— Вера, нам нужно поговорить серьёзно.
Свекровь стояла на пороге их с Димой спальни, и от её напряжённого вида у меня внутри всё похолодело. Я знала этот тон. Знала эту позу — руки скрещены на груди, подбородок задран, взгляд тяжёлый и цепкий. Так она всегда начинала свои «важные разговоры», после которых у меня болела голова, а в душе оставался противный осадок.
Дима молча встал с кровати и вышел из комнаты. Просто вышел, не оглянувшись. Мой муж всегда исчезал, когда мать начинала со мной «разговаривать». Трус. Маменькин сынок в свои тридцать три года.
— Проходи, Галина Петровна, — я сглотнула ком в горле и села на край кровати.
Свекровь прошла в комнату с видом королевы, инспектирующей владения. Она оглядела нашу скромную спальню — старый комод, который мы купили на распродаже, постельное бельё из магазина у дома, мои туфли, стоящие у стены. Её губы скривились в знакомой презрительной усмешке.
— Три года вы женаты, а живёте как студенты в общежитии, — она провела пальцем по комоду, будто проверяя пыль. — Я тут подумала. У меня есть предложение, от которого вам глупо отказываться.
Внутри меня что-то сжалось. Предложения свекрови никогда не были просто предложениями. За каждым стояла ловушка, капкан, который захлопывался в самый неожиданный момент.
— Слушаю вас.
— Я продаю свою трёхкомнатную квартиру в центре, — Галина Петровна уселась на единственный стул в комнате, устраиваясь основательно. — Покупатель уже есть, деньги хорошие. Вот думаю — куплю себе небольшую квартирку на окраине, а оставшиеся средства вложу в покупку квартиры для вас с Димой.
Я молчала, ожидая подвоха. Он не заставил себя ждать.
— Но квартира будет оформлена только на Диму. Ты понимаешь, невестка, это же логично? Сын мой, деньги мои. А ты… ну, ты пока никак себя не проявила. Ни детей нет, ни карьеры нормальной. Так, крутишься где-то в офисе за копейки.
Её слова били точно и больно. Я работала помощником юриста в небольшой компании. Зарплата действительно была скромной, но я вкалывала там по десять часов в день, училась, росла профессионально. А детей не было потому, что Дима сам постоянно откладывал этот разговор — сначала нужно квартиру, потом машину, потом стабильность.
— Галина Петровна, но мы же семья. Почему квартира только на Диму?
Свекровь посмотрела на меня так, словно я задала самый глупый вопрос в мире.
— А потому, Верочка, что жизнь непредсказуема. Вот поживёте год-другой, а потом вдруг решишь, что Дима тебе не подходит. Разведёшься — и половину квартиры себе заберёшь. Мои деньги получится. Нет уж, извини. Я не дура. Сын мой будет защищён.
— Я не собираюсь с ним разводиться!
— Сейчас не собираешься, — она махнула рукой, отметая мои слова как докучливых мух. — А через пять лет? Мало ли что. Вы, современные девушки, такие ветреные. Сегодня любовь, завтра надоело. Поэтому условие простое: квартира на Диму. И ещё одно условие.
Я почувствовала, как по спине пробежал холодок.
— Какое?
— Ты подпишешь отказ от претензий на эту квартиру. У нотариуса. Официально. Чтобы в случае чего никаких споров не было. Диму жалко — он мягкий, добрый. Может под твоё влияние попасть. А так всё будет по закону.
Я смотрела на свекровь и не верила своим ушам. Она сидела передо мной, моя свекровь, мать моего мужа, и спокойно, деловым тоном предлагала мне расписаться в том, что я — никто. Что я не имею права на ничего. Что три года брака, три года терпения её постоянных выпадов, три года жизни с её драгоценным сыном — это пустое место.
— А если я откажусь?
Галина Петровна пожала плечами.
— Тогда и квартиры не будет. Буду копить дальше. Пусть Дима живёт со мной. Места хватит. А ты… ну, как хочешь. Можешь и дальше снимать где-нибудь.
Она встала, разглаживая юбку.
— Подумай, Верочка. Предложение выгодное. Квартира в хорошем районе, две комнаты, ремонт свежий. Или упрямство и съёмная однушка до старости. Выбор за тобой. Дима уже согласился на мои условия.
Последняя фраза прозвучала как удар под дых. Дима согласился. Мой муж, который поклялся любить меня в горе и радости, спокойно согласился на то, чтобы я стала бесправной квартиранткой в собственном доме.
Свекровь вышла, оставив за собой шлейф дорогих духов и горечи. Я сидела на кровати, не в силах пошевелиться. Внутри бушевала буря из обиды, гнева и унижения.
Дима вернулся через пятнадцать минут. Виноватый, с опущенными глазами.
— Мам сказала? — он присел рядом, не глядя на меня.
— Сказала. И ты правда согласился?
— Вер, ну пойми. Это же реальный шанс получить своё жильё! Мы столько лет мечтали. А тут мама предлагает помочь…
— Помочь? — я почувствовала, как голос мой становится звонким от сдерживаемых слёз. — Она предлагает мне подписать бумагу, что я в этой квартире — никто! Что я не имею на неё никаких прав!
— Ну это же формальность просто, — Дима нервно потёр руки. — Мы же не разведёмся. Зачем тебе эти права на бумаге?
— Дима, это не формальность! Это унижение! Твоя мать прямым текстом говорит, что не доверяет мне, что я пустое место, что…
— Хватит драматизировать! — он вскочил, раздражённо взмахнув руками. — Мать хочет помочь сыну. Это нормально! А ты устраиваешь истерику из-за каких-то бумажек!
Я смотрела на него и не узнавала. Этот человек, с которым я прожила три года, который говорил, что я — его половинка, сейчас защищал свою мать, а не меня. Он выбрал.
Та ночь была бессонной. Я ворочалась, прокручивая в голове слова свекрови. «Ты пока никак себя не проявила». «Мои деньги». «Сын мой будет защищён». И Димино равнодушное «формальность».
К утру я приняла решение.
На следующий день я попросилась с работы пораньше и поехала к маме. Мы сидели на кухне, и я рассказала ей всё. Мама слушала молча, лишь иногда качая головой.
— Верочка, — она взяла мои руки в свои, — я всегда тебя учила быть сильной. Помнишь, как папа умер, нам было тяжело? Но мы справились. Потому что у нас было достоинство. А сейчас у тебя хотят это достоинство отобрать.
— Мам, но это же квартира. Своё жильё. Мы так долго мечтали…
— За чужой счёт, — мама строго посмотрела на меня. — За счёт твоего самоуважения. Вера, если ты сейчас подпишешь этот отказ, ты подпишешь договор на всю оставшуюся жизнь. Договор о том, что ты — второй сорт в этой семье. Галина Петровна будет напоминать тебе об этом каждый день. Каждую ссору. Каждое решение. «Это квартира моего сына, а ты здесь на птичьих правах».
Её слова легли на душу тяжёлым грузом, потому что были правдой.
— Что мне делать?
— Только ты можешь решить. Но я скажу одно: настоящий муж никогда не поставит свою жену в такое положение. Никогда. А если Дима это сделал… то может, стоит задуматься, а твой ли это человек?
Я вернулась домой поздно вечером. Дима сидел на кухне, что-то жевал, уткнувшись в телефон.
— Ну что, Вер, подумала? Мама завтра хочет к нотариусу съездить. Оформить всё быстро, пока покупатель не передумал.
Я села напротив него.
— Дима, я не подпишу этот отказ.
Он поднял голову, недовольно нахмурившись.
— Как не подпишешь? Мы же договорились!
— Мы ни о чём не договаривались. Договорились вы с мамой. А меня просто поставили перед фактом.
— Вера, не начинай, — он устало потёр лицо. — Я весь день на работе пахал. Не хочу сейчас скандала.
— Никакого скандала не будет. Просто я не подпишу документ, по которому я становлюсь бесправной в собственной семье.
— Тогда и квартиры не будет! — Дима ударил кулаком по столу. — Мать так и сказала! Либо по её условиям, либо никак!
— Тогда никак.
Наступила тишина. Тяжёлая, звенящая. Дима смотрел на меня так, словно я сошла с ума.
— Ты это серьёзно?
— Абсолютно.
Он вскочил, начал нервно ходить по кухне.
— Ты понимаешь, что творишь? Мы можем получить нормальное жильё! Перестать снимать эту дыру! А ты из-за своего дурацкого упрямства всё рушишь!
— Я не рушу, Дима. Я отстаиваю своё достоинство. Если твоя мать действительно хочет нам помочь, пусть оформит квартиру на нас обоих. Мы муж и жена. Семья. Или пусть вообще не покупает ничего.
— Ты ей не доверяешь?
— После того, что она мне вчера сказала? Нет, не доверяю.
Дима остановился, уставившись на меня.
— Знаешь что? Мне надоело! Надоело, что ты постоянно видишь в маме врага! Она хочет как лучше, а ты только капризничаешь!
— Капризничаю? — я встала, чувствуя, как внутри закипает гнев. — Твоя мать три года меня унижает! Три года говорит, что я недостаточно хороша для её сына! Что у меня плохая работа, что я не умею готовить, что одеваюсь безвкусно, что поздно прихожу домой! А ты молчал! Всегда молчал! Потому что ты — трус, Дима! Маменькин сынок, который боится перечить своей драгоценной маме!
Лицо Димы побелело. Он сделал шаг ко мне, и в его глазах я увидела что-то незнакомое. Холодное и жестокое.
— Раз я такой маменькин сынок, а моя семья такая ужасная, может, тебе вообще стоит уйти?
Эти слова повисли в воздухе. Я смотрела на мужа, на человека, с которым прожила три года, и понимала — он только что выбрал. Выбрал мать, а не меня.
— Хорошо, — я удивилась тому, как спокойно прозвучал мой голос. — Я уйду.
Дима растерялся. Он явно ожидал слёз, уговоров, истерики. А я просто развернулась и пошла в спальню собирать вещи.
Через час я стояла у двери с чемоданом. Дима сидел на диване, уставившись в пол. Когда я проходила мимо, он даже не поднял головы.
— Вера, ты правда уходишь?
— Да.
— Из-за квартиры?
Я остановилась у порога.
— Не из-за квартиры, Дима. Из-за того, что ты ни разу за три года не встал на мою сторону. Ни разу не защитил меня от своей матери. Ни разу не сказал ей, что я — твоя жена, и моё мнение важно. Я ухожу не от твоей матери. Я ухожу от тебя.
Он молчал. И в этом молчании было всё.
Я закрыла за собой дверь и вышла на лестничную площадку. В кармане завибрировал телефон. Эсэмэска от мамы: «Комната твоя готова. Приезжай».
Следующие два месяца были странными. Я жила у мамы, ходила на работу, пыталась не думать о Диме. Он звонил первую неделю. Просил вернуться, говорил, что всё уладит. Но когда я спросила, готов ли он поставить вопрос матери об оформлении квартиры на обоих, он замялся. И я поняла — ничего не изменилось.
Через месяц мне позвонила подруга Димы, Лена. Мы иногда общались, она была единственной из его окружения, кто относился ко мне по-человечески.
— Вера, ты в курсе, что происходит?
— В курсе чего?
— Галина Петровна квартиру продала. Купила себе однушку. А Диме… Диме вообще ничего не купила.
Я оторопела.
— Как не купила?
— Говорит, раз он не смог семью сохранить, раз позволил жене уйти, значит, не готов к своему жилью. Пусть живёт с ней и думает над своими ошибками. Вера, он в шоке. Мать его просто кинула.
Я положила трубку и долго сидела, переваривая информацию. Галина Петровна обманула собственного сына. Весь этот спектакль с квартирой, с отказом, с условиями был просто способом манипуляции. Она никогда и не собиралась покупать нам жильё. Ей нужна была власть. Власть надо мной, власть над Димой.
И Дима, мой бывший муж, попался на эту удочку. Променял семью на несуществующую квартиру.
Прошёл год. Я подала на развод. Дима не сопротивлялся. На суде он выглядел постаревшим, уставшим. Галина Петровна сидела рядом с ним, плотной наседкой, и даже там, в зале суда, комментировала каждое моё слово.
Когда судья объявил решение о разводе, я почувствовала не боль, а облегчение. Огромное, всепоглощающее облегчение.
Выходя из здания суда, я увидела Диму на крыльце. Он стоял один, мать уже уехала на такси.
— Вера, — он окликнул меня.
Я остановилась.
— Я был идиотом, — он смотрел в землю. — Ты была права. Во всём. Мать никогда не купила бы нам квартиру. Она просто хотела тебя унизить. А я… я позволил.
— Дима, уже не важно.
— Важно, — он поднял на меня глаза. — Я потерял самое дорогое, что у меня было. Тебя. Ради призрачного обещания. Мне жаль.
Я хотела сказать что-то злое, что-то обидное. Но не смогла. Передо мной стоял сломленный человек, который заплатил за свою слабость слишком высокую цену.
— Береги себя, Дима.
Я развернулась и пошла к выходу. Там меня ждала мама. Мы сели в машину, и она взяла меня за руку.
— Гордая моя девочка. Ты справилась.
Я улыбнулась сквозь слёзы. Да, я справилась. Я не подписала тот чёртов отказ. Я не позволила превратить себя в бесправную квартирантку. Я сохранила себя.
Прошло ещё полгода. Я получила повышение на работе, начала откладывать деньги. Мама помогала, сколько могла. Однажды вечером мне позвонил незнакомый номер.
— Вера? Это Сергей. Сергей Ковалёв. Мы встречались на конференции в прошлом месяце.
Я вспомнила высокого мужчину с добрыми глазами, с которым мы разговорились в перерыве. Он работал в крупной юридической компании.
— Помню. Здравствуйте.
— У нас открылась вакансия старшего юриста. Я сразу подумал о вас. Интересно?
Это было началом новой жизни. Настоящей. Той, где я решала сама. Где не было свекрови с её манипуляциями и мужа-труса.
Спустя два года я купила свою собственную квартиру. Маленькую, на окраине, но свою. Полностью свою. Когда риелтор вручил мне ключи, я стояла посреди пустой комнаты и плакала от счастья.
Недавно я узнала от общих знакомых, что Дима так и живёт с матерью. Галина Петровна нашла ему новую невесту — тихую, забитую девочку, которая боится слово поперёк сказать. Идеальную жертву для её манипуляций.
Мне было жаль ту девушку. Но я больше не жалела себя.
Я сделала правильный выбор в тот день, когда отказалась подписать отказ от своего достоинства. Квартира, купленная ценой самоуважения, никогда не станет домом. А дом — это там, где тебя ценят. Где ты не должна доказывать своё право на существование.
Я построила свой дом сама. И в нём правила устанавливаю я.
