Вечер пятницы. Именно в это время я обычно хочу только одного — отдохнуть после тяжелой рабочей недели. Я мечтала о тёплой ванне с пеной, бокале вина и, может быть, хорошей книге. Но когда ты замужем за Андреем, а его мать живёт в получасе езды и считает своим долгом навещать вас каждую пятницу, приходится забыть о своих планах.
Звонок в дверь раздался ровно в шесть вечера. Пунктуальность — единственное качество Людмилы Павловны, которое я могла оценить положительно.
— Андрюшенька! — воскликнула она, когда сын открыл дверь. — Как же я соскучилась!
Она обняла его так, будто не видела годами, хотя была у нас ровно неделю назад. Затем её взгляд упал на меня, и улыбка немного потускнела.
— Здравствуй, Наталья, — кивнула она мне.
— Добрый вечер, Людмила Павловна, — ответила я с натянутой улыбкой. — Проходите, ужин почти готов.
Всю ночь перед работой я готовила её любимый борщ по рецепту, который она же мне и дала. «Единственный способ приготовить настоящий борщ», как она любила повторять. Три года брака научили меня, что легче следовать её рецепту, чем выслушивать комментарии о моей кулинарной несостоятельности.
Людмила Павловна прошла на кухню, критически осмотрела помещение и опустилась на стул у окна — её любимое место, с которого открывался вид на соседний двор.
— А у Зинаиды Петровны сын приехал, — сообщила она, глядя в окно. — Такой молодец! Врач, между прочим. И квартиру в центре купил. Сам! А ещё не женат…
Это был обычный ход в её игре. Упомянуть какого-нибудь успешного молодого человека и многозначительно добавить, что он холост. Будто я должна пожалеть о своём выборе и залиться слезами от осознания упущенной возможности выйти замуж за сына Зинаиды Петровны.
— Замечательно, — равнодушно ответила я, помешивая борщ. — Надеюсь, он найдёт себе хорошую жену.
Андрей сидел за столом, уткнувшись в телефон и делая вид, что не замечает напряжения между нами. Типичная тактика — не вмешиваться, пока ситуация не станет критической.
— Кстати, Людмила Павловна, как ваше давление? — спросила я, меняя тему.
— Скачет, — вздохнула она. — Но ты не беспокойся. Я сильная, выдержу. Не хочу быть обузой для вас с Андреем.
Она произнесла это с таким мученическим выражением лица, что я едва сдержалась, чтобы не закатить глаза. Умение вызывать чувство вины у окружающих было её суперспособностью.
— Мама, ты никогда не будешь обузой, — тут же отозвался Андрей, откладывая телефон. — Мы с Наташей всегда рады тебе помочь. Правда, Наташ?
Он посмотрел на меня с таким выражением, будто просил подыграть. И я подыграла, потому что любила этого человека, несмотря на его неспособность противостоять манипуляциям матери.
— Конечно, — кивнула я. — Вы всегда можете на нас рассчитывать.
Людмила Павловна улыбнулась, но в её глазах читалось: «Я знаю, что ты говоришь это только ради Андрея».
Ужин начался в относительно спокойной обстановке. Людмила Павловна попробовала борщ, помедлила, словно решая, можно ли его похвалить, и наконец снизошла до комплимента:
— Неплохо. Почти как у меня получается.
В её мире это считалось высшей похвалой. Я улыбнулась и поблагодарила, хотя внутри меня нарастало раздражение. «Почти как у меня» — после трёх лет тренировок и следования её рецепту буква в букву.
— Отличный борщ, — сказал Андрей, видимо пытаясь сгладить ситуацию. — Наташа вообще замечательно готовит.
— Да-да, — рассеянно кивнула Людмила Павловна. — А знаешь, кто ещё замечательно готовит? Оксана, дочь моей подруги Веры. Она на кулинарные курсы ходила. Профессиональные. Её пирожки — это что-то невероятное! А какие торты она делает! Настоящие произведения искусства.
И снова этот приём. Сравнение с какой-нибудь идеальной девушкой, которая готовит лучше, выглядит лучше, зарабатывает больше или просто по какой-то причине больше подошла бы Андрею.
— Надо будет попробовать её торты, — спокойно ответила я. — Может, она и на заказ делает? У нас скоро годовщина свадьбы, можно было бы заказать.
Людмила Павловна поджала губы. Напоминание о нашей свадьбе всегда действовало на неё как красная тряпка на быка. Она до сих пор не могла смириться с мыслью, что её сын женился на мне, а не на одной из тех «замечательных девушек», которых она ему подбирала.
— Три года уже прошло, — задумчиво произнесла она. — Как летит время… А детей всё нет.
Вот оно. Главное оружие в её арсенале. Тема, которая задевала меня сильнее всего. Мы с Андреем пытались зачать ребёнка уже больше года, но пока безрезультатно. И она прекрасно об этом знала.
— Мама, — предупреждающе произнёс Андрей. — Мы говорили об этом.
— А что такого? — невинно спросила она. — Я просто беспокоюсь. В моём возрасте уже хочется с внуками понянчиться. Вон у Зинаиды Петровны от дочери уже двое…
— Мы работаем над этим, — сквозь зубы процедила я. — Врач сказал, что нужно время и терпение.
— Конечно-конечно, — кивнула она. — Я всё понимаю. Просто… Знаешь, Андрюша, тебе ведь скоро тридцать пять. Время идёт.
Я почувствовала, как внутри нарастает гнев. Она прекрасно знала, что проблема не в Андрее. Мы оба проходили обследование, и врач обнаружил у меня некоторые сложности с овуляцией. Ничего критического, просто требовалось время и, возможно, медикаментозная поддержка.
— Людмила Павловна, — начала я, стараясь сохранять спокойствие, — мы делаем всё возможное. И я уверена, что скоро у вас будут внуки.
— Дай-то Бог, — вздохнула она. — А то знаешь, как говорят: бесплодная яблоня — только место в саду занимает.
Повисла тяжёлая тишина. Я почувствовала, как кровь отливает от лица. Это было уже слишком. Даже для неё.
— Мама! — воскликнул Андрей. — Ты переходишь все границы!
— А что я такого сказала? — она изобразила искреннее удивление. — Это просто поговорка такая. Я никого не имела в виду.
Андрей встал из-за стола.
— Извинись перед Наташей, — потребовал он.
— За что? За народную мудрость? — она усмехнулась. — Ну извини, Наталья, если тебя это как-то задело. Я просто к слову пришлось.
Я сидела, опустив глаза в тарелку, и пыталась сдержать слёзы. В этот момент я ненавидела её всей душой.
— Наташа, — мягко позвал Андрей. — Она не хотела тебя обидеть.
И тут что-то во мне переключилось. Он защищал её. Снова. После всего, что она сказала.
— Правда? — я подняла на него взгляд. — Ты действительно так думаешь?
— Ну… — он замялся. — Мама просто не всегда подбирает верные слова. Ты же знаешь, она старой закалки…
Я перевела взгляд на Людмилу Павловну. Она смотрела на сына с плохо скрываемым торжеством. Она выиграла. Снова.
— Видишь, Наталья, — сказала она. — Андрюша всё правильно понимает. Не стоит так остро реагировать на безобидные фразы.
Безобидные фразы. Три года я терпела её «безобидные фразы». Три года улыбалась, когда хотелось кричать. Три года позволяла ей управлять нашей жизнью, нашим браком, нашими отношениями.
— Знаете, Людмила Павловна, — я медленно положила вилку рядом с тарелкой. — Я давно хотела вам кое-что сказать.
— Наташа… — предупреждающе произнёс Андрей.
Но я уже не могла остановиться.
— Я понимаю, что вы любите своего сына, — продолжила я, глядя прямо в глаза свекрови. — И я уважаю эту любовь. Но то, что вы делаете, это не любовь. Это контроль. Это желание владеть и управлять. И это разрушает не только наш брак, но и ваши отношения с Андреем.
Людмила Павловна выпрямилась, на её лице появилось выражение оскорблённого достоинства.
— Как ты смеешь? — прошипела она. — Я всю жизнь посвятила сыну! Я одна его вырастила, одна подняла на ноги! А ты…
— А я люблю его, — перебила я. — Просто люблю. Не за то, что он ваш сын. Не за то, что он может для меня сделать. А за то, кто он есть. И знаете, что самое печальное? Вы никогда не дадите ему возможности стать тем, кем он может быть. Потому что в вашем представлении он всегда будет маленьким мальчиком, который нуждается в вашей защите.
— Наташа, пожалуйста, — Андрей выглядел растерянным. — Давай не будем…
— Нет, Андрей, — я покачала головой. — Я молчала три года. Этого достаточно.
Я снова посмотрела на Людмилу Павловну.
— Вы называете меня бесплодной яблоней? — продолжила я. — Что ж, возможно, вы правы. Возможно, мне действительно сложно зачать ребёнка. Но знаете, что хуже бесплодия физического? Бесплодие душевное. Когда человек не способен породить ничего, кроме горечи, обиды и разочарования. Когда всё, что он может предложить миру — это критика, претензии и манипуляции.
Людмила Павловна побледнела. Её рука невольно потянулась к сердцу.
— Как ты… как ты смеешь… — прошептала она.
— Я смею потому, что люблю вашего сына, — ответила я. — И я хочу, чтобы он был счастлив. По-настоящему счастлив. А не разрывался между женой и матерью, пытаясь угодить обеим и в итоге не угождая никому.
Я повернулась к Андрею. Он покраснел, но… Он смотрел на меня с выражением, в котором смешались шок, страх и… уважение? Я не была уверена.
— Андрей, — мягко сказала я. — Я люблю тебя. Всем сердцем. Но я больше не могу жить так. Я не могу быть третьей в браке. Ты должен решить, чего ты хочешь. Я дам тебе время подумать.
Я встала из-за стола.
— Извините, мне нужно побыть одной.
Я вышла из кухни и направилась в спальню. За спиной я услышала, как Людмила Павловна судорожно вздохнула и пробормотала что-то вроде: «Она меня в могилу сведёт…» А потом раздался голос Андрея:
— Хватит, мама. Просто хватит.
Я закрыла дверь спальни и села на кровать. Руки дрожали, сердце колотилось как сумасшедшее. Я не знала, правильно ли поступила. Я не знала, что будет дальше. Но впервые за три года я чувствовала себя свободной.
Прошло, наверное, полчаса, прежде чем дверь спальни тихо открылась. Андрей вошёл и сел рядом со мной.
— Мама ушла, — сказал он. — Я вызвал ей такси.
Я кивнула, не глядя на него.
— Наташ, — он взял меня за руку. — Прости меня.
Я повернулась к нему.
— За что?
— За то, что позволял ей так обращаться с тобой. За то, что не заступался. За то, что был трусом.
Я увидела, что его глаза покраснели — то ли от слёз, то ли от напряжения.
— Знаешь, — продолжил он, — когда ты всё это сказала… Я сначала хотел провалиться сквозь землю от стыда. А потом понял, что ты права. Во всём права. И что я действительно должен выбрать. Не между тобой и мамой — этот выбор я сделал, когда женился на тебе. А между тем, кто я есть сейчас, и тем, кем я могу стать.
Он сжал мою руку.
— И я выбираю стать лучше. Для тебя. Для нас. Для нашей будущей семьи.
— Ты уверен? — спросила я. — Это будет нелегко. Твоя мама не из тех, кто легко отпускает.
— Уверен, — твёрдо сказал он. — Я поговорю с ней. Серьёзно поговорю. Объясню, что если она хочет остаться в нашей жизни, ей придётся измениться. Принять тебя. Уважать наш брак. И если она не сможет… что ж, это будет её выбор.
Я прижалась к нему, и он обнял меня. Мы сидели так долго, не говоря ни слова. Просто вместе. И в этот момент я поняла, что всё будет хорошо. Не сразу, не легко, но будет.
Потом я вспомнила о борще, который так и остался на столе.
— Ужин остыл, — сказала я.
— Не страшно, — улыбнулся Андрей. — Мы можем разогреть его. Или заказать пиццу. Или сходить в ресторан. Что ты хочешь?
— Я хочу… — я задумалась. — Я хочу горячую ванну с пеной, бокал вина и тебя рядом.
— Звучит идеально, — кивнул он. — Так и сделаем.
В ту ночь мы долго говорили. О нас, о его матери, о наших планах и мечтах. И впервые за долгое время я чувствовала, что мы действительно вместе. Что мы пара, команда, семья.
А через месяц я узнала, что беременна.
Когда мы сообщили новость Людмиле Павловне, она не произнесла ни слова. Просто обняла меня — впервые за все годы — и заплакала. Я не знала, были ли это слёзы радости, или сожаления, или признания поражения. Но в тот момент это не имело значения.
Потому что важно было только одно: мы с Андреем наконец-то были на одной стороне. И никто — даже его мать — не мог встать между нами.
***
Прошло пять лет. Наш сын Миша играет в детской комнате с конструктором, подаренным бабушкой на день рождения. Людмила Павловна сидит рядом с ним на ковре и терпеливо объясняет, как построить замок. Она сильно изменилась за эти годы. Стала мягче, терпимее, научилась уважать границы. Это был долгий и непростой путь, со множеством конфликтов и примирений, но она справилась. Ради сына. Ради внука. А может быть, и ради себя самой.
Я стою в дверях и наблюдаю за ними. Андрей подходит сзади и обнимает меня.
— О чём думаешь? — спрашивает он.
— О том, как всё изменилось, — отвечаю я. — И как некоторые вещи остаются неизменными.
— Например?
— Например, то, что я люблю тебя, — улыбаюсь я. — И то, что твоя мама всё ещё считает, что знает лучше всех, как строить замки из конструктора.
Мы смеёмся, и Людмила Павловна оборачивается к нам.
— Чему вы там хихикаете? — спрашивает она с улыбкой. — Идите к нам, мы с Мишей замок строим.
И мы идём. Потому что теперь мы действительно семья. Со всеми её сложностями, противоречиями и несовершенствами. Но главное — с любовью, которая оказалась сильнее обид, сильнее гордости, сильнее страха.
И иногда я думаю о том вечере, когда я наконец нашла в себе смелость сказать всё, что думаю. О том, как свекровь схватилась за сердце, а муж покраснел, как рак. О том, как один момент правды изменил всю нашу жизнь.
Это было нелегко. Это было страшно. Но это стоило каждой секунды страха и неуверенности. Потому что иногда нужно просто сказать правду — даже если она горькая, даже если она причиняет боль. Потому что только правда может освободить и исцелить.
И я благодарна себе за то, что нашла в себе силы это сделать.
