— Тамара Ивановна, я не буду отдавать вам свою квартиру! — Лидия стояла посреди гостиной, прижимая к груди документы на недвижимость, которые только что выудила из рук свекрови.
Женщина средних лет с аккуратной укладкой и строгим взглядом медленно поднялась с дивана. На её лице застыло выражение оскорблённой добродетели — та самая маска, которую она надевала всякий раз, когда не получала желаемого.
— Лидочка, милая, ты меня не так поняла, — голос свекрови был сладким, как мёд, но в нём чувствовалась сталь. — Я же не прошу тебя выгнать на улицу. Я просто хочу, чтобы квартира была переоформлена на моё имя. Для порядка. Ты же знаешь, как сейчас бывает — мало ли что случится с Димой… Не дай бог, конечно. Но я его мать, я должна быть защищена.
Лидия почувствовала, как по спине пробежал холодок. Она прожила с мужем Дмитрием пять лет в этой квартире. Пять лет они вместе выплачивали ипотеку, по крупицам обустраивали быт, вкладывали в ремонт последние деньги. И всё это время свекровь словно кружила вокруг, высматривая момент, когда можно будет вонзить свои когти в их семейное гнездо.
Этот момент, видимо, настал сегодня.
Дмитрий сидел в кресле, опустив голову и разглядывая свои ботинки. Он не вмешивался. Не защищал жену. Он просто отсиживался, как всегда, когда речь заходила о его матери.
— Тамара Ивановна, — Лидия старалась говорить спокойно, но голос предательски дрожал, — квартира оформлена на меня и Диму. Мы с ним платили ипотеку. Каждый месяц, в течение пяти лет. Вы тут вообще ни при чём.
Свекровь поджала губы. Её глаза сузились.
— Ни при чём? — переспросила она с ледяным спокойствием. — А кто давал вам первоначальный взнос? Кто дал семьсот тысяч из своих сбережений, чтобы вы вообще могли получить эту ипотеку? Я! Я, между прочим, тридцать лет работала медсестрой, каждую копейку откладывала! И всё это отдала вам, потому что думала — это для моего сына, для его будущего!
— Но это был подарок! — Лидия почувствовала, как начинает закипать внутри. — Вы сами сказали, что это подарок на свадьбу! Никаких условий не ставили!
— Подарок? — свекровь усмехнулась. — Ты называешь подарком то, что я отдала вам все свои накопления? Я думала, ты хотя бы из благодарности…
— Благодарности? — голос Лидии стал громче. — Я вас благодарила! Миллион раз! Но это не даёт вам права требовать мою квартиру!
Тамара Ивановна обернулась к сыну, который всё ещё сидел, словно истукан, уставившись в пол.
— Дима, скажи своей жене, что мать для тебя значит. Скажи ей, что ты понимаешь мою тревогу. Я одна живу, никого у меня нет, кроме вас. Что со мной будет, если вдруг что-то случится?
Дмитрий поднял голову. Его лицо было бледным, на лбу выступили капельки пота.
— Лида, может, мы правда подумаем… — начал он тихо.
— О чём подумаем?! — Лидия не верила своим ушам. — Дима, ты слышишь, что она требует?! Она хочет забрать нашу квартиру!
— Не забрать, а просто переоформить, — поправила свекровь, и в её голосе появились стальные нотки. — Вы же всё равно будете здесь жить. Просто формально она будет моя. Чтобы я была спокойна. Чтобы знала, что мой труд не пропал зря.
Лидия смотрела то на свекровь, то на мужа. Она чувствовала себя загнанной в угол. Это было похоже на капкан, который медленно, но верно сжимался вокруг неё.
— Нет, — твёрдо сказала она. — Я не подпишу никаких документов. Эта квартира — моя и Димина. И точка.
Воздух в комнате стал тяжёлым. Свекровь медленно выпрямилась во весь рост. Маска доброжелательности слетела с её лица, обнажив холодную, расчётливую злость.
— Значит, так, — процедила она сквозь зубы. — Значит, ты, Лидия, оказалась неблагодарной. Я всё для вас сделала, последнее отдала, а ты мне даже элементарного уважения не оказываешь.
— Уважение — это не переписывать на вас квартиру! — Лидия уже не сдерживала эмоций.
— Дима, — свекровь повернулась к сыну, и в её голосе появились слёзы, — неужели ты позволишь своей жене так со мной разговаривать? Неужели я для тебя теперь никто?
Дмитрий поднялся с кресла. Он избегал смотреть жене в глаза.
— Лида, ну пойми… Это же моя мама. Она действительно переживает…
— За квартиру она переживает! — выкрикнула Лидия. — Не за тебя, не за нас, а за недвижимость!
— Ты сейчас просто взвинчена, — Дмитрий попытался взять её за руку, но она отдернула ладонь. — Давай успокоимся, обсудим всё спокойно…
— Обсуждать нечего! — Лидия отступила к двери. — Я не отдам квартиру. И если ты не понимаешь, почему, то мне с тобой не о чем разговаривать.
Она развернулась и вышла из комнаты, хлопнув дверью. Сердце колотилось так, будто сейчас выпрыгнет из груди. Она прошла на кухню, плеснула себе воды из кувшина и залпом выпила стакан. Руки дрожали.
Через несколько минут на кухню вошёл Дмитрий. Он выглядел растерянным и виноватым одновременно.
— Лида, ну зачем ты так с ней? — начал он примирительным тоном. — Она же не со зла. Просто боится остаться одна.
— Дима, — Лидия медленно поставила стакан на стол, — ты правда не видишь, что она делает? Она манипулирует тобой. Она всегда так делала. Слёзы, жалобы, обиды — и ты танцуешь под её дудку.
— Это моя мама! — вспылил он. — Я не могу просто взять и послать её!
— Но ты можешь послать меня? — Лидия посмотрела ему прямо в глаза. — Потому что сейчас ты делаешь именно это. Ты встаёшь на её сторону против меня.
— Я не встаю ни на чью сторону! Я просто пытаюсь всех помирить!
— Помирить? — она усмехнулась горько. — Дима, твоя мать требует нашу квартиру. Не просит, а требует. И ты не видишь в этом проблемы?
Он молчал, комкая в руках полотенце, которое висело на спинке стула.
— Она дала нам денег, — наконец пробормотал он. — Много денег. Первоначальный взнос без неё мы бы не собрали…
— И теперь она считает, что купила право распоряжаться нашей жизнью?
— Нет, но… Лида, ну пойми. Она правда боится. Она одна. У неё нет никого, кроме меня.
— А у меня есть кто-то, кроме тебя? — тихо спросила Лидия. — Мои родители живут за тысячу километров отсюда. Я с ними вижусь раз в год. Но я не требую от них квартир и жертв. Я просто живу своей жизнью.
Дмитрий опустил голову.
— Ты не понимаешь. Это другое.
— Понимаю. Просто не хочу принимать.
Он вышел из кухни, так ничего и не решив.
На следующий день Лидия вернулась с работы и обнаружила на столе конверт. Внутри лежали документы — договор дарения квартиры на имя Тамары Ивановны. Всё было уже заполнено, оставалось только поставить подписи.
Лидия похолодела. Она схватила телефон и набрала номер мужа.
— Дима, что это за бумаги на столе?!
— Мама их принесла, — ответил он глухо. — Говорит, что так будет спокойнее. Лида, ну давай подпишем… Всё равно же квартира останется нашей, просто формально…
— Ты совсем сошёл с ума?! — Лидия не могла поверить, что слышит это от своего мужа. — Я не подпишу это! Никогда!
— Но почему?! Это же просто формальность!
— Потому что это не формальность! Это ловушка! Она получит право выгнать меня когда захочет! Или продать квартиру! Или завещать её кому-то другому!
— Она этого не сделает…
— Откуда ты знаешь?! — Лидия повысила голос. — Дима, очнись! Твоя мать хочет заполучить квартиру! Не для тебя, не для нас — для себя!
Он долго молчал. Потом тихо сказал:
— Я приеду вечером. Поговорим.
Он приехал поздно, почти в десять. Вместе с ним пришла и Тамара Ивановна. Она вошла в квартиру с видом хозяйки, сняла пальто и прошла в гостиную, даже не спросив разрешения.
— Лидия, давай сядем и обсудим всё по-взрослому, — начала она, устраиваясь на диване. — Я вижу, ты не доверяешь мне. Но я хочу тебя заверить — я не собираюсь вас выгонять. Просто мне важно чувствовать себя защищённой.
— Защищённой? — Лидия стояла, скрестив руки на груди. — Вы хотите защититься от чего именно?
— От неопределённости. Я дала вам деньги, а теперь формально не имею к этой квартире никакого отношения. Если с Димой что-то случится, не дай бог, конечно, я останусь ни с чем.
— Тамара Ивановна, если с Димой что-то случится, квартира перейдёт мне. Я его жена.
— Вот именно, — в голосе свекрови прозвучала холодная нота. — А я — мать. Я родила его, вырастила, вложила в него всю душу. И что, я должна зависеть от твоей милости?
Лидия почувствовала, как внутри закипает ярость.
— Вы хотите сказать, что я вас обману? Что я вас выгоню?
— Я хочу сказать, что жизнь непредсказуема. Люди меняются. Сегодня ты одна, а завтра — другая. А у меня будет хоть какая-то гарантия.
— Гарантия в виде моей квартиры, — Лидия покачала головой. — Вы же понимаете, что это абсурд?
Свекровь встала.
— Абсурд — это твоя неблагодарность. Я отдала вам последнее! Семьсот тысяч! Это всё, что у меня было! И я имею право требовать уважения!
— Уважение — это не квартира!
— Дима, — Тамара Ивановна повернулась к сыну, — скажи ей. Объясни, что я права.
Дмитрий стоял между ними, бледный и растерянный. Он смотрел то на мать, то на жену.
— Мам, может, правда не стоит… — начал он неуверенно.
— Как не стоит?! — глаза свекрови вспыхнули. — Ты на чьей стороне, Дмитрий?!
— Я… я не хочу никого обижать…
— Но ты обижаешь меня! Свою мать! Женщину, которая всю жизнь тебе посвятила!
Лидия наблюдала за этой сценой с чувством отвращения. Она видела, как мужа разрывает на части, как он мечется между двумя женщинами, не в силах сделать выбор.
— Всё, — тихо сказала она. — Хватит.
Она подошла к столу, взяла договор дарения и медленно, демонстративно разорвала его пополам. Потом ещё раз. И ещё.
— Я не подпишу это. Никогда. Можете хоть на голове стоять.
Свекровь побледнела. Её лицо исказилось от ярости.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она. — Я не оставлю это так. Я найду способ вернуть то, что принадлежит мне по праву!
— По праву? — Лидия усмехнулась. — У вас нет никаких прав на эту квартиру. Никаких. Документально. Юридически. Морально.
— Дима! — закричала Тамара Ивановна. — Ты слышишь, как она со мной разговаривает?! Выбирай — или я, или она!
Повисла тишина. Дмитрий стоял, опустив голову. Его плечи поникли.
— Мам, не надо так, — пробормотал он.
— Значит, ты выбираешь её? — голос свекрови стал ледяным. — Ты предаёшь свою мать ради этой… невестки?
Лидия смотрела на мужа. Она ждала. Ждала, что он наконец скажет что-то. Что он встанет на её сторону. Защитит её. Покажет, что она для него важнее.
Но Дмитрий молчал.
И в этом молчании Лидия вдруг увидела всё. Все их пять лет брака. Все компромиссы, на которые она шла. Все ситуации, когда он уходил от ответа, прятался, отмалчивался. Когда она защищала их семью в одиночку, а он отсиживался в стороне.
— Понятно, — тихо сказала она.
Она прошла в спальню, достала из шкафа чемодан и начала складывать свои вещи. Руки работали автоматически. Дмитрий появился в дверях.
— Лида, ты чего делаешь?
— Ухожу.
— Как ухожу? Куда?
— Не твоя забота. Квартира останется тебе и твоей маме. Разбирайтесь с ней сами.
— Но ты не можешь просто взять и уйти!
Лидия остановилась и посмотрела на него.
— Могу. И ухожу. Потому что я поняла кое-что важное. Я не хочу жить в доме, где меня не защищают. Где я должна бороться с твоей матерью за право на элементарное уважение. Где мой муж не может выбрать между манипуляциями родительницы и интересами своей семьи.
— Но квартира…
— Плевала я на эту квартиру, — оборвала она его. — Я заработаю на новую. Одна. Без вас. И без ваших драм.
Она застегнула чемодан. Дмитрий стоял в дверях, не двигаясь.
— Лида, не надо, — пробормотал он. — Мы же можем всё решить…
— Нечего решать. Ты сделал свой выбор. Вернее, не сделал. А это тоже выбор.
Она прошла мимо него в коридор. Тамара Ивановна сидела на диване, сжав губы в тонкую линию. Она смотрела на Лидию с торжеством в глазах.
— Лидочка, ты не прощаешься? — съехидничала она.
Лидия остановилась у двери.
— Тамара Ивановна, наслаждайтесь. Вы получили, что хотели. Вашего сына целиком и полностью. Он весь ваш. Как в детстве. Правда, он так и остался ребёнком, не способным постоять за свою семью. Но вам-то это только на руку, верно?
Она открыла дверь и вышла, не оглядываясь. Дверь за ней закрылась тихо, без хлопка. Лидия спустилась по лестнице, вышла на улицу. Холодный вечерний воздух ударил в лицо, и она глубоко вдохнула. Впервые за последние дни она почувствовала себя свободной.
Прошло три месяца. Лидия сняла однокомнатную квартиру на окраине. Она устроилась на новую работу с хорошей зарплатой и начала копить на собственное жильё. Иногда Дмитрий звонил ей, просил встретиться, поговорить. Она отказывалась. Один раз он написал длинное сообщение, в котором признавался, что был неправ, что жалеет о случившемся, что мама действительно переборщила.
«Но ты же понимаешь, она моя мать. Я не мог её предать».
Лидия прочитала это сообщение и усмехнулась. Нет, он так ничего и не понял. Для него предательство матери было преступлением. А предательство жены — всего лишь досадным недоразумением.
Она не ответила на это сообщение. Просто заблокировала его номер и продолжила жить своей жизнью. Без манипуляций. Без драм. Без людей, которые считали, что могут распоряжаться её жизнью.
А в той квартире, которую она покинула, Тамара Ивановна так и не смогла переоформить недвижимость на себя — документы-то Лидия разорвала, а новые Дмитрий подписывать отказался, испугавшись юридических последствий. Свекровь продолжала наведываться к сыну каждый день, контролировать каждый его шаг, устраивать сцены и требовать внимания.
Дмитрий сидел в пустой квартире и понимал: он получил именно то, за что боролся. Свободу от жены, которая требовала от него быть мужчиной. И вечное детство под крылом матери, которая никогда не даст ему повзрослеть.
Лидия же сидела в своей маленькой съёмной квартире с чашкой чая и смотрела в окно на вечерний город. Она больше не жалела о потерянных пяти годах. Она была благодарна этому опыту. Потому что он научил её главному: уважать нужно в первую очередь себя. И никогда не позволять никому — ни свекрови, ни мужу — отнимать у неё право на собственную жизнь.
