— Ты вообще слышишь, что я говорю?
Максим стоял посреди кухни, скрестив руки на груди. Ольга даже не подняла головы от телефона.
Просто продолжала листать ленту, прислонившись к столешнице. Вечер понедельника. Дети у телевизора. На плите остывал суп, который он сам разогрел.
— Слышу, — спокойно сказала она.
— И что?
— И ничего, Макс. Ты говоришь одно и то же месяцами.
Внутри что-то оборвалось. Не злость. Обида. Та самая, что копится годами и однажды взрывается не криком, а ледяным решением.
— Знаешь что? — он развернулся к коридору. — Хватит.
Ольга оторвалась от телефона:
— Что хватит?
— Всего. Я ухожу.
— Опять? В прошлый раз до гаража дошёл.
Максим достал из шкафа спортивную сумку и швырнул на пол. Молния звякнула. Он начал запихивать туда рубашки, джинсы, носки. Руки дрожали.
— На этот раз всерьёз.
— Ага, конечно, — она снова уткнулась в экран. — Только зарядку от телефона не забудь.
Он застыл, держа в руках свитер. Она даже не пыталась остановить. Не спрашивала куда, зачем, почему. Просто стояла и смотрела сквозь него. Максим рванул молнию на сумке, подхватил её и вышел, хлопнув дверью так, что задребезжали стёкла.
Первую ночь он провёл у Дениса. Диван узкий, пахнет псиной — дворняга всю ночь скулила за дверью. Утром Денис заглянул на кухню с виноватым лицом:
— Слушай, ты надолго?
— Дней на пять.
— Понял. Только жена сегодня из командировки. Она, знаешь… не в курсе.
Вадим встретил его с энтузиазмом, но уже на третий день начал громко вздыхать, когда Максим занимал ванную дольше десяти минут. А вечером ушёл к себе в комнату и закрыл дверь на ключ.
Максим лежал на раскладушке и смотрел в потолок. Телефон молчал. Ни звонка. Ни сообщения. Он проверял экран снова и снова. Пусто.
У Игната на шестой день стало окончательно ясно: никто не ждал его так долго.
— Может, позвонишь ей? — осторожно предложил Игнат, варя пельмени.
— Зачем?
— Ну, узнать, как дела.
— Пусть сама звонит.
Игнат вздохнул и выключил плиту:
— Макс, слушай… Мне завтра тёща приезжает. На неделю. Ты понимаешь?
Максим собрал вещи молча. Вышел на улицу. Февральский ветер резал лицо. Сумка оттягивала плечо. Он достал телефон. Экран пустой. Ни одного пропущенного.
Он вернулся домой в воскресенье вечером. Ключ вошёл в замок легко, без сопротивления. В квартире пахло жареным луком и чем-то сладким. Из комнаты доносился детский смех.
Ольга вышла в коридор, вытирая руки о полотенце. Увидела его — остановилась.
— А, это ты. Вернулся.
Максим поставил сумку на пол:
— Вернулся.
— Как съездил?
Он нахмурился:
— Что?
— Ну, как съездил? К друзьям своим.
Она сложила руки на груди, прислонилась к дверному косяку. Лёгкая усмешка на губах. Максим почувствовал, как внутри всё сжимается.
— Откуда ты…
— Они мне звонили, Макс. Все трое. Денис извинялся, что выставил. Вадим жаловался, что ты холодильник опустошил. Игнат просил тебя больше не подселять.
Горло перехватило.
— То есть ты знала, где я?
— Конечно знала. Ты думал, я ревела в подушку? Я обрадовалась, что ты ушёл. Наконец-то тишина в доме. Никто не ноет, что суп холодный.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. А вчера Лидия Николаевна у подъезда спросила, правда ли, что ты от меня сбежал и скитаешься по углам. Весь дом в курсе, Максим. Вадим жене рассказал, та подруге, дальше сам понимаешь.
Лицо горело. Уши пылали.
— Я не скитался…
— Ты хотел меня проучить, да? — Ольга шагнула ближе. — Показать, каково мне без тебя. Думал, я на коленях ползать стану, умолять вернуться.
Он отвёл взгляд.
— Вот только просчитался. Неделю по чужим углам мыкался, друзей до чёртиков достал, а я тут спокойно жила. Даже лучше, чем обычно.
Максим сжал кулаки. Хотел что-то сказать, но слова застряли. Он развернулся, схватил сумку и рванул к двери.
Лидия Николаевна поджидала у лифта. Маленькая, в выцветшем халате.
— Максим, родной, вернулся! Ну слава богу! А то весь подъезд переживал. Говорят, ты по друзьям мотался, они тебе уже отказывать начали.
Он попытался пройти мимо, но она загородила дорогу:
— Ольга-то молодец, стойкая. Я ей говорю: «Оленька, как ты держишься?» А она мне: «Да нормально, Лидия Николаевна, даже легче стало». А Вадим с пятого этажа жене жаловался, что ты у него торчал, она мне у помойки всё рассказала. Говорит, Вадим извёлся весь, не знал, как тебя выпроводить.
Максим сжал ручку сумки так, что побелели костяшки.
— Мне пора.
— Да-да, иди! Только больше так не делай. Жену береги, а то она у тебя золотая. Вон как всё выдержала!
Лифт приехал. Максим шагнул внутрь. Двери закрылись, отрезав причитания. Он прислонился лбом к холодной стене и закрыл глаза.
Весь дом знает. Все друзья обсуждали. А Ольга не просто знала — она была в курсе каждого шага. И ничего не сделала. Просто ждала, когда он вернётся с поджатым хвостом.
Максим бродил по двору минут сорок. Сидел на скамейке и смотрел на окна своей квартиры. Там горел свет. Холод пробирал сквозь куртку. Пальцы онемели.
Телефон завибрировал. Сообщение от Дениса: «Макс, извини, что жене рассказал. Она сама вытянула. Надеюсь, всё нормально?»
Потом Вадим: «Брат, без обид? Просто не ожидал, что ты так надолго».
Игнат: «Всё улеглось? Заходи как-нибудь, но предупреди заранее».
Максим выключил телефон и медленно пошёл обратно к подъезду.
Ольга сидела на кухне, когда он вошёл. Перед ней стояла тарелка с остывшим супом. Она подняла голову:
— Погулял?
Максим кивнул. Сумку оставил у двери, снял куртку. Прошёл на кухню и сел напротив.
— Оль…
— Что?
Он смотрел на стол. На салфетки по углам. На солонку в форме гриба, которую купили на юге лет пять назад.
— Прости.
Ольга молчала. Потом встала, достала из холодильника кастрюлю и поставила на плиту.
— Суп будешь?
— Буду.
Она включила конфорку и повернулась к нему:
— Максим, я не злюсь. Просто устала. От этих твоих выходок. Ты думал, что проучишь меня, а получилось наоборот. Ты неделю жил в аду, а я наконец-то выспалась.
Он сжал губы.
— Я понял.
— Понял? — она налила суп в тарелку и поставила перед ним. — Тогда больше так не делай. Потому что в следующий раз я дверь не открою. И это не угроза. Это факт.
Максим взял ложку. Суп был горячий, густой, с морковью и картошкой. Обычный. Домашний. Он ел и понимал, что неделя ничего не изменила. Ольга не стала его больше ценить. Друзья не стали ближе. Соседи теперь будут перешёптываться за спиной.
Он просто зря потратил семь дней на то, чтобы убедиться: его уход никому не нужен. Даже ему самому.
Ольга села напротив, снова взяла телефон. Листала ленту, как неделю назад. Как будто ничего не произошло. Максим доел суп, отнёс тарелку в раковину. Постоял у окна, глядя на темноту за стеклом.
— Я спать.
— Давай. Постель свежая, я вчера меняла.
Он прошёл в спальню. Лёг на свою половину кровати. Закрыл глаза. А в голове крутилась одна мысль: он хотел преподать урок жене, а усвоил его сам. Жестоко. До последней капли унижения.
Утром Максим проснулся первым. Тихо оделся и вышел на кухню. Сварил кофе. Сделал бутерброды детям. Разбудил их, проследил, чтобы оделись.
Когда Ольга вышла, он уже мыл посуду.
— Ты чего так рано?
— Просто проснулся.
Она налила себе кофе, села за стол. Смотрела на него молча. Максим вытер руки, повернулся:
— Оль, давай начнём по-новому.
— Как это?
— Я буду стараться. Не ныть. Помогать больше. А ты… может, иногда от телефона отрываться будешь.
Ольга усмехнулась:
— Договорились. Только если ты хоть раз ещё попытаешься меня «проучить», я сама тебя выставлю. И не к друзьям — сразу к Лидии Николаевне. Пусть она тебе мозги промывает.
Максим невольно улыбнулся. Впервые за неделю.
— Идёт.
Она допила кофе и встала:
— Ладно, мне на работу. Детей в школу отведёшь?
— Отведу.
Ольга прошла мимо, остановилась в дверях:
— И да, Макс. В следующий раз, когда захочешь сбежать, просто скажи, что тебе нужен перерыв. Я пойму. Но вот эти спектакли с хлопаньем дверью — оставь. Мы не в сериале.
Он кивнул. Она ушла. Максим остался стоять посреди кухни, слушая, как за окном шумят машины, как дети возятся в комнате, как капает кран.
Неделя прошла. Ничего не изменилось. Но теперь он точно знал: если кто-то и был наказан, то только он сам.
