Пять лет я жила в счастливом браке с вдовцом, жалела его и верила каждому слову. Наша идеальная жизнь рухнула в один миг, когда я случайно увидела его «погибшую» жену в новостном репортаже. Она улыбалась, стоя на набережной солнечного курорта. С этого момента моя жизнь превратилась в кошмар, где каждый день приносил новые, страшные открытия, а правда оказалась опаснее самой изощренной лжи.
***
— Марин, ты чего застыла? Увидела привидение? — голос мужа вырвал меня из оцепенения.
Я стояла посреди гостиной, не в силах отвести взгляд от экрана телевизора. Там шел вечерний выпуск новостей. Сюжет был о развитии внутреннего туризма, и диктор бодро рассказывал о новом отеле в Ялте. А я смотрела не на него. Я смотрела на женщину в толпе отдыхающих за его спиной.
Солнцезащитные очки, шляпа с широкими полями, легкий сарафан. Она смеялась, разговаривая со спутником. И этот смех, этот поворот головы…
— Егор, посмотри, — прошептала я, указывая на экран. — Эта женщина… она тебе никого не напоминает?
Егор оторвался от своего ноутбука и мельком глянул на экран. В этот момент камера сменила план, и женщина исчезла.
— Кто? Не успел разглядеть. Опять, наверное, актриса из твоего сериала померещилась, — он усмехнулся и снова уткнулся в работу.
Но по его спине на долю секунды пробежала едва заметная дрожь. Я это увидела. И поняла, что он тоже ее узнал. Светлану. Его первую жену, которая утонула пять лет назад во время шторма на яхте.
Ее тело так и не нашли, но кто ищет в море? Через полгода ее официально признали погибшей. Егор был раздавлен горем. Я, его коллега, поддерживала его как могла. Наша дружба переросла в любовь, и через два года мы поженились.
Я никогда не пыталась занять ее место. Я просто хотела сделать его счастливым. И мне казалось, у меня получается. Мы жили душа в душу. Наш маленький сын, уютная квартира, стабильная работа — я работала финансовым аналитиком, Егор — ведущим архитектором в крупном бюро.
Но этот мимолетный кадр в новостях… Он поселил в моей душе ледяную занозу.
— Егор, я серьезно. Она была так похожа на Свету.
— Марин, перестань, — он говорил мягко, но в голосе прорезались стальные нотки. — Пять лет прошло. Тебе показалось. Мало ли похожих женщин на свете.
Он подошел, обнял меня за плечи. Его руки были теплыми, родными. Но я чувствовала, как напряжены его мышцы.
— Не терзай себя, милая. И меня не терзай. Это больно.
Я кивнула, уткнувшись ему в плечо. Сделала вид, что поверила. Но я знала, что это только начало. Всю ночь я не спала, в голове снова и снова прокручивая этот короткий эпизод. Смеющаяся женщина на солнечной набережной. И напряженная спина моего мужа.
Утром, когда Егор ушел на работу, я села за компьютер. Я не знала, что ищу. Я просто вбила в поисковик «Светлана Орлова», добавив девичью фамилию, которую знала из старых разговоров.
Результаты были скудными. Старые профили в соцсетях, заброшенные много лет назад. Некролог на местном форуме. И вдруг… ссылка на сайт фотографа из Ялты. Альбом назывался «Счастливые лица лета».
Сердце бешено заколотилось. Я открыла ссылку. Десятки фотографий отдыхающих: семьи, пары, дети. Я листала, почти не дыша. И на десятой или пятнадцатой фотографии я нашла ее.
Она сидела за столиком в пляжном кафе. На ней было то же платье, та же шляпа. Очков не было, и я смотрела прямо в ее лицо. Никаких сомнений. Это была Света. Живая, здоровая, красивая. Она смотрела на того, кто ее фотографировал, и улыбалась. Той самой улыбкой, которую я видела на их свадебных фотографиях в старом альбоме свекрови.
Я сделала скриншот. Увеличила. Каждая черточка лица кричала о том, что я не сошла с ума. А потом мой взгляд упал на дату снимка. Прошлая неделя.
Воздух вышел из легких. Я сидела и смотрела на этот снимок, и мой уютный, стабильный мир трещал по швам. Муж мне лгал. Лгал все это время. Но зачем?
Я дождалась вечера. Когда Егор пришел, я молча протянула ему планшет. Он посмотрел на экран, и его лицо превратилось в серую маску. Он молчал так долго, что я не выдержала.
— Кто это, Егор?
Он поднял на меня глаза, полные слез. И в этот момент я еще надеялась, что всему есть простое, пусть и страшное, объяснение.
— Прости, — прошептал он и опустился на колени прямо в коридоре. — Прости меня, Марина. Я должен был рассказать тебе все с самого начала.
***
— Она выжила, — Егор говорил сбивчиво, путано, глотая слезы. — Понимаешь, выжила. Ее выбросило на берег в какой-то рыбацкой деревушке. Без сознания, без документов.
Я слушала, стоя как истукан, а он продолжал свою исповедь, стоя на коленях и вцепившись в мою руку.
— Когда она очнулась, она ничего не помнила. Никто не знал, кто она. Врачи диагностировали полную ретроградную амнезию. Последствия травмы головы, кислородного голодания…
История была чудовищной, как сценарий дешевого сериала. Но он рассказывал так убедительно, его горе было таким искренним, что я почти верила.
— Ее приютила какая-то семья. Она жила там, под другим именем. А я… я искал ее месяцами. А потом смирился. Я поверил, что она погибла. Похоронил пустой гроб, чтобы было куда приходить.
Он поднял на меня заплаканное лицо.
— А потом, год назад, мне позвонили. Ее случайно опознала какая-то дальняя знакомая. Я поехал туда. Она меня не узнала, Марин. Совсем. Она смотрела на меня как на чужого.
— Почему ты мне не сказал? — мой голос был тихим, безжизненным.
— А что я должен был сказать? «Привет, дорогая, моя покойная жена воскресла, но теперь она другой человек»? Я не хотел разрушать нашу жизнь. Я испугался!
Он говорил, что Света живет в небольшом пансионате в Ялте, под присмотром врачей. Память к ней так и не вернулась. Она считала себя другим человеком.
— Я просто помогаю ей деньгами, — уверял Егор. — Это мой долг, мой крест. Она ведь юридически никто, у нее нет ничего. Я не мог бросить ее. Прости, что врал. Я просто хотел защитить тебя, нас, нашего сына.
Я смотрела на него, на этого сильного, уверенного в себе мужчину, который сейчас казался таким уязвимым и потерянным. И моя злость уступила место жалости. Он был не предателем, а жертвой обстоятельств, запутавшимся, слабым человеком.
— Мы справимся, — сказала я, помогая ему подняться. — Мы все решим. Вместе.
В ту ночь он спал в моих объятиях, а я лежала с открытыми глазами. Я хотела ему верить. Господи, как же я хотела, чтобы эта дикая история оказалась правдой.
Следующие несколько недель прошли в тумане. Егор стал еще более заботливым и внимательным, словно пытаясь загладить свою вину. Я старалась не думать о Свете, гнала от себя страшные мысли. Убеждала себя, что все наладится.
А потом раздался первый тревожный звонок. В прямом смысле. Мне позвонили из банка.
— Марина Викторовна, здравствуйте. Беспокоят из отдела кредитования. У вас образовалась просрочка по платежу.
— По какому платежу? — не поняла я. — У меня нет кредитов.
— Как же нет? — удивилась девушка на том конце провода. — На ваше имя оформлен крупный потребительский кредит. Два месяца назад. Вы выступаете основным заемщиком, ваш муж — созаемщиком.
Земля ушла у меня из-под ног.
— Этого не может быть! Я ничего не подписывала!
— Минуточку… — в трубке зашуршала бумага. — Да, вот ваша подпись на договоре. И на поручительстве по залогу.
— Какому залогу?
— Ваша квартира, — безразлично ответил голос.
Я бросила трубку. Руки тряслись. Я открыла папку с документами. Свидетельство о собственности на квартиру. Оно было на месте. Но я вспомнила, как два месяца назад Егор просил меня подписать «кое-какие бумаги для его проекта». Я была занята, отчет горел, и я, не глядя, чиркнула подпись там, где он указал.
Я всегда ему доверяла. Абсолютно.
Когда он вечером пришел домой, я ждала его с кредитным договором, который успела запросить в банке. Сумма была астрономической.
— Что это, Егор?
Он увидел бумаги, и его лицо снова стало серым.
— Марин, я хотел сказать… Это… это на лечение Светы. Понимаешь, понадобилась сложная операция в частной клинике. Очень дорогая. Я не хотел тебя нагружать.
— Ты заложил нашу квартиру, не сказав мне ни слова?! Ты подделал мою подпись?!
— Это была формальность! — почти кричал он. — Я собирался все выплачивать сам! Я почти договорился о новом крупном проекте! Марин, пойми, это был вопрос жизни и смерти!
Он снова говорил о долге, о чести, о том, что не мог поступить иначе. Но на этот раз жалости я не чувствовала. Только холодный, липкий страх. Он врал мне снова. Я это знала.
А через неделю случился кошмар, который окончательно развеял все мои иллюзии. Мы были на спектакле у нашего сына. Зал был полон родителей. И вот, когда на сцене появилась Снегурочка и зал зааплодировал, с задних рядов поднялась пожилая женщина.
Она решительно пошла к сцене, прямо через ряды. Я узнала ее по фотографиям. Тамара Павловна. Мать Светланы.
— Стойте! — закричала она громко, на весь зал. — Какое вы имеете право тут веселиться?!
Музыка смолкла. Все обернулись. Тамара Павловна подошла к сцене и ткнула в меня пальцем.
— Вот она! Посмотрите на нее! Наглая разлучница! Она увела мужа у моей больной дочери! Моя Светочка страдает, память потеряла, а эта… эта хищница уже и ребенка ему родила! В чужой квартире!
Вокруг воцарилась мертвая тишина. Сотни глаз уставились на меня. Егор сидел рядом, белый как стена, и не мог произнести ни слова.
— Бессовестная! — не унималась Тамара Павловна. — Влезла в чужую семью, пользуясь горем!
Это был публичный расстрел. Я чувствовала, как горят мои щеки. Я схватила сына, который начал плакать, и, не глядя ни на кого, бросилась к выходу под гул голосов и перешептываний за спиной. В тот вечер я поняла: это война. И я в ней — главная мишень.
***
На следующий день я поняла, что такое общественное осуждение. На работе коллеги избегали моего взгляда. В родительском чате появились первые сообщения: «Надо же, какая история…», «А с виду приличная женщина».
Егор пытался оправдываться. Говорил, что его теща — женщина с неуравновешенной психикой, что она сама не понимает, что творит.
— Она винит меня в том, что случилось со Светой. И тебя заодно. Не обращай внимания, Марин.
Но не обращать внимания было невозможно. Мир вокруг меня начал рушиться. Знакомые при встрече на улице переходили на другую сторону. Моя лучшая подруга Оля, и та позвонила и неуверенно сказала: «Марин, тут такое говорят… Ты уверена, что Егор тебе все рассказал?»
Я цеплялась за работу, как за спасательный круг. Только в своем кабинете, за цифрами и отчетами, я могла забыться. Я была хорошим специалистом, меня ценили. Я думала, что уж профессиональную репутацию им не разрушить. Я ошибалась.
Начались анонимные звонки. Не мне, а моему начальнику. Какие-то «доброжелатели» рассказывали ему, что его ведущий финансовый аналитик — аморальная личность, связанная с крупными махинациями.
Начальник вызвал меня на ковер.
— Марина Викторовна, я в вас не сомневаюсь. Но вы понимаете, наша компания дорожит репутацией. Эти слухи… они бросают на нас тень.
Он не уволил меня. Он просто снял меня со всех ключевых проектов и отправил заниматься бумажной рутиной. Это было унизительно.
Егор видел, что происходит. Он сочувствовал, вздыхал, приносил мне валерьянку.
— Потерпи, милая. Скоро все уляжется. Я поговорю с Тамарой Павловной.
Но ничего не улеглось. Становилось только хуже. Однажды утром я вышла из квартиры и обнаружила, что все четыре шины на моей машине проколоты. А на лобовом стекле губной помадой было выведено одно слово: «Стерва».
Я вызвала полицию. Приехал уставший участковый, пожал плечами: «Хулиганство. Кого тут найдешь?».
Егор был в ярости. Кричал, что найдет и накажет виновных. Но я смотрела на него и видела, что он боится. Он панически боялся. Но кого? Сумасшедшую тещу? Или чего-то еще?
Я перестала спать. Каждый шорох за дверью заставлял меня вздрагивать. Я чувствовала себя загнанным зверем. Единственным человеком, который остался рядом, была моя подруга детства, Ольга.
— Марин, это подстава, — твердила она. — Не верю я в эту амнезию. Это какая-то сложная игра. Тебя выдавливают.
— Но зачем? — шептала я. — Что им нужно?
— Деньги, — уверенно говорила Оля. — Всегда дело в деньгах. Тот кредит… он же не на лечение пошел.
Мысли Ольги совпадали с моими. Я решила действовать. Я взяла на работе отпуск за свой счет и начала собственное расследование. Как финансовый аналитик, я умела работать с информацией.
Я начала с того кредита. Официально запросила в банке все документы. Изучая их под лупой, я обнаружила странную деталь. В графе «цель кредита» было указано: «Инвестиции в коммерческую недвижимость». Не лечение? Инвестиции?
Я пошла дальше. Через старых знакомых в налоговой я смогла получить доступ к некоторым данным. Егор за последний год не совершал никаких крупных покупок. Но зато со счета его ИП, которое он использовал для частных проектов, были сделаны несколько крупных переводов. Все — в одну и ту же компанию.
Компания называлась «Ялта-Строй-Инвест». Зарегистрирована полгода назад. Учредитель и генеральный директор — Орлова Светлана Игоревна.
Я смотрела на выписку, и у меня темнело в глазах. Никакой амнезии. Никакого пансионата. «Погибшая» жена моего мужа вела бизнес в Ялте. На деньги, взятые в кредит на мое имя.
Ярость была такой сильной, что я едва могла дышать. Меня не просто обманули. Меня цинично и хладнокровно использовали. Сделали дойной коровой в своей афере.
Вечером я показала распечатку Егору.
— Объясни мне это.
Он смотрел на бумагу, и на его лице был ужас. Он понял, что я все знаю. И на этот раз он не стал плакать и каяться.
— Ты сама во всем виновата, — сказал он тихо. — Не нужно было лезть не в свое дело.
— Не в свое дело?! — закричала я. — Ты повесил на меня чудовищный долг! Ты разрушил мою жизнь! Ради нее!
— Я люблю ее, — сказал он, глядя мне прямо в глаза. — Я всегда любил только ее. А ты… ты была просто удобным вариантом. Переждать.
Это было страшнее удара. Каждое его слово впивалось в сердце, как отравленный нож.
— Я думал, ты будешь сидеть тихо, — продолжил он. — Но ты оказалась слишком любопытной. Придется решать вопрос по-другому.
Он встал, молча пошел в спальню, собрал сумку и направился к выходу.
— Я подаю на развод, — бросил он уже в дверях. — Квартира остается мне, она была куплена до нашего брака. Сын останется с тобой. Пока. А долг… Мой юрист докажет, что ты брала его на свои нужды. Удачи.
Дверь за ним захлопнулась. Я осталась одна. В пустой квартире. С огромным долгом, с растоптанной репутацией и с маленьким сыном на руках. Я была на самом дне.
***
Первые дни после ухода Егора я существовала как в бреду. Звонки из банка, сочувственно-осуждающие взгляды соседей, вопросы сына: «А где папа?». Я механически отвечала, что папа в долгой командировке.
Ольга была рядом. Привозила продукты, сидела с сыном, заставляла меня есть.
— Ты не сдашься, — твердила она. — Ты сильная, Марин. Ты им еще покажешь.
Но сил не было. Я чувствовала себя полностью раздавленной. Они победили. Уничтожили меня, не оставив камня на камне от моей прошлой жизни.
Однажды вечером, уложив сына спать, я сидела на кухне и тупо смотрела в стену. И вдруг в голове что-то щелкнуло. Его слова: «Квартира остается мне, она была куплена до нашего брака».
Ложь. Еще одна ложь. Эту квартиру мы покупали вместе, через год после свадьбы. Да, она была оформлена на него, он настоял, сказал, что так проще с документами. А я, влюбленная дура, согласилась.
Но мы покупали ее в браке. А значит, это совместно нажитое имущество.
Эта мысль стала спасательным кругом. Это была не просто квартира. Это был мой дом, дом моего сына. И я не собиралась его отдавать.
В ту ночь я впервые за долгое время спала без кошмаров. Утром я проснулась другим человеком. Боль и отчаяние никуда не делись, но под ними разгорался холодный огонь ярости. Той самой ярости, которая не разрушает, а заставляет действовать.
Я позвонила Ольге.
— Мне нужен лучший адвокат по разводам в городе. Неважно, сколько он стоит.
Оля без лишних вопросов дала мне номер. Арсений Вольский. Циничный, дорогой, но с репутацией бульдога, который не отпускает свою жертву.
В его офисе я была в тот же день. Я выложила ему все. Без эмоций, только факты. Кредитный договор, выписка о создании фирмы на имя Светланы, история с квартирой.
Вольский слушал молча, постукивая дорогой ручкой по столу.
— М-да, — протянул он, когда я закончила. — Ваш муж не просто негодяй, он идиот. Такие следы оставить…
— Вы мне поможете?
— Я за это деньги получаю, — усмехнулся он. — Ситуация сложная, но не безнадежная. Кредит мы оспорим. Экспертиза докажет, что подпись поддельная. С квартирой тоже будем бороться. Но главное — их афера.
Он объяснил мне план. Нужно было доказать, что «смерть» Светланы была инсценировкой с целью мошенничества. А для этого нужны были доказательства ее прошлой жизни.
— Мне нужно все, что вы можете найти о ней до ее «гибели», — сказал Вольский. — Долги, проблемы, враги. Должно же быть что-то, из-за чего она решила «умереть».
Вечером, когда Ольга сидела с моим сыном, я поехала в квартиру свекрови. Она меня ненавидела, но я надеялась, что смогу что-то найти. Я позвонила в дверь.
— Что тебе надо? — прошипела она, едва приоткрыв дверь.
— Мне нужно забрать кое-какие вещи Егора, которые он забыл, — соврала я.
Она нехотя впустила меня. Пока она гремела на кухне, я прошмыгнула в комнату Егора. Старые альбомы, коробки с письмами. Я действовала быстро, сгребая все, что могло пригодиться, в большую сумку.
Уже дома, разбирая эти архивы, я наткнулась на пачку старых документов в дальнем углу коробки. Это были бумаги, касающиеся бизнеса Светланы. У нее до «смерти» было свое туристическое агентство.
Я начала разбирать бумаги. Договоры, счета… И вдруг — пачка исковых заявлений и решений суда. Ее агентство прогорело. На ней висели огромные долги перед клиентами, которым она продала несуществующие туры. Десятки обманутых людей. Судебные приставы описывали ее имущество.
И дата последнего судебного решения — за неделю до ее «гибели» на яхте.
Вот оно! Вот причина! Она не просто решила исчезнуть, она бежала от долгов и возможного тюремного срока за мошенничество. А «смерть» была идеальным способом обнулить все проблемы.
Я тут же позвонила Вольскому.
— Арсений, я нашла. Я нашла мотив.
Я рассказала ему о долгах и исках.
— Отлично! — его голос звучал оживленно. — Это то, что нам нужно. Теперь у нас есть чем их прижать. Привозите все, что нашли. Начнем готовить встречный иск.
Когда я положила трубку, я почувствовала укол триумфа. Я нашла их слабое место. Теперь это не просто мой развод. Это уголовное дело. И я пойду до конца.
На следующий день я приехала в офис к Вольскому. Мы несколько часов разбирали бумаги, выстраивая линию защиты и нападения.
— Первым делом мы подаем заявление в полицию по факту мошенничества в особо крупном размере, — решил адвокат. — Инсценировка смерти, создание фирмы на подставное лицо, получение кредита по поддельным документам. Тут целый букет.
— Они скажут, что это семейные разборки, — возразила я.
— Пусть говорят, — хмыкнул Вольский. — У нас есть документы. Сухие факты. Против них не попрешь.
Когда я вышла из его офиса, на улице шел дождь. Но мне казалось, что над моей головой снова светит солнце. Я больше не была жертвой. Я была охотником. И я уже видела свою добычу.
***
Заявление в полицию стало той спичкой, что я бросила в бочку с порохом. Я не стала ждать, пока меня окончательно растопчут. Я нанесла удар первой. Дни потянулись, как густая, вязкая смола. Я ждала. Каждый телефонный звонок заставлял сердце замирать.
Егор, узнав о заявлении, позвонил мне в тот же вечер. Он не кричал. Он говорил тихо, вкрадчиво. . Он больше не плакал и не просил прощения. Он пытался давить.
— Марина, одумайся, — говорил он вкрадчивым, полным фальшивой заботы голосом. — Ты же понимаешь, что делаешь? Ложный донос — это уголовная статья. Они могут обвинить тебя! Ты хочешь сесть в тюрьму? Подумай о сыне!
— Это не ложный донос, Егор. Это правда. И ты это знаешь, — отвечала я холодно. Я научилась возводить стену, через которую его манипуляции больше не пробивались.
— Ты ничего не докажешь! Это мои с ней дела! Ты просто позоришь нашу семью! Забери заявление. Мы можем договориться. Я отдам тебе половину квартиры. Я выплачу кредит. Только забери заявление.
Я слушала его и поражалась. Даже сейчас он не понимал. Он думал, что все можно купить, что мою разрушенную жизнь можно оценить в квадратных метрах.
— Поздно, Егор, — ответила я.
Звонок от следователя, капитана Сомова, раздался в четверг.
— Марина Викторовна, есть движение по вашему делу, — его голос был деловым и сухим. — Мы установили местонахождение гражданки Орловой. Она действительно в Ялте, проживает в апартаментах, оформленных на ее же компанию.
— И что теперь? — спросила я, чувствуя, как замерло сердце.
— Местному отделению полиции дано поручение обеспечить ее явку для дачи показаний. Учитывая тяжесть обвинений, уклониться ей не удастся. Процесс займет несколько дней. Ожидайте.
И я снова ждала. Я не знала, как именно ее доставят — принудительным приводом или она приедет сама, чтобы попытаться «решить вопрос». Но я увидела это своими глазами. В понедельник, когда я приехала к зданию УВД, чтобы завезти Вольскому дополнительные документы, я увидела, как к главному входу подъехало такси.
Из него вышла Светлана. Она была в дорогом бежевом тренче, на лице — темные очки. Она выглядела так, будто приехала на деловую встречу, а не на допрос по уголовному делу. Высокомерная, уверенная в себе. Рядом с ней суетился незнакомый мужчина в строгом костюме — очевидно, ее адвокат.
Она заметила меня. На секунду остановилась. Сквозь темные стекла очков я почувствовала ее ледяной, полный ненависти взгляд. Она криво усмехнулась, словно говоря: «Ну, давай, посмотрим, кто кого». И вошла в здание.
Через час позвонил следователь.
— Орлова здесь. Ведет себя нагло, все отрицает. Говорит, что вы мстительная бывшая жена, которая сводит счеты. Сейчас будем вызывать на допрос вашего мужа. А потом — очная ставка.
Нас вызвали на первый совместный допрос в один день. Мы сидели в длинном унылом коридоре на жестких скамейках. Я, Егор и Светлана со своим адвокатом. На разных концах коридора, стараясь не смотреть друг на друга. Атмосферу можно было резать ножом.
Когда нас по очереди заводили в кабинет, я видела их лица. На лице Егора — страх и растерянность. Он был пешкой, и он это понимал. А вот Светлана… она держалась. Ее лицо было как маска, но в глазах плескалась ярость. Она просчиталась. Она недооценила меня. И теперь была вынуждена сидеть в полицейском коридоре, как мелкая мошенница.
Это был лишь первый раунд, но он остался за мной. И это придавало мне сил. Я знала, что они испугались. А значит, я была на верном пути.
Я знала, что они испугались. И это придавало мне сил.
***
Следующий наш шаг был — наложить арест на все их имущество до окончания следствия. И на «Ялта-Строй-Инвест», и на квартиру Егора, и на их счета. Вольский подготовил ходатайство, и суд, учитывая открытое уголовное дело, удовлетворил его.
Это был мощный удар. Их финансовые потоки были заморожены. Они больше не могли пользоваться деньгами, которые украли у меня и у других людей.
Светлана не заставила себя долго ждать. Она подкараулила меня у подъезда. Она больше не была похожа на беззаботную курортницу. Из ее глаз пропала насмешливая уверенность. Теперь в них была холодная, концентрированная ненависть.
— Ты пожалеешь об этом, — прошипела она, преграждая мне дорогу. — Ты хоть понимаешь, с кем связалась? Я тебя в порошок сотру.
— Боюсь, теперь стирать в порошок будут тебя, — спокойно ответила я, глядя ей прямо в глаза. — В местах не столь отдаленных. За мошенничество.
Она замахнулась, чтобы меня ударить, но в этот момент из-за угла вышел сосед, гулявший с собакой. Светлана осеклась, бросила на меня полный ярости взгляд и, развернувшись, ушла.
Но я знала, что она не отступится.
Через несколько дней мне позвонил следователь.
— Марина Викторовна, у нас новости. Мы нашли кое-что интересное по вашему делу. Мы подняли архивы по тому агентству Светланы Игоревны. Нашли клиентов, которых она обманула. И один из них… его показания могут все изменить.
— Что за показания?
— Я пока не могу говорить. Это тайна следствия. Но будьте осторожны. Очень осторожны.
Этот звонок меня встревожил. Что такого мог рассказать тот клиент?
Вечером того же дня, когда я возвращалась домой, я заметила, что за мной едет одна и та же машина. Темный внедорожник с замазанными номерами. Он не отставал. Я свернула в один двор, в другой — он следовал за мной, как тень.
Стало страшно. Я нажала на газ, пытаясь оторваться. Началась настоящая погоня по вечернему городу. Я неслась, нарушая все правила, молясь только о том, чтобы добраться до людного места.
Внедорожник нагнал меня на светофоре. Он подрезал меня, заставив вывернуть руль. Мою машину занесло, и я врезалась в столб.
Удар был несильным, сработала подушка безопасности. Я была в шоке, но не пострадала. Дверь внедорожника приоткрылась. Я увидела мужское лицо в тени. Он посмотрел на меня, словно убеждаясь, что я в порядке, а потом машина рванула с места и скрылась.
Сидя в разбитой машине, я поняла — они перешли черту. Это было уже не запугивание. Это было прямое нападение.
Я позвонила Вольскому.
— Арсений, они пытались меня… они устроили аварию.
— Я сейчас приеду, — его голос был напряженным. — Никуда не уходи. Вызывай ГБДД.
Пока я ждала, я думала о словах следователя. Об обманутом клиенте. Какая связь? Почему они так испугались, что пошли на крайние меры? Ответ должен был быть в тех старых делах о банкротстве турагентства. И я решила, что найду его сама.
***
Пока мою машину чинили, я была как без рук. Но это не остановило меня. Вольский нанял мне водителя с машиной — крепкого молчаливого парня, который, как я поняла, был еще и охранником.
— Так будет спокойнее, — сказал Арсений.
Мы сосредоточились на главном: нужно было найти того самого клиента, о котором говорил следователь. В материалах дела, которые я нашла у свекрови, были имена. Десятки имен.
Мы с Вольским начали методично обзванивать их. Большинство не хотели говорить. Прошло слишком много времени, они махнули рукой на потерянные деньги. Но один человек, мужчина по имени Петр Захаров, отреагировал странно.
— Светлана Орлова? — переспросил он. — Я думал, она утонула. Вы уверены, что это она?
— Уверены, — подтвердила я. — Она жива и здорова.
Он помолчал.
— Я не хочу об этом говорить по телефону. Давайте встретимся.
Мы встретились в неприметном кафе на окраине города. Петр Захаров оказался мужчиной средних лет, с уставшими глазами и нервными руками.
— Я потерял тогда крупную сумму, — начал он. — Купил у нее тур на всю семью на Мальдивы. Она обещала огромную скидку. Я дурак, повелся. Отдал наличными почти все свои сбережения.
Он рассказал, что когда понял, что его обманули, он пытался вернуть деньги. Угрожал, требовал.
— А потом она мне позвонила. Назначила встречу. Сказала, что вернет деньги. Встретились мы поздно вечером, на старом причале за городом.
У меня внутри все похолодело. Причал.
— Она была не одна, — продолжал Захаров. — С ней был какой-то мужчина. Крепкий, коротко стриженный. Она отдала мне половину суммы и сказала, что остальное вернет позже. А потом… потом этот мужчина сказал, чтобы я забыл про оставшиеся деньги. И про Светлану. Иначе моя семья больше никогда меня не увидит.
— Вы запомнили его? — спросил Вольский.
— Еще бы, — усмехнулся Захаров. — Такое не забудешь. Он тогда еще визиткой своей передо мной тряс. Говорил, чтобы я понял, с кем связался.
— У вас сохранилась визитка? — подалась вперед я.
— Нет, я ее выбросил от греха подальше. Но имя я запомнил. Карташов. Родион Карташов. Он тогда работал в службе безопасности какой-то крупной строительной фирмы.
«Строй-Гарант». Фирма, где главным архитектором работал Егор.
Пазл сложился. Карташов. Начальник службы безопасности в фирме Егора. Человек, решающий «деликатные» проблемы. Он был ее сообщником с самого начала. Возможно, и любовником.
Это он был за рулем внедорожника. Это он мне угрожал.
— Почему вы не рассказали об этом в полиции тогда? — спросил Вольский.
— Испугался, — честно признался Захаров. — У меня двое детей. Я решил, что жизнь дороже. А когда узнал, что Орлова утонула, подумал, что история закончилась.
Мы вышли из кафе оглушенные.
— Вот это поворот, — сказал Вольский. — Теперь это не просто мошенничество. Это уже организованная группа. И угрозы, и нападение… Дело становится серьезным.
— Что мы будем делать?
— Мы пойдем ва-банк, — решил адвокат. — Завтра утром мы идем к следователю. С Захаровым. Его показания — это наш козырной туз. И мы потребуем задержания не только Орловой и вашего мужа, но и этого Карташова.
Но мы опоздали.
На следующее утро, когда мы приехали к дому Захарова, чтобы вместе ехать в полицию, у подъезда уже стояла скорая и полицейская машина.
— Что случилось? — спросили мы у соседа, курившего на лавочке.
— Да Петра из третьего подъезда вчера вечером сильно избили, — ответил тот. — В реанимации сейчас. Говорят, еле живой.
Я посмотрела на Вольского. На его лице не было ни кровинки.
— Они пытаются убрать свидетелей, — прошептал он. — И вы, Марина, следующая.
***
После нападения на Захарова следователь понял, что дело принимает опасный оборот. Вольский настоял на программе защиты свидетелей. Мне выделили двух оперативников для круглосуточной охраны. Моя жизнь превратилась в фильм о шпионах. Я не могла сделать и шагу без сопровождения. Сына я временно отправила к родителям в другой город.
Карташова объявили в розыск. Егор и Светлана были под подпиской о невыезде. Они затаились.
Казалось, все зашло в тупик. Захаров был в коме. Прямых улик против Карташова, кроме его старой визитки, не было.
И тогда я вспомнила. В той коробке со старыми бумагами, которую я забрала у свекрови, была еще одна вещь. Старый мобильный телефон Светланы. Кнопочная Nokia, которую она, видимо, использовала до своего «исчезновения». Я не придала ему значения. Но теперь…
Я отдала его следователю.
— Может, там есть что-то?
Эксперты колдовали над ним несколько дней. И они нашли. Сим-карта была пуста. Но в самой памяти телефона, в удаленных сообщениях, сохранилось несколько фрагментов переписки. Со Светланой переписывался некий абонент, записанный как «Р.».
«Все готово. Лодка на месте. Послезавтра все закончится».
«Деньги у меня. Встретимся, как договаривались».
И последнее, отправленное за час до «гибели»:
«Не подкачай. Жду на причале».
Эксперты пробили номер абонента «Р.». Он был зарегистрирован на какую-то фирму-однодневку. Но по биллингу, в день исчезновения Светланы, этот телефон находился в одном и том же месте. На том самом причале. Вместе с телефоном Светланы.
И этот же номер «засветился» рядом с домом Захарова в вечер нападения.
Этого было достаточно. Карташова взяли через два дня на съемной квартире. При обыске у него нашли крупную сумму денег и пистолет.
На очной ставке с Егором Карташов молчать не стал. Он понял, что его «подельники» попытаются свалить все на него. И он заговорил.
Правда оказалась еще более грязной и простой.
Светлана и Родион Карташов были любовниками. Давно. Егор был для них просто инструментом. Талантливый архитектор, через которого можно было проворачивать дела в строительной фирме. Когда турагентство Светланы прогорело, и над ней нависла угроза тюрьмы, они разработали план.
Инсценировка смерти, бегство. А Егор… Егору они скормили легенду о том, что Свету шантажируют кредиторы, что ей нужно на время исчезнуть, и он, любящий муж, должен ей помочь. Он действительно верил, что спасает жену.
А я… Я появилась в этой схеме позже. Когда им понадобились новые деньги, Карташов предложил изящный ход: женить Егора на «надежной, работающей женщине с хорошим доходом». Чтобы потом использовать ее финансовые возможности. Я была идеальной кандидатурой.
Егор, сломленный и управляемый, сделал все, как они велели. Женился на мне. А когда я начала копать, они решили от меня избавиться.
Суд был долгим и громким. Светлана и Карташов получили реальные сроки за мошенничество в особо крупном размере в составе организованной группы и за нападение на Захарова, который, к счастью, вышел из комы.
Егор получил условный срок как соучастник. Его показания помогли следствию.
Я развелась с ним. Квартиру суд разделил пополам. Его долю я выкупила, взяв новый, уже свой собственный кредит. Тот, мошеннический, аннулировали.
…Прошел год. Я сижу на кухне в своей квартире. За окном идет снег. Сын спит в своей комнате. Я вернулась на работу, меня восстановили в должности. Жизнь налаживается. Медленно, со скрипом, но я снова учусь доверять миру.
Иногда мне звонит Егор. Говорит, что раскаивается. Что он был слепым идиотом. Что любит меня. Я молча кладу трубку.
Я не знаю, можно ли простить такое предательство. Можно ли склеить чашку, разбитую на тысячи осколков. Я знаю только одно: я выжила. И стала сильнее.
