— Вероника, смотри, вот она.
Виктор остановил машину у покосившейся калитки. Я вышла и замерла — перед нами стоял небольшой деревянный дом с облупившейся краской, заросший яблонями сад и тишина. Такая густая, что слышно было, как шуршит ветер в листве.
— Здесь никого.
— Вот именно, — Виктор обнял меня за плечи. — Наша маленькая крепость.
Мы купили эту дачу в мае, когда поняли, что городская квартира душит. Виктор работал допоздна, я разрывалась между офисом и домом, и казалось, мы живем как соседи.
Дача должна была все изменить — стать местом, где мы наконец побудем вдвоем.
Первые выходные прошли идеально. Виктор чинил забор, я разбирала чердак. Вечером сидели на веранде, слушали сверчков, пили красное сухое. Он держал мою руку и говорил, что так и надо жить — без суеты, без чужих голосов.
На следующую субботу я приехала одна — Виктор обещал подъехать к обеду. Разожгла мангал, нарезала овощи, достала мясо. В три часа услышала шум мотора. Обернулась — к калитке подъезжала машина, из которой высыпала целая толпа.
— Вероничка! — Лариса Павловна, свекровь, шла первой, размахивая сумками. — Мы решили навестить! Виктор сказал, что вы тут обустраиваетесь, ну мы и подумали — надо помочь!
За ней шёл Глеб, брат Виктора, с женой Светой и двумя детьми. Следом — сестра мужа Оксана с мужем. Все гремели пакетами, смеялись, обнимались.
— Мы тут ненадолго, — Лариса Павловна уже прошла в дом, оглядывая все критическим взглядом. — Просто решили, что дача — это же общее дело, семейное. Правда ведь?
Я стояла у мангала и не знала, что ответить. Виктор приехал через полчаса, улыбался, обнимал всех, а на мой растерянный взгляд только пожал плечами.
После того дня они стали приезжать каждые выходные. Без звонка, без предупреждения. Просто появлялись в субботу утром и заполняли дом шумом.
— Вероника, а почему у вас тут занавески такие старомодные? Надо поменять, я знаю отличное место.
— Вероничка, ты мясо неправильно маринуешь, дай я покажу, как надо.
— Слушай, а может, тут веранду расширить? Глеб мог бы помочь, у него же руки золотые.
Я готовила, убирала, подавала, улыбалась. Виктор помогал с мангалом, но когда я пыталась заговорить с ним наедине, он отмахивался.
— Ну что ты, Вероника, это же семья. Нельзя быть такой жадиной.
Жадиной. Это слово засело во мне занозой. Я не жадная — я просто хотела тишины. Хотела, чтобы это место было нашим, а не проходным двором.
К концу июня я поняла, что больше не могу. Каждое воскресенье я оставалась одна убирать горы грязной посуды, вытирать столы, выносить мусор. Лариса Павловна уезжала с довольным видом, Глеб хлопал Виктора по плечу, дети оставляли следы на диване. А я стояла посреди опустевшего дома и чувствовала, как внутри растет злость.
Однажды вечером я сидела на кухне и смотрела в окно. Виктор вошел, сел напротив.
— Что с тобой?
— Ничего.
— Вероника, ну хватит. Говори.
— Я устала, Виктор. Устала быть обслуживающим персоналом в собственном доме.
— Это моя семья. Тебе что, жалко для них еды?
— Мне жалко своих выходных, — я посмотрела на него. — Мы купили дачу для себя. А она превратилась в столовую для твоих родственников.
Он встал, раздраженно махнул рукой.
— Ты преувеличиваешь. Они приезжают, потому что любят нас.
— Они приезжают, потому что ты не умеешь сказать «нет».
Виктор вышел, хлопнув дверью. А я осталась сидеть в тишине и понимала — ждать, что он что-то изменит, бесполезно. Надо действовать самой.
Решение пришло неожиданно. В понедельник коллега Елена рассказывала за обедом про свой новый детокс — полный отказ от мяса и сахара. Я слушала вполуха, пока она не сказала:
— Представляешь, муж теперь в гости к теще один ездит. Говорит, не хочет там мои смузи пить.
И тут меня осенило.
В следующую субботу я встала рано и поехала в магазин. Набрала шпинат, киноа, соевые бургеры, миндальное молоко, семена чиа, пророщенные зерна. Холодильник забила под завязку — так, чтобы места для обычной еды не осталось.
Виктор приехал вечером, заглянул в холодильник.
— Что это?
— Детокс. Решила, что нам нужно почиститься. Елена рассказывала, как это полезно.
— Вероника, ты серьезно?
— Абсолютно. Мясо, сахар, вся эта тяжесть вредна. Давай попробуем хотя бы одни выходные.
Он открыл рот, чтобы возразить, но я уже отвернулась. Внутри меня все дрожало, но лицо оставалось спокойным.
Утром приехали гости. Лариса Павловна первой ворвалась в дом, Глеб тащил пакеты, дети носились по двору. Я накрывала стол — выкладывала салаты из шпината, соевые котлеты, смузи из сельдерея.
— Вероничка, а где мясо для шашлыка? — Лариса Павловна смотрела на стол с недоумением.
— У нас детокс-выходные, — я улыбнулась максимально невинно. — Для общего оздоровления. Виктор меня поддержал, правда, дорогой?
Виктор кашлянул и кивнул. Я видела, как у него дергается уголок рта — он еле сдерживался.
Глеб первым попробовал соевый бургер. Прожевал, скривился.
— Это вообще съедобно?
— Это соя, очень полезно для сосудов, — я продолжала улыбаться. — И для пищеварения.
Лариса Павловна осторожно попробовала салат, поморщилась.
— Интересный вкус… необычный.
Света ковыряла вилкой пророщенные зерна. Дети отказались есть вообще, ныли и просили нормальную еду. Оксана пыталась допить смузи, но после третьего глотка отставила стакан.
— Вероника, а может, у вас есть хоть хлеб какой-то? Обычный?
— К сожалению, нет. Мучное исключили полностью. Глютен разрушает микрофлору.
За столом повисла такая тишина, какой не было за все лето. Никто не просил добавки, никто не хвалил, никто не шумел. Глеб встал первым.
— Слушай, Виктор, нам тут вспомнилось одно срочное дело. Надо ехать.
Лариса Павловна поднялась следом.
— Да, точно, совсем забыла. Вероника, ты молодец, конечно, здоровье — важная штука. Но нам правда пора.
Они собрались за пятнадцать минут. Обычно торчали до позднего вечера, а тут даже не допили смузи. Глеб на прощание похлопал Виктора по плечу.
— Ну ты даёшь, брат. Детокс… Держись там.
Когда машина скрылась за поворотом, Виктор обнял меня и расхохотался.
— Гений. Ты просто гений. Видел лицо Глеба, когда он откусил этот бургер?
Я прислонилась к нему, чувствуя, как уходит напряжение последних недель.
— Я просто хотела, чтобы у нас было свое место.
— Теперь оно у нас есть, — он поцеловал меня в макушку. — Думаю, они надолго запомнят наши детокс-выходные.
Следующие выходные прошли в полной тишине. Никто не приехал. Я даже забеспокоилась — может, переборщила? Виктор только усмехнулся.
— Мама звонила в среду. Спросила, как я себя чувствую после детокса. Сказала, что теперь они будут приезжать только по приглашению, чтобы не мешать нашему здоровому образу жизни.
— Серьезно?
— Абсолютно. Ещё добавила, что ты правильно делаешь, и мне надо тебя поддерживать.
Я сидела на крыльце и смотрела на сад. Яблони зеленели, ветер шелестел листвой, где-то вдалеке пела птица. Тишина больше не казалась пустой — она была живой, нашей.
Виктор вышел с двумя бокалами красного сухого, сел рядом.
— Знаешь, я понял одну вещь. Я боялся конфликта. Думал, что если скажу родным что-то не так, они обидятся. Поэтому молчал и ждал, что ты как-нибудь сама справишься. Это было нечестно.
— Главное, что ты понял, — я взяла бокал.
— Прости меня, Вероника. Правда.
Я молчала, потому что слова застряли где-то в горле. Потом просто положила голову ему на плечо.
В августе Лариса Павловна позвонила и спросила, можно ли приехать на выходные. Именно спросила — не объявила, а спросила.
— Конечно, приезжайте. Только предупреждаю — у нас обычная еда. Детокс закончился.
Она рассмеялась.
— Договорились. Мы привезем свое, не волнуйся.
Они приехали в субботу днем, с пакетами продуктов. Лариса Павловна сразу направилась на кухню.
— Я сама приготовлю, ты отдыхай. Уже достаточно на тебя навалились за лето.
Глеб с Виктором занялись мангалом, дети играли в саду, а я сидела на веранде с книгой. Они вели себя иначе — тише, аккуратнее, словно понимая границы.
Вечером, когда все уехали, дом не выглядел разгромленным. Посуда была вымыта, мусор вынесен, стол протерт. Лариса Павловна даже оставила записку на холодильнике: «Спасибо. Приедем через месяц, если позволите».
Виктор обнял меня сзади, уткнулся носом в мои волосы.
— Видишь? Все получилось.
— Получилось, — я обернулась к нему. — Потому что я перестала ждать, что кто-то изменится сам.
Он поцеловал меня, и в этом поцелуе была благодарность и что-то еще — уважение, которое я заслужила не словами, а действием.
Дача стала тем, чем должна была быть с самого начала — нашим местом. Я больше не чувствовала себя прислугой в собственном доме. Виктор больше не метался между мной и родственниками. А родня научилась уважать границы.
Иногда я вспоминала то лето и улыбалась. Соевые бургеры, смузи из сельдерея, лица гостей за столом. Тогда это была война — тихая, без криков, но война за право жить так, как хочется мне.
И я её выиграла.
