Он решил, что может просто вычеркнуть нас с сыном из своей жизни, обменяв наше общее прошлое на блестящее будущее с другой. Он продал то, что было дорого не только ему, но и мне, вложив деньги в новую жизнь, где нам не было места. Он думал, я сломаюсь и буду плакать. Но он забыл, что я умею не только печь торты, но и бороться за своего ребёнка.
***
— Я продал дачу, — голос мужа прозвучал буднично, словно он говорил о покупке хлеба.
Я замерла с ложкой в руке. Ароматный пар от борща, который я с такой любовью готовила к его приходу, вдруг стал удушливым. Пятилетний Илюша, увлечённо рисовавший танки в своём альбоме, поднял на отца удивлённые глаза.
— Как продал? — мой голос сорвался на шёпот. — Кирилл, ты в своём уме? Это же дача моих родителей!
— Твоих родителей уже не вернёшь, а дача — это просто актив, — отрезал он, стягивая с себя дорогой галстук. — И давай без сцен. Я всё решил. Деньги нам сейчас нужнее.
Он говорил со мной так, будто я была чужим, посторонним человеком. Холодный, отстранённый тон, который я никогда раньше не слышала. Все десять лет нашего брака, всё наше общее прошлое, казалось, испарились в одно мгновение.
— Нам? — я нервно рассмеялась. — Какие «нам»? Ты хоть представляешь, что ты сделал? Илюша всё лето ждал, когда мы поедем туда, на речку! Там же его качели, его домик на дереве!
— Купим новые качели, — Кирилл швырнул пиджак на кресло и прошёл на кухню, открыв холодильник. — Что-нибудь попить есть?
Он вёл себя так, будто ничего не произошло. Будто он не разрушил только что целый мир — мир нашего сына, мой мир. Во мне всё кипело. Обида и злость смешались в горький коктейль.
— Ты не имел права! — крикнула я ему в спину. — Это было наше общее имущество! Ты должен был спросить моего согласия!
— Ой, перестань, — он достал бутылку минералки и жадно отпил прямо из горла. — Твоего согласия… А кто семью обеспечивает? Кто ипотеку эту тянет? Я! Так что имею полное право распоряжаться тем, что заработал.
Его слова были как пощёчина. Да, он хорошо зарабатывал в своей строительной фирме. Но я тоже не сидела сложа руки! Мои торты на заказ приносили неплохой доход, который уходил на репетиторов для Илюши, на одежду, на продукты. Я создавала уют, я растила сына, я была его тылом!
— Заработал? — я подошла к нему вплотную, глядя прямо в его ставшие чужими глаза. — А мой труд ты во что оцениваешь? Или то, что я делаю, — это не работа?
— Аня, не начинай, — он устало потёр переносицу. — Я устал, хочу поесть и отдохнуть. Разговор окончен.
Он развернулся, чтобы уйти в комнату, но я схватила его за рукав.
— Нет, не окончен! Куда ты дел деньги? Если они так «нам» нужны, то где они?
Кирилл на секунду замялся. Всего на секунду, но я это заметила. В его глазах промелькнуло что-то похожее на страх. Он выдернул руку.
— В надёжном месте. Потом объясню.
Он закрылся в спальне, а я осталась на кухне. Борщ остывал на плите. Илюша тихо подошёл и обнял меня.
— Мамочка, не плачь. Ну и пусть нет дачи. Мы новую построим, лучше!
Я погладила его по светлой головке, сдерживая слёзы. Вечером Кирилл так и не вышел из спальни. Я слышала, как он с кем-то долго шептался по телефону. Когда он наконец уснул, я, поддавшись дурному предчувствию, взяла его телефон. Сердце колотилось как сумасшедшее. Пароль был старый — дата нашего знакомства. Какая ирония.
В последних сообщениях в мессенджере была переписка с контактом «Марина риелтор». Я открыла её и земля ушла у меня из-под ног. Там было всего несколько сообщений.
«Кирилл, поздравляю с успешной сделкой! Договор долевого участия на квартиру в „Лазурном береге“ на ваше имя и на имя Мартовой Алины Игоревны я подготовила. Завтра можно подъехать и подписать».
А следом фотография договора. Я смотрела на незнакомое женское имя и не могла поверить своим глазам. Он не просто продал нашу дачу. Он потратил наши общие деньги на квартиру… с другой женщиной.
***
Мартова Алина Игоревна. Это имя стучало у меня в висках, как молот. Я сидела на кухне, вглядываясь в предрассветную серую мглу за окном, и раз за разом перечитывала сообщение от риелтора. Холодный, липкий ужас сковал всё тело. Это была не просто измена. Это было предательство другого, куда более страшного масштаба.
Он не просто спал с другой женщиной. Он строил с ней будущее. Будущее, купленное на обломках нашего прошлого, на деньгах от дачи, которую строил мой отец, где каждая яблоня была посажена его руками.
Внезапно перед глазами встала другая картина. Мне девятнадцать, я стою в пустой квартире родителей, которые месяц назад разбились в автокатастрофе. Рядом стоит тётя Галя, мамина сестра, и участливо гладит меня по плечу.
— Анечка, деточка, такое горе, — причитала она, а сама цепким взглядом окидывала скромную обстановку. — Ты же совсем одна осталась. Как жить-то будешь? Учёбу в кулинарном придётся бросить, работать идти…
— Я справлюсь, тёть Галь, — шептала я, ещё не до конца осознав весь ужас своего сиротства.
— Конечно, справишься. Но одной в трёхкомнатной квартире… Зачем она тебе? Коммуналка огромная. А у меня сын растёт, ютится в однушке. Давай так: ты переедешь ко мне, будешь как дочь родная, а квартиру эту мы продадим. Деньги я на книжку положу, на твоё имя. Подрастёшь — купишь себе что захочешь.
Я, раздавленная горем и одиночеством, поверила ей. Она казалась такой заботливой, такой искренней. Я подписала все бумаги, которые она мне подсунула, и переехала к ней. А через месяц она объявила, что я уже взрослая, и выставила меня за дверь.
— Извини, Аня, но мы с тобой не уживаемся. Характер у тебя тяжёлый, — сказала она, не глядя мне в глаза. — А денег никаких нет. Ты же сама от наследства отказалась в мою пользу. Вот бумага.
Я смотрела на свою подпись на документе и ничего не могла понять. Оказалось, что среди прочих бумаг я подписала дарственную на свою долю в квартире. Я осталась на улице, без денег, без дома, преданная самым близким человеком. Именно тогда я поклялась себе, что больше никогда не позволю себя обмануть.
И вот, спустя пятнадцать лет, история повторялась. Только теперь на месте тёти Гали был мой собственный муж. Человек, которому я доверяла больше, чем себе.
Я встала и подошла к спящему Кириллу. Он спал спокойно, безмятежно, как ребёнок. А я смотрела на его лицо и чувствовала, как во мне закипает ледяная ярость. Нет. В этот раз я не буду плачущей девятнадцатилетней девочкой. Я не отдам своё. И я не позволю разрушить жизнь моего сына.
Я вернулась на кухню. Руки сами потянулись к муке, сахару, маслу. Я буду делать то, что умею лучше всего. Я буду печь. Работа всегда спасала меня, заземляла, давала силы. Пока миксер взбивал крем, я думала.
Кто она, эта Алина Мартова? Почему Кирилл выбрал её? Я нашла её в социальной сети. Молодая, красивая блондинка с хищной улыбкой. На фотографиях — дорогие курорты, брендовая одежда, роскошные рестораны. И ни одного намёка на работу. Было очевидно, что она из тех женщин, которые ищут себе «спонсора».
Я горько усмехнулась. Мой муж, который упрекал меня куском хлеба, решил купить себе красивую куклу. Игрушку, которая будет стоить ему очень дорого. И я решила, что помогу ему понять, насколько дорого.
Я аккуратно сфотографировала на свой телефон и переписку с риелтором, и фотографию договора, и страницу этой Алины. Доказательства. В этот раз у меня будут доказательства.
Утром, когда Кирилл вышел из спальни, на столе его ждал завтрак: его любимые сырники и свежесваренный кофе. Он посмотрел на меня с удивлением.
— Доброе утро, дорогой, — сказала я самым сладким голосом, на который была способна. — Как спалось?
Он растерялся. Видимо, ожидал скандала, слёз, упрёков. А я улыбалась. Я играла свою роль. Роль любящей, ничего не подозревающей жены. Но внутри я уже строила план. План мести.
***
Кирилл явно расслабился. Моё спокойствие сбило его с толку. Он, вероятно, решил, что я, как обычно, немного подуюсь и прощу. Он даже не догадывался, какая буря бушует у меня внутри.
— Спасибо за завтрак, — пробормотал он, торопливо доедая сырник. — Мне бежать надо. Важная встреча.
— Конечно, милый, — я подошла и поправила ему воротник рубашки. — Удачи на встрече. С Мартовой Алиной Игоревной.
Он застыл. Его лицо вмиг стало бледным, как полотно. Глаза забегали, и он попытался выдавить из себя улыбку, но получилась жалкая гримаса.
— Ты о чём? Какая ещё Мартова?
— Та самая, которой ты покупаешь квартиру в «Лазурном береге» на деньги от продажи нашей дачи, — я говорила спокойно, почти безразлично, но каждое слово было пропитано ядом. Я достала свой телефон и показала ему скриншоты.
Он смотрел на экран, и краска медленно заливала его шею, поднимаясь к щекам. Он был пойман. Пойман с поличным, как нашкодивший школьник.
— Это… это не то, что ты думаешь! — залепетал он. — Это просто… бизнес-проект! Я вкладываю деньги в недвижимость!
— Бизнес-проект по имени Алина? — я язвительно усмехнулась. — Кирилл, не держи меня за идиотку. Ты хоть бы переписку удалил, «бизнесмен».
Его лицо исказилось от злости. Маска заботливого мужа слетела, и я увидела его истинное лицо — лицо эгоистичного, трусливого предателя.
— А даже если и так! — рявкнул он. — Что с того? Может, я устал от твоих борщей и вечно мучных рук! Может, я хочу праздника, а не этой бытовухи!
Это было так подло и так жестоко, что у меня на мгновение перехватило дыхание. Все эти годы, все мои старания, вся моя любовь — всё это он назвал «бытовухой».
— Бытовухи? — переспросила я, чувствуя, как внутри всё обрывается. — Значит, когда я ночами не спала с больным Илюшей, это была бытовуха? Когда я отказывала себе во всём, чтобы у тебя был лучший костюм, это была бытовуха? Когда я создавала дом, в который тебе хотелось возвращаться, — это тоже она?
— Хватит! — закричал он. — Не дави на жалость! Да, я встретил другую женщину! Да, я её люблю! И я хочу быть с ней! Я устал от тебя, Аня! Устал!
Он выкрикивал эти слова мне в лицо, а я смотрела на него и не узнавала. Куда делся тот нежный, заботливый мужчина, за которого я выходила замуж?
— Тогда уходи, — сказала я тихо, но твёрдо. — Собирай свои вещи и уходи. Прямо сейчас.
— Я и уйду! — он с вызовом посмотрел на меня. — Только не один. Это и моя квартира тоже. Так что это ты с сыном будешь собирать вещи. Я даю тебе неделю.
Я опешила от такой наглости.
— Что? Ты хочешь выгнать нас из нашего собственного дома?
— Это не твой дом! — его голос сочился злобой. — Квартира куплена в браке, но на мои деньги! Так что половина твоя, конечно. Я даже готов выкупить твою долю. По рыночной стоимости. Точнее, по кадастровой. А пока ищи себе жильё.
Он развернулся и пошёл в спальню, чтобы собрать вещи. Я осталась стоять посреди кухни, оглушённая. Он не просто предал меня. Он решил меня уничтожить. Стереть из своей жизни, как досадную ошибку. Лишить дома, лишить всего.
Я слышала, как он шумно выдвигает ящики, как бросает вещи в чемодан. Через десять минут он вышел, одетый, с чемоданом в руке.
— Неделя, Аня, — бросил он, не глядя на меня. — Иначе я вызову полицию и выселю тебя силой.
Дверь за ним захлопнулась. Я медленно сползла по стене на пол. Слёз не было. Была только пустота. Огромная, выжженная дыра в груди. Он ушёл. Ушёл к ней. А нас с сыном просто выбросил на улицу.
***
Первые несколько часов я просто сидела на полу, бессмысленно глядя в одну точку. В голове была абсолютная пустота. Потом из комнаты вышел сонный Илюша.
— Мама, а где папа? Он на работу уехал?
Я посмотрела на его чистое, доверчивое лицо, и ком подкатил к горлу. Как объяснить пятилетнему ребёнку, что папа больше не вернётся? Что он променял его на другую, чужую тётю?
— Да, сынок, — я заставила себя улыбнуться. — Папа уехал. В очень долгую командировку.
Я знала, что это ложь, но не могла сказать ему правду. Не сейчас. Я обняла его крепко-крепко, вдыхая родной запах его волос. Он — единственное, что у меня осталось. И я должна быть сильной. Ради него.
Весь день я провела как в тумане. Механически приготовила завтрак, механически отвела сына в садик. Вернувшись в опустевшую квартиру, я ощутила всю глубину своего отчаяния. Каждый угол напоминал о Кирилле, о нашей прошлой, счастливой жизни. Вот кресло, в котором он любил смотреть футбол. Вот полка с его книгами. А вот наша свадебная фотография на стене…
Я сорвала её со стены и швырнула на пол. Стекло разлетелось на мелкие осколки. Как и моя жизнь.
К вечеру оцепенение начало проходить, уступая место холодной, трезвой ярости. Я не позволю ему так поступить с нами. Я буду бороться.
Первым делом я позвонила своей единственной подруге, Лене. Она работала юристом. Выслушав мой сбивчивый рассказ, она надолго замолчала.
— Вот же козёл, — наконец сказала она. — Ань, не раскисай. Он тебя просто пугает. Никто тебя из квартиры не выселит, тем более с несовершеннолетним ребёнком.
— Но он сказал, что квартира куплена на его деньги…
— И что? Она куплена в браке, а значит, является совместно нажитым имуществом. Тебе принадлежит ровно половина, — уверенно заявила Лена. — А вот с дачей сложнее. Если она была оформлена на него, а ты не давала нотариального согласия на продажу, то сделку можно попытаться оспорить. Но это долго и дорого.
Мы проговорили больше часа. Лена объяснила мне мои права, набросала примерный план действий. Её уверенность передалась и мне. Я поняла, что не всё потеряно.
— Главное сейчас — собери все документы на квартиру, на дачу, свидетельство о браке, о рождении Илюши. И деньги. Тебе понадобятся деньги на адвоката, — сказала она на прощание.
Деньги. Вот где была главная проблема. Все наши сбережения хранились на общем счёте, к которому Кирилл, конечно же, уже перекрыл мне доступ. Моих доходов от тортов едва хватало на жизнь.
Но я не собиралась сдаваться. Я села за ноутбук и начала действовать. Я обновила свою страницу в соцсетях, выложила фотографии своих лучших работ, объявила акцию. Я писала всем своим старым клиентам, предлагая скидки. Я должна была работать. Работать как никогда раньше.
Когда я забирала Илюшу из садика, он протянул мне рисунок.
— Мама, это тебе. Это наш дом. И мы с тобой. А папа скоро вернётся из командировки и привезёт нам большой-большой торт!
Я посмотрела на неумело нарисованный домик, на две улыбающиеся фигурки, и слёзы, которые я так долго сдерживала, хлынули из глаз. Я плакала от обиды, от боли, от страха за будущее. Но сквозь эти слёзы я видела в глазах своего сына столько любви и веры в меня, что поняла: я справлюсь. Я обязательно справлюсь. Я построю для нас новый дом. Настоящий. И в нём всегда будет пахнуть ванилью и счастьем.
***
Мои дни превратились в сумасшедший марафон. Утром — отвезти Илюшу в садик. Затем — гонка по оптовым базам в поисках лучшего бельгийского шоколада и свежих ягод. Потом — развоз готовых заказов по всему городу. Вернувшись домой, я успевала лишь приготовить ужин и сделать заготовки. А когда Илюша засыпал, начиналась моя настоящая смена. Тихая кухня становилась моим цехом, где до самого рассвета я пекла коржи, взбивала кремы и колдовала над декором.
Заказы посыпались один за другим. Сарафанное радио, акции и моя репутация сделали своё дело. Люди заказывали торты на дни рождения, свадьбы, корпоративы. Я спала по три-четыре часа в сутки, но усталости не чувствовала. Мною двигало отчаянное желание выстоять.
Кирилл больше не звонил. Он прислал лишь одно сообщение: «Неделя истекает завтра. Надеюсь, ты нашла, куда съехать». Я прочитала это и просто удалила, не отвечая. Я больше не боялась его угроз.
Ровно через неделю в дверь позвонили. На пороге стоял Кирилл. Не один. Рядом с ним, прижавшись к его плечу, стояла она. Алина. Яркая, холёная, в дорогом кашемировом пальто. Она смотрела на меня свысока, с нескрываемым презрением.
— Ну что, ты собрала вещи? — с порога спросил Кирилл.
— Я никуда не собираюсь, — спокойно ответила я, преграждая им путь. — Это и мой дом тоже.
— Мы же договаривались, Аня! — зашипел он. — Не устраивай цирк!
— Это ты устраиваешь цирк, Кирилл, — я посмотрела на его спутницу. — Привёл свою… любовницу в наш дом. Не стыдно?
Алина скривила губы.
— Вообще-то, это скоро будет мой дом. Так что попрошу без оскорблений.
Её наглость поражала. Я чувствовала, как во мне снова закипает ярость, но я заставила себя сохранить спокойствие.
— Этот вопрос будет решать суд, — отчеканила я. — А до тех пор попрошу вас покинуть мою квартиру. Иначе я вызову полицию.
— Ах ты… — Кирилл шагнул ко мне, но Алина остановила его, положив руку ему на грудь.
— Кирюш, не надо. Не связывайся с этой истеричкой. Поехали, юристы сами всё решат.
Она бросила на меня победный взгляд и потянула его к лифту. Когда они ушли, у меня подкосились ноги. Я понимала, что это только начало. Начало долгой и грязной войны.
На следующий день мне пришла повестка в суд. Кирилл подал на развод и раздел имущества. Я встретилась с адвокатом, которого мне посоветовала Лена. Марк Семёнович, пожилой, очень опытный юрист, внимательно изучил все документы.
— Дело ваше непростое, но и не безнадёжное, — сказал он. — Квартиру поделим пополам, это закон. А вот за деньги от дачи придётся побороться. Тот факт, что он сразу же вложил их в покупку недвижимости с другой женщиной, нам на руку. Это доказывает его недобросовестность.
Вдохновлённая его словами, я с новыми силами взялась за работу. Мне нужны были деньги, много денег. На адвоката, на оценку имущества, на жизнь.
И тут случилось маленькое чудо. Мне позвонили из крупной кофейни, одной из самых модных в городе. Они видели мои работы в интернете и предложили мне стать их постоянным поставщиком десертов. Это был контракт! Стабильный, крупный заказ, который мог обеспечить мне и Илюше безбедное существование.
Я не верила своему счастью. В тот вечер, подписав договор, я впервые за долгое время почувствовала твёрдую почву под ногами. Я шла по вечернему городу, и мне казалось, что я могу всё. Я не только отобью у Кирилла то, что принадлежит мне по праву, но и построю свою собственную маленькую империю. Империю из бисквита, крема и шоколада.
***
Судебные заседания тянулись мучительно долго. Кирилл и его адвокат пытались доказать, что я почти не вкладывалась в семейный бюджет, что я была обычной домохозяйкой, а все основные активы были созданы исключительно на его деньги. Они приводили свидетелей, показывали какие-то чеки, выписки. Это было унизительно.
Я же, следуя советам Марка Семёновича, молчала и предоставляла документы. Договор с кофейней, выписки с моего счёта, куда теперь регулярно поступали приличные суммы, чеки на оплату репетиторов и кружков для Илюши. Моя позиция была сильной: я не была иждивенкой, я была партнёром.
В один из дней, после очередного заседания, Кирилл подкараулил меня в коридоре суда. Он выглядел потрёпанным. Дорогой костюм сидел на нём мешковато, под глазами залегли тени.
— Аня, может, договоримся миром? — спросил он неожиданно тихо. — Я выплачу тебе за долю в квартире. Нормальные деньги, не как я тогда предлагал.
Я с удивлением посмотрела на него. Куда делась его самоуверенность?
— Что так, Кирилл? Проблемы в раю? — не удержалась я от шпильки.
Он поморщился.
— Алина… она… В общем, ей нужно всё и сразу. Она требует, чтобы я купил ей машину, новую шубу… Говорит, что квартира, в которую мы вложились, недостаточно элитная. Она высасывает из меня все деньги.
Я слушала его и не чувствовала ни злорадства, ни жалости. Только пустоту. Он сам выбрал этот путь. Он променял тепло домашнего очага на яркую, но пустую обёртку.
— Это твои проблемы, Кирилл, — сказала я ровно. — У нас с тобой разговор только в зале суда.
Я развернулась и пошла прочь, чувствуя на себе его растерянный взгляд. В тот момент я поняла, что окончательно его отпустила. Он перестал быть для меня мужем, любимым человеком. Он стал просто ошибкой прошлого.
Моя жизнь, тем временем, налаживалась. Дела в кофейне шли отлично. Мои десерты стали их визитной карточкой. Меня начали узнавать, появились статьи в местных гастрономических блогах. Я наняла помощницу, потому что одна уже не справлялась с объёмом заказов.
Я сняла небольшое помещение под цех, чтобы не превращать квартиру в производство. Каждый день, приходя туда, я чувствовала себя хозяйкой своей жизни.
Однажды вечером, когда я возвращалась домой, у подъезда я увидела знакомую фигуру. Это была Алина. Она была без своего шикарного пальто, в простом джинсовом костюме. Макияж размазан, глаза красные от слёз.
— Я хочу с тобой поговорить, — сказала она, преградив мне дорогу.
— Нам не о чем говорить.
— Послушай, я… я была неправа, — её голос дрожал. — Кирилл — он не тот, за кого себя выдаёт. Он обещал мне золотые горы, а на деле оказался жадным неудачником. Он отказался покупать мне машину, представляешь?
Я смотрела на неё и видела перед собой не хищницу, а просто глупую, несчастную женщину, которая проиграла в своей же игре.
— А чего ты хотела? — спросила я. — Ты думала, что мужчина, который так легко предаёт жену и ребёнка, будет верен тебе?
Она ничего не ответила, только всхлипнула.
— Он сказал, что у него нет денег. Что ты отсудила у него всё.
— Я отсудила только то, что принадлежит мне и моему сыну по закону, — отрезала я. — А теперь, если позволишь, я пойду. Меня дома ждёт ребёнок.
Я обошла её и вошла в подъезд, оставив её рыдать на улице. Я не чувствовала себя победительницей. Я просто чувствовала, что справедливость, пусть и с опозданием, но восторжествовала.
***
Суд вынес решение в мою пользу. Квартиру признали совместно нажитым имуществом и обязали Кирилла выплатить мне половину её рыночной стоимости. Деньги от продажи дачи тоже разделили пополам, так как Марку Семёновичу удалось доказать, что они были потрачены не на нужды семьи.
Это была победа. Полная и безоговорочная. Кирилл был вынужден продать ту самую квартиру в «Лазурном береге», чтобы расплатиться со мной. От Алины он, разумеется, ушёл. Или, скорее, она его бросила, поняв, что «спонсор» больше не платёжеспособен.
Получив деньги, я первым делом купила нам с Илюшей новую квартиру. Небольшую, но уютную двушку в тихом зелёном районе, рядом с хорошей школой. Когда мы впервые вошли в неё, Илюша восторженно закричал и побежал исследовать свою новую комнату.
— Мама, у меня будет своя комната! Своя! — кричал он, прыгая на месте от счастья.
Я смотрела на него и улыбалась, а у самой сжалось сердце. Ведь и в старой квартире у него была своя комната, но Кирилл никогда не считал её таковой. Там стоял его громоздкий рабочий стол, и он мог в любой момент войти без стука, чтобы поработать или просто проверить, чем занят сын. Я поняла, что сейчас Илюша радуется не столько стенам, сколько праву на свой собственный, неприкосновенный уголок. Наше маленькое, но абсолютно свободное пространство. Мы справились.
Мой маленький кондитерский бизнес процветал. Я открыла вторую точку, наняла ещё несколько человек. Я работала много, но эта работа приносила мне не только деньги, но и огромное удовольствие. Я чувствовала себя на своём месте.
Иногда мне звонил Кирилл. Просил прощения, говорил, что совершил самую большую ошибку в своей жизни, просился обратно. Но я была непреклонна.
— Кирилл, прошлого не вернуть, — говорила я ему спокойно. — У тебя своя жизнь, у нас с Илюшей — своя. Ты можешь видеться с сыном, когда захочешь. Но между нами всё кончено.
Я научилась быть счастливой без него. Счастье было в смехе моего сына, в утреннем кофе, в запахе свежеиспечённого бисквита, в благодарных улыбках моих клиентов. Я обрела нечто большее, чем просто финансовую независимость. Я обрела себя.
Однажды воскресным утром мы с Илюшей пекли яблочный пирог. Он увлечённо посыпал его корицей, сосредоточенно морща нос. Кухня была залита солнцем, пахло яблоками и уютом.
— Мам, а мы счастливы? — вдруг спросил он, подняв на меня свои серьёзные глаза.
— Да, мой родной, — я обняла его и поцеловала в макушку. — Мы очень счастливы.
Я посмотрела в окно. Жизнь продолжалась. И я знала, что впереди нас ждёт ещё много таких же солнечных, счастливых дней. Я сама испекла свой «каравай», и он оказался гораздо вкуснее чужого.
Как вы думаете, сможет ли героиня в будущем снова поверить мужчине и построить новые отношения?
