Раиса стояла у окна и смотрела на серое небо, когда позвонил Виктор. Её руки сами потянулись к телефону, но что-то внутри подсказало — не спеши. Она ждала. Четвёртый гудок. Пятый. Только после седьмого она ответила.
— Рая, ты где? — голос мужа звучал встревоженно.
— Дома, — коротко сказала она.
— Слушай, я тут дело одно хочу обсудить. Серьёзное. Вечером поговорим, ладно?
Она молчала, глядя на своё отражение в стекле. Усталое лицо тридцатилетней женщины, которая забыла, когда последний раз улыбалась просто так, без причины.
— Рая, ты меня слышишь?
— Слышу.
— Ну, до вечера тогда.
Она положила трубку и вернулась к окну. Серое небо затягивалось тучами. Будет дождь. Она почему-то была в этом уверена. Так же, как была уверена, что вечерний разговор принесёт ей совсем не радость.
Виктор пришёл домой в половине седьмого. Он был каким-то особенно оживлённым, даже переобулся не в домашние тапки, а так и остался в ботинках, забыв их снять в спешке. Он прошёл на кухню, где Раиса молча помешивала суп, и остановился за её спиной.
— Рая, у меня новость.
Она не обернулась. Продолжала помешивать суп круговыми движениями, глядя на маленький водоворот в кастрюле.
— Мама приезжает.
Её рука замерла. Ложка зависла над кастрюлей, и капля бульона медленно упала обратно, оставив на поверхности расходящиеся круги.
— Надолго? — спросила она, не оборачиваясь.
— Ну… на месяц. Может, чуть больше. У неё там дом ремонтируют, жить негде. Я не мог отказать, Рая. Она же моя мама.
Раиса поставила ложку на стол. Медленно обернулась. Посмотрела на мужа. Он стоял, слегка сутулясь, и в его глазах читалась просьба — не устраивай скандал, пожалуйста, просто прими это как данность.
— Виктор, а гостиница?
— Какая гостиница? — он нахмурился. — Это моя мама, Рая. Мы не можем отправить её в гостиницу. Что люди скажут?
— Люди? — она усмехнулась без улыбки. — Какие люди? Те, которые будут жить с твоей мамой в нашей квартире месяц? Или те, которые будут готовить, стирать и убирать за ней?
— Рая, ну хватит! — он повысил голос. — Неделю всего! Ну, месяц. Это же не вечность.
— Месяц, — повторила она тихо. — Месяц.
Она вспомнила прошлый приезд. Три недели ада. Нелла Павловна, его мама, приехала «ненадолго помочь». Помочь она, правда, не помогла. Зато каждое утро критиковала завтрак, каждый вечер рассказывала, как надо правильно воспитывать Витю, и каждую ночь храпела так, что стены дрожали. А главное — она постоянно, методично, день за днём подтачивала уверенность Раисы в себе.
«Ты же хозяйка, Раечка, а у тебя пыль на карнизе. Как же ты так?»
«Витюша говорит, что ты мясо жёстко готовишь. Надо было час тушить, а не сорок минут.»
«А в моё время женщины умели следить за собой. Ты бы маску какую сделала для лица, что ли.»
Раиса молчала тогда. Терпела. Считала дни до отъезда. И когда Нелла Павловна наконец уехала, она заперлась в ванной и проплакала два часа подряд. Виктор тогда не понял. Он сказал: «Ну что ты так реагируешь? Она же из лучших побуждений.»
Из лучших побуждений. Это было его любимое оправдание.
— Я не хочу, — сказала Раиса твёрдо. — Виктор, я правда не хочу.
Он посмотрел на неё с растерянностью, которая быстро перешла в раздражение.
— А у меня выбора нет. Она уже билет купила. Приезжает послезавтра.
— Послезавтра? — Раиса почувствовала, как внутри что-то оборвалось. — То есть ты даже не собирался со мной посоветоваться? Просто поставил перед фактом?
— Я советуюсь с тобой сейчас.
— Нет, Виктор. Ты сообщаешь мне решение. Это разные вещи.
Они стояли друг напротив друга. Между ними был всего метр расстояния, но казалось, что пропасть.
— Рая, ну что ты хочешь от меня? — он развёл руками. — Чтобы я сказал маме: «Извини, моя жена против, живи где хочешь»? Это моя мама!
— А я кто? — спросила она тихо.
— Ты моя жена. И как жена ты должна принять мою семью.
— Принять — да. Обслуживать — нет.
Она повернулась к плите, выключила газ под кастрюлей. Суп был готов. Только кому он теперь нужен?
Нелла Павловна приехала в четверг утром. Раиса открыла дверь и увидела невысокую полную женщину с тяжёлым чемоданом и ещё двумя сумками. Та окинула её оценивающим взглядом с ног до головы.
— Раечка! Ну вот и я. Устала ужасно, дорога-то неблизкая. Поможешь внести вещи?
Раиса молча взяла одну из сумок. Она была неожиданно тяжёлой. Что там, кирпичи?
— Это банки с вареньем, — пояснила Нелла Павловна, как будто прочитала её мысли. — Своё, домашнее. А то у вас тут всё магазинное, химией пропитанное.
Они внесли вещи в квартиру. Виктор был на работе, его не будет до вечера. Раиса проводила гостью в комнату, которую они освободили для неё.
— Тут у нас кровать, шкаф для вещей, — начала она, но Нелла Павловна её перебила.
— Постельное чистое постелила?
— Да.
— Посмотрю сама. В прошлый раз у тебя пододеяльник был затхлый.
Раиса стиснула зубы. Досчитала до десяти. Выдохнула.
— Осматривайтесь. Я на кухне.
Она вышла и прикрыла за собой дверь. Села на табурет возле стола и посмотрела на свои руки. Они слегка дрожали.
«Месяц, — сказала она себе. — Всего месяц. Ты выдержишь.»
Но что-то внутри неё ответило: «Нет. Не выдержу.»
Первая неделя прошла как в тумане. Раиса вставала в шесть утра, готовила завтрак. Нелла Павловна спускалась к восьми, придирчиво осматривала стол и обязательно находила, к чему придраться.
— Каша жидковата.
— Хлеб чёрствый.
— Чай остыл.
Раиса молчала. Убирала. Мыла посуду. Шла на работу. Возвращалась вечером и начинала готовить ужин. Нелла Павловна сидела на кухне и наблюдала, комментируя каждое её движение.
— Лук надо мельче резать.
— Мясо пересолила.
— Картошку передержала, разварится.
Виктор приходил поздно, усталый. Обнимал маму, целовал в щёку. Садился ужинать и благодарил Раису за еду. Но ни разу, ни единого раза он не заметил, как она молчит. Как её руки дрожат, когда она наливает ему чай. Как она смотрит в одну точку, будто её здесь нет.
На десятый день что-то сломалось.
Раиса вернулась домой в половине седьмого. Она очень устала. На работе был тяжёлый день, начальник накричал из-за ошибки в отчёте. Она мечтала просто лечь и закрыть глаза. Хотя бы на полчаса.
Но когда она вошла в квартиру, первое, что она увидела, — гору грязной посуды в раковине.
Нелла Павловна сидела в гостиной перед телевизором и вязала.
— Раечка, ты пришла, наконец, — сказала она, не отрываясь от экрана. — Я тут кастрюлю для себя сварила супчику, посудку помой, пожалуйста. А то она уже постояла, присохнет.
Раиса остановилась посреди коридора. Посмотрела на гору посуды. Потом на Неллу Павловну. Потом снова на посуду.
— Нелла Павловна, а почему вы сами не помыли?
— Так я гостья, Раечка. Да и спина у меня болит. А ты хозяйка, тебе положено.
— Положено, — повторила Раиса тихо.
Она прошла на кухню. Посмотрела на раковину. Кастрюля, три тарелки, ложки, нож, разделочная доска. Всё в жиру, в присохших кусках еды.
Раиса повернулась и вышла из кухни. Прошла мимо гостиной, где Нелла Павловна что-то сказала ей вслед, но она не слышала. Зашла в спальню. Закрыла дверь. Села на кровать.
И тут её накрыло.
Слёзы полились сами, без всхлипов, без звуков. Просто текли по щекам горячими дорожками. Она сидела и плакала, глядя в стену. Не от обиды. От бессилия. От осознания, что так будет ещё три недели. Или больше. А может, вечно. Потому что Виктор не видит. Не слышит. Не понимает.
Она вытерла слёзы, поднялась с кровати и достала из-под неё чемодан. Старый, синий, с потёртыми углами. Она открыла шкаф и начала складывать вещи.
Виктор пришёл в девять вечера. Он был в хорошем настроении, на работе одобрили его проект. Он зашёл в спальню, чтобы переодеться, и остановился как вкопанный. На кровати стоял собранный чемодан. Раиса сидела рядом, уже одетая в куртку.
— Ты что… ты куда? — он не понимал.
— К маме. На эти три недели. Или на месяц. Или насколько задержится твоя мама здесь.
— Рая, ты с ума сошла? Как это — уезжаешь?
Она посмотрела на него. Её глаза были пустыми.
— Очень просто. Беру вещи и ухожу.
— Но… но мама! Что я ей скажу?
— Правду. Что я не хочу быть прислугой в собственном доме.
Виктор побледнел.
— Прислугой? Рая, ты же моя жена! Ты должна принимать моих родных!
— Принимать — да. Обслуживать — нет. Я уже говорила тебе это.
Она взяла чемодан за ручку. Он загородил ей дорогу.
— Рая, если ты сейчас уйдёшь, я… я не знаю, что я сделаю.
— Ничего не сделаешь, Виктор. Просто будешь жить с мамой и сам за ней ухаживать. Готовить, стирать, убирать. Как я делала. Может, тогда поймёшь.
Она обошла его и вышла из спальни. В коридоре стояла Нелла Павловна. Лицо у неё было возмущённое, губы поджаты.
— Раиса, это что за театр? Ты собралась бросить мужа из-за меня?
— Нет, Нелла Павловна. Я собралась просто отдохнуть. От всего этого.
— Какая неблагодарная! — всплеснула руками Нелла Павловна. — Витюша, ты видишь? Вот она какая, твоя жена!
Виктор молчал. Он стоял в дверях спальни и смотрел на Раису. В его глазах была растерянность, обида, гнев. Но не понимание. Всё что угодно, но только не понимание.
Раиса открыла входную дверь. Вышла на лестничную площадку. Обернулась в последний раз.
— Позвоню завтра.
И ушла.
Она жила у мамы две недели. Мама не спрашивала ничего. Просто обняла на пороге и сказала: «Твоя комната свободна.»
Виктор звонил каждый день. Первые три дня умолял вернуться. Потом начал обвинять. Потом замолчал. А через неделю его голос изменился. Стал другим. Усталым. Потерянным.
— Рая, мне тяжело, — сказал он в трубку. — Я не справляюсь.
— С чем не справляешься?
— Со всем. С домом. С мамой. Она постоянно чем-то недовольна. Постоянно что-то требует. Я готовлю — она критикует. Я убираю — она говорит, что не так. Я работаю целый день, прихожу вечером, а она мне список дел даёт. Я устал, Рая. Я очень устал.
Раиса молчала. Ей не было радости от его слов. Только грусть.
— Теперь ты понимаешь?
— Да, — тихо сказал он. — Прости.
— Мне не нужно «прости», Виктор. Мне нужно, чтобы ты действительно понял.
— Я понял. Приезжай, пожалуйста. Я с мамой поговорю.
— О чём ты с ней поговоришь?
— О том, что она гостья. И ты — хозяйка этого дома, а не прислуга. И что если она хочет здесь жить, то должна уважать тебя.
Раиса закрыла глаза. Это было именно то, что она хотела услышать. Не сразу. Не легко. Но он дошёл до этого сам.
— Хорошо. Я вернусь завтра.
Она приехала в субботу утром. Виктор встретил её на пороге. Он похудел, осунулся. На щеке был порез от бритвы.
— Рая, — только и сказал он и обнял её так крепко, будто боялся, что она снова исчезнет.
Они вошли в квартиру. Нелла Павловна сидела на кухне за столом. Лицо у неё было кислое.
— Раиса, — сказала она натянуто.
— Нелла Павловна.
Повисла тишина. Виктор откашлялся.
— Мама, нам нужно кое-что обсудить.
Нелла Павловна посмотрела на сына настороженно.
— Что именно?
— То, как мы живём. Рая не прислуга. Она работает, как и я. И если ты живёшь у нас, то должна помогать по дому, а не создавать дополнительную нагрузку.
— Витя! — Нелла Павловна изменилась в лице. — Ты что мне говоришь?
— Правду, мама. Я две недели жил один с тобой. И я понял, как было тяжело Раисе. Ты постоянно критикуешь, постоянно требуешь, ничего не делаешь сама.
— Я твоя мать!
— Да. И я тебя люблю. Но Рая — моя жена. И я выбираю её.
Нелла Павловна встала из-за стола. Её лицо было белым от гнева.
— Хорошо. Раз так, я уеду. Сегодня же.
— Не надо уезжать, — неожиданно сказала Раиса.
Оба повернулись к ней.
— Оставайтесь. Доделайте ремонт в доме. Но по новым правилам. Мы с Виктором работаем. Готовим по очереди. Убираемся вместе. Если вы хотите жить с нами, вы тоже участвуете. Моете за собой посуду. Стираете своё бельё. Помогаете, когда просят. И не критикуете.
Нелла Павловна смотрела на неё долго. Потом медленно кивнула.
— Хорошо, — сказала она тихо.
И впервые за все эти недели в её глазах появилось что-то похожее на уважение.
Месяц прошёл. Нелла Павловна уехала. На прощание она обняла Раису — неловко, коротко, но обняла.
— Ты сильная, — сказала она. — Берегите друг друга.
Когда дверь закрылась за ней, Виктор обнял жену и прижал к себе.
— Прости меня, — шепнул он. — За всё.
— Ты уже просил прощения.
— Знаю. Но мне нужно сказать ещё раз. Я не видел тебя. Не слышал. Не понимал. Но теперь понимаю. И больше так не будет.
Раиса положила голову ему на плечо. Впервые за долгое время она почувствовала себя дома. По-настоящему дома.
Потому что дом — это не стены. Это место, где тебя видят. Слышат. Уважают.
И она, наконец, вернулась домой.
