Артем откинулся на спинку кухонного стула, чувствуя, как приятная усталость разливается по телу после долгого рабочего дня.
За окном медленно сгущались ранние зимние сумерки. В квартире пахло домашним уютом — только что испеченным маминым пирогом с яблоками.
Каждый день, после работы, на часок, мужчина забегал к матери, которая его ждала.
Лидия Ивановна хлопотала у плиты, переставляя чайник с конфорки на конфорку.
— Чай пить будешь, сынок? — ласково спросила она, ставя на стол две фарфоровые чашки с позолотой.
— Конечно, мам. Спасибо, — улыбнулся Артем.
Он потянулся за своим ноутбуком, чтобы проверить почту, но жест матери остановил его.
— Подожди, Артемушка. Мне нужно с тобой поговорить.
В ее голосе прозвучала та самая нота, которую Артем знал с детства — виновато-настойчивая, предвещавшая непростую просьбу.
Он насторожился. Лидия Ивановна села напротив, перебирая край скатерти нервными, чуть потрескавшимися по дому пальцами.
— Дело в том, Артем… Надо помочь одной женщине. Очень нужно.
— Кому, мам? Опять твоей подруге Зинаиде лекарства нужны? — спросил мужчина, стараясь сохранить терпеливый тон.
Ситуации, когда мать просила денег в долг своим многочисленным подругам и знакомым, случались регулярно, и Артем, чья зарплата старшего менеджера позволяла это, редко отказывал.
Он видел в этом своего рода откуп за свое спокойствие и возможность чувствовать себя хорошим сыном.
— Нет, не Зинаиде, а Ульяне. Ты ее не знаешь, но она наша родственница. Двоюродная племянница моего покойного дяди Володи, если по-простому. Жизнь у нее, Артемушка, очень тяжелая. Муж ушел, оставил ее с двумя детьми, младший — инвалид. Из съемной квартиры могут выселить, денег нет совсем. Надо помочь.
Артем вздохнул. Очередная несчастная родственница, о чьем существовании он узнавал лишь в моменты финансовых трудностей.
У него в голове мгновенно выстроилась логическая цепочка: если это племянница дяди Володи, то их родство было настолько дальним, что его можно было не учитывать.
— Мам, а ты сама-то ее хоть раз в жизни видела? Эту Ульяну?
Лидия Ивановна стыдливо опустила глаза в пол и стала быстро дышать.
— Нет, не видела. Но мы с ней полгода в одном чате общаемся. Она очень хорошая, но несчастная. И она наша кровь, Артем. Нельзя быть таким черствым. Надо помочь.
Фраза «надо помочь», произнесенная с такой простодушной, не терпящей возражения верой, всегда действовала на Артема как красная тряпка на быка.
— Мама, «надо» — это кому надо? — сын постарался смягчить тон, но чувствовал, как внутри все сжимается. — У меня тоже планы есть. Я коплю на поездку в Норвегию, которую мы с Катей откладывали два года. Это наши с ней деньги.
— Я знаю, сынок, знаю. Но тут речь о выживании и о детях. Ты представить не можешь, в каких условиях они живут. А твоя Норвегия никуда не денется, — Лидия Ивановна положила свою руку на его ладонь. — Речь о сумме… о пятидесяти тысячах. Это на три месяца аренды, чтобы она могла временно выдохнуть.
— Пятьдесят тысяч? Мама, ты в своем уме? — Артем не сдержался и резко отдернул руку. — Я не знаю эту женщину! Она может быть кем угодно. Может, она тебя разводит? Ты уверена, что все это правда?
Лицо Лидии Ивановны дрогнуло, в ее глазах блеснула обида.
— Как ты можешь такое говорить, Артем, о человеке, который в отчаянии! Я ей уже пять тысяч отправила, своих, пенсионных. Она высылала фото детей, справку об инвалидности мальчика. Все настоящее! Ты что, думаешь, твоя мать такая дура, что не поймет, кто мошенник, а кто нет?
— Я не это имел в виду, — Артем провел рукой по лицу, чувствуя нарастающую усталость. — Но, мам, мир не состоит из одних только честных людей. И даже если она не мошенница, почему я должен нести за нее ответственность? Почему не ее бывший муж? Почему я должен отказываться от своей жизни ради женщины, чьего лица я даже не видел?
— Потому что ты можешь! — в голосе Лидии Ивановны впервые прозвучали слезы. — Бог дал тебе возможность, хорошую работу, здоровье, а им — горе. И мы, те, кто может, должны протянуть руку. Это называется — быть человеком. А не считать свои копеечки на какие-то развлечения.
В ее устах мечты и желания, к которым он и Катя шли годами, превращалась в нечто легкомысленное и постыдное на фоне чужого горя.
— Это не развлечения, мама. Это наша с Катей жизнь. Наши впечатления, наши воспоминания. А эти… эти пятьдесят тысяч — это выброшенные на ветер деньги. Мы их никогда не увидим, и ты это прекрасно понимаешь.
— А какая разница, увидим или нет? — настаивала Лидия Ивановна. — Мы помогаем не для того, чтобы нам вернули. Мы помогаем, потому что не можем иначе. Она наша кровь, Артем. Часть нашей семьи. Пусть и дальняя.
— Какая еще семья? — взорвался мужчина, не выдержав. — Я не знаю этих людей! Моя семья — это ты, я и Катя. Вот и все! А эти призраки из чатов, эти Ульяны, которых ты никогда в глаза не видела, — это не семья!
— Артем, прошу тебя, — голос матери стал тихим и безнадежным. — Для меня. Я не смогу спать по ночам, думая о них и о маленьком мальчике. Мне стыдно, что у нас все есть, а они там…
— У нас не все есть, мама! — крикнул он, повернувшись к ней. — У меня ипотека еще на пять лет! У меня машине семь лет, и она скоро развалится! У меня нет всего! Я работаю как лошадь, чтобы это все понемногу появлялось, и не собираюсь финансировать жизнь какого-то человека, которого даже в глаза не видел!
Он увидел, как по щеке матери скатилась слеза. Его сердце сжалось от боли и чувства вины, но он был непреклонен.
Лидия Ивановна молча встала, вытерла ладонью щеку и, не глядя на сына, вышла из кухни.
Дверь в ее комнату тихо прикрылась. Артем остался один в наступающих сумерках.
Он подошел к окну. Где-то там, в другом городе, жила некая Ульяна с двумя детьми.
Реальная ли она была или миф, созданный для выманивания денег у мягкосердечных пенсионерок? Он не этого точно знал.
Артем представил себе лицо Кати, когда скажет, что поездку придется снова отложить.
— Опять твоя мама? — спросит она с тихим разочарованием.
И он не сможет ей ничего внятно объяснить. Потому что объяснение «надо помочь» работало только здесь, на этой кухне.
С другой стороны, в голове сидел червячок сомнения. А вдруг она не врала? Вдруг там, действительно, маленький мальчик, который нуждается в лечении, и эти пятьдесят тысяч — не просто аренда, а шанс на какую-то стабильность?
Артем тяжело вздохнул и, выйдя в коридор, медленно подошел к двери спальни матери.
— Мам, — тихо сказал он в щель между дверью и косяком. — Давай попробуем по-другому. Я не готов просто отдать пятьдесят тысяч незнакомому человеку. Но я готов помочь ей по-настоящему. Давай найдем фонд, волонтеров, поможем оформить пособия. Я помогу с этим, обещаю.
Из-за двери не последовало ответа. Но Артему показалось, что он услышал тихий вздох.
Затем послышались шаги, и мать выглянула в коридор. Плотно сжав губы, она с обидой произнесла:
— Я тебя услышала. Не хочешь ты помогать родне… То есть, родной матери ты тоже откажешь в помощи в случае чего?
— Ты сравнила себя и какую-то Ульяну, — возмутился мужчина. — Мама, думай хотя, что говоришь!
— А почему я должна думать как-то по-другому, если я все и так вижу?! Тебе Норвегия дороже, чем семья, — усмехнулась Лидия Ивановна.
— Не семья, а непонятные личности…
— Хорошая отмазка, — язвительно проговорила женщина. — Я все поняла, не нужно передо мной оправдываться!
— Вообще-то, ранее я очень много кому помогал, — Артем решил напомнить матери о былой помощи тетям, дядям и ее подругам.
— Ой, я уже вроде бы говорила тебе за это спасибо. Еще нужно сто раз повторить? — ехидно спросила Лидия Петровна.
— Нет, зачем? — спокойным тоном ответил мужчина. — Но я смотрю, что былые заслуги не считаются. Откажи раз, и все? Сразу враг народа?
— Я так не говорила, — женщина отвела взгляд в сторону. — Помогал раньше — молодец, но сейчас ситуация критичная: женщина с двумя детьми на руках, один из которых — инвалид. Неужели тебе их не жалко?
Артем развернулся и, ничего не ответив, пошел в сторону входной двери. Мужчина сам неожиданно решил, что пора заканчивать с благотворительностью.
