– Твоя комната теперь будет мамина, а ты перебирайся в гостиную, – потребовал муж, приведя в дом свекровь. Но я молча поменяла замок…

Ключ в замке повернулся не так. Не с привычным мягким скрежетом, а с резким, рвущим тишину щелчком, будто вскрывали консервную банку. Алина вышла из ванной, укутанная в старый махровый халат, с тюрбаном из полотенца на голове.

В воздухе ещё стоял тонкий запах миндального молочка для тела. Она увидела, как Вадим, её муж, ввалился в прихожую и бросил на пол спортивную сумку. Он не снял куртку, стоял посреди крошечного коридора, словно транзитный пассажир, случайно попавший не в тот терминал.

— Я привёзу маму пожить, — сказал он, не глядя на неё, куда-то в сторону выключателя. — Освободи спальню. Завтра утром приедет.

Алина сначала не поняла. Мозг отказывался обрабатывать эту информацию в одиннадцать вечера, когда тело уже настроилось на сон.

— Как — приедет? — переспросила она. — Вадим, мы же говорили… У неё же своя квартира. Что случилось?

— У неё инсульт был, — бросил он, отмахнувшись от её вопроса. — Легкий. Но врач сказал, нужен уход. Ты что, против? Не по-человечески это.

Ложь была грубой, он даже не постарался сделать её правдоподобной. Пока он говорил, Алина смотрела на него, и вспоминала. Десять лет её жизни. С восемнадцати работа промоутером в душных супермаркетах, потом — помощником бухгалтера, где она за копейки разгребала чужие ошибки. Отказы от отпусков на море в пользу «доложить на первый взнос». Старые зимние сапоги, которые она носила на сезон дольше, подклеив подошву, потому что «каждая копейка на счету».

Эта двушка в спальном районе с окнами на вечно гудящую трассу, была не просто метрами, а её единственное настоящее достижение. И сейчас, в эту минуту, её территорию сжимали, превращали в проходной двор. А её саму в обслуживающий персонал. Главное, что она почувствовала, было не гневом, а недоумением. «А меня спросили? Я вообще здесь есть? В этой жизни?».

— Но почему ты не предупредил? — она всё ещё пыталась найти логику там, где её не было. — Почему не позвонил, не спросил?

Он наконец посмотрел на неё. Взгляд был усталым и раздражённым.

— Алина, ты всегда всё усложняешь, просто сделай, как я прошу.

И это «просто сделай» стало последним аргументом. Она поняла, что спорить бесполезно. Ругаться в одиннадцать вечера, в старом халате и мокрой головой, у неё не было сил. Она молча кивнула.

Перетаскивать вещи из спальни в гостиную было унизительно. Вот её ночной крем, книга, которую она читала и любимая смешная пижама с авокадо. Каждая вещь, вынесенная из их общей спальни, казалась символом её изгнания. Она раскладывала скрипучую раскладушку, и этот звук резал уши, как признание в собственном поражении.

Утром раздался звонок в дверь.

На пороге стояла Тамара Петровна. Бодрая, румяная, в элегантном пальто и новых замшевых туфлях на небольшом, но очень уверенном каблучке. Рядом с ней стоял огромный чемодан с блестящим логотипом «Louis Vuitton» — кричащая, очевидная подделка. Никаких следов недавнего инсульта не было и в помине. Был только цепкий, оценивающий взгляд, который скользнул по прихожей, лицу Алины и её растерянности.

— Ну, здравствуй, Алина, — сказала она вместо приветствия. — Пыльно у тебя, редко убираешься, да?

Она вошла в квартиру, как входят в свою собственность. Прошла, не разуваясь, в центр гостиной, увидела разложенную раскладушку и брезгливо поджала губы.

— Как вы себя чувствуете, Тамара Петровна? — выдавила из себя Алина, цепляясь за остатки вежливости.

— Ничего, — ответила свекровь, глядя не на неё, пока Вадима суетился вокруг с чемоданом. — Сынок обо мне позаботится. Он у меня хороший, ответственный.

Она говорила так, словно Алины в комнате не было. И Алина поняла: это не визит, а вторжение.

***

Неделя превратилась в тягучий, бесконечный ад, сотканный из мелочей. Тамара Петровна не устраивала скандалов. Она действовала тоньше. Молча, с видом мученицы, перемывала за Алиной «жирные» тарелки. Переставила банки с крупами на кухне в алфавитном порядке, вздыхая: «Без хозяйской руки всё приходит в запустение». Громко, на всю квартиру, комментировала сериалы, которые Алина пыталась смотреть вечерами, чтобы хоть как-то отвлечься: «Господи, какую чушь показывают! Только мозги людям засоряют».

Её вещи стали повсюду. В ванной на полочке Алины, рядом с её скромным набором косметики, вырос забор из пузырьков, баночек и флаконов с едкими цветочными запахами. Халат Тамары Петровны, роскошный, из бордового велюра, теперь висел на главном крючке, вытеснив старый халат Алины на ручку двери.

Это было медленное, методичное вытеснение из собственного пространства. Вадим на все робкие попытки Алины поговорить реагировал одинаково. Он устало тёр переносицу и говорил: «Алин, ну не начинай, потерпи».

Она и терпела, до среды.

В среду ей нужно было срочно распечатать квартальный отчёт для работы. Принтер, стоявший в углу гостиной, которую теперь занимала Алина, зажевал бумагу. Она открыла крышку, чтобы вытащить застрявший лист. Пальцы нащупали не один, а несколько листов, скреплённых скрепкой.

Вытащила их и прочитала заголовок: «Предварительный договор купли-продажи квартиры».

Её сердце забилось быстро-быстро, пробежала глазами по строчкам. Адрес. Фамилия. А рядом — незнакомая фамилия покупателя и сумма: четыре с половиной миллиона. Дошла до раздела «Подписи сторон». И холод, начавшийся в кончиках пальцев, пополз вверх, к самому сердцу.

Продавец: Романов Вадим Игоревич.
Продавец: Романова Тамара Петровна.

Это был расчётливый, семейный заговор, в котором ей была отведена роль жертвы. Вот почему свекровь приехала. Не из-за инсульта, она приехала «вступать во владение». Жить в квартире, которую уже считала своей.

Алина сидела на своей скрипучей раскладушке посреди гостиной и смотрела на этот лист бумаги. Иллюзия семьи, которую она так старательно поддерживала последние годы, рассыпалась в пыль. Она вспомнила, как Вадим уговаривал её оформить квартиру в общую собственность: «Так надёжнее, Алинка, мы же семья!». И она, дура, поверила.

Вечером не стала ничего говорить, дождалась, когда Тамара Петровна уйдёт в спальню смотреть свой сериал. Подошла к Вадиму, который сидел на кухне и листал ленту в телефоне. Молча положила перед ним на стол эти листы.

Он поднял глаза, увидел, что у неё в руках, и лицо его изменилось. На нём проступила смесь досады и раздражения — эмоции человека, которого поймали на мелкой, но неприятной краже.

— Что это? — спросил он, хотя прекрасно знал ответ.

— Это ты мне скажи. Ты собирался продать нашу квартиру? За моей спиной?

Он попытался врать.

— Да это просто черновик… Для оценки риелтор просил… Мы же просто узнавали цены…

— Там стоит подпись твоей матери, Вадим. Как «продавца». Какое отношение она имеет к моей квартире?

Он понял, что врать бесполезно. И перешёл к своей излюбленной тактике — обесцениванию.

— Ну и что? Ну, узнавали. Я же не продал! — он почти кричал. — Зачем сейчас нервничать из-за того, чего не случилось? Чего ты панику разводишь?

В этот момент Алина посмотрела на него не как на мужа и близкого человека. А чужого, неприятного мужчину с бегающими глазами. Вся любовь и нежность, которые ещё теплились в её душе, испарились, оставив после себя только пепел.

— А если бы случилось? — спросила она так же тихо.

Он промолчал.

Дверь спальни открылась, на пороге, словно режиссёр, вышедший на сцену в самый драматичный момент, стояла Тамара Петровна. Она была в своём бордовом халате, с маской из огурцов на лице.

— Алиночка, ну что ты накинулась на мальчика? Он же о семье думает, о нашем общем будущем.

Она подошла ближе, сняла с лица кружок огурца и с хрустом его съела.

— Ты что, думаешь, мы бы тебя на улицу выгнали? Глупенькая, мы же семья! Ты бы жила с нами. Ну, может, в комнате поменьше… или на кухне? Там же можно раскладушку поставить, места всем хватит.

Она улыбнулась и в этой улыбке, в хрусте этого огурца, в непробиваемой уверенности в собственной правоте было столько презрения к Алине. Что та ощутила, как внутри неё обрывается тонкая нить, на которой ещё держалось её терпение..

***

Первый удар пришёлся по самой хрупкой части их плана — по деньгам. Покупатель квартиры Тамары Петровны, тот самый, что должен был принести спасительные три миллиона, отказался от сделки в последний момент. Его юрист выяснил, что их старая панельная пятиэтажка стоит в программе реновации, что делало покупку рискованной лотереей. Деньги, внесённые в качестве залога, риелтор вернул не сразу, а с проволочками и удержанием неустойки.

Оказывается за это время Вадим набрал долгов, думал раскидается с продажи квартиры. А «знакомые», у которых Вадим брал в долг, ждать не любили.

В субботу днём, когда Алина развешивала бельё на балконе, в дверь позвонили. Она услышала, как Вадим пошёл открывать, услышала приглушённые мужские голоса. А потом один из голосов произнёс её имя. Она замерла с мокрой наволочкой в руках.

На пороге стояли двое. Один крупный, бритый, в чёрной олимпийке. Второй худой, в клетчатой рубашке, с цепким, оценивающим взглядом. Сергей, её одноклассник, она не видела его лет десять, с выпускного. Он сильно изменился, обзавёлся жёсткими складками у рта и холодным спокойствием в глазах.

— Алина, привет, — кивнул он ей, без удивления, будто знал, что она здесь. Потом снова повернулся к Вадиму, который был бледнее стены. — Вадик, сроки вышли. Мы люди не злые, понимаем, всякое бывает. Поэтому придём в пятницу ещё раз. И поговорим уже с твоей женой, у неё, я слышал, работа стабильная, зарплата постоянная. Думаю, она войдёт в положение, нехорошо, когда из-за мужских проблем женщины страдают.

Он говорил спокойно, почти дружелюбно и это было страшнее любых криков.

Когда дверь за ними закрылась, Вадим бросился к ней, в его глазах был страх.

— Алинка, выручай! Займи, а? Я всё отдам, честно! У тебя же есть накопления, я знаю!

Она смотрела на его дрожащие губы, бегающий взгляд, и не чувствовала жалости.

— У меня нет для тебя денег, — сказала она. — Ты для меня ужой человек.

Второй удар бумеранга попал по Тамаре Петровне. Потеряв статус «хозяйки проданной квартиры», она лишилась своего главного козыря. Теперь она была приживалкой и это сводило её с ума.

Когда Вадим, измученный её вечным недовольством, однажды вечером предложил: «Мам, может, съездишь к тёте Вере в деревню на недельку? Воздухом подышишь…», — она взорвалась.

— Я всё тебе отдала! — кричала она, и её лицо пошло красными пятнами. — Свою квартиру, своё гнёздышко! А ты теперь от меня избавиться хочешь?! На свежий воздух выгнать?!

Она бросилась к телефону, начала обзванивать всю дальнюю родню, жалуясь, что «невестка-ведьма её со свету сживает», а «сын-подкаблучник». Но родственники, годами слушавшие рассказы Тамары Петровны о том, как она удачно продаёт квартиру, чтобы «жить с сыночком и помогать молодой семье», реагировали вяло. Они сочувственно мычали в трубку и спешили попрощаться. Все понимали: она сама все это заварила и теперь ей некуда деваться.

Финальный удар пришёлся по тому, из-за чего всё началось, по квартире.

Алина наняла юриста и подала в суд на выделение своей доли и определение порядка пользования квартирой. Вадим пытался уговаривать, кричал, угрожал, что продаст свою долю «цыганам».

В день суда они сидели на разных концах скамейки в душном коридоре. Судья, усталая женщина с потухшим взглядом, рассматривала их дело десять минут.

— Квартира двухкомнатная, — сказала она, глядя поверх их голов. — Собственников двое. Идеальный вариант, комната площадью 14 метров истице. Комната площадью 18 метров ответчику..

Вадим было обрадовался, что ему досталась спальня, которая была больше. Но его радость была недолгой. Юрист Алины подал ходатайство: в спорной комнате площадью 18 метров зарегистрирована и постоянно проживает мать ответчика, Романова Тамара Петровна, которая не является собственником.

Выходило, что по решению суда Вадим и его мать теперь должны были жить в одной комнате. А Алина — в своей, бывшей гостиной.

В тот же день, вернувшись из суда, Алина сделала то, что должна была сделать давно. Она вызвала мастера. Когда Вадим и Тамара Петровна вернулись домой, на двери в её комнату стоял замок.

Вадим колотил в дверь кулаками, кричал что-то.

***

Прошло полгода. Квартира, когда-то бывшая единым пространством, превратилась в настоящую коммуналку.

Юрист фирмы позвонил Алине.

— Владелец второй доли, Романов, готов продать её за два миллиона. У вас есть право выкупа. Будете брать?

Алина ответила сразу, не раздумывая.

— Буду.

Сделка прошла у нотариуса быстро. Она перевела на его счёт два миллиона.

Вадим так и не смог найти нормальную работу. Слухи про «мутного» парня, который кидает на деньги разлетелись по городу быстро.

Когда всё было кончено, она вышла на улицу, в руке она сжимала новые документы, где в графе «Собственник» стояла только её фамилия.

Оцените статью
– Твоя комната теперь будет мамина, а ты перебирайся в гостиную, – потребовал муж, приведя в дом свекровь. Но я молча поменяла замок…
Сама заработаешь, тогда и поговорим