— Настя, ты что творишь? — голос Дениса звучал глухо, будто из-под одеяла. — Мама сейчас приедет, увидит эти ободранные стены…
— Пусть увидит, — Настя не отрывалась от шпателя, счищая старые обои полосами. — Мне, чтобы сделать ремонт, разрешение твоей мамы не нужно. Она мне никто.
Денис замер в дверях спальни. На нем была рабочая форма охранника торгового центра — темно-синяя рубашка с нашивкой, брюки со стрелками. Лицо осунувшееся, под глазами синяки от ночных смен. Ему было тридцать один, но выглядел он старше — линия плеч поникшая, взгляд уставший.
— Настя, ну зачем ты так?
— Затем, что мы живем в этой квартире четыре года, а она до сих пор считает себя хозяйкой. Вчера опять ключами своими воспользовалась, пришла, когда меня не было, и переставила все кастрюли. Мои кастрюли, Денис! В моем шкафу!
Настя развернулась к мужу. Высокая, широкоплечая, с короткими темными волосами и резкими чертами лица. Работала менеджером в строительном магазине, таскала мешки с цементом наравне с мужиками-грузчиками, и это закалило характер. Сейчас она стояла в старых джинсах, перепачканных побелкой, в мужской футболке, и смотрела на Дениса так, что тот отвел глаза.
— Она просто хотела помочь…
— Помочь? Она хочет контролировать! — Настя швырнула шпатель на пол. — Когда я забеременела, она первым делом сказала: «Надеюсь, ты не будешь кормить грудью при посторонних, это неприлично». Посторонние — это я, да? В моей собственной квартире?
Денис вздохнул и прошел на кухню. Достал из холодильника вчерашний суп, поставил разогревать. Настя пошла следом, вытирая руки о джинсы.
— Ты меня слышишь вообще?
— Слышу. Просто устал, Настюха. Три смены подряд, людей обворовывают на парковке, разбирайся, охрана недосмотрела. Начальство грозится штрафовать.
— И что теперь, мне молчать и терпеть?
Денис налил суп в тарелку, сел за стол. Настя смотрела на его согнутую спину, на то, как он медленно жует, не поднимая глаз.
— Мы могли бы переехать, — сказала она тихо. — Снять квартиру, хотя бы временно.
— На какие деньги? — Денис криво усмехнулся. — Ты получаешь тридцать пять, я — сорок. Коммуналка, еду покупаем, бензин. Куда еще на съемное жилье?
— Тогда твоя мать пусть перестанет считать эту квартиру своей.
Квартира действительно принадлежала Настиной семье. Ее бабушка оставила однушку в старом доме на окраине города — сталинка с высокими потолками и скрипучим паркетом. Когда Настя с Денисом поженились, родители Насти предложили молодым пожить там. Свекровь Лариса Петровна сразу возмутилась: квартира неприличная, дом полуразваленный, надо было требовать от Настиной семьи что-то получше. Но Денис тогда только устроился охранником, денег не было ни на что. Пришлось согласиться.
И началось. Лариса Петровна приезжала раз в неделю, иногда чаще. У нее были запасные ключи — «на случай пожара или потопа». Она проверяла, как Настя ведет хозяйство, давала советы: «Эти тряпки надо выбросить, купи нормальные занавески», «Почему у тебя в углу пыль? Пылесос что, сломался?» Первое время Настя терпела. Думала, привыкнет, примет. Но Лариса Петровна не собиралась принимать. Она считала, что Денис женился неудачно, что Настя — грубая, бесцеремонная, из неподходящей семьи. Дочка слесаря и швеи, без образования, без связей.
— Моя мама просто волнуется, — Денис доел суп, отодвинул тарелку. — Ей кажется, что ты не справляешься.
— Не справляюсь? — Настя рассмеялась, но без веселья. — Я работаю с восьми до семи, приезжаю, готовлю ужин, убираю, стираю. Ты после ночных смен спишь до обеда. Кто тут не справляется?
Денис поднялся, прошел мимо нее в комнату. Лег на диван, накрылся пледом. Настя стояла в дверях, смотрела на его спину.
— Ты всегда так, — сказала она. — Я говорю с тобой, а ты закрываешься.
— Я устал, Настя. Дай мне поспать хоть пару часов.
Она развернулась и вышла из комнаты. Села на подоконник в коридоре, закурила. Курить начала недавно, хотя раньше ненавидела запах табака. Но теперь это помогало — затянуться, выдохнуть, почувствовать, как напряжение отпускает на пару минут.
Через час приехала Лариса Петровна. Позвонила в дверь, хотя ключи были при ней. Настя открыла, молча посторонилась. Лариса Петровна вошла, оглядела ободранные стены, поморщилась.
— Что за безобразие? Ты хоть предупредить могла.
— Зачем мне вас предупреждать? — Настя закрыла дверь, встала, скрестив руки на груди. — Это моя квартира, я здесь живу.
Лариса Петровна была женщиной плотной, среднего роста, с короткой седой стрижкой и тяжелым взглядом. Всю жизнь проработала бухгалтером в санатории, умела считать деньги и чужие ошибки. На Настю она смотрела так, будто та была одной большой ошибкой.
— Твоя квартира? — Лариса Петровна прошла в комнату, посмотрела на спящего Дениса, вышла обратно. — Интересно. А кто тут прописан? Кто платит коммуналку? Или ты думаешь, что раз бабушка тебе оставила жилье, можно вести себя как хозяйка?
— Я и есть хозяйка.
— Хозяйка без мужа. Потому что мужа ты потеряешь, если будешь так себя вести.
Настя медленно выдохнула. Пальцы сжались в кулаки, но она удержалась.
— Лариса Петровна, вы лезете не в свое дело. Если у Дениса есть ко мне претензии, пусть сам скажет. Вы здесь лишняя.
— Лишняя? — голос свекрови стал громче. — Я мать! Я вырастила Дениса одна, отец его бросил, когда ему было пять лет. Я работала на двух работах, чтобы прокормить сына, чтобы он не в детдоме рос. И ты смеешь говорить мне, что я лишняя?
— Смею. Потому что Денис взрослый мужчина, а вы до сих пор держите его за ребенка.
Лариса Петровна шагнула ближе. Лицо ее побагровело, губы сжались в тонкую линию.
— Ты плохая жена, Настя. Плохая. Он приходит усталый, а ты ему скандалы устраиваешь. Он хочет тишины, спокойствия, а ты ремонт затеяла, грязь, пыль.
— Плохая жена? — Настя шагнула навстречу. — А он хороший муж? Он хоть раз спросил, что я хочу? Хоть раз заступился за меня, когда вы при нем говорите гадости?
— Гадости? Я говорю правду!
Дверь в комнату открылась. Вышел Денис, помятый, невыспавшийся.
— Мам, Настя, хватит. Я слышу вас через стену.
— Денис, скажи ей, — Лариса Петровна развернулась к сыну. — Скажи, что так нельзя. Я приехала помочь, а она меня выгоняет.
Денис посмотрел на Настю, потом на мать.
— Мам, может, правда не стоит сейчас? Настя хочет сделать ремонт, ну и пусть. Нам же лучше будет.
Лариса Петровна замолчала. Смотрела на сына долгим взглядом, потом кивнула.
— Хорошо. Раз ты так решил. — Она взяла сумку, направилась к выходу. — Только учти, Денис: когда всё развалится, не приходи ко мне жаловаться. Я предупреждала.
Дверь захлопнулась. Денис тяжело вздохнул, прислонился к стене.
— Довольна?
— Нет, — Настя подошла к нему. — Я не довольна. Потому что ты не сказал ей правды. Ты не сказал, что это наша жизнь, наша квартира, наши решения. Ты просто промямлил что-то, чтобы она отстала.
— А что я должен был сказать? — Денис повысил голос. — Что моя мать — злая, что она лезет не в свое дело? Она одна меня вырастила, Настя! Одна!
— Знаю. Ты мне это напоминаешь каждый раз, когда она переходит границы.
Они стояли друг напротив друга. Настя видела, как дергается желвак на скуле Дениса, как он сглатывает, пытаясь сдержаться.
— Слушай, — сказала она тише. — Я не против твоей матери. Правда. Но я хочу жить своей жизнью. Я хочу, чтобы ты был на моей стороне. Хотя бы иногда.
Денис опустил голову.
— Я устал, Настюха. Давай не сегодня.
Он вернулся в комнату, закрыл дверь. Настя осталась стоять в коридоре. Свет из окна падал на ободранные стены, на комки старых обоев на полу. Она подумала о том, что могла бы сейчас собрать вещи и уехать. К родителям, к подруге. Но не уехала. Села на пол, прислонилась спиной к стене и просто сидела, глядя в пустоту.
Прошло две недели. Ремонт продвигался медленно — Настя работала по вечерам, после смены. Денис помогал редко, только когда нужно было что-то тяжелое передвинуть или прикрутить. Лариса Петровна больше не приезжала, но звонила каждый день. Спрашивала, как дела, как здоровье, не заболел ли Денис. С Настей не разговаривала — передавала через сына короткие сообщения: «Скажи Насте, что в холодильнике наверное бардак, пусть выбросит просрочку». Или: «Скажи Насте, что неплохо бы постирать шторы, они грязные».
Настя молчала. Делала вид, что не слышит. Но каждое такое замечание оседало внутри тяжелым камнем.
Однажды вечером, когда Настя клеила новые обои в комнате, пришла ее подруга Ксения. Рыжая, шумная, с резкой манерой говорить. Они дружили со школы, хотя жизнь развела их в разные стороны — Ксения работала администратором в салоне красоты, жила с гражданским мужем в съемной квартире, детей не хотела.
— Ну что, героиня? — Ксения огляделась, присвистнула. — Ты серьезно решила сама всё сделать?
— Сама. На мастера денег нет.
— А муж где?
— Спит.
Ксения скривилась.
— Настя, ты себе отдаешь отчет, во что влипла? Он не помогает, его мамаша тут командует, а ты вкалываешь как проклятая. Зачем тебе это?
— Люблю, наверное.
— Любовь? — Ксения села на подоконник, закурила. — Любовь — это когда человек старается ради тебя. А не ты одна пашешь.
— Он устает.
— Все устают. Я тоже устаю, но мужику своему ужин готовлю, стираю, убираю. И он мне помогает. Потому что мы — команда.
Настя замолчала, продолжила клеить обои. Ксения наблюдала, потом вздохнула.
— Ладно. Я не буду тебя учить. Но если что — я рядом. Позвонишь — приеду.
Когда Ксения ушла, Настя доклеила последнюю полосу, отошла, посмотрела на результат. Комната преобразилась — светлые стены, свежий запах клея. Но радости не было. Только усталость.
Она прошла в спальню, легла рядом с Денисом. Он спал, повернувшись к стене, и даже не пошевелился, когда она устроилась рядом.
— Денис, — позвала она тихо.
Он не ответил.
— Денис, ты меня любишь?
Тишина.
Настя закрыла глаза. Почувствовала, как подкатывает ком к горлу, как хочется заплакать. Но не заплакала. Просто лежала и смотрела в темноту.
Прошел месяц. Ремонт был закончен. Настя купила новые шторы, постелила ковер, расставила мебель. Квартира стала уютной, теплой. Лариса Петровна приехала посмотреть. Обошла все комнаты, покачала головой.
— Ну, сделала. Правда, обои выбрала не те, надо было брать потемнее, на светлых грязь быстро видна. И ковер этот дешевый, быстро вытрется.
Настя стояла молча. Денис сидел на кухне, пил чай.
— Но в целом неплохо, — добавила Лариса Петровна. — Хоть старалась.
Она прошла на кухню, села рядом с Денисом. Настя слышала, как они негромко разговаривают, как свекровь что-то спрашивает, Денис отвечает односложно.
— Тебе нужно нормально питаться, — говорила Лариса Петровна. — Смотри какой худой стал. Настя, наверное, не готовит нормально?
Настя вошла на кухню, встала в дверях.
— Я готовлю. Каждый день.
— Готовишь, — свекровь усмехнулась. — Только Денис похудел.
— Потому что он работает на износ.
— Потому что ты не умеешь готовить сытную еду. Мясо надо, супы наваристые, а не эти твои салаты.
Настя подошла к столу, села напротив.
— Лариса Петровна, давайте начистоту. Что бы я ни сделала, вам всё равно будет мало. Ремонт — не так. Готовка — не так. Я сама — не так. Так может, хватит притворяться?
Лариса Петровна выпрямилась.
— Что ты хочешь сказать?
— Что вы не примете меня никогда. Потому что для вас я чужая. И будьте честны хотя бы перед собой.
— Настя, — Денис попытался вмешаться, но Лариса Петровна остановила его жестом.
— Нет, пусть говорит. Пусть выскажется.
— Вы хотели для Дениса другую жену, — продолжила Настя. — С образованием, с деньгами, из хорошей семьи. А получили меня. И не можете простить ни ему, ни себе.
Лариса Петровна медленно встала. Лицо ее было спокойным, но глаза блестели.
— Ты права. Я хотела для сына лучшего. Потому что он заслуживает лучшего. А ты — просто девчонка из рабочей семьи, которая ничего не добилась в жизни. Работаешь за копейки, живешь в старой квартире. И ты ему не пара.
Настя почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Она не сразу нашла слова, просто сидела и смотрела на свекровь.
— Тогда зачем вы приезжаете? Зачем звоните, проверяете, контролируете? Если я ему не пара, какая вам разница?
— Потому что он мой сын. И я не дам ему окончательно загубить жизнь.
Настя встала.
— Уходите. Прямо сейчас.
Лариса Петровна не двинулась с места.
— Что?
— Уходите из моего дома. И больше не приходите.
— Денис, — свекровь повернулась к сыну. — Ты слышишь, что она говорит?
Денис сидел, опустив голову. Молчал.
— Денис! — голос Ларисы Петровны стал резким. — Скажи ей!
Он поднял глаза, посмотрел на мать, потом на Настю.
— Мам, наверное… наверное, правда стоит уйти.
Лариса Петровна замерла. Смотрела на сына долго, потом медленно кивнула.
— Хорошо. Значит, так. — Она взяла сумку, направилась к выходу. — Только запомни, Денис: когда всё рухнет, я тебя не спасу. Ты сделал выбор.
Дверь захлопнулась. В квартире повисла тишина. Настя стояла, держась за спинку стула. Руки дрожали. Денис сидел, уткнувшись лицом в ладони.
— Зачем ты так? — спросил он глухо. — Зачем обострять?
— Потому что больше невозможно.
— Она моя мать.
— Я твоя жена.
Он поднял голову, посмотрел на нее.
— И что теперь? Мне с ней не общаться?
— Общайся. Только без меня. И без права командовать в моей квартире.
Денис встал, прошел в комнату. Настя осталась на кухне. Села, положила голову на руки. Впервые за долгое время почувствовала что-то похожее на облегчение.
Но облегчение было недолгим. Через несколько дней Денис стал молчаливым, угрюмым. Приходил с работы, ел, ложился спать. Не разговаривал, не смотрел в глаза. Настя пыталась заговорить, но он отмахивался: «Устал, не до разговоров».
Лариса Петровна звонила ему каждый день. Денис уходил в ванную, разговаривал там долго, приглушенным голосом. Настя не подслушивала, но знала, о чем речь.
Однажды вечером Денис вернулся домой и сказал:
— Мама заболела.
Настя подняла глаза от книги.
— Что с ней?
— Давление. Врачи говорят, стресс. Из-за нашего разговора.
— Денис…
— Мне надо к ней съездить. На пару дней.
Настя закрыла книгу.
— Хорошо. Съезди.
Он собрал вещи, уехал. Настя осталась одна. Первый вечер было тихо, спокойно. Но потом начало накатывать — страх, тревога. Что если он не вернется? Что если мать уговорит его остаться, убедит, что Настя — враг, разрушительница семьи?
Через три дня Денис позвонил.
— Настя, мне тут надо еще побыть. Мама плохо себя чувствует, ей нужна помощь.
— Сколько еще?
— Не знаю. Неделю, может, две.
— Две недели?
— Ну что ты хочешь? Она больна!
Настя молчала. Потом сказала:
— Понятно. Оставайся.
Она положила трубку. Села на диван, обхватила колени руками. Поняла, что проиграла.
Денис вернулся через две недели. Привез с собой пакеты с едой — мать передала пироги, банки с вареньем, котлеты в контейнере. Настя смотрела на всё это молча.
— Спасибо, — сказала она. — Передай матери спасибо.
Денис кивнул, прошел в комнату. Они легли спать в тот вечер, не разговаривая. Настя лежала, смотрела в потолок, слушала дыхание мужа. Чувствовала, что между ними выросла стена — незримая, но плотная.
Прошло еще несколько месяцев. Лариса Петровна больше не приезжала, но звонила регулярно. Денис ездил к ней по выходным, иногда оставался ночевать. Настя не возражала. Понимала, что возражения бессмысленны.
Однажды она узнала, что беременна. Тест показал две полоски. Настя стояла в ванной, смотрела на этот тест и чувствовала не радость, а страх. Как она будет растить ребенка в такой атмосфере? Как объяснит ему, что бабушка — чужая, что папа живет между двух огней?
Она рассказала Денису вечером. Он обрадовался — первый раз за долгое время улыбнулся по-настоящему.
— Настя, это же здорово! Ребенок!
Она кивнула.
— Да. Здорово.
Он обнял ее, крепко, и она почувствовала тепло. Но потом Денис сказал:
— Надо маме сказать. Она обрадуется.
И тепло исчезло.
Лариса Петровна действительно обрадовалась. Приехала на следующий день, привезла витамины, книги о беременности. Говорила с Настей осторожно, почти вежливо. Но в глазах читалось: «Теперь ты мне нужна, потому что носишь моего внука».
Настя всё понимала. Принимала витамины, читала книги, молча слушала советы свекрови. Денис был счастлив — наконец-то женщины в его жизни не ругались, не устраивали сцен. Но Настя знала: это временно. Лариса Петровна просто ждет удобного момента.
Момент наступил, когда Настя была на седьмом месяце. Они сидели втроем на кухне, пили чай. Лариса Петровна положила руку на живот Насте.
— Когда родишь, приезжай ко мне. Я помогу с ребенком, научу, как ухаживать. У тебя же опыта нет.
Настя убрала руку свекрови.
— Спасибо, но я справлюсь.
— Справишься? — Лариса Петровна усмехнулась. — Ты думаешь, это просто? Ребенок кричит ночами, его надо кормить, пеленать, купать. Тебе одной не справиться.
— У меня будет Денис.
— Денис работает. Ему некогда сидеть с младенцем.
— Тогда я найму няню.
— Няню? На какие деньги?
Настя встала.
— Это мой ребенок. Я решу, как мне его растить.
Лариса Петровна тоже встала.
— Нет, Настя. Это наш ребенок. Мой внук. И я имею право участвовать в его жизни.
— Право? — Настя рассмеялась. — Вы имеете право приезжать в гости. Когда я разрешу. Но растить моего ребенка будет не вы.
— Денис! — свекровь повернулась к сыну. — Скажи ей!
Денис сидел, бледный, с опущенной головой.
— Мам, Настя… давайте не ссориться. Мы же семья.
— Семья? — Лариса Петровна ткнула пальцем в Настю. — Она выгнала меня из квартиры! Запретила приезжать! Это по-семейному?
— Я не выгоняла, — Настя держалась спокойно. — Я попросила соблюдать границы. Но вы не умеете.
Лариса Петровна схватила сумку, направилась к выходу.
— Хорошо. Рожай сама. Справляйся сама. Но когда тебе понадобится помощь, не проси. Я больше не приду.
Дверь хлопнула. Денис встал, прошел к окну. Стоял, глядя на улицу.
— Довольна? — спросил он тихо.
— Нет, — Настя подошла к нему. — Я не довольна. Потому что ты опять промолчал.
Он развернулся к ней.
— Что я должен был сказать?! Что моя мать — ненормальная? Что она меня достала?
— Нет. Что ты на моей стороне. Что мы — пара, и решения принимаем вместе. Без вмешательства третьих лиц.
Денис отвернулся.
— Я не могу выбирать между вами.
— Ты уже выбрал, — Настя положила руку на живот. — Только не понял еще, кого.
Ребенок родился в марте. Девочка, маленькая, с темными волосами и серьезным взглядом. Настя назвала ее Варей. Денис был в восторге — первые дни после роддома крутился вокруг дочки, менял подгузники, качал на руках. Но потом усталость взяла свое. Ночные смены, недосып, детский плач по ночам. Денис начал раздражаться, уходил спать в другую комнату, чтобы не слышать.
Настя справлялась одна. Кормила, пеленала, купала. Ксения приезжала помогать, мама Насти тоже. Но основная нагрузка лежала на ней. Денис приходил с работы, целовал дочку, потом уходил к себе. Ночью, когда Варя плакала, он не вставал.
— Я на смене был, — объяснял он утром. — Мне же завтра опять работать.
— Мне тоже работать, — Настя качала Варю, уставшая, с красными глазами. — Декрет заканчивается через два месяца.
— Так возьми отпуск подольше.
— На какие деньги? Пособие копеечное.
Денис молчал. Настя понимала: ему плевать. Ему главное, чтобы его не трогали, чтобы дали поспать. А она справится. Она всегда справляется.
Лариса Петровна не приезжала. Но звонила Денису, спрашивала про внучку. Он рассказывал, присылал фотографии. Настя не возражала. Пусть бабушка знает, что у нее есть внучка. Но встречаться они не будут.
Однажды Денис пришел домой и сказал:
— Мама хочет увидеть Варю.
Настя качала дочку, та засыпала на руках.
— Нет.
— Почему?
— Потому что она наговорит гадостей, начнет учить меня жизни. Мне это не нужно.
— Настя, она же бабушка. Имеет право.
— Не имеет. Право дается тем, кто уважает. Твоя мать меня не уважает.
Денис вышел из комнаты. Через полчаса вернулся, держа телефон.
— Мама просит хотя бы увидеть Варю на видеозвонке. Можно?
Настя вздохнула.
— Можно.
Денис включил камеру. Лариса Петровна появилась на экране — постаревшая, с усталым лицом. Смотрела на внучку жадно, со слезами на глазах.
— Какая красивая, — прошептала она. — Боже, какая красивая.
Варя проснулась, посмотрела на экран большими серыми глазами. Лариса Петровна улыбнулась, потянула руку к экрану, будто пыталась дотронуться.
— Денис, когда я смогу к вам приехать?
Денис посмотрел на Настю. Та покачала головой.
— Пока не можешь, мам. Прости.
Лариса Петровна замолчала. Потом кивнула.
— Понятно. — Она вытерла слезы. — Передай Насте: я больше не буду вмешиваться. Обещаю. Только дайте мне видеть внучку.
Настя взяла телефон у Дениса.
— Лариса Петровна, я не злая. Правда. Но мне нужна тишина, покой. Если вы обещаете не лезть в нашу жизнь — приезжайте. Раз в месяц, по выходным. Но без ключей, без проверок, без советов. Просто как бабушка.
Лариса Петровна смотрела на нее долго. Потом кивнула.
— Хорошо. Согласна.
Они договорились. Лариса Петровна приезжала раз в месяц. Привозила игрушки, сидела с Варей, рассказывала ей сказки. С Настей общалась вежливо, но холодно. Настя не ждала большего.
Денис стал спокойнее — женщины в его жизни не воевали, и это давало ему передышку. Но между ним и Настей что-то сломалось окончательно. Они стали соседями по квартире, родителями одного ребенка, но не мужем и женой.
Настя лежала по ночам рядом с дочкой, слушала ее дыхание и думала: а стоило ли? Стоило ли бороться, отстаивать территорию, рвать отношения со свекровью? Может, надо было смириться, стерпеть, прогнуться?
Но потом смотрела на Варю — маленькую, беззащитную — и понимала: стоило. Потому что иначе ее дочь выросла бы в атмосфере, где чужая женщина командует в доме, где мать — никто. И это было бы предательством. Предательством себя, своей дочери, своей жизни.
Прошло три года. Варя пошла в садик. Настя вернулась на работу, Денис всё так же работал охранником. Лариса Петровна стала старше, тише. Приезжала раз в месяц, сидела с внучкой, пекла ей блины. Не лезла в жизнь Насти, не давала советов. Просто была бабушкой.
Однажды вечером Настя сидела на кухне, пила чай. Денис вошел, сел напротив.
— Настя, нам надо поговорить.
Она подняла глаза.
— Слушаю.
— Я больше не могу так жить.
Настя замерла.
— Что значит — так?
— Мы не муж и жена. Мы просто живем рядом.
— И что ты предлагаешь?
Денис долго молчал. Потом сказал:
— Давай разойдемся.
Настя почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Но не заплакала, не закричала. Просто кивнула.
— Хорошо.
Они разошлись тихо, без скандалов. Денис снял комнату недалеко от работы. Варя осталась с Настей, но видела отца по выходным. Лариса Петровна продолжала приезжать к внучке, но реже. Настя не препятствовала.
Жизнь продолжалась. Настя работала, растила дочь, справлялась. Иногда по ночам ей было одиноко, страшно. Но потом она просыпалась утром, смотрела на Варю — уже большую, смешливую — и понимала: всё правильно. Она сделала правильно.
Однажды Варя спросила:
— Мама, а почему папа не живет с нами?
Настя присела рядом, обняла дочку.
— Потому что мы с папой не смогли ужиться. Но мы оба тебя любим.
— А бабушка Лариса?
— Бабушка Лариса тоже тебя любит. Просто взрослые иногда ссорятся. Но это не значит, что они плохие. Просто они — разные.
Варя кивнула, прижалась к маме. Настя гладила ее по голове, смотрела в окно. За окном темнело, горели фонари. Где-то там, в другой квартире, жил Денис. Где-то там, в своей квартире, сидела Лариса Петровна. Все они были связаны одной маленькой девочкой, которая сейчас сопела на коленях у Насти.
И Настя поняла: она выиграла. Не войну, не битву. Просто выиграла право жить своей жизнью. И этого было достаточно.
