Елена Викторовна узнала о его финансовых планах совершенно случайно — его телефон лежал на столе рядом с кофейной чашкой, и экран светился открытыми заметками.
Она не стала бы заглядывать в чужие секреты, но прямо перед её глазами были строки: «Накоплено: 43 тысячи. Ещё два месяца — куплю спиннинг».
Спиннинг. Удочка какого-то немыслимого качества, о которой Геннадий мечтал вслух три дня назад, перелистывая каталог в магазине. «Вот это да, красота», — восхищался он, потом откладывал каталог и брал Елену за руку. «Но сейчас не до этого. Главное — ты».
Теперь она сидела на краю собственной кровати в собственной квартире и считала. Если накоплено сорок три тысячи за два с половиной месяца его проживания здесь, то в месяц выходит… семнадцать. Может быть, восемнадцать.
Его пенсия.
«Это же всё, что он получает», — прошептала Елена, и голос её звучал странно — как будто принадлежал другой женщине.
Геннадий имел обыкновение ложиться спать в половине одиннадцатого. Елена слышала его храп через стену — ровный, спокойный храп человека без забот. Она встала, включила свет на кухне, открыла толстую папку с документами, которая лежала на верхней полке шкафа. Договор на квартиру. Свидетельство о наследстве. Справки из Пенсионного фонда.
Её пенсия: 19 600 рублей.
Коммунальные платежи: 10 500 рублей.
Остаток: 9 100 рублей в месяц на продукты, лекарства, одежду, всё остальное.
Она никогда раньше не считала это за проблему. Четыре года как нет мужа, живёт скромно, всего вроде достаточно. Но вчера, когда она предложила Геннадию внести свою долю в коммунальные услуги, он ответил совершенно спокойно, как человек, объясняющий очевидную вещь глухому:
— Это же твоя квартира, Лена. Я не могу платить за чужую собственность. Это неправильно.
— Но ты здесь живёшь, — ответила она слабо.
— Живу, но квартира не моя. Мне не за что платить.
Она попыталась ещё раз:
— Может быть, за продукты? Мы же едим оба.
Геннадий посмотрел на неё так, как смотрят на девочку, которая не поняла школьный материал.
— Елена, ты современная женщина. Сильная женщина — это же твоё? Я не могу платить за тебя. Ты сама должна себя содержать.
Он сказал это, откусив кусок батона, который она купила на почти последние деньги.
Елена познакомилась с ним ровно три месяца назад. На танцах для пенсионеров. Это место — ДК «Энергетик» по вторникам и пятницам — был её единственным способом не свихнуться от тишины квартиры. После ухода Игоря остались привычки, но не осталось привычки жить одной. Танцы помогали.
Геннадий появился неожиданно, в правильной рубашке, с выбритым лицом, с глазами, которые смотрели именно на неё. После танца он купил ей сок. «На здоровье, красивая женщина». Потом — прогулка в парке. Потом — кафе, где каждый платил за себя, но он настоял на том, чтобы заказать ей пирожное, «потому что ты работала в бухгалтерии и устаёшь».
«Давай жить вместе, — сказал он месяц назад, — зачем мне платить за комнату? Они же берут двадцать пять тысяч за жильца».
— Я не готова к такому быстро, — выговорила она.
— К чему? К счастью? — спросил он, и это была «хорошая реплика». «К счастью» звучало так, как будто отказ в жилье — это отказ в счастье.
Она согласилась.
Три недели назад он пришёл со своими вещами. Чемодан, два пакета, привычка говорить громко по телефону. «Да, дружок, я вот тут обустраиваюсь», — слышала его голос, устраивавшийся легко на новом месте.
Первую неделю было хорошо. Он приносил ромашки, которые покупал на рынке. «Свеженькие, сто рублей пучок, как раз подешевели». Готовил суп — правда, она покупала всё для супа сама. Целовал её в лоб перед сном.
На восьмой день пришла квитанция за коммунальные платежи.
Теперь Елена сидела на кухне и смотрела на открытый телефон. Она не брала его специально — боялась потревожить, боялась, что проснётся. И читала заметки дальше:
«Кроме спиннинга — путёвка на рыбалку в Карелию. Откладывать по пять тысяч в месяц. До весны получится тридцать. Плюс спиннинг — сойдёт».
Датировано неделю назад.
Елена достала свой телефон и открыла приложение банка. Проверила расходы за последний месяц:
— Продукты: 12 400 рублей.
— Свет: 3 200 рублей (обычно было 1 800).
— Вода: 2 100 рублей (обычно — 900).
— Хлеб, молоко, кофе (его кофе): +2 000 рублей сверху.
Итого: её деньги ушли на его содержание, его комфорт, его спиннинг и его путёвку на рыбалку.
Она вернулась в спальню. Геннадий спал, повернувшись на бок, его рука лежала на подушке, расслабленная, как у ребёнка. «Современный мужчина», — подумала она. «Современный. Справедливый. Честный».
Утром она не стала ничего говорить.
Вместо этого она открыла ноутбук и начала писать письма. Адвокату. В налоговую. В пенсионный фонд. Все письма с одним вопросом: может ли человек, не являющийся собственником квартиры и не имеющий в ней никаких прав, копить значительные суммы, не внося вклад в совместное хозяйство?
Конечно, никаких ответов она не ждала. И поэтому просто написала вопрос в поиске.
Ответы получился быстро. Может. Но это называется финансовой эксплуатацией.
Геннадий заметил перемену не сразу. Елена по-прежнему готовила, по-прежнему целовала его в щёку за завтраком. По-прежнему смотрела с ним фильмы на диване. Но что-то изменилось в её взгляде. Он стал острее, как будто она рассматривала его через увеличительное стекло.
На третий день он спросил:
— Ты в порядке?
— Да, всё хорошо, — ответила она, не поднимая глаз от чашки какао.
— Ты какая-то странная. Холодная.
— Я думаю, — сказала Елена, — о деньгах.
Геннадий расслабился. Он любил разговоры о деньгах — в них он всегда был правым.
— О чём думаешь?
— О том, что я потратила на тебя за три недели ровно пять тысяч рублей сверх обычных расходов. Это пятая часть моей пенсии.
Он усмехнулся:
— Лена, ну ты же считаешь деньги в отношениях!
— Считаю, — ответила она спокойно. — Потому что у меня нет лишних денег. Каждый рубль — это выбор. Этот рубль я могла потратить на лекарство, на хорошую обувь, на стрижку. Но я потратила его на твой кофе.
«Это называется вкладом, Геннадий. И вклад должен быть обоюдным».
Он посмотрел на неё как на чужую женщину.
— Я не жду от тебя благодарности, — продолжала Елена, — я жду справедливости. Это не сложно?
— Справедливости? — переспросил он, и в его голосе появилась та же покровительственная интонация. — Елена, если ты хочешь, чтобы я платил, то давай считать по-честному. Ты хочешь, чтобы я взял половину расходов. Но квартира твоя, ипотека…
— Нет ипотеки. Это наследство.
— Ещё хуже! Ты получила квартиру даром, а я должен платить за половину её содержания? Нечестно получается в мою сторону.
Елена встала и вышла на балкон. Ноябрь был холодный, небо серое, как старая ткань. Она знала, что это будет сложно. Манипуляторы всегда выворачивают слова — они делают это так естественно, как дышат.
Когда она вернулась, Геннадий уже готовил себе бутерброд.
— Ладно, давай я буду платить за продукты, — сказал он вдруг. — По справедливости. Половину.
Это было ловко. Половину продуктов — это три тысячи. А она тратит девять тысяч на еду для обоих. Остальное — это якобы её личные расходы, хотя электричество растёт из-за его привычки включать обогреватель, а вода — из-за его двадцатиминутного душа каждое утро.
— Хорошо, — согласилась Елена. — Давай по справедливости.
На следующий день она купила три килограмма картофеля, курицу, молоко и хлеб. Выложила всё на стол.
— Это твоя половина расходов на неделю, — сказала она. — Три тысячи пятьсот рублей. Деньги жду в четверг.
Геннадий посмотрел на картофель как на оскорбление.
— Ты же понимаешь, что я не могу?
— Не можешь или не хочешь?
— Не могу! У меня же пенсия…
— Ровно восемнадцать тысяч, — закончила за него Елена. — Я проверила твой телефон. Там в заметках всё расписано. Сорок три тысячи накоплено, два месяца ещё — и спиннинг.
Лицо Геннадия посинело так, как будто она ударила его по лицу.
— Это же… это же мои личные…
— Личные деньги, которые ты копишь благодаря тому, что я плачу за твоё питание, электричество и воду. Да?
Он встал и ушёл в спальню. Хлопнул дверью.
Елена стояла на кухне, окруженная картофелем и курицей, и чувствовала себя странно — ни злой, ни жалкой. Просто ясной. Как будто туман развеялся.
На следующее утро Геннадий был вежливым. Осторожным, как гость в чужом доме.
— Лена, давай не будем ругаться, — сказал он. Пока она готовила завтрак.
— Я не ругаюсь, — ответила она, не поворачиваясь.
— Я констатирую факты.
— Я просто подумал… может быть, я слишком быстро переехал? Может, нам нужно время?.
«Время», — подумала Елена. Самое хорошее слово из его арсенала. Всегда работало на отсрочку, на размытие ответственности, на «потом».
— Геннадий, у меня есть для тебя информация. Я узнала. Оказывается, если человек прописан в квартире и проживает здесь, он приобретает не только права. Но также и обязательства. В том числе — участие в коммунальных платежах.
Она повернулась к нему.
«Ты можешь остаться. Но тогда платишь — две с половиной тысячи в месяц за ЖКХ и пополам за продукты. Или ты уходишь. И я прошу тебя решить это до конца недели».
Геннадий молчал. Потом спросил:
— А если я не согласен?
— Тогда я подам документы в суд. У меня есть выписки с банка, квитанции, телефон с твоими заметками. Суд посчитает это попыткой финансовой эксплуатации уязвимого пенсионера.
— Да, меня посчитают уязвимой, потому что я не работаю и живу на пенсию. И тебе придётся возместить расходы за три недели. Плюс восемнадцать тысяч твоей пенсии, которую ты не тратил здесь. Она это придумала сказать ночью — проверить как Геннадий отреагирует на эти слова.
Он посмотрел на неё с таким выражением, как будто она внезапно говорила на китайском языке.
— Ты этого не сделаешь.
— А ты проверь, — ответила Елена, и в её голосе не было агрессии, только спокойствие. — Я уже написала адвокату. Консультация бесплатная. Она сказала, что у меня есть все основания. — продолжала Елена, уже не желая останавливаться.
Геннадий ушёл в четверг с чемоданами. Не ругался, не кричал. Просто сказал, что понял: «Лена, ты не моя. Мы не подходим друг другу». Как будто это была взаимная договорённость.
Елена проводила его до двери. Когда она закрылась, Елена вернулась на кухню, вытерла стол и включила чайник. Не чай — кофе. Хороший кофе, который она больше не будет покупать в маленьких пакетиках из соображений экономии.
Через она записалась в спортзал. «Для здоровья», — сказала она продавщице, оплачивая абонемент. Потом купила себе новую кофту — серую, с красивым воротником. Не то чтобы дорогую, но такую, какую она хотела, а не такую, какую она должна была себе позволить.
Подруга Инна позвонила в субботу:
— Как дела? Ты давно не звонишь!
— Хорошо, — ответила Елена. — Я просто была занята.
— Геннадий?
— Нет, — улыбнулась Елена. — Собой. Теперь только собой была занята.
Еще через неделю она получила сообщение. Геннадий писал о возвращении «подарков» — ромашек, кофе, еды, которую она якобы «принуждала его съедать из чувства вины». Елена рассмеялась:
— Это не пройдёт. Завтра может быть отправлю ответ. — сказала вслух сама себе.
Она вышла на балкон. Ноябрь закончился, начинался декабрь. Город переливался огнями, люди торопились куда-то с пакетами. Она думала о том, что справедливость — это не громкое слово, не победа с триумфом. Это просто граница, которую ты проводишь, спокойно и твёрдо.
Это просто знание о себе — о том, что твоя пенсия, твоя квартира, твоя жизнь достойны уважения. Даже если никто другой их не уважает.
Даже если кто-то попытался их присвоить.
Елена вернулась в комнату, включила свой ноутбук и начала писать письмо на форум для женщин 50+. «Может быть, кому-то это поможет», — подумала она, набирая первые слова.
И жизнь продолжилась.
