Последние лучи осеннего солнца робко пробивались сквозь кружевные занавески, раскрашивая теплыми пятнами наш уютный диван. В квартире пахло яблочным пирогом и спокойствием. Таким вот тихим, привычным, родным спокойствием, которое копилось годами, как пыль на корешках книг в серванте.
Я, Алиса, ставила в духовку пирог, когда зазвонил ключ в замке. Сердце, как у глупой девчонки, екнуло — вот уже десять лет вместе, а я все равно радуюсь, как в первый раз, когда мой Дима возвращается домой.
Вошел он усталый, с мокрыми от дождя плечами. Я бросилась к нему помогать снять пальто.
— Какой же ты мокрый, как суслик! — рассмеялась я, принимая из его рук увесистый портфель.
—Город тонет, а я плыву к своему маяку, — устало улыбнулся он, целуя меня в макушку.
Это была наша старая шутка. Наш «маяк» — двушка в панельной хрущевке, которую мы купили пять лет назад, вложив все мои скромные сбережения после бабушкиного наследства и наш общий, до копейки, бонус Димы. Помню, как мы, счастливые, ели пиццу на полу, на только что привезенном ламинате, и строили планы, где тут будет детская, а тут — моя мастерская. Планы так и остались планами, детская не понадобилась, но квартира стала нашим настоящим гнездом. Нашей крепостью.
Мы сидели на кухне, пили чай с тем самым пирогом. Дима рассказывал о рабочих передрягах, о каком-то новом сложном проекте, о постоянных совещаниях. Я слушала, кивала, но краем глаза заметила, как он положил свой новенький смартфон экраном вниз. Странно. Раньше он так никогда не делал.
— Что-то не так? — спросила я.
—Устал просто, Ась. Очень. Этот Леха из отдела поставок меня в гроб вгонит.
Леха… Он все чаще стал сваливать вину на коллег. Раньше такого не было. Раньше он делился успехами, а не искал виноватых.
Позже, когда он пошел в душ, я осталась на кухне, и мой взгляд снова упал на тот телефон. Меня, как щепотку, кольнуло внутри. Не проверка, нет. Противоестественное любопытство, рожденное из тысячи мелочей: новые пароли на ноутбуке, участившиеся «корпоративы», отдаленность в его объятиях.
Я взяла в руки телефон. Он был холодным и чужим. Я потянулась к нему, потом одернула руку. «Не надо, Алиса, не накручивай. Это твой Дима. Муж, который любит тебя».
Но щемящее чувство тревоги не уходило. Оно сидело где-то глубоко в груди, словно предупреждая о надвигающейся буре, пока за стеной беззаботно шумела вода. Я вздохнула, встала и пошла готовить спальню ко сну, стараясь отогнать дурные мысли. Ведь это же мой муж. Мой Дима. А наша квартира — наша крепость. Разве могут стены крепости рухнуть из-за одного лишь сомнения?
На следующее утро Дмитрий ушел на работу раньше обычного, поцеловав меня в лоб с той же отстраненной нежностью, что стала для меня привычной за последние месяцы. В квартире повисла тишина, густая и звенящая, нарушаемая лишь мерным тиканьем часов в гостиной.
Я собиралась в прачечную, решив перестирать вещи из корзины. Взяв его пиджак, тот самый, в котором он вчера вернулся домой, я на автомате проверила карманы. Рука наткнулась на жесткий клочок бумаги. Я вытащила его. Это был чек из ювелирного магазина. Далеко не бюджетного. Датированный позавчерашним числом.
Сердце замерло на мгновение, а затем заколотилось с бешеной силой. Наша годовщиша была полгода назад. День рождения — через три месяца. Никакого повода. Я попыталась найти логичное объяснение: может, подарок для клиента? Но он всегда покупал для таких целей алкоголь или подарочные карты. Никогда — изысканные золотые серьги с бриллиантами, стоящие как наша с ним зарплата за месяц.
Я стояла посреди комнаты, сжимая в пальцах этот злосчастный чек, и чувствовала, как по телу разливается ледяной жар. Тревога, которую я гнала от себя вчера, накрыла с головой.
В этот момент на кухонном столе, где он оставил его заряжаться, vibrровал его телефон. Я машинально посмотрела на экран. Всплывающее уведомление от «Леночки» резануло глаза своей фамильярностью.
«Спасибо за вчерашний вечер, мой дорогой! Я до сих пор в эйфории. Когда я наконец перееду в НАШУ квартиру? Не могу дождаться, когда мы будем завтракать вместе на нашей кухне!»
Мир перевернулся. Звук уличного трафика за окном, голоса детей во дворе — все это смешалось в сплошной гул. Я почувствовала, как ноги стали ватными, и схватилась за спинку стула, чтобы не упасть. «НАША квартира». Эти слова пылали у меня в мозгу, выжигая все на своем пути.
Рука сама потянулась к телефону. Он сменил пароль, я знала. Но от отчаяния и шока я попробовала старый, тот, что был у него годами — дату рождения его матери. Разблокировалось.
Пальцы дрожали, когда я открывала мессенджер. Переписка с этой «Леночкой». Десятки сообщений. Нежные, страстные, полные подробностей их встреч. Я пролистывала их, и с каждой строчкой во рту появлялся вкус меди. Он писал ей о нашей квартире. Нашей! Описывал вид из окна, наш диван, нашу кухню. Говорил, что это их будущее гнездышко.
И вот я наткнулась на самое страшное. Сообщение, отправленное неделю назад.
— Не переживай, душечка, я все улажу. Она в итоге съедет. Квартира-то оформлена на меня, она ничего не докажет. Юридически все чисто. Просто дай мне немного времени.
Я отшатнулась от телефона, как от раскаленного железа. Земля ушла из-под ног. Комната поплыла перед глазами. «Юридически все чисто». Эти слова звучали как приговор. Приговор моей наивности, моей любви, всему, что я считала своей жизнью.
Я опустилась на пол, прислонившись спиной к холодной батарее, и сжала колени руками. Не было слез. Был только всепоглощающий, оглушающий вакуум. И в центре этого вакуума — леденящая душу ясность. Крепость пала. И разрушил ее не кто-то извне, а тот, кому я доверяла больше всех на свете. Мой собственный муж.
Я не знаю, сколько времени просидела на том полу, прижавшись к холодной батарее. Шок медленно отступал, уступая место странному, леденящему спокойствию. Слез не было. Была только ясность — жестокая и неумолимая.
Я поднялась, отряхнулась и пошла в ванную. Посмотрела на свое отражение в зеркале: бледное лицо, огромные глаза, в которых плескалась пустота. Но где-то в глубине, за всей этой болью, уже тлела крохотная искра. Искра гнева.
Я умылась ледяной водой, ощущая, как она обжигает кожу, возвращая к реальности. Потом вернулась на кухню, взяла его телефон и отправила себе на свою почту все скриншоты переписки, особенно те, где фигурировала квартира. Я действовала методично, как робот: сохранила чек из ювелирного, пересняла его на свой смартфон. Каждое движение было выверенным, лишенным дрожи. Истерика могла подождать. Сейчас нужны были холодная голова и доказательства.
Записав номер телефона «Леночки» из его контактов, я положила его смартфон точно на то же место, где он лежал. Никаких следов. Пусть все выглядит так, как будто ничего не произошло.
Затем я взяла свою сумку и вышла из квартиры. На улице ветер гнал по асфальту пожухлые листья, и этот осенний хруст под ногами казался единственным подходящим саундтреком к моей рухнувшей жизни.
Через час я сидела в уютном, строгом кабинете адвоката по семейному праву, Марии Сергеевны. Я нашла ее контакты по отзывам, и теперь, глядя на ее собранное, умное лицо, понимала — не ошиблась.
Я молча положила перед ней распечатанные скриншоты и фотографию чека. Рассказала все ровным, безэмоциональным голосом, как будто это была не моя история. Про нашу квартиру, купленную в браке. Про его слова «оформлена на меня».
Мария Сергеевна внимательно изучила документы. Потом отложила очки.
— Алиса, первое и главное, что вы должны понять и запомнить, — сказала она четко, глядя мне прямо в глаза. — Неважно, на кого именно оформлен договор купли-продажи и выписка из ЕГРН. Поскольку квартира была приобретена в период вашего зарегистрированного брака, она является совместно нажитым имуществом. По закону, вы имеете право на половину. И даже больше, если докажете в суде, что вложения с вашей стороны были значительнее. Наследственные деньги — серьезный аргумент.
Я слушала, и ее слова падали на благодатную почву. Они были не просто юридическими терминами. Они были оружием.
— Значит, он не может просто так выгнать меня и все подарить ей?
—Нет, не может, — адвокат покачала головой. — Он не может распорядиться квартирой без вашего нотариально заверенного согласия. Продать, подарить, обменять — все это только с вашего разрешения. Все, что он писал этой девушке, — либо глупая ложь, чтобы ее удержать, либо опасное невежество.
В ее голосе прозвучало презрение, и это презрение согрело меня изнутри.
— Что мне делать сейчас? — спросила я тихо.
— Сейчас вы собираетесь с духом и не показываете виду, — сказала Мария Сергеевна. — Ведите себя как обычно. А мы тем временем начнем подготовку. Нужно собрать полный пакет документов на квартиру, выписки из банков о переводе денег за нее, все чеки. И продолжайте фиксировать все его контакты с этой женщиной. Если он будет говорить с вами о квартире, попытайтесь записать разговор. В нашем случае это будет допустимым доказательством.
Я вышла от адвоката, и осенний воздух уже не казался таким ледяным. Да, внутри была выжженная пустыня. Да, сердце разбито. Но теперь у меня был план. Была твердая почва под ногами. И было знание.
Он думал, что играет в шахматы с наивной простушкой. Но он ошибался. Теперь ход был за мной. И я была намерена поставить мат.
Неделя, что отделяла меня от визита к юристу, пролетела в странном, выморочном ритме. Я играла свою роль с ледяным спокойствием, которое, казалось, проникало в самые глубины моей души. Готовила Диме ужины, спрашивала о работе, улыбалась в ответ на его редкие, рассеянные ласки. А сама в это время собирала документы, как советовала Мария Сергеевна, и вела тихую, методичную слежку.
По номеру телефона я без труда нашла ее профиль в социальной сети. Елена. Менеджер по продажам в какой-то средней фирме. Двадцать семь лет, открытое милое лицо, сотня фотографий с кофе, в спортзале, на курортах. Ничего демонического. Обычная девушка, поверившая в сказку о щедром женатом принце.
Именно эта обыденность заставила меня принять решение. Я не могла ждать, пока Мария Сергеевна подготовит все бумаги. Мне нужно было увидеть ее. Глаза в глаза. Услышать это все из ее уст.
Я узнала ее график и в один из ее выходных подкараулила у подъезда. Она вышла, жизнерадостная, нарядная, с дорогой сумкой через плечо — возможно, той самой, с того самого чека. Я вышла из машины и пошла ей навстречу.
— Елена?
Она обернулась,на лице — ни тени удивления или тревоги. Лишь легкое любопытство.
—Да? А вы?
— Я Алиса. Жена Дмитрия.
Ее лицо не дрогнуло.На нем не было ни стыда, ни страха. Лишь легкая, снисходительная улылка тронула уголки губ. Она знала. И она не боялась.
— А, здравствуйте, — сказала она, оглядев меня с ног до головы. — Чему обязана?
—Я думаю, нам стоит поговорить. Неподалеку есть неплохое кафе.
Мы сидели за столиком у окна. Она с невозмутимым видом помешивала капучино, а я смотрела на нее, пытаясь разглядеть в этой кукле хоть каплю осознания.
— Вы, наверное, не поняли ситуацию, — начала она, не дожидаясь моих вопросов. Ее тон был спокоен и даже поучающ. — То, что между вами и Димой, — это уже не любовь. Это привычка. А мы с ним… у нас настоящие чувства.
Я молчала, давая ей говорить. Давая ей запутаться в паутине собственной лжи.
— Он несчастен с вами, — продолжала она, все более воодушевляясь. — Он говорит, вы его не понимаете, не поддерживаете. А я… я даю ему крылья. И он хочет построить со мной будущее.
— Будущее? — наконец вставила я, и мой голос прозвучал тихо, но отчетливо. — Какое будущее? В моей квартире?
Елена снисходительно улыбнулась, как ребенку, объясняя очевидное.
— Не в вашей, Алиса. В нашей. Дмитрий уже все решил. Он сказал, что скоро все вопросы будут улажены, и я смогу туда переехать. Мы даже планируем, как сделаем перепланировку.
Она говорила с таким непоколебимым убеждением, с такой верой в его слова, что у меня сжалось сердце от смеси жалости и ярости. Она была не просто любовницей. Она была жертвой. Жертвой его лжи, такой же, как и я, только пока не знавшей об этом.
— Он… подарил тебе эту квартиру? — спросила я, делая ударение на слове «подарил».
— Он обеспечивает наше будущее, — парировала она, и в ее глазах вспыхнул торжествующий огонек. — Он мужчина, который знает, чего хочет. И он хочет меня.
Я откинулась на спинку стула. Мое сердце колотилось где-то в горле. Пришло время.
— Это моя квартира! — сказала я негромко, но так, чтобы каждое слово прозвучало, как удар хлыста. И прежде чем она успела что-то возразить, я рассмеялась. Это был невеселый, горький и беспощадный смех. — Ты правда поверила, что мой муж подарит ее тебе?
Елена замерла с поднесенной к губам чашкой. Ее уверенность начала давать трещины. В глазах мелькнуло недоумение.
— Что вы… что вы несете? Он сказал…
—Он сказал тебе сказку, — перебила я ее, глядя прямо в ее начинающие темнеть глаза. — Квартира куплена в нашем с ним браке. Она наша общая. Юридически он не может подарить тебе даже дверную ручку без моего согласия. А я, милая моя, не согласна.
Она побледнела. Ее рука дрогнула, и кофе расплескался по блюдцу.
— Вы врете! Он бы не…
—Позвони ему, — предложила я мягко. — Позвони прямо сейчас. Спроси. Скажи, что сидишь со мной и мы мило беседуем о твоем скором переезде.
Елена смотрела на меня с растущим ужасом. Она судорожно потянулась за сумочкой, ее пальцы дрожали, когда она пыталась достать телефон. Она понимала, что я не блефую. Понимала, что ее прекрасный замок из песка рушится на глазах, смытый ледяной волной реальности.
И в этот момент я почувствовала не торжество, а пустоту. Пустоту и горькое понимание: передо мной сидела еще одна женщина, чью жизнь мой муж превратил в ложь.
Тишина в нашей квартире в тот вечер была звенящей и тяжелой, как свинец. Я ждала. Готовила ужин, расставляла тарелки, будто ничего не произошло. Руки действовали автоматически, а внутри все было сжато в тугой, болезненный комок.
Он вернулся поздно. Лицо его было серым, глаза бегали, не находя покоя. Сразу было видно — Елена дозвонилась. И устроила ему сцену.
— Ась, привет, — его голос прозвучал натянуто, он попытался меня обнять, но я отвернулась под предлогом, что несу кастрюлю с супом.
—Ужин на столе. Садись.
Мы ели молча. Ложка звенела о тарелку, и этот звук резал слух. Я чувствовала, как он копит силы для разговора. Наконец, он не выдержал.
— Слушай, Алиса… ко мне сегодня одна… дура позвонила. Из бывшего отдела. Ненормальная какая-то. Не обращай внимания, если что-то наговорит.
Я подняла на него глаза, делая максимально наивное и удивленное лицо.
— Что ты имеешь в виду? Какая дура? Что она может наговорить?
—Да так… Бредит будто бы у нас с ней что-то было. Фантазерка несчастная. Я ее уволю, будь уверена.
Он говорил быстро, путано, избегая моего взгляда. Я смотрела на него и видела не сильного мужчину, а испуганного, мелкого человечка, который запутался в собственной паутине.
— Странно, — сказала я спокойно, откладывая ложку. — А я сегодня познакомилась с одной девушкой. Еленой. Очень милая. И совсем не похожа на ненормальную. Мы пили кофе. Она много интересного рассказала про тебя. Про ваши планы на нашу квартиру.
Лицо Дмитрия вытянулось. Он побледнел, на лбу выступили капельки пота. Он откашлялся, пытаясь взять себя в руки.
— Алиса, ты не понимаешь… Она все врет! Она меня преследует! Я пытался вежливо отшить ее, вот она и выдумала эту историю с квартирой, чтобы меня шантажировать! Поверь мне!
В его голосе звучали знакомые нотки — та самая ложь, прикрытая показной искренностью, которую я так долго не хотела замечать. Я молча встала, подошла к своему телефону, лежавшему на тумбочке, и незаметно нажала кнопку записи.
— То есть, ты хочешь сказать, что никаких отношений у вас не было? И ты не обещал ей эту квартиру?
— Конечно, нет! — он всплеснул руками, изображая возмущение. — Да я с ума сойду, что ли? Отдать чужому человеку нашу с тобой квартиру? Это же абсурд! Она больная, ей нужна помощь!
В этот момент его собственный телефон, лежавший на диване, завибрировал. Он вздрогнул. На экране горело имя «Леночка». Он потянулся к нему, чтобы отключить, но я была быстрее.
— Ответь, — сказала я тихо. — Ответь и скажи при мне, что эта больная фантазерка ошибается. Что никакой квартиры у нее не будет. Скажи это прямо сейчас.
Он замер, застигнутый в ловушку. Не ответить — значит признать свою ложь. Ответить — значит взорвать бомбу. Он сглотнул, сжал кулаки и, отчаянно глянув на меня, поднес трубку к уху.
— Лена, я занят… — начал он сдавленным голосом.
Но ее истеричный, слезливый голос, который был слышен даже мне, прервал его.
— Она все знает, Дима! Она сказала, что квартира ее! Ты обманывал меня! Ты говорил, что все уладишь!
Я видела, как по его лицу проходит судорога. Он встал и отошел к окну, повернувшись ко мне спиной, пытаясь снизить громкость.
— Успокойся, ты все не так поняла… — он шептал в трубку, но его шепот был полон ярости и страха. — Это она тебя обманывает! Она просто хочет нас поссорить! Не ведись на ее провокации!
Я стояла и слушала. Слушала, как он, мой муж, называет меня «она». Как он, не колеблясь, бросает меня под поезд, лишь бы успокоить свою любовницу. В его голосе не было ни капли тепла ко мне, только раздражение и злоба.
— Конечно, я люблю тебя! — прошипел он в телефон. — Просто дай мне время разобраться с этой стервой, и все будет как мы договорились! Квартира будет нашей, я обещаю!
Эти слова прозвучали для меня как приговор. Окончательный и бесповоротный. В них не было ни любви, ни уважения, ни даже простой человеческой благодарности за прошлые годы. Была только грязная сделка.
Он бросил трубку и обернулся ко мне. Его лицо исказила гримаса злобы.
— Довольна? Ты добилась своего? Теперь она устроит мне еще большую истерику!
Я не ответила. Я просто перестала записывать, положила телефон в карман и посмотрела на него. Смотрела долго и пристально, пытаясь найти в этом незнакомце черты того человека, которого когда-то любила. Но не нашла.
— Да, — тихо сказала я. — Я довольна. Наконец-то я все поняла.
И повернувшись, я ушла в спальню, оставив его одного в центре нашей гостиной, в центре его лжи. Холод внутри меня сменился четкой, неумолимой решимостью. Игра была окончена. Пора было подводить итоги.
Он не ночевал дома. Эти сутки, проведенные в одиночестве, стали для меня временем окончательного прощания. Я не плакала. Я составляла план. Упаковывала в коробки его вещи, которые он так легко был готов променять на мираж с другой. Каждый свитер, каждую книгу я клала в картонную гробницу нашего прошлого.
На следующее утро я позвонила Марии Сергеевне и кратко изложила ситуацию, включая записанный разговор. Она сказала, что приедет через два часа. Ровно в назначенное время раздался звонок в дверь. Я открыла. На пороге стояли Мария Сергеевна с деловым, непроницаемым видом и… Дмитрий. Он был бледен, глаза заплыли от бессонницы, но в них читалась уверенность, будто он все еще мог что-то контролировать.
— Что это значит, Алиса? И кто это? — попытался он взять инициативу, грубо проходя в прихожую.
—Это мой адвокат, Мария Сергеевна. Думаю, вам есть о чем поговорить.
Мы сели в гостиной. Та самая комната, которую он так красочно описывал другой женщине, стала залом суда. Мария Сергеевна открыла свой портфель и положила на стол папку.
— Дмитрий, мы не будем тратить время на лирику, — начала она ровным, бесстрастным голосом. — У нас на руках есть исчерпывающие доказательства вашей супружеской неверности, а главное — ваших противоправных намерений в отношении совместно нажитого имущества. Переписка, аудиозапись вашего вчерашнего разговора, где вы, находясь в квартире, являющейся объектом спора, называете мою доверительницу «стервой» и вновь подтверждаете третьему лицу права на эту жилплощадь, вводя его в заблуждение.
Дмитрий пытался сохранить маску превосходства, но я видела, как дрогнул его подбородок.
— Какая аудиозапись? Это незаконно! Это нельзя использовать в суде! — выпалил он.
—В рамках досудебного урегулирования и как доказательство вальных угроз и оскорбительных высказываний — вполне, — парировала адвокат. — Но давайте не будем о суде. Пока. Я предлагаю вам цивилизованный выход.
Она достала из папки проект соглашения о разделе имущества.
— Алиса сохраняет за собой право собственности на данную квартиру. Вы отказываетесь от всех претензий на нее. Взамен она отказывается от своей доли в вашем общем автомобиле и от любых финансовых претензий, включая алименты, которых при отсутствии общих детей у вас нет. По сути, вы уходите с тем, что при вас. Это более чем щедро, учитывая, что первоначальный взнос был внесен за счет средств Алисы.
Лицо Дмитрия побагровело.
— Это грабеж! Я не подпишу это никогда! Эта квартира моя! Она оформлена на меня!
—Дмитрий, — наклонилась к нему Мария Сергеевна, и ее голос стал тише, но от этого лишь опаснее. — Если дело дойдет до суда, мы предъявим все доказательства. Я гарантирую, что суд не только оставит квартиру Алисе, но и обяжет вас выплатить ей значительную компенсацию за моральный вред и судебные издержки. Ваша репутация на работе, где вы, как я понимаю, занимаете не последнюю должность, будет уничтожена. Вы действительно хотите, чтобы ваш начальник и коллеги узнали из протокола суда, как вы называете свою жену и какие аферы с недвижимостью затеваете?
Он смотрел то на меня, то на адвоката. Я молчала. В его глазах бушевала война — злоба, страх, отчаяние. Он видел, что все козыри у меня на руках. Его блеф был разоблачен.
— Ты… Ты подстроила все это… — просипел он в мою сторону, но в его голосе уже не было силы, лишь жалкая попытка уколоть.
—Я лишь защищаю то, что по праву мое, — тихо ответила я. — И показываю тебе дорогу, по которой ты собирался прогнать меня. Она оказалась тупиковой. Для тебя.
Он опустил голову, сжав виски пальцами. В комнате повисла тишина, нарушаемая лишь его тяжелым дыханием. Длилась она вечность.
— Хорошо, — наконец выдавил он, не глядя на нас. — Я подпишу. Где?
Мария Сергеевна молча пододвинула к нему документ и ручку. Его рука дрожала, когда он выводил свою подпись. Он делал это быстро, будто хотел поскорее избавиться от чего-то позорного.
Встав из-за стола, он бросил на меня последний взгляд. В нем уже не было ненависти. Было странное, пустое недоумение, будто он не понимал, как эта тихая, покорная женщина смогла так его обыграть.
— Я заберу свои вещи позже, — бросил он в пространство и, не прощаясь, вышел из квартиры.
Дверь за ним закрылась с тихим щелчком. Закрылась, словно страница большой книги. Мария Сергеевна собрала документы.
— Все прошло более чем удачно. Поздравляю, Алиса. Вы свободны.
Я кивнула, не в силах вымолвить и слова. Я стояла одна посреди своей гостиной. Своей квартиры. Вокруг стояли коробки с его вещами. И в этой внезапно наступившей тишине нет ни радости, ни торжества. Была только оглушительная, абсолютная пустота. Пустота после битвы, в которой я осталась стоять на ногах. Но какой ценой.
Прошло три месяца. Зима сдавала свои позисы, за окном с крыш звонко капало, а по тротуарам бегут уже не сугробы, а веселые, бурные ручьи. В моей квартире пахло не яблочным пирогом, а свежей краской и гипсокартоном.
Я стояла на стремянке, закручивая последний патрон в новой люстре в гостиной. Старую, выбранную когда-то вместе с Дмитрием, я упаковала в коробку и вынесла на помойку. Так же, как и занавески, и ковер, и тот самый диван, на котором он так красочно описывал наше гнездышко другой женщине.
Стены, выкрашенные в мягкий персиковый цвет, скрыли под собой прошлое. На месте старого серванта теперь стоял просторный книжный стеллаж, заполненный моими книгами, которые раньше ютились в коробках на балконе, потому что ему «не нравился беспорядок».
Я слезла со стремянки, отерла со лба пот и огляделась. Было странно тихо. Уже не звенящей тишиной опустошения, как тогда, после его ухода, а спокойным, глубоким молчанием, которое принадлежало только мне.
Раздался звонок в дверь. Я открыла. На пороге стояла Катя, моя подруга, с огромным букетом мимозы и бутылкой игристого.
— Ну, показывай, что тут у нас за новый версаль! — весело сказала она, проходя внутрь.
Она прошлась по комнатам, ахая и хваля ремонт. Мы сели на новый, еще пахнущий обивкой диван. Катя налила сок в бокалы.
— Ну, как? Чувствуешь себя победительницей? — спросила она, чокаясь.
—Я чувствую себя… собой, — ответила я после паузы. — Впервые за долгое время. Не женой, не обманутой дурочкой, не мстительной фурией. Просто Алисой.
Я рассказала ей, что на прошлой неделе случайно встретила Дмитрия у метро. Он был с того самого отдела, Лехой. Они о чем-то горячо спорили. Он увидел меня, на мгновение наши взгляды встретились, и он тут же отвернулся, поспешно скрывшись в толпе. Никакой ненависти, никакой злобы. Лишь легкое, щемящее чувство, будто смотришь на старую, выцветшую фотографию незнакомых людей.
— А та… Елена? — осторожно поинтересовалась Катя.
—Она написала мне. Одно сообщение. Извинилась. Сказала, что он и ей наврал, будто я сама была противной истеричкой, а он — бедной жертвой. Она бросила его, едва поняв, что квартиры не будет. Алчность — плохой клей для отношений.
Мы помолчали. За окном громко просигналила машина.
— Знаешь, — сказала Катя, — а ведь ты молодец. Не сломалась. Выстояла. И теперь у тебя есть все. Новая квартира. Новая жизнь.
Я улыбнулась и подошла к окну. Вон там, вдалеке, виднелся новенький жилой комплекс, его стеклянные фасады ярко блестели на мартовском солнце.
— Это не новая жизнь, Кать, — тихо сказала я. — Это моя жизнь. Та, которую я чуть не потеряла. И теперь я буду жить ее для себя.
Я не знала, что ждет меня завтра. Не знала, встречу ли я другого мужчину, останусь ли одна. Но я знала точно: я отстояла свое право на свой угол, на свое спокойствие, на свое достоинство. И этот запах свежей краски был лучше любого парфюма. Он пах свободой.
Прошло еще несколько недель. Жизнь постепенно обретала новый, непривычный, но стабильный ритм. Я вернулась к работе, погрузилась в проекты, которые давно откладывала. Вечерами занималась обустройством квартиры, и каждый новый предмет в ней — будь то плед нежного карамельного цвета или оригинальная полка для книг — был моим личным выбором, моей маленькой победой над прошлым.
Однажды вечером, когда я заканчивала раскладывать книги по новым полкам, зазвонил телефон. Незнакомый номер. Я уже привыкла к звонкам от клиентов и, не задумываясь, ответила.
— Алло?
—Алиса? Это Мария Сергеевна.
Голос моего адвоката звучал ровно и деловито, но с легкой, едва уловимой ноткой чего-то, что не было связано с нашим завершенным делом.
— Мария Сергеевна, здравствуйте! Что случилось? — я невольно насторожилась, мысленно пробегаясь по всем подписанным документам.
—Успокойтесь, все в полном порядке. Никаких неприятностей. Я звонлю по другому поводу. Мне позвонила сегодня одна ваша… знакомая. Елена.
Это имя прозвучало как гром среди ясного неба. Я молча опустилась на диван.
— Елена? С чего это вдруг?
—Она нашла мои контакты через общих знакомых в юридической сфере. Она просила передать вам… извинения. Искренние. Говорит, что долго не могла найти в себе сил, но сейчас поняла, что должна это сделать. Она сказала, что вы открыли ей глаза, и она вам благодарна, хотя осознает, насколько это цинично прозвучит.
Я слушала, и во рту снова появился тот самый горький привкус. Но на этот раз в нем не было гнева. Была усталая жалость ко всем нам — к ней, ко мне, даже к Дмитрию, запутавшемуся в собственной лжи.
— Передайте ей, что я приняла ее извинения, — наконец сказала я. — И пожелайте ей удачи. Найти своего человека. Не чужого.
— Передам, — Мария Сергеевна сделала небольшую паузу. — И второе. У меня к вам деловое предложение.
— Деловое?
—Да. Я веду несколько дел о защите прав женщин в подобных ситуациях. Не всегда все заканчивается так… удачно. Часто мои клиентки подавлены, растеряны, не верят в свои силы. Ваша история, ваша собранность и хладнокровие — это редкий пример. Я не предлагаю вам становиться адвокатом, — она тихо усмехнулась, — но я подумала, что вы могли бы проводить небольшие консультации. Не юридические, а именно психологические. Делиться опытом, поддерживать. Как человек, прошедший через это. Думайте. Это просто предложение.
Мы попрощались, и я еще долго сидела с телефоном в руках, глядя в заоконную темноту. Извинения Елены… Деловое предложение… Жизнь, которую я так старательно выстраивала по кирпичику, вдруг сделала неожиданный поворот.
Я встала, подошла к окну. Внизу бежали огни машин, спешащих куда-то по своим делам. Впервые за долгое время я подумала не о том, что я потеряла, а о том, что может появиться нового. Не из мести, не из отчаяния, а просто потому, что я сильная. Я доказала это себе. И, возможно, теперь мой опыт сможет кому-то помочь.
Я не знала, соглашусь ли я на предложение Марии Сергеевны. Но сам факт, что оно прозвучало, заставлял смотреть вперед не с опаской, а с легким, едва зарождающимся интересом. Битва была позади. Впереди была жизнь. И впервые я чувствовала, что готова проживать ее не как тень прошлого, а как полноправная хозяйка своего будущего.
