Аня отшатнулась, словно от пощечины. Удар был невидимым, но от этого не менее болезненным. Он пришелся прямо в сердце, заставив его сжаться до крошечного, ледяного комка. Белый пухлый конверт, который она всего секунду назад держала в руках, теперь был в его. В руках Игоря. Мужа. Самого близкого, как ей казалось, человека.
— Я… я хотела просто посмотреть, — пролепетала она, чувствуя, как краска стыда и обиды заливает щеки. Голос предательски дрогнул.
Игорь стоял напротив, массивный, скалистый, загораживая собой выход из их маленькой спальни. Его лицо, обычно спокойное, сейчас исказила гримаса гнева и недоверия. Он сжимал конверт так, что побелели костяшки пальцев. Словно боялся, что она снова попытается его отнять.
— Посмотреть? — прошипел он, и в его голосе прозвучал холодный металл. — Аня, не держи меня за идиота. Я знаю, зачем ты сюда полезла. Но я тебе сказал. Эти деньги — для моей матери. Точка.
Он произнес это слово — «точка» — с такой непререкаемой уверенностью, будто забивал гвоздь в крышку гроба их общего будущего. Того самого будущего, ради которого этот конверт и появился. Они вместе откладывали каждую копейку, отказывая себе в отпуске, в новой одежде, в походах в кино. «На первый взнос по ипотеке», — говорили они друг другу, мечтая о собственной квартире, о детской комнате с обоями в звездочку, о собаке, которую они обязательно заведут.
Все эти мечты теперь скукожились, съежились и превратились в пыль от одного его слова.
— Но моя мама… — начала Аня, чувствуя, как к горлу подкатывает ком. — Ей тоже нужна помощь. Срочно.
— У твоей мамы есть ты и твой брат, — отрезал Игорь. — А у моей — только я. И я дал ей слово.
Он развернулся и решительным шагом направился к шкафу. Высокий, из темного дерева, он возвышался в комнате, как мавзолей их неудавшейся семейной жизни. Игорь встал на цыпочки и засунул конверт на самую верхнюю полку, за стопку старого постельного белья. Жест был демонстративным, унизительным. Он не просто прятал деньги. Он показывал ей ее место.
Аня смотрела на его широкую спину и чувствовала, как внутри все закипает. Бессилие сменялось яростью.
— Ты не имел права так решать один! — выкрикнула она. — Мы копили их вместе! Это и мои деньги тоже!
Игорь медленно обернулся. Его глаза потемнели, превратившись в две ледяные щели.
— Твои? А ты помнишь, кто последний год вкалывал на двух работах, чтобы этот конверт вообще хоть немного потяжелел? Кто ночами сидел над проектами, пока ты спокойно спала?
Это был удар ниже пояса. Да, последний год Игорь действительно много работал. Но разве она сидела сложа руки? Она вела все хозяйство, создавала уют, готовила ему ужины, которые он съедал за пять минут, не отрываясь от ноутбука. Она была его тылом, его поддержкой. И теперь этот тыл, эта поддержка обесценивались одним махом.
— Значит, так? Теперь будем считать, кто больше вложил? — с горькой усмешкой спросила она. — Хорошо, давай посчитаем. А мою заботу ты в какой валюте оценишь? Мои бессонные ночи, когда у тебя были авралы? Мое терпение?
— Не переводи тему, — он устало потер переносицу. — Дело не в том, кто сколько вложил. Дело в обещании. Мужчина должен держать свое слово. Меня так отец учил.
— А женщину, свою жену, мужчина должен уважать! — ее голос сорвался. — Ты хоть на секунду подумал обо мне? О моей матери? Ты знаешь, что ей поставили диагноз? Ты знаешь, что врачи сказали? «Нужна операция, и чем быстрее, тем лучше». А на что ее делать? На пенсию?
Она замолчала, тяжело дыша. В комнате повисла звенящая тишина. Слышно было только, как за окном недовольно гудит машина и как тикают настенные часы в гостиной. Тик-так, тик-так. Словно отсчитывали последние минуты их брака. Или, что было страшнее, последние минуты жизни ее матери.
Игорь молчал. Он смотрел куда-то в сторону, на выцветший узор на ковре. Ане показалось, что в его взгляде на мгновение промелькнуло что-то похожее на сочувствие. Но оно тут же исчезло, сменившись привычной упрямой жесткостью.
— Я сочувствую, правда, — наконец глухо произнес он, не глядя на нее. — Но я не могу нарушить слово. Мама ждет. Она… она очень надеется.
— А моя, значит, пусть не надеется? Пусть умирает? — прошептала Аня, чувствуя, как по щекам катятся слезы. Первые, горячие, полные отчаяния.
Она больше не могла находиться с ним в одной комнате. Развернувшись, она выбежала из спальни, хлопнув дверью. Добежала до кухни, налила дрожащими руками стакан воды. Выпила залпом, но легче не стало. Внутри все горело.
Она села на табуретку, обхватив голову руками. Что делать? Где взять деньги? Сумма была огромной. Неподъемной для них сейчас. Этот конверт был единственной надеждой. Последней.
Аня вспомнила вчерашний разговор с матерью по телефону. Ее слабый, но такой родной голос. «Анечка, доченька, не волнуйся, все будет хорошо. Прорвемся». Она всегда так говорила. Даже когда отец ушел к другой, оставив ее с двумя детьми. Даже когда ее уволили с работы по сокращению. «Прорвемся». Но сейчас Аня впервые почувствовала, что они могут и не прорваться. Болезнь была слишком серьезной, а время играло против них.
Внезапно в кармане халата завибрировал телефон. Аня вздрогнула. На экране высветился номер брата, Лешки. Она смахнула слезы и ответила.
— Алло?
— Ань, привет. Ты как? Говорила с Игорем? — голос у брата был встревоженным.
— Говорила, — с трудом выдавила она.
— И что?
— Он отказал.
В трубке на несколько секунд повисло молчание.
— Как отказал? — недоверчиво переспросил Лешка. — Совсем?
— Сказал, что пообещал деньги своей матери.
— Твою ж… — Брат не договорил, но Аня поняла все без слов. — И что теперь? Где мы возьмем такую сумму? Я уже все свои заначки выгреб, у друзей поспрашивал. Там копейки, Ань. На лекарства разве что хватит.
Сердце Ани снова сжалось. Она и не надеялась на брата. Он сам недавно развелся, платил алименты, жил от зарплаты до зарплаты.
— Я не знаю, Леш, — прошептала она. — Я просто не знаю.
Они поговорили еще немного и попрощались. Аня положила телефон на стол и снова уставилась в одну точку. В голове была абсолютная пустота. Ни одной мысли, ни одного плана. Только тупая, ноющая боль.
Она не знала, сколько так просидела. Может, десять минут, а может, час. Из оцепенения ее вывел звук открывающейся входной двери. Игорь. Он куда-то уходил.
Аня на цыпочках выглянула в коридор. Он стоял спиной к ней, натягивая куртку. В его руке была небольшая спортивная сумка. Аня похолодела. Она знала, что в этой сумке. Конверт. Он собирался отвезти деньги своей матери. Прямо сейчас. Не сказав ей ни слова. Просто поставить перед фактом.
В этот момент что-то внутри нее оборвалось. Последняя ниточка терпения, последняя капля надежды на то, что он одумается, поймет. Вся любовь, которая еще теплилась в ее душе, сменилась холодной, расчетливой яростью.
Она бесшумно вернулась на кухню. Взгляд упал на массивную чугунную сковородку, стоявшую на плите. Рука сама потянулась к ней. Пальцы сомкнулись на холодной ручке. Тяжелая. То, что нужно.
Нет, она не собиралась его бить. Просто напугать. Заставить остановиться. Заставить выслушать.
Спрятав сковородку за спину, она снова вышла в коридор. Игорь уже обувался.
— Ты уходишь? — спросила она нарочито спокойным голосом.
Он вздрогнул от неожиданности и медленно выпрямился.
— Да. Мне нужно съездить к маме.
— Понимаю, — кивнула она, медленно приближаясь. — Важное дело.
Он с подозрением посмотрел на нее.
— Аня, что ты задумала?
— Я? Ничего, — она улыбнулась. Улыбка получилась жуткой, кривой. — Просто хочу тебя проводить. И кое-что отдать.
Она сделала еще шаг. Теперь их разделяло не больше метра. Он увидел сковородку у нее за спиной. Глаза его расширились от изумления и страха.
— Ты… ты с ума сошла? Положи.
— Сначала ты положи сумку, — прошипела она. — Положи. И вытащи конверт.
Игорь попятился назад, упираясь спиной во входную дверь.
— Аня, прекрати этот цирк. Мы же взрослые люди.
— Это ты прекрати! — взвизгнула она, замахиваясь. — Ты превратил нашу жизнь в цирк! Ты меня предал!
Он выставил вперед руку, пытаясь защититься.
— Я тебя не предавал! Я спасаю свою мать!
— А мою убиваешь!
Она шагнула вперед, и он, споткнувшись о порог, начал заваливаться назад. Дверь, которую он, видимо, не закрыл на защелку, распахнулась. Игорь потерял равновесие и с грохотом повалился на лестничную клетку. Сумка выпала из его рук и откатилась в сторону.
Аня застыла на пороге, тяжело дыша. Сковородка все еще была в ее руке. Игорь лежал на полу, морщась от боли, и держался за ушибленный локоть.
— Сумасшедшая… — прохрипел он.
Внезапно дверь соседней квартиры приоткрылась, и в щель высунулась любопытная голова бабы Зины, местной сплетницы.
— Ой, а что это у вас тут происходит, голубки? Опять итальянские страсти?
Аня почувствовала, как к лицу снова приливает кровь. Позор. Какой позор. Она опустила сковородку.
Игорь, кряхтя, начал подниматься. Он зло посмотрел на Аню, потом на соседку, и, схватив свою сумку, бросился вниз по лестнице, не сказав больше ни слова.
Аня осталась стоять на пороге, провожая его взглядом. Баба Зина продолжала что-то сочувственно кудахтать, но Аня ее не слышала. В ушах стоял гул. Она проиграла. Он все равно ушел. Он все равно отвезет деньги.
Она механически закрыла дверь, зашла в квартиру и без сил опустилась на пол прямо в коридоре. Слезы снова хлынули из глаз, но теперь это были слезы не ярости, а бессилия. Все кончено. Надежды больше нет.
И тут ее взгляд упал на что-то белое, лежавшее на коврике у двери. Видимо, выпало из сумки Игоря, когда он падал. Это был сложенный вчетверо листок бумаги. Не конверт. Что-то другое.
Аня подняла его дрожащей рукой. Развернула. Это был бланк из медицинского центра. Частного. Очень дорогого. Она пробежала глазами по тексту. Фамилия пациента — Воробьева Антонина Петровна. Мать Игоря. Диагноз…
Аня читала и не верила своим глазам. Никакой срочной операции. Никакой смертельной болезни. В диагнозе значилось: «Возрастные изменения кожи. Рекомендован курс омолаживающих процедур: лазерная шлифовка, инъекции гиалуроновой кислоты, плазмолифтинг». А внизу от руки была приписана общая стоимость курса. Сумма почти в точности совпадала с той, что лежала в их общем конверте.
Воздух вышел из легких Ани с тихим свистом. Голова закружилась. Она смотрела на этот листок и мир вокруг нее рушился, рассыпался на миллионы осколков. Омолаживающие процедуры. Не операция по спасению жизни. Уколы красоты. Он соврал ей. Жестоко, цинично, глядя прямо в глаза. Он был готов пожертвовать жизнью ее матери ради прихоти своей. Ради того, чтобы его мама выглядела моложе.
Боль, которую она испытывала до этого, была ничем по сравнению с тем, что она почувствовала сейчас. Это было не просто предательство. Это было нечто чудовищное, за гранью понимания.
Она сидела на полу в пустой квартире, сжимая в руке этот проклятый листок. И в этот момент в ней что-то умерло. Та Аня, которая любила, верила и прощала, перестала существовать. На ее месте рождалась другая женщина. Холодная, решительная и готовая на все. Он хотел войны? Он ее получит.
Аня медленно поднялась на ноги. Вытерла слезы. Подошла к зеркалу. Из зазеркалья на нее смотрела бледная женщина с красными глазами и решительно сжатыми губами. Она больше не плакала. Она думала.
Ее взгляд снова упал на телефон. Она взяла его, открыла список контактов. Нашла номер. «Павел Сергеевич. Адвокат по разводам». Номер ей дала подруга, которая сама прошла через тяжелый развод. Аня тогда еще подумала: «Мне это никогда не понадобится». Как же она ошибалась.
Палец завис над кнопкой вызова. Нет. Еще не время. Развод — это слишком просто. Он должен заплатить за все. За ложь. За унижение. За жизнь ее матери, которая висела на волоске, пока он выбирал для своей уколы красоты.
Она открыла интернет-поисковик. И начала вбивать в строку поиска странные, пугающие слова. «Как быстро получить большой кредит». «Частные инвесторы срочно». «Займ под залог недвижимости без согласия супруга».
Она понимала, что ступает на очень тонкий лед. Что это опасно, рискованно и может привести к катастрофе. Но ей было все равно. Страха больше не было. Была только ледяная пустота и одна-единственная цель: достать деньги. Любой ценой. А потом… потом она заставит Игоря пожалеть о том дне, когда он решил, что красота его матери важнее жизни ее.
