— Ты с ума сошёл, Лёша! — Ольга буквально врезала этой фразой по воздуху, и ложка, которой она мешала чай, звякнула об чашку. — Я тебя спрашиваю, ты вообще головой думаешь, когда обещаешь такое?
Алексей, стоявший у окна с телефоном в руке, медленно выдохнул, стараясь говорить спокойно:
— Оль, ну она же не чужая. Маринка в беде. Костя выставил её из квартиры, ты представляешь?
— А я тут при чём? — Ольга в упор посмотрела на мужа. — Почему я должна расхлёбывать последствия её «бед»?
В гостиной стоял запах свежего кофе, на подоконнике лежала газета с заголовками про повышение цен на продукты, а за окном — серый ноябрьский Петербург. Мокрый асфальт, редкие прохожие, ветер, который стучал ветками по стеклу. Всё это будто усиливало напряжение, висевшее в воздухе.
— Она не справится одна, — упрямо повторил Алексей. — Костя выгнал, у неё денег нет, на работу не берут, а ты хочешь, чтобы я сидел и смотрел?
— Я хочу, чтобы ты перестал превращать нашу квартиру в пункт приёма жалоб, — отрезала Ольга. — Хочешь помогать — помогай, но без моего участия.
Он молча сжал телефон в руке, хрустнув пластиком.
— То есть ты бы просто закрыла дверь перед человеком, который просит о помощи?
— Я закрыла бы дверь перед человеком, который привык, что ему всё должны, — холодно ответила она.
Алексей отвернулся к окну. В отражении виднелись его усталые глаза и напряжённые плечи. Он сам понимал, что ситуация зашла в тупик, но сдаваться не собирался.
— Я позвоню Марине, скажу, что может пока у нас пожить, — произнёс он после паузы, не поворачиваясь.
Ольга поднялась. Медленно, как будто боялась, что сейчас сорвётся.
— Если она переступит этот порог, я уйду, — сказала она негромко, но с такой уверенностью, что Лёша обернулся.
Он смотрел на жену, будто впервые.
— Ты серьёзно сейчас?
— Более чем, — ответила Ольга. — Мне хватает одной взрослой женщины, которая не умеет жить по средствам.
Она взяла кружку, вылила остатки чая в раковину и ушла в спальню, оставив его стоять посреди комнаты.
Прошло три дня. В доме стояла тишина. Алексей почти не разговаривал с Ольгой, лишь кивал утром и вечером, когда они сталкивались у двери или на кухне. Она ходила на работу — бухгалтерия в небольшой фирме на окраине города, возвращалась поздно, молча ставила сумку у стены и уходила в душ.
Однажды вечером, когда она, как обычно, включила ноутбук и проверяла отчёт, дверь распахнулась — и в прихожей появилась Марина.
Пальто нараспашку, глаза красные, под мышкой — пакет с какими-то вещами.
— Привет, Оленька, — голос дрожал. — Лёша сказал, что я могу у вас немного пожить.
Ольга медленно оторвалась от экрана.
— Он сказал, да? — уточнила она спокойно.
Алексей уже стоял за сестрой, виновато опустив голову.
— Я не хотел тебя ставить перед фактом, просто… Маринке негде ночевать.
Ольга не ответила. Она просто встала, прошла мимо них в коридор и на секунду закрыла глаза. В груди клокотало.
— Гостевая комната в конце, — сказала она наконец. — Только, Марин, без вечеринок и бесконечных разговоров до ночи. У нас люди работают.
— Конечно, конечно! — радостно заговорила Марина. — Я тихая, честно!
Но уже через два дня Ольга поняла, что «тихая» — это не про Марину.
По утрам та громко включала музыку в ванной, пела под душем и разговаривала по телефону, будто в квартире нет никого.
На кухне оставляла крошки, открытые банки, недопитый кофе.
А вечером устраивала звонки подруге, жалуясь на «свекровь-ведьму», «жизнь-змею» и «мужиков-эгоистов».
Ольга слушала всё это сквозь стену, и каждый раз в ней что-то внутри сжималось.
Она знала: всё это закончится плохо.
— Лёша, — сказала она вечером, когда они ужинали. — Твоя сестра здесь не задержится, это я тебе обещаю.
— Оля, ну дай ей время. Неделя, максимум две, — устало ответил он, ковыряя вилкой картошку. — Она раздавлена, ей нужна поддержка.
— Поддержка — это не жить за чужой счёт, — отрезала Ольга. — У нас не гостиница.
Алексей опустил глаза, но промолчал. Он не хотел ссориться. Впрочем, ссоры начались сами.
В субботу утром Марина снова разбудила всех звонком по видеосвязи. Она стояла на кухне в халате, смеясь и рассказывая кому-то, как «жить с братом и его идеальной женушкой».
— Да она вообще ледышка! — услышала Ольга из спальни. — Смотрит, как будто я ей долг не отдала.
Ольга вышла в коридор.
— Я вообще-то слышу, — сказала она ровно.
Марина смутилась, но тут же собралась:
— Ну и что? Я же не врать сказала. Ты постоянно недовольна!
— Я недовольна тем, что ты ведёшь себя как дома. Хотя дома ты — не здесь, — Ольга пересекла кухню и открыла окно. — Проветрить надо.
Алексей вбежал, словно между ними вот-вот вспыхнет пожар.
— Девочки, ну хватит! — взмолился он. — Не устраивайте цирк!
— Цирк? — Ольга обернулась. — Цирк — это то, что ты устроил, притащив её сюда без спроса.
Марина всплеснула руками.
— Ну конечно, я виновата во всех смертных грехах! Простите, что живу!
Она демонстративно выскочила из кухни.
— Ты довольна? — процедил Алексей.
— Очень, — холодно ответила Ольга. — Одна истерика в доме — это уже много.
Дни тянулись как резина. Марина то собиралась съехать, то «ждала перевода», то «искала варианты».
В квартире стало невыносимо тесно: чужой запах духов, чужие вещи на стуле, чужие голоса.
Ольга приходила домой и мечтала только о тишине, но вместо этого слышала, как Марина на кухне смеётся с Алексеем, обсуждая какие-то «новости».
И однажды вечером, не выдержав, она сказала:
— Слушай, тебе не кажется, что вы слишком близко с ней?
Алексей удивлённо поднял брови.
— В смысле? Это моя сестра, Оль!
— Я вижу, — сухо ответила она. — Только ощущение, будто живу втроём.
Он замолчал. Потом нервно провёл рукой по лицу:
— Да что с тобой происходит? Ты же не была такой раньше!
— А раньше у нас в квартире не жила взрослая тётка, которая считает, что ей все обязаны, — отрезала Ольга.
Эти разговоры стали ежедневными. Иногда — тихими, иногда — с криками.
А потом Марина сказала, что хочет взять ипотеку.
— Да что ты заладила: «ипотека, ипотека»! — раздражённо бросила Ольга. — У тебя даже стабильной работы нет.
— Найду, — уверенно сказала Марина. — Зато своё жильё будет. Хватит по углам ютиться.
— И кто поручителем станет? — поинтересовалась Ольга, хотя уже знала ответ.
— Ну… Лёша, конечно, — неуверенно произнесла Марина.
Ольга медленно повернула голову к мужу.
— Не смей.
— Оля, — начал Алексей. — Это просто подпись, формальность.
— Формальность, которая потом сожрёт твои нервы, зарплату и весь наш счёт, — резко ответила она.
— Ты драматизируешь, — бросил он.
— А ты, похоже, совсем мозги вырубил, — не выдержала она.
Марина, стоявшая рядом, нервно засмеялась:
— Да ладно вам, всё будет хорошо. Мы взрослые люди, всё рассчитаем.
Ольга посмотрела на неё, как на ребёнка, который решил сыграть в бизнесмена.
— Именно. Взрослые люди. Только потом не приходите с протянутой рукой.
Марина надменно усмехнулась:
— Не волнуйся, не приду. Я сама справлюсь.
Но Ольга видела — не справится. И Алексей тоже видел. Только не хотел признавать.
Через пару недель всё случилось именно так, как она предсказала.
Марина радостно заявила, что «ипотеку одобрили» — без первого взноса, без залога, «по знакомству».
Алексей сиял, будто сам выиграл квартиру.
Ольга молчала. Просто наблюдала. Потому что знала — это не конец истории, это только начало.
И она не ошиблась.
В начале декабря пришло первое уведомление из банка.
Со счёта ушли шестьдесят тысяч. Без предупреждения.
Ольга стояла на кухне с телефоном в руке и чувствовала, как кровь приливает к лицу.
— Алексей. Что это?
Он даже не посмотрел в её сторону.
— Я оплатил Марине первый платёж. Она пока не успела выйти на работу.
— С наших денег?
— Ну а с чьих ещё? — спокойно сказал он. — У нас общий счёт.
— Не теперь, — процедила она и сделала несколько быстрых движений по экрану.
Алексей подскочил.
— Ты что творишь?!
— Отделяю свои деньги от твоей благотворительности, — бросила она. — Чтобы потом не спрашивать, куда делась половина зарплаты.
— Ты просто… черствая! — крикнул он. — У тебя ни капли сострадания!
— А у тебя — ни грамма мозгов, — ответила она тихо, но так, что он замолчал.
Прошла неделя.
Ольга всё реже разговаривала с Алексеем — только по делу: «соль на полке», «прачка работает?», «курьер приедет вечером».
Жизнь в квартире превратилась в тихую войну: без выстрелов, но с постоянным холодом, от которого хотелось сбежать хоть на край города.
Алексей пытался держаться. Иногда покупал ей цветы, готовил ужин, предлагал поехать куда-нибудь на выходные. Но всё это выглядело натянуто — как будто он просто закрывал дыру красивыми словами.
И однажды вечером, когда за окном сыпал первый настоящий снег, она заметила, что он снова что-то печатает в телефоне, хмурясь.
— Опять Марине? — спросила Ольга, не отрываясь от экрана ноутбука.
— Ну а кому ещё, — буркнул он. — У неё холодильник сломался.
— Конечно, — сухо сказала она. — Ещё бы ей стиральную машину не купить. Или машину. Сразу.
— Ну хватит, — раздражённо ответил он. — Ты издеваешься?
— Я констатирую факт, — подняла она глаза. — Её жизнь держится на твоём кошельке. И на твоей наивности.
Алексей вскочил, хлопнул ладонью по столу.
— Ты не понимаешь, что она осталась одна!
— Я понимаю, что мы остались вдвоём, — резко ответила Ольга. — И этот «третий» в нашей семье вытеснил меня.
Он тяжело выдохнул, потёр лицо ладонями.
— Оля, ну не делай из этого трагедию.
— Поздно. Она уже случилась, — произнесла она и встала. — У каждого своя мера терпения. Моя закончилась.
На следующий день Ольга вышла на работу раньше обычного. На остановке было холодно, утренние автобусы забиты, у всех одинаковые лица — уставшие, безразличные. Она стояла, держа термокружку с кофе, и думала только о том, что не хочет возвращаться домой.
За день она провела три совещания, рассорилась с поставщиком и поссорилась с самим собой — за то, что всё ещё продолжает ждать, что Алексей «опомнится».
Но вечером он не позвонил.
И не написал.
Когда она вошла в квартиру, на кухне горел свет. За столом сидела Марина — одна, с сигаретой в руках.
— Привет, — бросила она не глядя. — Лёша к тебе ушёл.
Ольга остановилась.
— В смысле — ушёл?
— Ну, поссорились мы. — Марина затянулась, потом добавила с горечью: — Сказал, что ему всё это надоело. Что устал быть крайним. Сказал: «пусть сами разбираются». И ушёл к тебе.
Ольга прошла к окну, молча.
— Вот как, — произнесла она. — А ты всё такая же: сжигаешь вокруг себя всё, что только можно.
Марина подняла взгляд — усталый, пустой.
— Думаешь, я специально? Мне просто страшно одной.
— Мне тоже, — неожиданно для себя сказала Ольга. — Только я не прячусь за чужую спину.
Они молчали. Только слышно было, как за окном трамвай скрипел по рельсам.
Через час домой вошёл Алексей. Лицо усталое, глаза потухшие.
— Я вижу, вы уже всё обсудили, — сказал он, кидая ключи на полку.
— Мы — нет, — ответила Ольга. — Нам с тобой говорить ещё много о чём.
Он опустился на стул, тяжело.
— Я не могу так больше, — сказал он. — Между вами будто война. Я устал быть посредником.
— А я устала быть зрителем, — парировала Ольга. — Ты не видишь, что вся эта ситуация высасывает из нас всё живое?
— Она моя сестра! — снова взорвался он. — Я не могу её бросить!
— А я — твоя жена! — крикнула она в ответ. — Но ты бросил меня уже давно!
Марина встала, будто собираясь уйти, но Алексей остановил её жестом.
— Нет, стой. Пусть всё решится сейчас.
Ольга скрестила руки.
— Хорошо. Решим.
Она посмотрела прямо ему в глаза. — Выбирай. Или я, или она.
Он замолчал. Долго.
А потом тихо сказал:
— Это нечестный выбор.
— А жизнь — не ярмарка справедливости, — ответила она.
Он не выбрал никого.
Просто собрал вещи и ушёл. Не хлопнул дверью, не сказал «прощай». Просто тишина — и запах его парфюма, который ещё долго висел в прихожей.
Марина съехала через два дня. Не попрощалась. Только оставила на столе записку: «Прости, если что».
Ольга сидела на кухне с этой запиской, глядя на неровные буквы, и чувствовала себя опустошённой.
Дом будто стал слишком большим, слишком тихим.
Она прожила так зиму. Без звонков, без объяснений. Только иногда слышала от общих знакомых: «Алексей вроде устроился на вторую работу».
Кто-то говорил, что помогает Марине с кредитом. Кто-то — что они вообще перестали общаться.
Её это больше не волновало.
Весной Ольга сняла комнату в старом доме у метро. Скромно, зато спокойно.
Каждое утро она варила себе кофе, смотрела на людей в окне маршрутки и думала, как странно устроена жизнь: вроде бы всё делала правильно, а всё равно осталась одна.
И вот как-то в апреле, в супермаркете, она столкнулась с Мариной.
Та стояла у кассы — похудевшая, с потухшими глазами, без привычной самоуверенности.
Ольга замерла, не зная, что сказать.
Марина первой заговорила:
— Привет. Ты хорошо выглядишь.
— Спасибо, — кивнула Ольга. — Ты… держишься?
Марина усмехнулась, но без злости.
— Как могу. Квартиру продала, долги закрываю. Лёша… работает, помогает. С ним тяжело, но вроде живёт.
— Понятно, — сказала Ольга и уже хотела уйти, но Марина добавила:
— Оль, я тогда многое не понимала. Ты была права. Всё это… я сама себе яму вырыла.
Ольга посмотрела на неё и вдруг поняла, что злость ушла. Осталась только усталость.
— Я не злюсь, — сказала она тихо. — Просто больше не хочу иметь к этому отношения.
Марина кивнула.
— И правильно.
Они расплатились, разошлись у выхода — каждая в свою сторону.
Вечером Ольга вернулась домой, заварила чай и включила свет над столом.
На улице моросил мелкий дождь, стекло покрылось узором из капель.
Она взяла кружку в руки и впервые за долгое время почувствовала покой.
Без звонков. Без чужих просьб. Без бесконечных оправданий.
Теперь всё было просто: она, её квартира, её жизнь.
И в этой простоте вдруг оказалось больше счастья, чем во всех прежних попытках «спасти семью».
Она улыбнулась сама себе, отставила чашку и прошептала:
— Наконец-то тишина.
И в этот момент поняла — всё началось заново.
