втянул меня в свою грязь, обманув самым подлым образом.
— Я всё исправлю! — он поднял на нее глаза, полные слез. — Алина, прости меня! Я всё сделаю! Мы продадим квартиру, я отдам долг и больше никогда… клянусь, никогда не подойду к этому!
В этот момент в прихожей раздался звонок в дверь. Настойчивый, требовательный. Они переглянулись. Кирилл побледнел.
— Не открывай, — прошептал он.
Но было поздно. За дверью послышался знакомый голос свекрови:
— Кирюша, Алиночка, вы дома? Откройте, это я!
Кирилл поплелся к двери. На пороге стояла Тамара Павловна, нарядная, с тортом в руках.
— А я вот решила вас проведать, пирога принесла, — защебетала она, входя в квартиру. — Что-то вы мне по телефону показались какими-то грустными. Что у вас тут стряслось? Кирюша, у тебя лица нет.
Она прошла в комнату и замерла, почувствовав напряженную атмосферу. Её взгляд метнулся от заплаканного лица сына к ледяной маске на лице Алины.
— Так, я не поняла, — её тон мгновенно сменился с милого на властный. — Алина, ты опять его доводишь? Я же просила тебя быть с ним помягче! Ему сейчас и так нелегко, он за меня переживает!
Это стало последней каплей.
— Переживает? — Алина рассмеялась. Смех получился страшным, истерическим. — Тамара Павловна, ваш сын переживает не за вас. Ваш сын проиграл в казино целое состояние. Он должен бандитам огромные деньги. И теперь он хочет продать нашу квартиру, чтобы расплатиться. А ваша «болезнь» и «одиночество» — это просто ширма, удобное прикрытие для его лжи!
Свекровь уставилась на Кирилла. Тот стоял, вжав голову в плечи.
— Кирюша… это правда?
Он молча кивнул.
И тут Алина увидела то, что окончательно убило в ней все чувства к этому человеку и его семье. Тамара Павловна не ужаснулась. Не разозлилась. Она подошла к сыну, обняла его за плечи и повернулась к Алине. В её глазах была сталь.
— Ну, с кем не бывает, — произнесла она твердо. — Оступился парень. Главное — вовремя исправиться. Он мужчина, он хотел решить проблему сам, не вешая её на тебя. Ты, как жена, должна была его поддержать, а не устраивать допросы и истерики. Значит, надо продавать квартиру. Жизнь и здоровье сына дороже каких-то там стен.
Она сказала это так просто. Словно речь шла о покупке нового чайника. Жизнь сына. А жизнь Алины, её чувства, её будущее — это всё было просто «какими-то там стенами». В этот момент Алина поняла, что она для этой семьи — чужой элемент. Функция. Приложение к их драгоценному Кирюше.
Она молча смотрела на них — на своего мужа, прячущегося за материнской спиной, и на его мать, готовую оправдать любую его низость. И в её душе что-то умерло. Окончательно и бесповоротно.
— Хорошо, — сказала она спокойно. Голос звучал ровно, без единой дрогнувшей нотки. Вся боль и ярость выгорели, оставив после себя лишь холодный пепел. — Продавайте.
Кирилл поднял на нее удивленный, полный надежды взгляд.
— Алина, ты…
— Продавайте квартиру, — повторила она, глядя ему прямо в глаза. — Выплачивай свой долг. Это правильное решение.
Тамара Павловна победно улыбнулась.
— Вот и умница, девочка. Я всегда знала, что ты…
— Но я с вами жить не буду, — прервала её Алина всё тем же спокойным голосом. — Ни с тобой, — она посмотрела на мужа, — ни, тем более, с вами, Тамара Павловна. После продажи квартиры мы подаем на развод. Свою долю денег я заберу. А вы… вы можете жить вместе. Ты получил то, что хотел, Кирилл. Ты будешь жить с мамой. Она всегда тебя поймет и поддержит.
Она развернулась и пошла в спальню. Она не хлопнула дверью. Она просто закрыла её за собой, отрезая себя от их мира. Она достала с антресолей чемодан и начала методично, без суеты, складывать свои вещи. Блузку. Джинсы. Книгу. Она не плакала. Она чувствовала странное, пустое облегчение. Словно тяжелая, грязная история, в которой она была главной героиней, наконец-то подошла к концу. А впереди была неизвестность, но эта неизвестность была её собственной. И в ней не было места ни лживому мужу, ни его всепрощающей матери.
