— Теперь квартира моя, — свекровь стояла в дверях с торжествующей улыбкой, держа в руках какие-то бумаги. — Павлик всё подписал. Собирай вещи.
Лидия замерла у плиты, не веря своим ушам. Кастрюля с борщом тихо булькала, разнося по кухне аромат свёклы и мяса. Обычный четверг. Обычный вечер. Только слова, которые только что прозвучали, были совсем не обычными.
— Что вы сказали? — она медленно повернулась к Зинаиде Фёдоровне.
Свекровь прошла на кухню, положила папку с документами на стол и уселась на стул, как королева на трон. Её лицо светилось праведным удовлетворением человека, который наконец-то добился своего.
— Я сказала, дорогая моя, что эта квартира теперь оформлена на меня. Официально. Через нотариуса. Павел вчера всё подписал. Он понимает, что мать не бросают. А ты… Ты здесь больше не нужна.
Лидия почувствовала, как внутри неё что-то сжалось в тугой узел. Три года назад, когда она выходила замуж за Павла, квартира была куплена на его имя. Они взяли ипотеку вместе, платили вместе. Она отдавала каждый месяц половину зарплаты. И вот теперь…
— Павел не мог этого сделать, — она услышала собственный голос, удивительно спокойный. — Это наша квартира. Мы за неё платим.
— Платите? — свекровь презрительно фыркнула. — Кто платит? Ты? Твои жалкие двадцать тысяч? Павлик зарабатывает, а ты так, цветочки поливаешь. И вообще, сынок хочет, чтобы я переехала к вам. У меня сердце больное, мне одной трудно. А раз я переезжаю, то квартира должна быть моей. Логично же.
Лидия посмотрела на эту женщину, которая три года отравляла ей жизнь. Бесконечные звонки по десять раз на день. Внезапные визиты с проверкой чистоты. Колкие замечания про готовку, уборку, внешность. И всегда, всегда эта фраза: «Павлик заслуживает лучшего».
— Где Павел? — спросила она.
— На работе, естественно. Кто-то же должен деньги зарабатывать, — свекровь встала, подошла к плите и критически осмотрела борщ. — Опять пересолила. Сколько можно говорить…
Дверь хлопнула. Лидия сорвала фартук, схватила сумку и вышла из квартиры, не оборачиваясь на возмущённые крики Зинаиды Фёдоровны.
Офис компании, где работал Павел, находился на другом конце города. Лидия добиралась туда целый час, и всё это время в голове крутилась одна мысль: «Он не мог. Не мог подписать документы без меня».
Павел сидел за столом, уставившись в монитор. Когда она вошла, он вздрогнул.
— Лида? Что случилось?
— Ты оформил квартиру на свою мать? — она не стала тратить время на прелюдии.
Его лицо изменилось. Сначала оно выразило удивление, потом — растерянность, а затем что-то похожее на виноватое раздражение.
— Она тебе сказала? Чёрт, я собирался сам… Это не то, о чём ты думаешь.
— А о чём я думаю, Паша?
Он встал из-за стола, подошёл ближе, попытался взять её за руку, но она отстранилась.
— Слушай, мама действительно плохо себя чувствует. Ей нужна помощь. И да, я подписал дарственную, но это формальность! Понимаешь? Просто чтобы она была спокойна. Чтобы знала, что у неё есть крыша над головой. Для неё это важно психологически. А по факту ничего не изменится! Мы так же будем здесь жить, платить ипотеку…
— Ты подарил нашу квартиру своей матери, — перебила его Лидия. Слова звучали как приговор. — Ты взял и подарил квартиру, за которую я три года плачу наравне с тобой, женщине, которая меня ненавидит. И ты считаешь это формальностью?
— Не драматизируй! — он повысил голос. — Мама тебя не ненавидит! Она просто… строгая. Она волнуется за меня. За нас. Это же моя мать, Лида! Я не могу оставить её одну!
— Никто не просил тебя оставлять её одну, — Лидия почувствовала, как внутри неё разгорается холодная ярость. — Но ты не имел права отдавать нашу квартиру без моего согласия. Ты вообще понимаешь, что ты сделал? Теперь я могу оказаться на улице в любой момент! По её прихоти!
— Ты преувеличиваешь. Мама не выгонит тебя. Просто веди себя нормально, не конфликтуй с ней, и всё будет хорошо.
Эти слова прозвучали как пощёчина.
— Веди себя нормально? — она медленно произнесла каждое слово. — То есть ты считаешь, что проблема во мне? Что это я виновата в том, что твоя мать не пропускает ни дня, чтобы не унизить меня? Что она звонит тебе с жалобами на меня каждый вечер? Что она приходит к нам без предупреждения и проверяет, правильно ли я мою посуду?
— Она беспокоится! — Павел провёл рукой по лицу. — Боже, почему ты не можешь её понять? У неё только я остался! Отец умер десять лет назад, она одна! И да, она привыкла всё контролировать, это её способ справляться с тревогой! Но это не повод устраивать скандалы!
— Скандалы? — Лидия почувствовала, как земля уходит из-под ног. — Я три года терплю. Я молчу, когда она говорит, что я плохая хозяйка. Я улыбаюсь, когда она намекает, что ты мог найти кого-то лучше. Я выслушиваю её лекции о том, как правильно гладить твои рубашки. И это я устраиваю скандалы?
— Ну вот, опять всё в драму превращаешь, — он отвернулся к окну. — Я просто хотел помочь маме. Она старая, больная. У неё право есть на спокойную старость. А ты думаешь только о себе.
Лидия смотрела на его спину и вдруг поняла: он действительно так думает. Для него это норма. Мать всегда права. Мать всегда на первом месте. А она, жена, должна подстраиваться, терпеть, прогибаться.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Раз квартира теперь принадлежит твоей матери, то пусть она и живёт в ней. С тобой. А я съезжаю.
— Что? — он резко обернулся. — Ты о чём?
— Именно о том, о чём сказала. Я ухожу. Ищи себе другую хозяйку, которая будет терпеть твою мать и радоваться, что ты великодушно позволяешь ей жить в квартире, за которую она платит.
— Лида, не неси чушь! — он схватил её за плечи. — Куда ты пойдёшь? У тебя даже денег нет на аренду!
— Найду, — она высвободилась из его рук. — Сниму комнату. Устроюсь на вторую работу. Но я не собираюсь жить в доме, где меня считают прислугой, которую можно выгнать в любой момент.
— Ты с ума сошла! Мы семья! Нельзя вот так просто взять и уйти!
— Семья? — она усмехнулась. — Семья — это когда муж советуется с женой, прежде чем подарить их квартиру кому-то. Семья — это когда муж защищает жену от оскорблений, а не заставляет её терпеть. А то, что у нас было — это не семья. Это ты и твоя мама. А я всего лишь обслуживающий персонал.
Павел побледнел.
— Ты сейчас говоришь ужасные вещи. Мне обидно это слышать.
— А мне было обидно жить с этим три года, — она развернулась к двери. — Передавай маме, что квартира теперь полностью её. Пусть готовит тебе борщ и гладит рубашки. Уверена, у неё получится лучше, чем у меня.
Она вышла из офиса и только на улице позволила себе вздохнуть полной грудью. Руки дрожали. Внутри всё горело. Но вместе с болью пришло странное ощущение лёгкости.
Неделя прошла в каком-то тумане. Лидия сняла крошечную комнату на окраине, перевезла свои вещи. Павел звонил каждый день, уговаривал вернуться. Говорил, что любит. Что всё уладит. Что мама обещала вести себя хорошо.
— Ты же понимаешь, что это глупость? — говорил он в трубку. — Мы можем всё исправить. Просто поговори с ней нормально.
— Нет, Паша, — отвечала Лидия. — Я не вернусь в дом, где у меня нет никаких прав. Если хочешь сохранить брак — переоформи квартиру обратно. На нас двоих. Поровну.
— Ты не понимаешь! Я не могу этого сделать! Мама расстроится! У неё сердце больное!
— Значит, выбирай, — холодно сказала Лидия и положила трубку.
Через месяц ей позвонила подруга.
— Слушай, ты в курсе, что происходит с твоей квартирой?
— Какой моей? — устало спросила Лидия. — Она давно не моя.
— Да нет, послушай! Я видела объявление о продаже! Твоя свекровь выставила её на продажу! За восемь миллионов!
Лидия почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
— Что?
Она нашла объявление в интернете за пять минут. Действительно. Их квартира. С теми же фотографиями, которые они делали три года назад для семейного альбома. Зинаида Фёдоровна, собственник, продаёт трёхкомнатную квартиру в центре.
Лидия не помнила, как добралась до их дома. Вернее, уже не их. Она поднялась на четвёртый этаж и позвонила в дверь.
Открыл Павел. Он выглядел ужасно — осунувшийся, с тёмными кругами под глазами.
— Лида? Ты… ты вернулась? — в его голосе прозвучала надежда.
— Где твоя мать?
Он растерянно моргнул.
— У нотариуса. Она оформляет продажу… — он запнулся, поняв, что сказал лишнее.
— Значит, это правда, — Лидия прошла в квартиру. — Она продаёт квартиру. За которую я платила три года. Квартиру, которую ты ей подарил без моего согласия.
— Я не знал! — Павел схватил её за руку. — Клянусь, я не знал! Она сказала только вчера! Сказала, что ей нужны деньги на операцию! Что врачи настаивают!
— И ты, конечно, поверил, — Лидия высвободила руку. — Операция. У женщины, которая каждый день бегает по лестницам и таскает тяжёлые сумки из магазина.
— Она моя мать! Я не мог отказать!
— Ты не мог отказать, когда она попросила подписать дарственную. Не мог отказать, когда она оскорбляла меня. Не можешь отказать сейчас, когда она продаёт квартиру. Скажи, Паша, а когда ты вообще можешь что-то?
Он молчал, глядя в пол.
Хлопнула входная дверь. Зинаида Фёдоровна вошла с довольным лицом.
— Павлик, всё оформили! Покупатели нашлись быстро, платят… — она увидела Лидию и осеклась. — А ты что здесь делаешь?
— Хочу понять одну вещь, — Лидия подошла ближе. — Зачем вы это сделали? Зачем выгнали меня, забрали квартиру, а теперь продаёте её? Вам просто хотелось насолить мне?
Свекровь презрительно фыркнула.
— Ты думаешь, мир крутится вокруг тебя? Мне нужны были деньги. Большие деньги. У меня долг. Серьёзный долг. А эта квартира — моя единственная возможность расплатиться.
— Какой долг? — Павел побледнел. — Мама, о чём ты?
— Ах, Павлик, ну что ты как маленький? — Зинаида Фёдоровна сняла пальто, прошла на кухню. — Я взяла кредит. Два года назад. Большой. Хотела открыть бизнес. Не получилось. Банк требует возврата. Грозятся в суд подать. Вот я и решила проблему. Продам квартиру, отдам долг, а на остальное куплю себе небольшую однушку. И тебе, Павлик, немного останется.
Тишина повисла такая, что слышно было, как тикают часы на стене.
— То есть ты… — Павел медленно произнёс каждое слово. — Ты обманула меня? Никакой операции нет? Никакого больного сердца? Ты просто использовала меня, чтобы забрать квартиру и продать её?
— Не говори глупости, — свекровь поставила чайник. — Я твоя мать. Я тебя родила. Я имею право на твоё имущество. И вообще, что ты распсиховался? Я же сказала, что тебе тоже останется. Пару миллионов. Купишь себе однушку где-нибудь на окраине, и всё будет хорошо.
Лидия смотрела на эту женщину и не верила своим ушам. Циничность. Полное отсутствие стыда. Она не просто украла квартиру. Она считала это своим правом.
— Знаете что, Зинаида Фёдоровна, — тихо сказала Лидия. — Вы только что сделали мне подарок. Вы показали Павлу, кто вы на самом деле. Манипулятор. Лгунья. Человек, которому плевать даже на собственного сына, лишь бы получить то, что она хочет.
— Как ты смеешь! — свекровь шагнула к ней, но Павел встал между ними.
— Мама, — его голос дрожал. — Лида права. Ты меня обманула. Ты использовала меня. Ты разрушила мой брак. И всё ради денег.
— Павлик, не слушай эту… — начала Зинаида Фёдоровна, но он перебил.
— Нет. Хватит. Три года я защищал тебя. Три года я заставлял жену терпеть твои издевательства. Я потерял её из-за тебя. А ты даже не извинилась. Ты просто пришла и сообщила, что продаёшь нашу квартиру, как будто это твоя игрушка.
Он развернулся к Лидии.
— Прости меня. Ты была права. Во всём. Я был слепым идиотом. Я думал, что мать всегда права. Что я обязан ей всем. Но она… она просто пользовалась мной. И я позволял.
Лидия молчала. Внутри боролись злость и жалость.
— Павел, я ухожу к адвокату, — сказала она. — Буду требовать компенсацию за свою долю в квартире. Три года платежей по ипотеке — это не шутка. И я получу свои деньги. Через суд, если понадобится.
— Я помогу тебе, — он кивнул. — Я буду свидетелем. Я подтвержу, что ты платила наравне со мной.
— Что?! — взвизгнула свекровь. — Павел, ты с ума сошёл?! Ты против матери пойдёшь?!
— Я иду против мошенницы, — холодно ответил он. — Которая прикрывалась словом «мать», чтобы манипулировать мной.
Лидия вышла из квартиры, и на этот раз не оглядывалась. За спиной остались крики Зинаиды Фёдоровны и усталый голос Павла.
Судебный процесс длился четыре месяца. Адвокат был хорош. Павел действительно выступил свидетелем, предоставил все выписки, доказал, что Лидия платила половину ипотеки. Суд обязал Зинаиду Фёдоровну выплатить Лидии компенсацию — полтора миллиона рублей.
Когда деньги пришли на счёт, Лидия почувствовала странное облегчение. Не радость. Не триумф. Просто закрытие тяжёлой главы.
Павел звонил ещё несколько раз.
— Я подал на развод с мамой, — сказал он однажды. — Точнее, выселяю её из съёмной квартиры, которую мы теперь снимаем. Она потратила все деньги от продажи на какие-то свои нужды. Никакого долга не было. Она просто хотела денег. Я больше не могу. Я понял, что ты имела в виду.
— Жаль, что понял так поздно, — тихо ответила Лидия.
— У нас ещё есть шанс? — спросил он.
Она помолчала, глядя в окно своей маленькой, но своей комнаты.
— Нет, Паша. У нас его никогда не было. Потому что семью из трёх человек не построишь, если двое из них — мать и сын, а третий — просто приложение.
Она положила трубку и заблокировала его номер.
Через полгода Лидия внесла первый взнос за собственную однокомнатную квартиру. Небольшую, на окраине, но свою. Полностью свою. Когда она переступила порог с ключами в руке, то почувствовала то, чего не чувствовала три года в той, большой и красивой квартире.
Она почувствовала себя дома.
