– Я не понимаю, что ты несешь. Ты в своем уме, Вера?
Олег стоял посреди прихожей, все еще держа в руках портфель из мягкой кожи, подарок Веры на их десятую годовщину. Он смотрел на жену так, будто видел ее впервые. Она сидела за кухонным столом, идеально прямая, и медленно помешивала остывший чай в чашке. На ней был ее обычный домашний костюм – серые брюки и простая футболка, но что-то в ее лице, в застывшей линии плеч, делало ее совершенно чужой.
– Я абсолютно в своем уме, Олег, – ее голос был ровным, без единой дрогнувшей нотки. – Кажется, впервые за пятнадцать лет. Я сказала, чтобы ты собирал вещи.
– Какие вещи? Куда собирал? У тебя голова болит? Может, переутомилась на своей работе? – он попытался улыбнуться, списать все на женскую блажь, на усталость. Так всегда работало. Он подходил, обнимал ее за плечи, говорил что-то ласковое, и тучи рассеивались.
Но сегодня Вера даже не посмотрела в его сторону. Ее взгляд был прикован к темному кругу, который ложка чертила в чашке.
– Не на моей работе, Олег. На своей ты не переутомляешься. Собирай свои костюмы, рубашки, коллекцию часов и поезжай к маме. У нее большая квартира, она будет тебе рада.
Олег шумно выдохнул и бросил портфель на пол. Кожаный бок недовольно скрипнул.
– Это уже не смешно. Что случилось? Твоя подруга Ирка опять тебе напела? Я же говорил, она на тебя плохо влияет! Развелась сама и теперь всем того же желает.
– Ирина здесь ни при чем. Это мое решение. И оно окончательное.
Наконец она подняла на него глаза. В ее обычно мягком, карем взгляде сейчас была сталь. Ни капли тепла, ни намека на сомнение. Олега прошиб холодный пот. Он вдруг понял, что это не шутка и не минутный каприз. Это что-то серьезное.
– Наше решение? – он уцепился за слово, как за спасательный круг. – Решения в семье мы принимаем вместе. Ты забыла? Мы – семья. Пятнадцать лет, Вера! У нас сын!
– У нас нет «мы», Олег. Уже очень давно. Есть ты и твои желания. Есть я и мои обязанности. А сын… Сын уже взрослый. Он учится в другом городе и прекрасно все поймет.
– Да что он поймет?! Что его мать сошла с ума и выгоняет отца из дома? Из нашего дома!
Вера криво усмехнулась. Это была горькая, злая усмешка, которую Олег тоже видел впервые.
– Вот мы и подошли к главному. Это не наш дом. Это мой дом. Эта квартира куплена на мои деньги, так что собирай вещички и уезжай к маме.
Она произнесла эту фразу, заголовок их семейной драмы, так же спокойно, как до этого просила купить хлеба. И в этой обыденности была настоящая жуть. Олег почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Он сел на стул напротив нее, внезапно ослабевший.
– О каких… твоих деньгах ты говоришь? Мы покупали ее вместе. Мы платили ипотеку. Я работал, я вкладывался…
– Ты работал, – кивнула Вера, не оспаривая. – Ты приносил зарплату. И она уходила на еду, на одежду, на оплату счетов, на бензин для твоей машины, на твои хобби. А ипотеку, Олег, все десять лет платила я. С зарплаты, которую получала в своем «скучном архиве». И первоначальный взнос – это были деньги, которые мне оставила бабушка. Ты разве забыл? Ты тогда еще сказал: «Отлично, Верочка, как раз хватит, чтобы не ютиться у твоих родителей».
Она говорила фактами, сухо и четко, словно зачитывала архивную справку. И каждый факт бил Олега наотмашь. Он действительно это говорил. Он действительно считал ее работу в городском архиве чем-то несерьезным, пыльным и скучным, а ее зарплату – приятным дополнением к его, как ему казалось, основному доходу. Он, менеджер среднего звена в логистической компании, всегда чувствовал себя главным добытчиком. А Вера… Вера просто работала для души. Он был в этом уверен.
– Но я же… я содержал семью! – его голос звучал уже не уверенно, а жалко. – Ремонт… Мы делали ремонт! Я покупал материалы!
– Ты купил обои для гостиной. Один раз. Потому что тебе не понравился цвет, который выбрала я, – поправила Вера. – Все остальное, включая работу мастеров, оплачивала я. У меня есть все чеки, Олег. Все квитанции об оплате ипотеки. Все банковские выписки за пятнадцать лет. Я очень methodical. Такая уж у меня профессия.
Она встала, подошла к шкафу, достала оттуда толстую синюю папку и положила ее на стол перед мужем.
– Можешь ознакомиться на досуге. Например, у мамы. А теперь, будь добр, начни собираться. Я не хочу скандалов. Я просто хочу, чтобы ты ушел.
Олег смотрел на синюю папку как на ядовитую змею. Он не мог поверить, что это происходит наяву. Пятнадцать лет. Они прожили пятнадцать лет. Да, не всегда гладко. Были ссоры, были обиды. Но в его картине мира у них была нормальная, крепкая семья. Он работал, она вела дом и тоже немного работала. Сын рос. Они ездили в отпуск раз в год, обычно в Турцию или Египет. Встречались с друзьями по выходным. Все как у всех.
Когда это началось? Когда она начала собирать эту папку? Год назад? Пять? Десять? Мысль о том, что все эти годы Вера, его тихая, покладистая Вера, вела двойную бухгалтерию их брака, была чудовищной.
Он вспомнил ее бабушку, строгую, сухонькую старушку, которая до последнего дня жила одна в своей маленькой квартирке и никому не позволяла вмешиваться в свои дела. Она недолюбливала Олега, он это чувствовал. При встречах смотрела на него своими выцветшими, но острыми глазами так, словно видела его насквозь. «Ты, Верочка, всегда на себя надейся, – говорила она внучке. – Муж сегодня есть, а завтра нет. А ты у себя одна». Вера тогда только отмахивалась, а Олег про себя посмеивался над старушечьими страхами. Оказывается, Вера не отмахнулась. Она слушала.
Последней каплей, переполнившей чашу ее терпения, стала даже не ложь, а легкость, с которой Олег распорядился ее будущим. Это случилось неделю назад. Он пришел домой необычайно воодушевленный, сияющий.
– Верочка, дорогая, у меня новость! – провозгласил он с порога. – Нас ждет новая жизнь!
Вера отложила книгу и посмотрела на него с настороженным любопытством.
– Мой старый друг, Витька, помнишь его? Он открывает филиал своей фирмы во Владивостоке. И зовет меня на должность заместителя директора! Представляешь? Зарплата вдвое выше! Служебная квартира на первое время! Океан!
Он говорил взахлеб, рисуя картины их прекрасного будущего на другом конце страны. Он уже все решил. Он уже мысленно перевез их, уже распределил роли.
– Квартиру эту продадим, – бросил он небрежно, махнув рукой в сторону стен, которые Вера столько лет считала своей крепостью. – Купим там что-нибудь шикарное, с видом на залив. Ну что скажешь? Я гений?
Он ждал восторга, объятий, радостных криков. А Вера молчала. Она смотрела на него и видела не любящего мужа, делящегося радостью, а человека, который собирался продать ее дом, ее жизнь, ее прошлое, даже не спросив ее мнения. Он просто поставил ее перед фактом. В тот момент она поняла, что его «мы» – это просто удобная фигура речи. Есть только его «я».
– Я не поеду, – сказала она тогда тихо.
– Что значит не поедешь? – опешил он. – Ты что, не рада за меня? Это же наш шанс!
– Это твой шанс, Олег. У меня здесь работа, друзья, родители. Моя жизнь здесь.
– Да что за работа у тебя, господи! – вспылил он. – В пыли копаться за три копейки! Найдешь там другую! А друзья… Друзья новые появятся. Не будь эгоисткой, Вера! Я для семьи стараюсь!
И вот это «я для семьи стараюсь» стало последним гвоздем. Она вдруг увидела всю их пятнадцатилетнюю жизнь как на ладони. Все его «старания», которые оплачивались из ее кармана. Его дорогая машина, кредит за которую она молча гасила несколько лет, потому что у Олега «временные трудности». Его поездки на рыбалку с «серьезными людьми», которые требовали серьезных трат. Его помощь маме, Светлане Игоревне, которая регулярно «заболевала», и на ее «лечение» уходили круглые суммы, которые Олег брал из общего бюджета, то есть, опять же, у Веры.
А она молчала. Она любила его. Или думала, что любила. Она создавала уют, воспитывала сына, работала, платила по счетам и верила, что это и есть семья. Что нужно быть мудрой, терпеливой. Что мужчина – голова. Она играла в эту игру, пока муж не решил, что может просто взять и продать игровое поле вместе со всеми фигурами.
И тогда она достала свою синюю папку.
Олег не собирался сдаваться. После первого шока в нем проснулась злость. Он позвонил матери.
Светлана Игоревна примчалась через час. Энергичная женщина лет шестидесяти пяти, с тщательно уложенной прической и цепким взглядом. Она всегда выглядела так, будто только что вышла из салона красоты, даже если просто шла в магазин за хлебом. Вера никогда не нравилась ей. Слишком тихая, слишком простая, «серая мышка», как она однажды обронила в разговоре с сыном, не зная, что Вера стоит за дверью.
– Что здесь происходит?! – ее голос заполнил всю кухню. – Олег, сынок, что с тобой? Вера, что ты сделала?
Она подскочила к сыну, начала его осматривать, щупать лоб, будто он был маленький мальчик, которого обидели во дворе.
– Мама, успокойся. Вера решила со мной развестись, – выдавил Олег, глядя на жену с плохо скрытой ненавистью. Он рассчитывал на мощную материнскую поддержку.
И Светлана Игоревна не разочаровала. Она развернулась к Вере.
– Развестись? После стольких лет? Ты с ума сошла? Да кому ты нужна будешь в свои сорок лет? Ты посмотри на себя! А мой сын – видный мужчина! Его с руками оторвут! Ты хоть понимаешь, что ты делаешь? Ты рушишь семью!
Вера молча пила свой чай. Она ожидала этого. Она репетировала этот разговор в своей голове сотни раз.
– Светлана Игоревна, это наше с Олегом дело. И мы его уже решили.
– Что значит «решили»? Это мой сын! Я не позволю тебе его обижать! – она перешла на визг. – Он на тебя лучшие годы потратил! Все для тебя, все в дом! А ты?! Неблагодарная!
– Мама, она меня из квартиры выгоняет! – подлил масла в огонь Олег. – Говорит, это ее квартира!
Глаза Светланы Игоревны округлились.
– Как это ее? Вы же вместе покупали! Олежек, ты же работал как проклятый!
– Светлана Игоревна, – голос Веры оставался ледяным. – Ваш сын действительно работал. И получал зарплату. Которую тратил на себя, на свою маму и немного на еду. А квартиру покупала и оплачивала я. Если хотите, могу показать документы.
Она легонько подтолкнула синюю папку к центру стола. Светлана Игоревна брезгливо посмотрела на папку, потом снова на Веру.
– Ты все подстроила! Ты всегда была себе на уме! Тихая, скромная, а сама… Я всегда знала, что ты змея! Пригрели на груди!
Вера встала.
– Я не буду это выслушивать. Олег, я даю тебе два часа на сборы. Если через два часа ты не уедешь, я вызову полицию. И не потому, что ты мне угрожаешь, а просто чтобы зафиксировать факт твоего отказа покинуть мою жилплощадь. Этого будет достаточно для начала.
Она развернулась и ушла в спальню, плотно закрыв за собой дверь. За дверью еще некоторое время слышались возмущенные вопли свекрови и растерянное бормотание Олега, но потом все стихло. Через полчаса она услышала, как щелкнул замок входной двери. Они ушли.
Вера села на край кровати. Руки ее мелко дрожали. Она сделала это. Она, тихая Вера, выгнала мужа. Но вместо облегчения она чувствовала только гулкую, звенящую пустоту.
Следующие несколько дней прошли как в тумане. Олег бомбардировал ее сообщениями. Сначала это были гневные тирады, полные обвинений и оскорблений. Потом они сменились на жалостливые мольбы. Он писал, что все осознал, что был неправ, что любит ее и не может без нее жить. Писал, что его мать была в шоке и наговорила лишнего, но на самом деле она желает им только добра.
«Верочка, ну прости меня. Я все исправлю. Давай начнем с чистого листа. Я откажусь от Владивостока, если ты этого хочешь. Я найду вторую работу! Я буду отдавать тебе всю зарплату до копейки! Только позволь вернуться».
Вера читала эти сообщения и не чувствовала ничего. Словно они были адресованы не ей, а какой-то другой женщине. Той Вере, которая верила в «чистые листы» и «вторые шансы». Та Вера умерла неделю назад, в тот самый момент, когда Олег с легкостью решил продать ее дом.
Она позвонила сыну. Кирилл, девятнадцатилетний студент-первокурсник, был умным и чутким парнем. Он всегда был ближе к матери, чем к отцу.
– Мам, привет. Что-то случилось? Голос у тебя странный.
Вера глубоко вздохнула.
– Случилось, сын. Мы с отцом расстаемся.
В трубке повисло молчание.
– Он… что-то сделал? – наконец спросил Кирилл. Его голос стал жестким.
– Он просто был собой, Кирюш. Всегда. А я только сейчас это увидела. Не волнуйся, у меня все в порядке. Я просто хотела, чтобы ты узнал это от меня, а не от него или от бабушки.
– Он уже звонил, – признался Кирилл. – Говорил, что ты его выгнала. Что ты не в себе. Я ему не поверил. Мам, ты уверена?
– Уверена, родной. Абсолютно.
– Ладно, – сказал он после паузы. – Если ты уверена, значит, так надо. Тебе помощь нужна? Может, приехать?
– Не нужно, спасибо. У меня все хорошо. Ты учись. Это главное.
После разговора с сыном стало немного легче. Она не одна. У нее есть Кирилл, который понял ее без лишних слов.
Вечером позвонила подруга Ирина.
– Ну что, как ты, боец? Мне тут твой бывший названивал. Рассказывал, какая ты нехорошая женщина. Я его послала. Вежливо.
– Спасибо, – улыбнулась Вера. – Я в порядке. Просто… пусто как-то.
– Это нормально. Пятнадцать лет коту под хвост – это не шутки. Вакуум образуется. Главное, не поддавайся на его уговоры. Он сейчас будет из себя жертву строить, на жалость давить. Это их любимый прием.
– Я знаю. Я не поддамся. Я папку с документами видела. Себя видела в зеркале. Хватит.
– Вот и умница. Слушай, а давай завтра в кафе сходим? Отметим твое освобождение.
– Давай, – согласилась Вера. Ей действительно нужно было развеяться.
Но Олег не собирался так просто отступать. Через несколько дней он подкараулил ее у работы. Он выглядел плохо: помятый, небритый, с красными от недосыпа глазами. Он бросился к ней, схватил за руку.
– Вера, прошу тебя, дай мне пять минут! Просто выслушай!
Люди на улице начали оборачиваться. Вере стало не по себе.
– Олег, отпусти мою руку. Нам не о чем говорить.
– Есть о чем! Вера, я не могу жить у мамы! Она меня с ума сводит! Она контролирует каждый мой шаг, она читает мне нотации с утра до вечера! Я понял, как мне было хорошо с тобой! Ты никогда меня не пилила, ты всегда меня понимала!
От его слов Вере стало тошно. Он даже сейчас думал только о своем комфорте. Он сбежал не к ней, а от мамы.
– Я тебе не убежище от твоей мамы, Олег. Ты взрослый мужчина. Решай свои проблемы сам.
Она попыталась вырвать руку, но он держал крепко.
– Я люблю тебя, Вера! Неужели ты не веришь? Все эти годы…
– Во что верить, Олег? В то, что ты любишь мой борщ? Или в то, что тебе нравится, как я глажу твои рубашки? Или, может, в то, что тебе удобно жить в квартире, за которую платит кто-то другой? Что именно из этого ты называешь любовью?
Она говорила тихо, но каждое ее слово попадало в цель. Олег растерялся, его хватка ослабла.
– Ты стала… жестокой, – прошептал он.
– Я стала честной. С собой в первую очередь. А теперь отпусти меня, пожалуйста. Я не хочу устраивать сцен.
Она вырвала руку и быстрым шагом пошла прочь, не оглядываясь. Она чувствовала на спине его взгляд, полный обиды и недоумения. Он так ничего и не понял. Он искренне считал себя пострадавшей стороной.
Юридически все оказалось даже проще, чем она думала. Квартира была куплена в браке, но у Веры были неопровержимые доказательства, что и первоначальный взнос, и все ипотечные платежи производились из ее личных средств, полученных по наследству и с ее личного счета, куда приходила зарплата. Олег не смог предоставить ни одного документа, подтверждающего его существенные вложения в покупку недвижимости. Его адвокат, хмурый мужчина с усталым лицом, после ознакомления с документами Веры развел руками и посоветовал Олегу не доводить дело до суда, а договариваться о минимальной компенсации.
Они встретились в кабинете адвоката для подписания соглашения. Олег сидел напротив, съежившись, и не поднимал глаз. Он постарел за эти недели. Исчезла его былая самоуверенность, лоск. Теперь он выглядел на свой возраст, если не старше.
Вера смотрела на него и не чувствовала ни злорадства, ни жалости. Только отстраненность. Словно перед ней сидел совершенно посторонний человек, с которым ее когда-то по ошибке свела судьба.
Она согласилась выплатить ему небольшую сумму – компенсацию за тот самый ремонт и за несколько предметов мебели, которые он покупал. Это было больше жест доброй воли, чем юридическая необходимость. Она хотела просто закончить эту историю и перевернуть страницу.
Когда все было подписано, он все-таки поднял на нее глаза.
– Зачем, Вера? Зачем ты все это разрушила? Мы же жили… нормально.
– В том-то и дело, Олег. Ты жил нормально. А я – нет. Прощай.
Она встала и вышла из кабинета, не дожидаясь его ответа. На улице светило яркое осеннее солнце. Воздух был прохладным и чистым. Вера сделала глубокий вдох. Впервые за много лет она дышала полной грудью. Пустота внутри никуда не делась, но она больше не звенела отчаянием. Теперь она была наполнена тишиной и ожиданием. Ожиданием новой жизни, которую она построит сама. Для себя. В своей собственной квартире.
