Помню тот день. До мелочей.
Борис сидел в кресле. Скрестил ноги. Смотрел на меня так… будто я пыль на его ботинках.
— Ты бездарна, Юль. Совершенно бездарна.
Слова падали, как камни. Тяжёлые. Холодные.
— Я потратил на тебя десять лет. Десять! А ты что? Сидишь дома, варишь супчики, рисуешь свои дурацкие открытки… Юля! В двадцать первом веке!
Я стояла у окна. Руки сами сжались в кулаки. Ногти впились в ладони.
— Без меня ты никто — продолжал он, разогреваясь. — Я тебя вытащил из твоей глухой деревни, дал тебе всё. А ты?.. Ничего не добилась. Абсолютно ничего.
Хотелось крикнуть. Швырнуть что-нибудь. Но я молчала.
Потому что где-то глубоко… я почти верила ему.
Три месяца после развода я жила в однушке на окраине. Район так себе. Обои жёлтые, с пятнами от прежних жильцов. Соседи сверху каждую ночь устраивали концерты — то ли дрались, то ли мирились. Я не разбиралась.
Сидела за шатким столом и рисовала. Открытки. Те самые «дурацкие». Маленькие акварельные истории: кошки в шарфиках, дома с тёплыми окнами, люди, обнимающие друг друга под дождём. Я рисовала то, чего мне не хватало. Тепло. Надежду. Веру в то, что всё может быть иначе.
Первые десять штук я отнесла в крохотную лавку. Хозяйка — тётя Зина, с ярко-красной помадой — покрутила их в руках, хмыкнула:
— Ладно, оставлю. Но не обещаю, что купят.
Купили. Все. За два дня.
Я вернулась через неделю с двадцатью новыми. Потом с тридцатью. Потом… перестала считать.
— Юлька, у тебя талант — сказала тётя Зина однажды вечером, когда я привезла очередную партию. — Серьёзно говорю. Люди твои открытки разбирают как горячие пирожки. Может, попробуешь что-то большее?
Я молчала…
— В соцсети, например — она махнула рукой с ярко-малиновым маникюром. — Сейчас все там. Покажи свои работы миру!
Мир… Звучало страшно.
Но я попробовала.
Первый пост набрал двенадцать лайков. Одиннадцать — мои знакомые. Второй — тридцать. Пятый — двести.
А через месяц мне написала девушка из Питера:
«Можешь нарисовать портрет моей собаки? Заплачу».
Я нарисовала. Она заплатила две тысячи. И выложила у себя. С комментарием.
Заказы посыпались. Сначала несмело — портреты питомцев, открытки на заказ, небольшие иллюстрации для блогов. Потом всё серьёзнее: логотипы, фирменный стиль для кафе, даже обложка книги для одного издательства.
Я работала по ночам. Спала по четыре часа. Пила кофе литрами. И… кайфовала.
Потому что наконец-то делала то, что любила. И за это платили. Реально платили!
Через полгода я переехала. В студию в центре, светлая, с огромными окнами. Купила себе профессиональный планшет для рисования. Новый стол. Удобное кресло.
Борис об этом, конечно, не знал. Мы не общались. Вообще.
Но однажды…
Я шла по улице. День выдался солнечный, тёплый — редкость для ноября. На душе легко. И вдруг.
— Юля?
Обернулась. Он. Борис стоял у входа в дорогой бутик, с той самой Викой — коллегой, ради которой он, собственно, и ушёл. Высокая, ухоженная, с улыбкой а-ля «я королева мира».
Но сейчас эта улыбка была напряжённой. А Борис… смотрел на меня с каким-то странным выражением.
Удивление? Недоверие?
— Привет — сказала я. Ровно. Спокойно.
— Ты… — он замялся. — Ты хорошо выглядишь.
— Спасибо.
Пауза. Неловкая. Вика сверлила меня взглядом.
— Как дела? — спросил он наконец.
— Отлично. Работаю. Живу. Всё хорошо.
— Работаешь… где?
Я улыбнулась.
— На себя.
Его бровь дёрнулась.
— На себя?
— Ага. Рисую. Иллюстрации, дизайн, всякое такое. Заказов хватает.
Он явно не ожидал. Молчал. Вика дёрнула его за рукав:
— Боря, пойдём уже.
Но он не двигался.
— То есть ты… на тех самых открытках зарабатываешь? — в голосе появились нотки сарказма.
— Не только на открытках — я пожала плечами. — Но да, началось с них.
Он хмыкнул.
— Ну что ж. Молодец. Рад за тебя.
Фальшь. Сквозила в каждом слове.
Я кивнула и пошла дальше.
А внутри… бурлило. Хотелось оглянуться, крикнуть: «Видишь?! Я смогла! Без тебя!»
Но я просто шла. И улыбалась.
Прошёл ещё год
Год, который перевернул всё.
Мой аккаунт вырос до ста тысяч подписчиков. Сотрудничество с крупными брендами. Коллекция авторских принтов, которую я запустила совместно с онлайн-магазином.
Деньги? Больше, чем я когда-либо мечтала. Но главное — я была счастлива.
Я делала то, что любила. И это приносило радость не только мне, но и тысячам людей по всему миру.
А потом случилось то, чего я точно не ожидала.
Мне позвонила крупная галерея. Предложили персональную выставку.
Я чуть не упала со стула.
— Вы уверены? — переспросила я третий раз.
— Абсолютно — сказал куратор. — Ваши работы трогают. В них есть чувства, жизнь… Это именно то, что нам нужно.
Выставка. Моя. Персональная.
Вечер открытия. Я стояла в центре зала в чёрном платье, которое купила специально для этого случая. Вокруг — мои работы на стенах. Большие, яркие, живые.
Люди ходили, рассматривали, обсуждали. Кто-то фотографировал. Кто-то просто стоял и молчал.
И вдруг я увидела его. Бориса. Он стоял у входа. Один. Без Вики. Растерянный. Наши глаза встретились.
Он медленно пошёл ко мне. Остановился в паре шагов.
— Юля… — голос тихий. Совсем не тот, каким он говорил в тот день. — Я… я не знал.
— Чего не знал?
— Что ты… такая.
Я усмехнулась.
— Я всегда была такой, Борис. Просто ты не хотел видеть.
Он кивнул. Опустил голову.
— Я был идиотом.
Молчание.
— Да, был — согласилась я. — Но знаешь что? Спасибо.
Он поднял глаза.
— За что?
— За то, что ушёл. Серьёзно. Если бы не ты, я бы никогда не поверила в себя. Не решилась бы попробовать. Не стала бы…
Я обвела рукой зал.
— Так что спасибо, Борис. За то, что назвал меня бездарной.
Он стоял. Не двигался. В глазах — что-то похожее на сожаление.
А я развернулась и пошла к своим гостям.
Борис так и стоял у входа. Замер. Будто его ноги приклеились к мраморному полу галереи.
Я подошла к группе гостей — коллекционер из Москвы, дизайнер интерьеров, кто-то из журнала об искусстве. Они что-то говорили, задавали вопросы, но я краем глаза видела: он не уходит.
Просто смотрит. На мои картины. На меня. На эту жизнь, которую я построила. Без него.
— Юлия, расскажите, пожалуйста — журналистка с блокнотом наклонилась ближе, — откуда в ваших работах столько… боли? Но при этом столько света?
Я задумалась. Хороший вопрос, чёрт возьми.
— Знаете, я прошла через многое — начала я медленно. — Были моменты, когда казалось, что всё рухнуло. Что я ничего не стою. Что мои мечты — это глупость…
Голос предательски дрогнул.
— Но именно в темноте я научилась искать свет. В своих работах я показываю то, что сама искала годами: надежду. Веру в то, что после самой холодной ночи обязательно будет тёплый рассвет.
Журналистка кивала, строчила что-то в блокноте.
А Борис… он услышал. Я знала.
Выставка закончилась за полночь. Последние гости разошлись, оставив меня наедине с куратором Анной — женщиной лет пятидесяти, с седыми волосами и проницательным взглядом.
— Успех, Юля — она обняла меня за плечи. — Чистый успех. Три работы уже продали, ещё пятеро оставили заявки. Ты молодец.
«Молодец». Раньше это слово казалось таким… пустым.
Мама говорила «молодец», когда я мыла посуду. Борис — когда я готовила его любимую лазанью.
Но сейчас… Сейчас оно звучало по-другому. Я правда была молодцом. Своим собственным героем.
— Пойдёшь отмечать? — спросила Анна.
— Нет — я улыбнулась. — Хочу побыть одна. Осмыслить всё это.
Она кивнула с пониманием и ушла. Я осталась в пустом зале. Свет приглушённый, мои картины на стенах словно дышали. Каждая — кусочек моей души.
— Юля.
Вздрогнула.
Борис. Он так и не ушёл. Сидел на скамейке у дальней стены.
— Ты ещё здесь? — удивление было искренним.
— Я… ждал — он встал. Подошёл ближе. — Можно поговорить?
— О чём?
— О… нас. О том, что было.
Я вздохнула.
— Борис, «нас» больше нет. Давно нет.
— Я знаю — он нервничал. — Но я должен сказать… Я был неправ. Во всём.
Молчание.
— Когда мы развелись, я был уверен, что ты пропадёшь. Что вернёшься ко мне на коленях, будешь просить взять тебя обратно…
Он замолчал, глядя в пол.
— И?
— И ты не вернулась — он поднял глаза. — Ты взлетела. Так высоко, что мне до тебя не дотянуться. А я… я остался на том же месте.
— Что случилось с Викой?
Он усмехнулся горько.
— Ушла. Полгода назад. Нашла кого-то «перспективнее». Её слова.
Странно, но я не испытала злорадства. Только… опустошённость.
— Мне жаль.
— Не надо — он покачал головой. — Я получил то, что заслужил. Карму, наверное… Юля, я хотел спросить…
Пауза.
— Ты счастлива?
Вопрос повис в воздухе. Я посмотрела на свои картины. На зал. На эту жизнь, которую создала сама.
— Да — ответила я честно. — Я счастлива. Не потому, что у меня деньги или признание. А потому что я наконец-то живу так, как хочу. Делаю то, что люблю.
Борис кивнул медленно.
— Тогда… прости меня. Пожалуйста. Я не прошу вернуться. Не прошу дать второй шанс. Просто… прости за те слова. За то, что хотел сломать тебя.
— Ты не сломал меня — возразила я тихо. — Ты разбудил. Больно, грубо, жестоко. Но разбудил. И за это… я правда благодарна.
Он стоял передо мной — постаревший, уставший, совсем не похожий на того самоуверенного мужчину из кожаного кресла.
— Удачи, Борис — протянула я руку.
Он пожал её. Крепко.
— И тебе, Юля. Ты… заслужила всё это.
Развернулся и пошёл к выходу. Я смотрела ему вслед. И впервые за все эти годы не чувствовала ни боли, ни обиды. Только свободу.
Утром я проснулась в своей квартире — трёшке с видом на реку. Солнце заливало комнату золотым светом.
Телефон разрывался от сообщений:
«Юля, статья о твоей выставке вышла на главной странице!»
«Ещё две картины купили! Поздравляю!»
«Крупный бренд хочет сотрудничества — готовь коммерческое предложение».
Я улыбалась, читая строчку за строчкой.
А потом открыла один мессенджер. Там было сообщение от мамы:
«Дочка, я видела статью. Плачу от гордости. Ты смогла. Ты сделала это».
Слёзы навернулись на глаза.
Мама. Она всегда верила. Даже когда я сама не верила.
Прошло два года
Моя вторая персональная выставка. Международное признание. Контракты. Книга с моими иллюстрациями стала бестселлером.
Но самое главное…
Я встретила Макса.
Фотограф. Творческий. Безумный. С вечно растрёпанными волосами и улыбкой до ушей.
Он пришёл снимать мою выставку. И остался. Навсегда.
— Ты невероятная — говорил он, целуя меня. — Знаешь это?
— Говоришь так каждый день — смеялась я.
— Потому что это правда.
Макс не пытался меня изменить. Не критиковал. Не говорил, что я «бездарна» или «ничего не добилась».
Он просто любил. Меня. Настоящую.
И я любила его.
Иногда я думала о Борисе.
Интересно, как он там?
Но ответа не искала. Не нужно было.
Та глава закрылась. Навсегда.
А передо мной открылась новая книга. С чистыми страницами, которые я заполняла сама. Красками. Мечтами. Любовью. Жизнью, которую выбрала я.
Однажды вечером я сидела в своей студии. За окном шёл снег — первый в этом году. Макс варил кофе на кухне, напевая что-то себе под нос.
На мольберте — новая работа.
Девушка. Стоит на краю обрыва. Руки раскинуты в стороны. Она не падает.
Она летит.
— Как назовёшь? — спросил Макс, подавая мне чашку.
Я задумалась.
— «Свобода» — сказала наконец. — Назову её «Свобода».
Он улыбнулся.
— Идеально.
Я отпила глоток кофе и посмотрела на картину.
Эта девушка — я. Три года назад.
Когда решила оторваться от земли и полететь. Не зная, что будет впереди. Но веря. Просто веря. И знаете что?
Я полетела. И не разбилась.
Я взлетела.
А Борис… Он был прав в одном.
Я действительно стала кем-то. Но не благодаря ему.
Вопреки.
И это была моя победа. Моя история.
Мой полёт.
