Нина вернулась с работы поздно — темнело уже в четыре, а к семи вечера город погружался в плотную декабрьскую тьму. Сумки с продуктами оттягивали руки, ноги гудели после смены в салоне красоты, где приходилось по восемь часов стоять у кресла. Ключ в замке провернулся туго — мороз сковал механизм, и Нина выдохнула с облегчением, когда дверь наконец поддалась.
В прихожей пахло жареным луком и чем-то сладким, будто кто-то пёк печенье. Нина скинула ботинки, стянула шарф и прислушалась. Из кухни доносился знакомый голос свекрови — та что-то рассказывала сыну, громко и с энтузиазмом. Муж отвечал односложно, но слушал.
— Мам, ну не знаю, — протянул Виталий. — Может, правда хватит уже.
— Что хватит? Я тебе мешаю? — голос Тамары Фёдоровны взметнулся вверх. — Я тебе ужин приготовила, пока ты с работы ехал! Ты бы сам что, макароны варил?
Нина поставила сумки на пол и потёрла переносицу. Неделя, говорила свекровь. Всего семь дней. Но прошло уже почти три недели, а Тамара Фёдоровна даже не заикалась о том, чтобы уезжать. Два чемодана, которые стояли в углу спальни, так и не были собраны обратно — напротив, содержимое расползлось по всей квартире.
— Ты пришла? — Виталий выглянул из кухни. Лицо усталое, глаза красные. — Как день?
— Нормально, — Нина подняла сумки. — Сейчас разложу всё.
— Я помогу.
— Не надо, сам сиди.
Нина прошла мимо мужа на кухню и едва сдержала вздох. На столе высились стопки посуды — тарелки, кружки, сковородки. Тамара Фёдоровна сидела на табурете у окна с чашкой чая, разглядывая что-то в телефоне. Волосы собраны в тугой пучок, на плечах тёплая кофта, которую Нина купила себе в прошлом месяце и ни разу не успела надеть.
— А, Ниночка, — свекровь подняла глаза. — Ты чего такая поздняя? Работа затянулась?
— Да, клиентка задержалась, — Нина начала раскладывать продукты. — Покраска заняла больше времени, чем планировала.
— Ну и работа у тебя, — Тамара Фёдоровна качнула головой. — Целый день на ногах. Вот я в твои годы уже начальником смены была, сидела в кабинете. А ты всё с ножницами да с красками.
Нина промолчала. Спорить не было сил. Холодильник распахнулся, и внутри Нина обнаружила полный бардак — баночки и контейнеры стояли не на своих местах, овощи перекочевали в отсек для мяса, а молоко лежало на боку.
— Мам, ты холодильник перебирала? — Нина не удержалась.
— Ну а что? Порядок навела. У тебя там всё как попало стояло. Я ещё вчера хотела сказать, но забыла. Теперь смотри — всё по полочкам.
Нина сглотнула. Полочки, которые свекровь считала правильными, были полной противоположностью тому, как Нина привыкла хранить продукты. Но спорить? Зачем? Тамара Фёдоровна всё равно найдёт, что ответить, и скандал растянется на весь вечер.
— Хорошо, — выдавила Нина. — Спасибо.
Виталий сидел на диване с сыном на коленях. Пятилетний Рома увлечённо складывал пазл, высунув язык от усердия. Муж смотрел в экран телефона, пальцы скользили по новостям.
— Виталик, поешь? — крикнула Тамара Фёдоровна из кухни.
— Сейчас.
— Да брось ты этот телефон! Я тебе гречку с котлетами оставила.
Виталий поднялся, поставил сына на пол и пошёл на кухню. Нина осталась в гостиной, присела на диван и закрыла глаза. Голова гудела. Хотелось тишины. Хотелось, чтобы никто не трогал, не спрашивал, не указывал.
— Мама, а бабушка сказала, что я не должен шуметь после восьми, — Рома подошёл и ткнул пальцем в её колено. — А почему?
— Потому что соседи спят, — Нина открыла глаза. — И тебе пора тоже готовиться ко сну.
— Но сейчас только семь!
— Знаю. Но сначала умоешься, почистишь зубы. Потом почитаем книжку.
Рома скривился, но побежал в ванную. Нина встала и направилась следом, чтобы проконтролировать процесс. В коридоре её перехватила Тамара Фёдоровна.
— Ниночка, а ты ребёнка на ночь молоком поишь?
— Нет, обычно воду даю.
— Это неправильно. Молоко полезнее. Я тут купила специальное, детское. Подогреешь ему перед сном.
— Мам, Рома не любит молоко на ночь. Он потом долго не засыпает.
— Ерунда какая! Все дети любят молоко. Просто ты не приучила. Вот Виталик в его годы всегда с молоком спал.
Нина прикусила щёку изнутри. Ванная дверь приоткрылась, и оттуда высунулась мокрая голова Ромы.
— Мам, у нас зубная паста кончилась!
— Сейчас принесу, — Нина обошла свекровь и шагнула в коридор.
Зубная паста лежала на полке в шкафчике, где всегда. Нина взяла тюбик, вернулась в ванную и выдавила немного на щётку сына. Рома принялся чистить зубы, разглядывая себя в зеркало и корча рожи.
— Не балуйся, — Нина провела рукой по волосам мальчика. — Чисти нормально.
Когда Рома закончил, Нина отвела сына в комнату, помогла переодеться в пижаму и устроила под одеялом. Книжку выбрали про динозавров — любимую, зачитанную до дыр. Нина читала, а Рома слушал, уткнувшись носом в подушку. К середине третьей главы глаза мальчика закрылись, дыхание выровнялось. Нина аккуратно выскользнула из комнаты, прикрыв дверь.
На кухне Виталий доедал ужин. Тамара Фёдоровна сидела напротив, попивая чай и что-то рассказывая. Нина подошла к раковине и принялась мыть посуду. Тарелок было много — свекровь готовила с размахом, используя каждую кастрюлю и сковородку в доме.
— Ниночка, ты не мой сейчас, — Тамара Фёдоровна обернулась. — Утром домоешь. Вода и так дорогая, зачем зря лить.
— Мам, я быстро. Не хочу, чтобы всё это до утра стояло.
— Ну что ты понимаешь! Я всю жизнь экономила, и у нас всегда был порядок. А ты воду льёшь как из ведра.
Нина сжала губки для мытья посуды. Пальцы побелели. Виталий молчал, сосредоточенно доедая котлету. Тишина растянулась, стала плотной и неприятной.
— Хорошо, — Нина положила губку. — Домою утром.
Вечер тянулся медленно. Нина прибралась в гостиной, сложила детские игрушки, вытерла пыль с полок. Тамара Фёдоровна устроилась на диване с пультом и переключала каналы, пока не нашла ток-шоу. Громкость выкрутила на максимум. Виталий ушёл в спальню и лёг, уткнувшись в телефон.
Нина постояла у окна, глядя на заснеженный двор. Фонари едва пробивали темноту, ветер гнал по асфальту сухой снег. Где-то внизу лаяла собака. Хотелось выйти на балкон, подышать морозным воздухом, но свекровь уже успела занять балкон своими вещами — сушила там бельё, хотя в ванной была сушилка.
— Ниночка, а ты завтра свободна? — Тамара Фёдоровна обернулась. — Поедем на рынок. Я хочу купить овощей нормальных, а не эту дрянь из супермаркета.
— Мам, у меня завтра работа с утра.
— Ну так после работы. Рынок до шести открыт.
— После работы я забираю Рому из садика. Потом ужин готовить.
— Ужин я приготовлю. Ты только съездишь со мной. Мне одной тяжело сумки таскать.
Нина обернулась. Тамара Фёдоровна смотрела выжидающе, брови приподняты. Лицо выражало полную уверенность в том, что отказа не будет.
— Мам, правда не могу. Устаю очень. Может, Виталик съездит?
— Виталик работает! Ему некогда. А ты вроде как в семье, должна помогать.
Нина снова прикусила щёку. Ответить хотелось резко, но сил не было. Спорить со свекровью — всё равно что биться головой о стену. Результат один — головная боль и ноль изменений.
— Посмотрю, — Нина развернулась к окну. — Если успею.
Следующие дни слились в одно сплошное напряжение. Тамара Фёдоровна продолжала вести себя так, будто квартира принадлежала именно ей. Переставляла вещи в шкафах, меняла местами продукты в холодильнике, критиковала каждое действие Нины. Если Нина готовила — слишком солёно. Если убирала — недостаточно тщательно. Если гуляла с Ромой — слишком долго, ребёнок замёрзнет.
Виталий старался не вмешиваться. На вопросы отвечал коротко, в конфликты не лез. Когда Нина пыталась заговорить с мужем о том, что свекровь затянула визит, Виталий отмахивался.
— Ну побудет ещё немного. Ей одной скучно в деревне. Зима, холодно.
— Виталь, она уже три недели тут. Когда она уедет?
— Не знаю. Спроси у неё сама.
— Я спрашивала. Она говорит, что скоро.
— Ну вот и отлично. Скоро уедет.
Нина вздохнула и больше не поднимала тему. Бесполезно. Виталий не хотел ссориться с матерью, и Нине приходилось терпеть.
В субботу вечером Нина решила постирать. Бельё накопилось — полная корзина, которую откладывала всю неделю. Рома спал, Виталий смотрел футбол в гостиной, свекровь сидела на кухне с очередной чашкой чая. Нина загрузила машину, засыпала порошок, выставила режим и нажала кнопку. Барабан завертелся, вода зашумела.
Не прошло и минуты, как на кухню влетела Тамара Фёдоровна. Лицо красное, глаза распахнуты.
— Ты что делаешь?! — свекровь подлетела к машине и уставилась на дисплей.
Нина обернулась, недоумевая.
— Стираю. А что?
— Ты хоть спросила?! Машинка шумит, свет жжёшь без разрешения! У нас тут не фабрика, чтобы ты в любое время стирала!
Нина застыла. Пальцы сжали край столешницы. Кровь прилила к лицу, но голос остался ровным.
— Мам, я стираю свою одежду. В своей квартире. Свет я плачу сама. И воду тоже.
— Это неважно! Я тут живу, и меня это беспокоит! Ты должна спрашивать, когда собираешься стирать!
Тамара Фёдоровна стояла перед Ниной, упёрев руки в бока. Грудь вздымалась от возмущения. Нина смотрела на свекровь, и внутри что-то оборвалось. Не злость. Не обида. Просто понимание того, что дальше так продолжаться не может.
— Я ни у кого не буду спрашивать разрешения стирать в моей квартире, — Нина выпрямилась. — Эта квартира моя. Я плачу за всё. И стирать я буду тогда, когда мне нужно.
Лицо Тамары Фёдоровны исказилось.
— Как ты разговариваешь со мной?! Я мать твоего мужа! Ты должна уважать!
— Уважение — это когда не лезут в чужую жизнь, — Нина шагнула вперёд. — Вы приехали на неделю. Прошло три. Вы перевернули всё в доме, указываете, что мне делать, критикуете каждый мой шаг. Хватит.
Тамара Фёдоровна раскрыла рот, но слов не нашла. Виталий появился в дверях кухни, растерянно оглядывая обеих женщин.
— Что случилось? — муж посмотрел на Нину, потом на мать.
— Случилось то, что твоя жена меня выгоняет! — голос свекрови взлетел до визга. — Вот так! После всего, что я для вас сделала!
— Никто тебя не выгоняет, мам, — Виталий потёр лицо ладонями. — Нин, ну чего ты?
Нина развернулась к мужу. Внутри клокотало, но держала себя в руках.
— Я ничего не делаю. Я просто стираю. И не собираюсь спрашивать разрешения у твоей матери, чтобы постирать своё бельё в своей квартире.
Виталий замялся, переводя взгляд с Нины на мать и обратно. Тамара Фёдоровна скрестила руки на груди, выражение лица стало страдальческим.
— Ты слышишь, как она со мной говорит? Виталик, ты это терпеть будешь?
— Мам, успокойся. Нина, ты тоже успокойся. Давайте без скандалов.
Нина выдохнула. Спорить с обоими сразу не было смысла. Машина продолжала стирать, барабан гудел. Тамара Фёдоровна развернулась и ушла в гостиную, громко хлопнув дверью. Виталий остался стоять, глядя в пол.
— Ты чего так, а? — муж наконец поднял глаза. — Она же мать. Старая уже. Ну, немного придирается, но не специально.
— Виталь, твоя мать живёт тут три недели и ведёт себя как хозяйка. Она указывает мне, когда стирать, что готовить, как воспитывать ребёнка. Это моя квартира, понимаешь? Моя.
— Наша, — поправил Виталий.
— Нет. Моя. Я купила её до свадьбы. На свои деньги. И я плачу за коммуналку сама.
Виталий сжал губы. Лицо вытянулось, глаза отвели в сторону.
— Ладно. Я поговорю с ней. Только не устраивай сцен при ребёнке.
— Рома спит.
— Всё равно.
Виталий вышел из кухни, а Нина осталась стоять у машины, слушая монотонный гул барабана. Руки дрожали. Внутри бурлило, но крика не было. Только чёткое понимание — так больше продолжаться не должно.
Стирка закончилась поздно. Нина развесила бельё на сушилке в ванной, прибрала на кухне и легла спать. Виталий уже храпел, отвернувшись к стене. Из гостиной доносилось недовольное бормотание свекрови — Тамара Фёдоровна устроилась на раскладном диване и явно не собиралась успокаиваться. Нина закрыла глаза, но сон не шёл. Мысли крутились, раскладывая по полочкам всё, что произошло за последние недели.
Утро началось с шума. Нина проснулась от грохота в коридоре — кто-то громко возился с чемоданами, хлопали дверцы шкафов. Виталий спал, не реагируя на звуки. Нина поднялась, накинула халат и вышла в коридор.
Тамара Фёдоровна стояла посреди прихожей, складывая вещи в чемодан. Лицо каменное, губы поджаты. Движения резкие, раздражённые.
— Мам, что случилось? — Нина прислонилась к дверному косяку.
— Уезжаю, — бросила свекровь, даже не взглянув. — Так жить невозможно. Невестка хамка, сын не защищает. Зачем мне тут оставаться?
— Никто вас не выгоняет.
— Да? А кто вчера кричал, что квартира моя, моя? — Тамара Фёдоровна наконец подняла глаза. — Ты меня унизила! На моих же глазах! Я мать Виталика, а ты мне указываешь, когда стирать можно!
Нина выдохнула. Спорить дальше не имело смысла. Свекровь уже приняла решение, и переубеждать никто не собирался.
— Хорошо, — Нина развернулась. — Как хотите.
Тамара Фёдоровна продолжала собираться, громко вздыхая и бормоча под нос. Виталий проснулся от шума, вышел в коридор растрёпанный и сонный.
— Мам, ты чего? — муж потёр глаза.
— Уезжаю. Твоя жена меня выгнала.
— Да никто тебя не выгонял! — Виталий метнулся к Нине. — Скажи ей!
Нина пожала плечами.
— Я ничего не говорила. Твоя мама сама решила уехать.
— Вот видишь! — Тамара Фёдоровна захлопнула чемодан. — Даже не удерживает! Рада, что избавляется!
Виталий заметался между матерью и женой, пытаясь сгладить ситуацию. Уговаривал Тамару Фёдоровну остаться, умолял Нину вмешаться. Но Нина стояла спокойно, не произнося ни слова. Внутри не было ни злости, ни жалости. Просто усталость от трёхнедельного напряжения.
— Мам, ну останься ещё немного, — Виталий взял свекровь за руку. — Мы всё обсудим, наладим.
— Нет, Виталик. Я не останусь там, где меня не ценят. Поеду домой, в деревню. Там хоть спокойно.
Тамара Фёдоровна затащила чемодан в коридор, надела пальто и намотала шарф. Виталий суетился рядом, пытаясь помочь, но мать отмахивалась.
— Не надо. Сама справлюсь.
Нина прошла на кухню и начала готовить завтрак. Рома проснулся и вылез из комнаты, зевая и щурясь от света.
— Мам, а что бабушка делает?
— Уезжает, — Нина поставила на плиту сковородку.
— Совсем?
— Да.
Рома почесал затылок и побрёл в ванную. Виталий вернулся на кухню, лицо измученное.
— Ты могла бы её удержать.
— Зачем? — Нина разбила яйца на сковородку. — Твоя мама сама решила уехать. Я не виновата.
— Ты её вчера оскорбила!
— Я сказала правду. Эта квартира моя. Я купила её до нашей свадьбы. На свои деньги. И я не обязана спрашивать разрешения, чтобы стирать в собственном доме.
Виталий открыл рот, но слов не нашёл. Нина перевернула яичницу, посолила, переложила на тарелку. Рома вернулся из ванной и уселся за стол. Нина поставила перед сыном тарелку, налила сок.
— Ешь.
Виталий сел напротив, подпёр голову рукой. Молчал. Нина села рядом с сыном, допивая чай. Тишина растянулась, стала плотной. Из коридора доносились последние звуки сборов — хлопнула дверца шкафа, что-то упало на пол.
Тамара Фёдоровна появилась в дверях кухни. Чемоданы стояли в прихожей, пальто застёгнуто, сумка на плече.
— Виталик, вызови мне такси.
Муж молча достал телефон, набрал номер. Говорил тихо, уточняя адрес и время. Тамара Фёдоровна стояла, глядя в окно. Лицо непроницаемое, но руки сжимали ручку сумки до побелевших костяшек.
Такси приехало через десять минут. Виталий помог матери вынести чемоданы, проводил до машины. Тамара Фёдоровна села на заднее сиденье, даже не обернувшись. Не попрощалась. Дверца хлопнула, машина тронулась. Виталий стоял на крыльце, провожая взглядом удаляющийся автомобиль.
Нина осталась в квартире. Рома доедал завтрак, болтая ногами под столом. В доме стало тихо. Непривычно тихо. Не было голоса свекрови, не звучали указания, не доносилось недовольное ворчание. Нина прошлась по комнатам, оглядывая пространство. Всё встало на свои места — полотенца в ванной висели там, где привыкла вешать Нина, продукты в холодильнике стояли правильно, вещи в шкафах лежали на своих полках.
Виталий вернулся, закрыл дверь и прислонился к стене. Лицо осунулось, глаза красные.
— Ты довольна? — голос глухой.
— Я спокойна, — Нина подошла к мужу. — Твоя мать вела себя как хозяйка. Указывала, что мне делать, критиковала каждый шаг. Я терпела три недели. Хватит.
— Это моя мать!
— И это моя квартира. Я плачу за неё. Я решаю, кто тут живёт и как.
Нина прошла мимо мужа в спальню, достала из шкафа папку с документами. Квитанции за коммунальные услуги, договор купли-продажи квартиры, выписка из банка. Вернулась на кухню, разложила всё на столе.
— Смотри. Вот квитанции за свет, воду, отопление. Все на моё имя. Все оплачены мной. Вот договор на квартиру — я купила её до свадьбы. Это моя собственность. Ты тут живёшь, потому что ты мой муж. Но правила здесь устанавливаю я. И я не буду терпеть, когда твоя мать указывает мне, когда стирать.
Виталий смотрел на бумаги, молча. Лицо побледнело, руки сжались в кулаки. Нина собрала документы, убрала обратно в папку.
— Я не хочу ссориться. Но если твоя мать приедет снова, пусть помнит — это мой дом. И вести себя здесь нужно как гостье, а не как хозяйке.
Виталий кивнул. Коротко, без слов. Ушёл в гостиную, включил телевизор. Нина осталась на кухне, доедая остывший чай. Внутри успокоилось. Привычное равновесие нарушилось, но впервые не в пользу свекрови.
Дни пошли спокойнее. Нина ходила на работу, забирала Рому из садика, готовила ужин. Виталий почти не разговаривал, отвечал односложно, но скандалов не устраивал. Звонил матери каждый вечер, долго слушал, как Тамара Фёдоровна жалуется на невестку. Нина не вмешивалась. Пусть жалуется. Главное — дома тихо.
Через неделю Нина вызвала слесаря. Мужчина приехал быстро, поменял замок на входной двери за полчаса. Нина собрала старые ключи, убрала лишние дубликаты в дальний ящик стола. Виталий заметил новый замок вечером, когда вернулся с работы.
— Зачем?
— Старый заедал, — Нина протянула мужу новый ключ. — Вот твой.
Виталий взял ключ, покрутил в руках. Понял, конечно. Новый замок — значит, у свекрови больше нет доступа в квартиру. Не сможет приехать внезапно, открыть дверь своим ключом и устроиться как дома. Виталий промолчал, сунул ключ в карман и прошёл в спальню.
Вечером Нина запустила стиральную машину. Загрузила бельё, засыпала порошок, выставила режим. Барабан завертелся, вода зашумела. Звук привычный, успокаивающий. Нина стояла на кухне, слушая гул машины, и впервые за долгое время почувствовала, что дом снова принадлежит ей. Никто не влетит с криком, не потребует разрешения, не укажет, как правильно.
Рома играл в гостиной с конструктором, Виталий смотрел новости. Нина протёрла стол, убрала посуду, налила себе чай. Села у окна, глядя на заснеженный двор. Фонари мерцали, снег падал крупными хлопьями. Тихо. Спокойно. Так, как должно быть в собственном доме.
Машина закончила стирку. Нина достала бельё, развесила на сушилке. Виталий вышел на кухню, налил себе воды.
— Ты правда не жалеешь? — муж остановился у дверей.
— О чём?
— Что мать уехала.
Нина обернулась.
— Нет. Не жалею. Твоя мать хороший человек, но жить с ней под одной крышей невозможно. Пусть приезжает в гости. На пару дней. Но не на три недели и не как хозяйка.
Виталий кивнул, допил воду и вышел. Нина осталась в ванной, доразвешивая бельё. Руки двигались автоматически, мысли текли спокойно. Всё встало на свои места. В доме снова порядок. Порядок без посторонних правил, без разрешений, без указаний.
Нина вернулась на кухню, выключила свет и прошла в спальню. Виталий уже лежал, уткнувшись в телефон. Нина легла рядом, натянула одеяло. Закрыла глаза. Стиральная машина больше не гудела, но звук вращающегося барабана ещё стоял в ушах. Привычный, домашний звук. Звук собственного дома, где никто не диктует правила.
