— Ты вообще слышишь, что я тебе говорю?! — взвилась Алина, стукнув ладонью по столу. — Это моя квартира! Моя! Мама на меня оформила, а не на вас обоих!
Денис поднялся с кресла, тяжело дыша. Взгляд у него был хищный, как у человека, которого поставили в тупик и лишили привычного контроля.
— Да что значит «моя»? — процедил он. — Мы живём здесь вместе уже четыре года. Я ремонт делал, технику покупал, ипотеку платил, хоть она и не на меня оформлена. А теперь ты решила меня выкинуть, как кота, да?
— Ты не ипотеку платил, а делал взносы на коммуналку! — отрезала Алина. — И технику ты брал в кредит на своё имя — я тебе эти деньги отдавала. Не переворачивай всё с ног на голову!
В гостиной пахло выгоревшей проводкой и свежим кофе. На столе стояла пустая чашка с отпечатком губной помады, рядом — папка с документами, нотариальная копия завещания.
Ирина Николаевна, её мать, умерла полгода назад, и квартира перешла к Алине. Тогда всё выглядело просто. А теперь вдруг всплыло — Денис убеждён, что часть этой квартиры — «и его тоже».
— Ты без меня бы тут даже обои не переклеила! — не унимался он. — Мать твоя хоть и баба с характером была, но хоть понимала, что в жизни всё делается вместе. А ты — неблагодарная.
— Не трогай маму, — холодно произнесла Алина, чувствуя, как у неё поднимается знакомая волна ярости. — Не тебе её вспоминать. Ты её до последнего раздражал своими разговорами про «продать всё и купить побольше».
— Потому что я думал о будущем! — выкрикнул Денис. — Не хочешь, чтобы я говорил о твоей матери — хорошо. Тогда поговорим о тебе. Что ты вообще сделала для нас? Сидела на своей бухгалтерии за копейки, тащила домой усталость и своё «я устала». А теперь ещё и с наследством — «моя квартира»! Тебе не стыдно?
— Стыдно должно быть тебе, — прошептала Алина, не узнавая собственного голоса. — За то, что ты с самого начала думал не о нас, а о квадратных метрах.
Он резко схватил со стола папку и вытащил лист с гербовой печатью.
— Значит так. — Голос его дрожал. — Я не уйду отсюда просто так. Половина — моя.
— С чего вдруг?
— А с того, что я в этой квартире вложился. Морально, физически и материально.
— Материально — это когда человек вносит в документы, — сдержанно сказала она. — А морально — это когда не предаёт.
Он расхохотался. Громко, зло, с эхом.
— Предаёт? Это ты сейчас меня предаёшь. Мать твоя умерла, оставила тебе хату, а я — никто, да? Удобно.
Алина сжала руки в кулаки. В голове всё гудело.
— Денис, ты взрослый мужик. Я тебе предлагаю по-человечески: давай ты найдёшь себе жильё, я помогу на первое время. Но мы больше не живём вместе. Всё.
Он сделал шаг к ней, глаза сверкнули.
— А если я не уйду? Что ты сделаешь? Вызовешь полицию? Пусть приходят, посмотрим, кто первый вылетит отсюда.
Она стояла молча. Несколько секунд — и тишина стала плотной, как бетон. Потом Алина вдруг спокойно произнесла:
— Хорошо. Тогда живи. Только знай: я не собираюсь быть твоей служанкой.
И пошла в комнату, захлопнув за собой дверь.
Ночь она не спала. Лежала на кровати, уставившись в потолок. Всё детство прошло в этой квартире. Мамин диван, мамины шторы, старый комод, который она когда-то уговаривала не выкидывать.
Мама всегда говорила: «Квартира — это не стены. Это то, как вы друг с другом».
А теперь стены остались, а всё остальное трещало по швам.
Денис, видимо, заснул на диване в гостиной — тихо посапывал. Алина тихо встала, прошла в кухню, достала мамину кружку с облупившимся золотым кантом. Налила себе воды. Руки дрожали.
«Как я вообще до этого дошла?» — думала она. — «Когда он стал таким чужим?»
Она вспомнила, как он раньше ухаживал. Цветы, прогулки, планы. Потом — как-то незаметно — всё стало иначе. Он говорил всё чаще про «денежные потоки», «вложиться в новострой», «сдать эту старую халупу». Ей было больно это слушать, ведь каждый угол здесь — мамино дыхание.
Утром всё началось заново.
— Ты подумала? — спросил Денис, едва она вышла из спальни.
— Да, — коротко ответила Алина. — Я уезжаю на неделю к подруге. А ты решай, что тебе нужно: вещи или принципы.
Он усмехнулся.
— То есть я остаюсь? Отлично.
Алина молча собрала чемодан. Когда она выходила, он даже не посмотрел.
У подруги, у Вики, пахло кофе и свежей выпечкой. Вика всегда была прямой — без сантиментов, но с добротой.
— Ирка бы тебя убила за то, что ты терпела это столько лет, — сказала она, выслушав рассказ.
— Мама и терпела, — ответила Алина. — Ради меня. А я теперь не хочу жить в её доме, чувствуя, что там чужой человек.
— Так высели его, — просто сказала Вика. — Суд, полиция, нотариус. Всё по закону.
— Не хочу суда. Хочу, чтобы он сам понял.
— Не поймёт, — вздохнула Вика. — Такие, как он, понимают только, когда теряют.
Через неделю Алина вернулась. В квартире пахло мужским дезодорантом и сигаретами. Денис сидел за столом с каким-то мужчиной. На столе — папка, бумаги, каталог недвижимости.
— О, хозяйка пришла! — усмехнулся Денис. — Знакомься, это Игорь, мой знакомый из агентства. Мы тут обсудили, как выгоднее продать твою квартирку.
— Что? — Алина почувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Ну не твою, а нашу. Половину тебе, половину мне.
Игорь смутился.
— Я вообще-то думал, вы оба согласны…
— Уходите, — сказала Алина тихо, глядя на мужчину.
— Девушка, я…
— Вон! — выкрикнула она, и Игорь, не споря, схватил папку и исчез.
Денис ухмыльнулся:
— О, началось.
— Это мой дом. И я не позволю тебе его продать.
— Посмотрим, — бросил он, откинувшись на спинку стула.
Через два дня Алина подала заявление в полицию о неправомерных действиях. Ей помог юрист, знакомый Вики. Документы были безупречны: квартира полностью принадлежала ей.
Денису пришло уведомление. Он бесился, кричал, грозил.
— Ты мне жизнь сломала! — орал он. — Я ради тебя вкалывал, всё делал, а ты — вон как!
— Ради себя ты всё делал, — ответила она спокойно. — Чтобы жить красиво. На маминых метрах.
Он метнул в стену чашку, осколки посыпались по полу. Алина не дрогнула.
Он съехал через две недели. Громко, с хлопаньем дверей и оскорблениями. На прощание бросил:
— Ты ещё приползёшь, когда поймёшь, что без меня никто!
Она не ответила. Только закрыла дверь и прислонилась к ней спиной. Сердце билось быстро, как у человека, выбравшегося на поверхность после долгого погружения.
Жизнь потихоньку наладилась.
Алина стала брать подработки — вела отчётность для нескольких фирм. Потом устроилась в агентство недвижимости бухгалтером. Забавно, как всё сошлось: она работала с договорами, а в душе всё ещё хранила боль от того, что чуть не потеряла свой дом.
Через полгода в агентство пришёл новый сотрудник — тихий парень по имени Антон. Он оказался юристом по недвижимости. Сначала просто помогал с бумагами, потом как-то незаметно они начали пить вместе кофе, обсуждать клиентов, спорить.
— Знаешь, — сказал он однажды, листая очередной договор, — удивительно, как люди готовы воевать за стены, но теряют уважение к тем, кто рядом.
— Иногда стены — единственное, что от них остаётся, — тихо ответила Алина.
Он посмотрел на неё внимательно, без любопытства, но с пониманием. И впервые за долгое время ей не захотелось защищаться.
Осенью, когда деревья в сквере за домом стали красно-золотыми, Алина решилась. Она сняла со стены мамин старый календарь, который висел там с восьмого года. Под ним, в конверте, лежал ключ — запасной, «на чёрный день». Мама всегда хранила его там, говоря: «Ключ — это не от квартиры, это от спокойствия. Главное — знать, где он».
Теперь Алина держала его в руке, улыбаясь.
— Спасибо, мам, — сказала она. — Я поняла.
Через год она купила новую квартиру — маленькую, на окраине, но свою. Старую мамину решила не продавать, а сдавать студентам. Пришла туда, прибрала, оставила на столе вазу с ромашками. В комнате стояла тишина, но не мёртвая, а домашняя.
Она огляделась: обои чуть потускнели, но всё так же пахло домом.
Дениса она больше не видела. Пару раз писала ему повестка из суда — он пытался подать иск на «компенсацию за вложения», но суд отказал.
Однажды вечером ей позвонила Тамара Павловна — мать Дениса.
— Алина? Здравствуй. Я знаю, что не имею права звонить, но… он уехал. За границу. С новой женщиной. Хотела сказать… спасибо тебе. Ты единственная, кто ему когда-то говорил правду.
Алина молчала. Потом ответила:
— Надеюсь, теперь он научится жить без чужого крыла над головой.
Зимой, когда первый снег лёг на подоконник её новой квартиры, Алина заварила чай, открыла ноутбук и написала заявление о покупке доли в компании — маленький, но уверенный шаг вперёд.
Телефон завибрировал.
— Привет, — это был Антон. — Ты занята? Я тут думаю, а не поехать ли нам на выходные к морю?
Она улыбнулась.
— Можно. Только сначала заедем на одну квартиру. Я хочу проверить, как там студенты.
Когда они вошли в старую мамину квартиру, пахло свежей выпечкой и кофе. На стене висела та самая картина — мамины ромашки, которые она вышивала вечерами.
Алина подошла ближе, провела пальцами по раме.
— Знаешь, — сказала она, — я раньше думала, что наследство — это имущество. А оказалось — это выбор. Что оставить, а что отпустить.
Антон кивнул:
— Главное — не продавать себя.
Она посмотрела в окно. За стеклом падал снег — крупный, медленный.
И впервые за долгое время ей было по-настоящему спокойно.
А дома, в старом комоде, всё ещё лежал тот самый запасной ключ.
Ключ от квартиры.
Ключ от себя.
