Ссора была из ерунды. Из моего предложения вызвать клининговую службу перед приездом его родителей. Дима, мой муж, который до этого листал ленту в телефоне, оторвал от экрана взгляд и посмотрел на меня.
— Клининг? Моя мама всю жизнь одна дом в сто квадратов и огород в двадцать соток тянула на себе! И не жужжала! А ты от нашей двушки устала!
Я смотрела, как его лицо наливается гневом, и понимала, что дело не в грязных полах. Дело было в Мифе о Его Матери, Галине Петровне, — святой женщине, которая всю жизнь положила на алтарь быта и обо мне — её полной противоположности, изнеженной горожанке, не знающей «настоящей жизни».
Это был не первый раз, всплывало каждый раз, когда я болела: «Мама с температурой тридцать девять борщ варила»; когда жаловалась на усталость: «Мама после смены в поле еще корову доила»; когда просила о помощи: «Мама всё сама делала и никого не просила». Его мать была не человеком, а недостижимым идеалом, на фоне которого я всегда проигрывала. Он не хотел видеть во мне партнера, а искал во мне копию своей матери, и, не находя её, страшно злился.
— Всё, я так больше не могу, тебе нужно понять, что к чему. Поедешь на месяц к моей маме в деревню на перевоспитание, может, она тебя научит ценить то, что имеешь.
Он ожидал чего угодно: слёз, криков, скандала, мольбы о прощении, но вместо всего этого, подняла на него глаза, и посмотрела спокойным взглядом. План родился мгновенно: единственный способ победить абсурд — это довести его до абсолюта.
— Хорошо, милый, если ты считаешь, что это пойдет на пользу нашей семье, я поеду.
Дима опешил, на лице промелькнуло недоумение, но оно тут же сменилось торжеством, счёл это своей первой победой. Ничего не заметил, видел лишь то, что хотел видеть: сломленную, покорившуюся жену, готовую принять его мудрое руководство. .
***
Галина Петровна встретила меня на пороге своего деревенского дома. Явно ждала заплаканную неженку на шпильках, которую сейчас придётся утешать и отпаивать валерьянкой. Но я вышла из машины в новеньких, ни разу не надёванных рабочих ботинках, купленных накануне по акции, и с широкой улыбкой.
— Галина Петровна, здравствуйте! Я так рада сменить обстановку! Готова к труду и обороне! С чего начнем? Показывайте фронт работ!
Свекровь в растерянности моргнула, показала мне на огород — её несколько запущенную гордость. План, как я поняла из сбивчивых объяснений, был прост: я должна была прополоть одну грядку морковки, натереть мозоли, и на следующий день слечь с мигренью и больной спиной. После чего можно было бы с чистой совестью доложить сыну, что «она старалась, но не приспособлена».
Вместо этого я, вооружившись привезёнными с собой удобными инструментами — лёгкой тяпкой и эргономичным рыхлителем, — за три дня не просто прополола, а полностью преобразила её двадцать соток. Начертила на листке бумаги план посадок, организовала высокие «умные» грядки, огородив их старыми досками, которые нашла в сарае. А к немому ужасу свекрови, которая привыкла таскать воду вёдрами из колодца, заказала по интернету и сама, по инструкции, смонтировала простенькую систему капельного полива.
— Галина Петровна, это же оптимизация! — объясняла ей, пока она смотрела, как тонкие шланги сами поливают её помидоры. — Дима бы одобрил! Экономия трудовых ресурсов!
Потом начался сезон кабачков. Галина Петровна привыкла лениво жарить их кружочками на ужин и угощать излишками соседку. Я же превратила её просторную летнюю кухню в промышленный цех по производству консервации.
— Галина Петровна, подъём! — будила её в пять утра. — Кто рано встаёт, тому Бог подаёт! У нас сегодня по плану тридцать банок икры!
Мы скупали у соседей вёдрами огурцы, помидоры, перец. Я нашла в интернете сто двадцать пять рецептов лечо и аджики. Заставила её вспомнить забытый рецепт «тёщиного языка» из баклажанов, закатывали по пятьдесят банок в день. Вечером Галина Петровна от усталости, едва доползала до кровати, бормоча что-то про давление. А я, бодрая и полная энтузиазма, до ночи стерилизовала банки для завтрашней партии, напевая под нос весёлую песенку.
— Отдыхать нельзя, Галина Петровна! Зимой Дима приедет, как будет рад домашним заготовкам! Он же так ценит ваш труд!
Свекровь начинала тихо стонать и уже поняла, что тихая, размеренная жизнь закончилась, и что «помощь» невестки оказалась страшнее любого наказания. Начинала видеть кабачки во сне.
Но апофеозом моего «перевоспитания» стала забота о её интеллектуальном и духовном развитии.
— Галина Петровна, вам же скучно по вечерам! Нельзя же всё время эти сериалы смотреть! Ум должен работать! Дима всегда говорит, что вы у него самая умная и современная, вот и докажем ему!
На следующий день достала из машины старый Димкин ноутбук, который он давно списал за ненадобностью, оплатила на год вперёд самый быстрый деревенский интернет и, придвинув к ошарашенной свекрови стул, торжественно объявила:
— Поздравляю! Я записала вас на онлайн-курсы «Компьютерная грамотность для уверенных пенсионеров»! Первое занятие — сегодня в семь!
Её тихие вечера с «Верни мою любовь» закончились. Теперь под моим чутким руководством, сражалась с зумом, пыталась понять, что такое «авторизация в личном кабинете», и выполняла домашние задания по созданию папок на рабочем столе. Я была неумолима, хвалила её за каждый успех, приносила чай с печеньем и говорила, что горжусь ей. Галина Петровна смотрела на меня затравленным взглядом и, кажется, была готова отдать все свои кабачки, лишь бы я оставила её в покое.
Хотела, чтобы я поняла тяжесть её жизни, и я, кажется, заставила её понять это лучше, чем кто-либо другой.
***
Прошёл почти месяц. Дима в городе наслаждался тишиной и свободой, доделал сложный проект, пару раз сходил с друзьями в бар и чувствовал себя прекрасно. Его педагогический эксперимент, как он считал, проходил идеально. Аня не звонила с жалобами, не просилась домой, значит, процесс шёл по плану. Представлял, как она оценит наконец все блага цивилизации и его заботу, ждал от неё звонка раскаяния и признания его правоты.
Вечером в пятницу сидел с коллегами в баре, попивал пиво и с добродушной усмешкой рассказывал историю своего педагогического триумфа.
— …и вот я ей говорю: «Поезжай к маме, поработай руками, поймешь, почём фунт лиха», — И что вы думаете? Тишина, ни одной жалобы! Месяц тяпает грядки — шёлковая вернется. Мама из любой лентяйки человека сделает, у неё хватка железная.
Друзья понимающе кивали, один из них, недавно женившийся, смотрел на Диму с восхищением.
Именно в этот момент триумфа у него зазвонил телефон, на экране высветилось, «Мама». Дима самодовольно ухмыльнулся и нажал на приём.
— Ну что, принимаю доклад с полей! — громко сказал, чтобы слышали друзья. — Мамуль, привет! Как там наша воспитуемая? Уже просится домой?
— Сынок! — услышал отчаянный голос. — Дима, забери её! Я тебя умоляю, Христом-богом молю, забери!
Дима напрягся, улыбка сползла с его лица.
— Мам, что случилось? Она что, скандалит? Отказывается работать?
— Хуже! — зарыдала в трубку Галина Петровна. — Она не отказывается, в том-то и дело! Она перекопала весь огород, он теперь блестит, как у кота… эти самые! Мы спим по три часа в сутки из-за этих проклятых заготовок, у меня уже все полки в погребе заставлены! Я не могу больше видеть кабачки, Дима! Меня от них тошнит!
Он слушал этот сбивчивый, истеричный рассказ и ничего не понимал.
— Мам, подожди, я не понял…
— А вчера… вчера! — продолжала рыдать Галина Петровна, — она сказала, что нашла для меня курсы английского по скайпу! Чтобы я могла с иностранцами общаться, когда в круиз поеду! Дима, я не хочу в круиз, не хочу английский, а хочу смотреть свой сериал «Верни мою любовь» и спать! Забери эту… эту… стахановку! Иначе я сама сбегу из собственного дома! Она же из меня всю душу вытрясет своим энтузиазмом!
Дима стоял посреди шумного бара, держал в руке телефон и чувствовал, как его идеальная педагогическая поэма рассыпается в прах. Вернулся к столику, молча допил пиво, бросил на стол деньги и, не попрощавшись, вышел. В голове была только одна фраза его матери: «Забери эту стахановку!». Кажется, что-то в его плане пошло не так.
***
Дима, ошарашенный и злой, примчался в деревню на следующий же день. Ожидал увидеть что угодно: заросший сорняками огород, заплаканную жену, разгневанную мать, но реальность превзошла все его ожидания.
Перед его глазами предстала сюрреалистическая картина. Огород, идеально расчерченный на «умные» грядки, с аккуратными дорожками и системой капельного полива, выглядел как иллюстрация из журнала «Сад и огород». Заглянул в погреб — тот был доверху заставлен ровными рядами банок с красивыми, подписанными этикетками: «Лечо по-болгарски, урожай этого года», «Аджика острая, сделано с любовью».
А в доме, за столом, сидела его мать и с затравленным видом пыталась вставить флешку в USB-порт старенького ноутбука.
Аня встретила его на крыльце. Сияющая, отдохнувшая, в чистом сарафане, выглядела так, будто вернулась с курорта.
— Милый, привет! А мы тут как раз закончили, смотри, какую красоту навели! Мама твоя просто молодец, настоящий боец!
По дороге домой Дима долго молчал, переваривая увиденное. Косился на Аню, которая спокойно смотрела на дорогу, и не мог сопоставить её умиротворенный вид с паническим звонком матери.
— Аня, что это было?
— Трудотерапия, дорогой. Ты хотел, чтобы я поняла, что такое «настоящая жизнь» и научилась ценить труд. Я поняла и даже оптимизировала его с помощью современных технологий, как ты меня учил на примере своей работы. Я думала, твоя мама будет рада такой помощи.
Прошло несколько недель. Миф о святой труженице, его матери, дал трещину, а вместе с ним, кажется, треснуло что-то и в голове у Димы. Вечером, после работы, он молча нашёл в интернете телефон клининговой службы и договорился о генеральной уборке на ближайшую субботу.
А потом ему позвонила мама, но голос у неё был не измученный, а на удивление бодрый и даже веселый.
— Димка, привет! Представляешь, я тут группу в «Одноклассниках» создала, «Галины дары» называется! Так у меня уже все лечо на месяц вперёд заказали! Соседи в очередь стоят! А на вырученные деньги я, может, и правда в санаторий съезжу, в Кисловодск, подлечусь от кабачков.
Оказалось, что компьютерные курсы, которые Аня навязала ей силой, неожиданно открыли для неё новый мир, где труд можно было не только вкладывать в семью, но и монетизировать, получая взамен не только усталость, но и признание, и деньги.
Дима повесил трубку, смотрел на меня. Я сидела в кресле и с улыбкой читала книгу. В доме было чисто, пахло свежестью после клининга. Он подошел, осторожно взял из моих рук книгу, положил закладку и сказал:
— Ань, а давай на выходных в кино сходим? Я билеты куплю.
И в этом простом, предложении было больше правды и любви, чем во всех его прошлых речах о «настоящей женщине». Он, кажется, впервые в жизни понял, что «настоящая женщина» — это не та, что молча тянет на себе воз быта. А та, что способна перевернуть весь его мир и заставить его работать по своим, гораздо более разумным правилам.
