Когда свекровь передала мне конверт со словами «Это тебе», я даже не сразу поняла, что держу в руках.
Внутри лежали ключи от квартиры и справка о собственности. На моё имя. Трёхкомнатная квартира в центре города. Та самая, о которой я мечтала последние три года, пока снимала жильё и откладывала каждую копейку на первоначальный взнос.
— Это от Тимура, — сказала Галина Фёдоровна, моя свекровь, и её голос прозвучал странно — мягко, почти тепло. — Он хотел сделать тебе сюрприз. Мы с ним долго выбирали, ездили по районам. Он так переживал, чтобы тебе понравилось.
Я стояла посреди её гостиной с этим конвертом в руках и не могла вымолвить ни слова. Тимур, мой муж, сидел рядом с матерью на диване и улыбался — застенчиво, как мальчишка, который принёс домой пятёрку и ждёт похвалы.
— Тим, это правда? — выдавила я.
— Правда, Катюш. Я знаю, как ты устала от съёмных углов. Теперь у нас будет свой дом.
У нас. Свой дом. Эти слова должны были наполнить меня счастьем. Но вместо этого что-то внутри сжалось в холодный комок. Потому что я знала Галину Фёдоровну уже четыре года. Четыре долгих года брака с её единственным сыном. И за всё это время она не сделала для меня ни одного доброго жеста. Ни одного.
— Спасибо, — пробормотала я, всё ещё не веря своим глазам. — Я не знаю, что сказать.
— Ничего и не надо говорить, — отмахнулась свекровь. — Ты же часть нашей семьи. Мы о тебе заботимся.
Часть семьи. Эти слова из её уст звучали как насмешка. Галина Фёдоровна провела последние четыре года, убеждая меня в обратном. Она не пускала меня на семейные праздники, «забывая» меня пригласить. Она критиковала каждое моё решение — от выбора штор до моей работы программистом. «Какая из тебя жена, если ты целыми днями в компьютере сидишь?» — говорила она.
А теперь вот так. Квартира. На моё имя.
— Галина Фёдоровна, это слишком дорогой подарок, — начала я осторожно. — Я не могу принять.
— Глупости! — она взмахнула рукой. — Тимур настоял. Он так хотел тебя порадовать. Правда, сынок?
Тимур кивнул, и его улыбка стала ещё шире.
— Мам права. Ты заслужила. Столько работаешь, столько стараешься для нашей семьи.
Я посмотрела на него — на моего мужа, которого любила всем сердцем, несмотря на его слабость перед матерью. И увидела в его глазах что-то странное. Не радость. Не гордость. А облегчение. Как будто он только что выполнил трудное, неприятное задание и рад, что оно закончилось.
Холодок внутри стал сильнее.
Следующие две недели прошли как в тумане. Мы переехали в новую квартиру. Галина Фёдоровна приезжала каждый день — помогала разбирать коробки, советовала, куда что поставить, привозила занавески и посуду. Она была идеальной свекровью из рекламы стирального порошка. Улыбчивая, заботливая, внимательная.
И это пугало меня больше, чем все её прежние колкости вместе взятые.
Однажды вечером, когда Тимур уехал в командировку, я сидела на кухне новой квартиры и пыталась разобраться в бумагах, связанных с оформлением собственности. Документов было много — договор купли-продажи, выписки из Росреестра, справки. Я листала их механически, пока взгляд не наткнулся на одну строчку в договоре дарения.
«Даритель: Сидорова Галина Фёдоровна».
Я перечитала. Ещё раз. И ещё.
Квартиру купила не Тимур. Квартиру купила его мать. И подарила мне.
Руки задрожали. Я достала телефон и позвонила Тимуру.
— Тим, скажи честно. Квартиру купила твоя мама?
Пауза на том конце линии была красноречивее любых слов.
— Катюша, какая разница? Главное, что она теперь твоя.
— Разница огромная! Ты мне сказал, что это от тебя! Что ты копил, что выбирал!
— Ну, я и правда выбирал. Просто мама помогла с деньгами. У меня сейчас не лучший период, ты же знаешь. Зато у тебя теперь есть своё жильё. Ты же этого хотела?
Я хотела. Боже, как я хотела. Но не так. Не за счёт Галины Фёдоровны. Потому что ничто в этой жизни не бывает бесплатным. Особенно подарки от людей, которые годами давали понять, что ты им не нужна.
— Зачем она это сделала? — спросила я тихо.
— Затем, что любит нас обоих. Катюш, не накручивай себя. Радуйся. Я скоро вернусь, всё обсудим. Люблю тебя.
Он повесил трубку раньше, чем я успела ответить.
Галина Фёдоровна пришла на следующий день. Без звонка, без предупреждения — просто позвонила в дверь и вошла с пакетами продуктов.
— Решила приготовить борщ, — объявила она, проходя на кухню. — По моему фирменному рецепту. Ты ведь так его любишь.
Я никогда не говорила, что люблю её борщ. Никогда. Но сейчас была не та ситуация, чтобы спорить.
— Галина Фёдоровна, нам нужно поговорить.
— О чём, милая? — она начала доставать овощи, не глядя на меня.
— О квартире. Я узнала, что её купили вы. Почему Тимур солгал?
Она замерла с морковкой в руке. Потом медленно положила её на стол и повернулась ко мне. На её лице не было ни смущения, ни вины. Только спокойная, холодная уверенность.
— Он не солгал. Он просто не уточнил. Разве это важно, Катюша? Квартира ведь твоя. На твоё имя оформлена.
— Важно. Потому что я не понимаю, зачем вам это нужно.
Она улыбнулась. Это была не добрая улыбка. Это была улыбка человека, который только что раскрыл карты и знает, что выиграл.
— Затем, что ты теперь в долгу передо мной. И мы обе это прекрасно понимаем.
Вот оно. Вот та правда, которую я боялась услышать.
— Какой долг? — спросила я, чувствуя, как внутри всё холодеет.
— Обычный. Человеческий. Я подарила тебе квартиру за три миллиона. Ты теперь должна быть благодарной. — Она снова повернулась к плите, словно разговор был окончен. — А благодарные невестки слушаются свекровь. Не так ли?
Я стояла посреди своей кухни — кухни в квартире, которая теперь была моей по документам, но вдруг перестала быть моей на самом деле — и понимала, что попала в ловушку. Идеально выстроенную, продуманную до мелочей ловушку.
— И что вы от меня хотите? — выдавила я.
— Пока ничего особенного. Просто хочу, чтобы ты помнила: семья — это главное. А в семье старшие главнее. Я теперь буду приходить, когда захочу. Это ведь моя квартира, в конце концов, просто оформленная на тебя. И мы будем вместе решать, как вести хозяйство, как воспитывать детей, когда они появятся, как жить. Вместе. Дружно. Правильно.
Она сказала это так просто, так буднично, словно речь шла о совместном походе в магазин, а не о полной узурпации моей жизни.
— А если я не соглашусь? — голос мой звучал слабо, даже для моих собственных ушей.
Галина Фёдоровна обернулась, и её глаза были холодными, как лёд.
— Тогда я попрошу тебя вернуть подарок. Ты же не хочешь обидеть меня, Катюша? Я ведь так старалась для тебя.
Вернуть подарок. Трёхкомнатную квартиру в центре. Отдать её просто так. Вернуться в съёмное жильё, к хозяевам, которые могли выставить тебя в любой момент. К бесконечной неопределённости и страху перед завтрашним днём.
Я не ответила. Я просто вышла из кухни, прошла в спальню и села на кровать. Руки тряслись. Внутри клокотала такая ярость, что было трудно дышать. Но ещё сильнее был страх.
Потому что она выиграла. Она купила меня. Купила моё молчание, моё послушание, мою свободу. За три миллиона рублей.
Следующие недели были кошмаром. Галина Фёдоровна приходила каждый день. Она переставляла мебель, критиковала мою готовку, давала советы по поводу моей работы. «Может, пора уже подумать о детях? Зачем тебе эта твоя программистика? Тимуру нужна жена, а не коллега».
Я молчала. Стискивала зубы и молчала. Потому что каждый раз, когда хотела возразить, в голове всплывала цифра: три миллиона. Квартира. Подарок, который стал клеткой.
Тимур видел, что происходит. Но он ничего не делал. Когда я попыталась поговорить с ним, он только пожал плечами: «Мама хочет помочь. Что в этом плохого?»
Плохого было всё. Но он не хотел этого видеть. Потому что для него это было удобно. Мать довольна, жена терпит — идеальная ситуация.
Всё изменилось в один день. Я пришла с работы и увидела, что замок на входной двери поменян. Ключ не подходил. Я позвонила в дверь. Открыла Галина Фёдоровна.
— А, Катюша. Проходи. Я решила, что нам нужна более надёжная защита. Вот твой новый ключ.
Она протянула мне связку ключей. Новых. От моей собственной квартиры.
Что-то внутри меня сломалось. Или, наоборот, собралось воедино. Я взяла ключи и посмотрела ей прямо в глаза.
— Галина Фёдоровна, я возвращаю вам квартиру.
Она замерла.
— Что ты сказала?
— Я сказала, что возвращаю квартиру. Спасибо за подарок, но я не могу его принять.
Её лицо исказилось.
— Ты спятила? Ты понимаешь, что говоришь? Куда ты пойдёшь?
— Не знаю. Сниму жильё. Как раньше. Но это будет моё жильё, а не клетка с золотыми прутьями.
— Ты неблагодарная! — Голос свекрови стал резким, злым. Маска доброй заботливой женщины слетела мгновенно. — Я потратила на тебя миллионы! Я старалась! А ты мне вот так в лицо плюёшь?
— Вы не старались для меня. Вы покупали меня. Покупали моё послушание. Но я не продаюсь.
— Тимур! — заорала она. — Тимур, иди сюда немедленно!
Муж вышел из комнаты. Он выглядел растерянным.
— Что случилось?
— Твоя жена хочет вернуть квартиру! Объясни ей, что она несёт чушь!
Тимур посмотрел на меня. Потом на мать. Потом снова на меня.
— Катя, ты правда хочешь уйти?
— Не уйти. Я хочу жить своей жизнью. Без контроля. Без давления. Если это значит отказаться от квартиры — я отказываюсь.
Он молчал долго. Очень долго. И я увидела, как в его глазах что-то меняется. Не сразу. Постепенно. Как будто туман рассеивается.
— Мам, — сказал он наконец тихо. — Ты действительно подарила Кате квартиру, чтобы контролировать её?
— Что за глупости! Я хотела помочь! Я люблю вас обоих!
— Ты поменяла замки в её квартире без её согласия.
— Для безопасности!
— Ты приходишь каждый день без приглашения.
— Я мать! Я имею право!
— Нет, — Тимур покачал головой. — Не имеешь. Катя права. Это была не помощь. Это была покупка.
Галина Фёдоровна посмотрела на сына так, будто он предал её.
— Ты на её стороне? После всего, что я для тебя сделала?
— Я на стороне справедливости. Катя, — он повернулся ко мне, — квартира останется твоей. Но мы переоформим документы. Пусть будет дарственная, но с условием: никаких обязательств. Никакого контроля. Если мама не согласна на такие условия — вернём квартиру. И купим нашу. Я возьму кредит. Мы справимся.
Я смотрела на него и не могла поверить. Впервые за четыре года Тимур встал на мою сторону. Не побоялся возразить матери. Впервые он был не маминым сыном, а моим мужем.
— Ты предатель! — прошипела Галина Фёдоровна. — Я тебя вырастила, выучила, всё для тебя сделала, а ты выбираешь эту…
— Маму, стоп, — его голос стал жёстким. — Катя — моя жена. Я её люблю. И если ты не можешь это принять, то проблема в тебе, а не в ней.
Свекровь схватила сумку и выбежала из квартиры, хлопнув дверью. Мы остались вдвоём.
— Прости, — сказал Тимур. — Я был слепым идиотом. Я думал, что мама просто заботится. Не видел, во что это превратилось.
— Ты видел. Просто не хотел признавать.
— Да. Но сейчас я вижу. И больше так не будет.
Он обнял меня, и я впервые за долгое время почувствовала себя защищённой.
Квартиру мы вернули Галине Фёдоровне через неделю. Она молча забрала документы. Не извинилась. Не попыталась оправдаться. Просто ушла.
Мы с Тимуром сняли небольшую двухкомнатную квартиру на окраине. Скромную, но нашу. Настоящую нашу. Без условий, без контроля, без золотых цепей.
Через год мы всё-таки купили своё жильё. На кредитные деньги. Маленькую однушку. Но она была нашей. Заработанной. Честной.
Галина Фёдоровна изредка звонит. Мы встречаемся по праздникам. Она стала сдержаннее. Осторожнее. Она поняла, что сын может выбрать жену. И выберет, если его поставят перед выбором.
А я поняла, что свобода дороже любого подарка. Даже если это подарок стоимостью в три миллиона рублей.
Потому что некоторые вещи нельзя купить. Достоинство. Уважение. Право жить своей жизнью.
И эти вещи не продаются.
