Когда Ирина вошла в квартиру после работы, первое, что она увидела, была пара чужих туфель в прихожей. Женских. Дорогих, на шпильке, лаковых. Они стояли аккуратно, носками к стене, как будто хозяйка знала, где им место. Ирина замерла с ключами в руке. В квартире пахло незнакомыми духами и свежесваренным кофе.
Она прошла на кухню. За её столом, на её любимом стуле с жёлтой подушкой, сидела женщина лет пятидесяти. Волосы уложены в тугой пучок, на шее жемчужная нитка, маникюр безупречный. Перед ней стояла чашка с кофе, а рядом лежал блокнот, исписанный мелким почерком. Женщина подняла глаза и улыбнулась. Улыбка была тёплой, но глаза остались холодными.
— А, Ирочка, наконец-то! Я уже заждалась. Кофе будешь?
Ирина медленно опустила сумку на пол. Она посмотрела на незнакомку, потом на дверь в комнату, за которой послышался знакомый голос мужа, говорившего по телефону. Сердце стукнуло глухо и тяжело.
— Простите, а вы кто?
Женщина рассмеялась негромко, как будто Ирина сказала что-то забавное.
— Ой, Максим тебе не сказал? Я Людмила Павловна, его мама. Приехала погостить. Ненадолго, конечно. Ну, может, месяц-другой, пока ремонт в моей квартире не закончится.
Она говорила это так просто, так естественно, будто обсуждала погоду. Ирина почувствовала, как что-то внутри неё медленно сжимается в комок. Месяц. Другой. В их двухкомнатной квартире. Максим ничего не говорил. Ни слова.
— Максим! — позвала Ирина, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Он вышел из комнаты, в домашних штанах и растянутой футболке. Увидел её и улыбнулся виноватой, мальчишеской улыбкой.
— Привет, солнце. Познакомились уже? Мама приехала сегодня утром, я хотел тебе позвонить, но у тебя же совещание было…
Он говорил быстро, сбивчиво, явно надеясь, что поток слов как-то сгладит ситуацию. Ирина посмотрела на него. Потом на его маму. Потом снова на него.
— Нам нужно поговорить. Сейчас.
Людмила Павловна деликатно поднялась со стула.
— Я пойду проветрюсь, прогуляюсь немного. Вы тут разбирайтесь. Только, Максимушка, достань мне, пожалуйста, мой кардиган из чемодана. Вон тот, серый.
Она прошла мимо Ирины, пахнув своими тяжёлыми духами, и скрылась в прихожей. Входная дверь тихо щёлкнула. Максим переминался с ноги на ногу, как провинившийся школьник.
— Слушай, я понимаю, что это неожиданно…
— Неожиданно? — голос Ирины был тихим, но в нём звенело что-то острое. — Ты пустил свою маму жить к нам на месяц, даже не спросив меня?
— Ну что я мог сделать? У неё ремонт начался, жить негде. Она моя мама, я не мог отказать…
— Значит, мне ты отказать можешь, а ей нет?
Он замолчал, глядя в пол. Ирина сбросила туфли, прошла к столу и села на тот самый стул, где только что сидела его мама. Стул ещё хранил чужое тепло.
— Сколько у нас комнат, Максим?
— Две…
— Две. Спальня и гостиная с твоим рабочим местом. Где она будет спать?
— Ну, я подумал, в гостиной диван разложим…
— А ты где работать будешь? На кухне? В ванной?
Он молчал. Ирина закрыла глаза, считая до десяти. Она хотела кричать, хотела швырнуть в него чем-нибудь, но вместо этого просто встала и прошла в спальню. Села на кровать и достала телефон. Максим заглянул в дверь.
— Ир, ну не молчи. Скажи хоть что-нибудь.
— Мне нужно подумать.
Он постоял ещё немного, потом неуверенно прикрыл дверь. Ирина слышала, как он ходит по квартире, что-то передвигает, шуршит пакетами. Она открыла калькулятор на телефоне и начала считать. Стоимость съёмной квартиры. Коммунальные платежи. Продукты. Её зарплата. Через двадцать минут у неё была готова таблица. Она ещё раз проверила цифры, кивнула сама себе и вышла из спальни.
Максим был на кухне, нарезал что-то для ужина. Увидев её, он улыбнулся с надеждой.
— Мам скоро вернётся, я думал, может, что-то приготовим вместе…
Ирина положила перед ним телефон с открытой таблицей.
— Вот что мы сделаем. Твоя мама будет жить здесь. Но платить за это будешь ты. Пятнадцать тысяч в месяц. Это половина нашей коммуналки плюс её доля в продуктах. Плюс ты полностью берёшь на себя готовку и уборку, потому что я работаю столько же, сколько и ты, и нянчиться с твоей мамой не собираюсь.
Максим уставился на цифры, потом на неё.
— Ты серьёзно? Ир, это же моя мама…
— Именно. Твоя. Не моя. Я её первый раз в жизни сегодня увидела. И ты даже не спросил, согласна ли я пустить чужого человека в наш дом. Так что условия именно такие. Либо так, либо она снимает квартиру на время ремонта за свой счёт.
— Но у неё же нет таких денег!
— Тогда пусть делает ремонт частями. Комната за комнатой. Или останавливается у подруг. Это не мои проблемы.
Она развернулась и ушла обратно в спальню, оставив его стоять с ножом в руке над разделочной доской. Внутри всё дрожало, но она не позволила себе сорваться. Не сейчас. Она знала, что впереди будет сложно. Но линия была проведена.
Людмила Павловна вернулась через полчаса. Ирина слышала, как она тихо переговаривается с сыном на кухне. Слов не было слышно, только интонации. Недовольная, обиженная нотка в голосе женщины и виноватое бормотание Максима. Потом всё стихло.
Ужинали втроём, в неловкой тишине. Людмила Павловна ела маленькими кусочками, изящно, но Ирина чувствовала на себе её взгляд. Оценивающий, холодный, несмотря на улыбку.
— Ирочка, а вы готовить-то умеете? — вдруг спросила она сладким голосом.
— Умею.
— А что любит Максимушка?
— Спросите у него сами.
Людмила Павловна слегка приподняла бровь, но промолчала. Доела свою порцию, аккуратно промокнула губы салфеткой и встала из-за стола.
— Ну что же, пойду распакую чемоданы. Максим, помоги мне, пожалуйста, тяжёлый очень.
Они ушли в гостиную. Ирина осталась за столом одна. Она посмотрела на грязную посуду, на остывший чай, на окно, за которым темнело небо, и вдруг почувствовала такую усталость, что захотелось просто положить голову на стол и заплакать. Но она взяла тарелки и понесла их в раковину.
Следующие дни были похожи на медленную, вялотекущую войну. Людмила Павловна вела себя подчёркнуто вежливо. Она улыбалась, интересовалась делами, предлагала помощь. Но эта помощь всегда оборачивалась критикой.
— Ирочка, а вы всегда так рубашки гладите? Максим привык к стрелкам на рукавах…
— Ирочка, может, я сегодня суп сварю? А то вчера вы как-то солили…
— Ирочка, у вас в ванной плесень в углу. Надо бы средством специальным обработать.
Максим делал вид, что ничего не замечает. Он уходил на работу рано, возвращался поздно. Людмила Павловна занимала гостиную целыми днями. Она смотрела телевизор, говорила по телефону, раскладывала на диване свои вещи. Рабочее место Максима превратилось в склад её сумок и коробок.
— Мам, мне нужно поработать, — робко говорил он.
— Ой, Максимушка, ну посиди на кухне, там же удобно. Я уже устроилась тут…
И он садился на кухне, втискивая ноутбук между кастрюлями и разделочными досками. Ирина видела, как он мучается, как ему неудобно, но он молчал. Не возражал. Принимал это как должное.
Однажды вечером Ирина пришла домой и обнаружила на кухне чужую посуду. Красивый сервиз, в цветочек, расставленный в их шкафчиках. Её любимые кружки были сложены в коробку и стояли на полу.
— Людмила Павловна, это что?
Та вышла из гостиной, утирая руки полотенцем.
— А, это я свой сервиз привезла. Он мне дорог, понимаете, ещё от бабушки. Подумала, почему бы не пользоваться, раз уж я здесь. А ваши чашки я аккуратно сложила, не переживайте.
— Верните, пожалуйста, всё как было.
Людмила Павловна замерла. Улыбка на её лице стала жёсткой.
— Ирочка, ну что вы, право. Из-за каких-то чашек…
— Это мой дом. Мои шкафчики. Верните.
Они стояли друг напротив друга. Максим, услышав голоса, выглянул из комнаты.
— Что случилось?
— Твоя мама решила сделать перестановку в моей кухне. Без спроса.
— Мам, ну зачем ты? — устало сказал он.
Людмила Павловна всплеснула руками.
— Господи, да я хотела как лучше! Думала, приятно будет из красивой посуды есть. Ну простите меня, коли что не так.
Она демонстративно начала перекладывать сервиз обратно в коробку, громко бряцая тарелками. Максим виноватым взглядом посмотрел на Ирину.
— Ир, ну ты бы помягче…
— Мягче? — она почувствовала, как внутри что-то рвётся. — Мягче, когда меня тут третируют уже две недели? Когда твоя мама ведёт себя так, будто это её квартира, а я тут временная гостья?
— Да при чём тут это? Она просто хотела…
— Она хочет выжить меня отсюда! — выпалила Ирина. — И ты ей в этом помогаешь!
Она схватила куртку и вылетела из квартиры, хлопнув дверью. Спустилась вниз, вышла на улицу и пошла куда глаза глядят. Внутри клокотало. Обида, злость, бессилие. Она шла быстро, почти бежала, пытаясь уйти от этого чувства. Но оно шло следом, наступало на пятки.
Она остановилась у скамейки в сквере, села и достала телефон. Набрала номер подруги.
— Лен, можно к тебе на пару дней?
На том конце провода пауза.
— Что случилось?
— Потом расскажу. Просто скажи, можно?
— Конечно, приезжай.
Ирина взяла такси и уехала. Она не написала Максиму. Не позвонила. Пусть подумает. Пусть поймёт, что он теряет.
Три дня она прожила у подруги. Максим звонил, писал, извинялся. Умолял вернуться. Она отвечала коротко: «Мне нужно время». Людмила Павловна тоже написала. Длинное, слезливое сообщение о том, как она не хотела обидеть, как ценит Ирину, как просит прощения. Ирина прочитала и не ответила.
На четвёртый день она вернулась домой. Максим открыл дверь сразу, видимо, ждал у окна. Он выглядел измученным, не бритым, с тёмными кругами под глазами.
— Ир, я так рад, что ты…
Она прошла мимо него в квартиру. В гостиной на диване сидела Людмила Павловна. Бледная, с красными глазами. Она встала, когда увидела Ирину.
— Ирочка, милая, простите меня, пожалуйста. Я была не права. Я правда хотела как лучше, но понимаю, что вела себя ужасно. Максим мне всё объяснил. Я завтра уезжаю.
Ирина посмотрела на неё. Потом на мужа. Он кивнул.
— Мама сняла комнату. Недалеко отсюда. На время ремонта.
Людмила Павловна сделала шаг вперёд.
— Я правда не хотела разрушить вашу семью. Просто… Максим мой единственный сын, и мне было трудно принять, что теперь главная женщина в его жизни не я. Но я поняла свою ошибку. Ирочка, вы замечательная девушка. И я рада, что вы с Максимом вместе.
Слова звучали искренне. В глазах женщины стояли слёзы. Ирина почувствовала, как внутри что-то размягчается.
— Хорошо, — тихо сказала она.
Людмила Павловна всхлипнула и неожиданно обняла её. Неловко, но тепло. Ирина не сразу, но ответила на объятие.
На следующий день Максим отвёз маму на новую квартиру. Вернулся один, с огромным букетом роз.
— Прости меня, — сказал он. — Я был полным идиотом. Я думал, что раз вы обе мне дороги, то автоматически подружитесь. Но я не учёл, что у каждого из вас свои границы. И я обязан был их защищать, а не игнорировать.
Ирина взяла букет, поставила его в вазу.
— Максим, я не против твоей мамы. Но это наш дом. Наше пространство. И любые решения о том, кто здесь живёт, мы должны принимать вместе. Всегда.
— Понял. Обещаю.
Она подошла к нему и положила голову ему на плечо. Он обнял её, крепко, как будто боялся снова отпустить.
— Я тебя люблю, — прошептал он.
— И я тебя.
Через месяц ремонт у Людмилы Павловны закончился. Они с Максимом помогли ей перевезти вещи. Квартира была уютной, светлой. Людмила Павловна накрыла стол, приготовила пирог.
— Спасибо вам, дети. За всё. За помощь. За терпение. За то, что научили меня кое-чему важному.
— Чему? — улыбнулась Ирина.
— Тому, что любить — не значит контролировать. И что отпускать — это тоже форма любви.
Они пили чай, разговаривали, смеялись. И Ирина вдруг поняла, что впервые за все эти месяцы ей действительно комфортно в обществе этой женщины. Потому что теперь между ними были границы. Здоровые, чёткие границы, которые не разделяли, а защищали.
А когда они уезжали, Людмила Павловна обняла её на прощание и тихо сказала:
— Берегите друг друга. И спасибо, что научили меня быть лучше.
Ирина улыбнулась. И в эту секунду поняла, что всё, через что они прошли, того стоило.
