Света замерла на пороге собственной квартиры, когда увидела, как её муж Кирилл обнимает за плечи какого-то мужчину средних лет с потёртым рюкзаком в руках.
— Светик, познакомься! Это Павел Николаевич, папин старый товарищ по службе. Он у нас немного поживёт, пока квартирный вопрос не решится.
Света медленно кивнула, разглядывая гостя. Павел Николаевич был одет в застиранную рубашку, от него пахло дешёвым одеколоном и вокзальной пылью. Он улыбался широко, показывая золотые коронки, но его глаза оставались холодными и оценивающими. Эти глаза скользили по стенам, по мебели, по её украшениям на шее, словно невидимый калькулятор подсчитывал стоимость каждой вещи в доме.
Она уже собиралась возразить, объяснить мужу, что их двухкомнатная квартира и так не резиновая, что у них самих сложный период, что нужно было хотя бы предупредить. Но тут в коридор вышла свекровь Римма Петровна.
— Света! Наконец-то! — её голос звенел фальшивой радостью. — Мы тут с Кириллом решили помочь Павлу Николаевичу. Он ведь папе Кирилла в своё время так помогал! Долг платежом красен, правда же? Ты ведь не против?
Последняя фраза прозвучала не как вопрос, а как констатация факта. Света посмотрела на свекровь, потом на мужа. Кирилл отводил взгляд, нервно почёсывая затылок. Всё стало предельно ясно: решение уже принято, и её мнения никто не спрашивал. Свекровь решила, муж согласился, а ей остаётся лишь принять чужую волю в собственном доме.
— Проходите, — выдавила она из себя, отступая в сторону.
Когда мужчины ушли на кухню распаковывать вещи гостя, Света задержалась в коридоре. Она стояла, прислушиваясь к громким голосам и смеху, доносившимся из кухни. Кирилл рассказывал какую-то историю про отца, Павел Николаевич хохотал, а свекровь что-то одобрительно приговаривала. Никто её не позвал. Никто не спросил, не нужна ли помощь. Её просто вычеркнули из этого уравнения.
Света тихо прошла в спальню и закрыла дверь. Она подошла к шкафу и достала с верхней полки небольшую коробку, где хранились все её ценности: бабушкины золотые серьги с гранатами, обручальное кольцо её мамы, цепочка, которую подарил Кирилл на их годовщину. Она аккуратно убрала коробку в свою большую сумку. Затем открыла тумбочку, где лежал конверт с деньгами — её собственные сбережения от подработок, которые она копила на новый диван. Конверт последовал за коробкой.
Её рабочий ноутбук, дорогие духи, которые муж привёз из командировки, новый смартфон — всё отправилось в сумку. Она работала быстро и методично, как хирург. Когда сумка была набита, она спрятала её в самый дальний угол шкафа, за стопками зимних вещей.
Потом вернулась на кухню. Мужчины и свекровь уже сидели за столом, перед ними стояли чашки с чаем и тарелка с печеньем. Света молча принялась мыть посуду, стоявшую в раковине.
— Света, дорогая, — обратилась к ней свекровь таким тоном, будто разговаривала с прислугой, — Павел Николаевич будет спать в гостиной на диване. Приготовь, пожалуйста, постельное бельё. Свежее, конечно же.
Света продолжала мыть тарелку, не оборачиваясь.
— Свежее в стирке. Будет готово завтра.
Повисла неловкая пауза. Свекровь поджала губы.
— Ну тогда хотя бы старое достань. Человеку же где-то спать нужно.
— Старое у меня в ремонте. Порвалось. Так что завтра, — Света аккуратно поставила тарелку на сушилку и повернулась, вытирая руки полотенцем. Её лицо было абсолютно спокойным. — А пока Павел Николаевич может воспользоваться покрывалом. Оно чистое.
Она вышла из кухни, не дожидаясь ответа. За спиной раздался недовольный шёпот свекрови и виноватое бормотание Кирилла. Света легла спать, не дождавшись мужа. Он пришёл поздно, пахнущий сигаретным дымом, и рухнул на кровать, даже не раздеваясь.
Утром началась настоящая война. Света встала рано, как обычно. Она приготовила себе завтрак: свежие тосты, омлет с сыром и помидорами, сварила кофе в турке. Села за стол и начала не торопясь есть, листая телефон. Через двадцать минут на кухню, зевая и потягиваясь, вышел Павел Николаевич.
— О, завтрак! Вовремя я встал! — радостно объявил он и потянулся к сковороде.
— Это мой завтрак, — спокойно сказала Света, не отрывая взгляда от телефона. — Если хотите есть, продукты в холодильнике. Готовьте себе сами.
Павел Николаевич опешил, его рука замерла в воздухе.
— Как это… сами?
— Так. Я не собираюсь готовить на троих. Я готовлю себе. Вы взрослый человек, разберётесь.
В этот момент на кухню вошёл Кирилл. Он сразу почувствовал напряжение.
— Что происходит?
— А происходит вот что, — вступила в разговор Света, наконец подняв голову, — Ваш гость ожидает, что я буду его обслуживать. Так вот, я не буду. Хотите помочь папиному другу — кормите его сами. Или пусть свекровь готовит. Она ведь это всё затеяла.
Кирилл растерянно заморгал.
— Светка, ну ты чего? Ну человек же у нас в гостях…
— Гости приезжают на пару дней. А этот человек, как я поняла, собирается жить здесь неопределённо долго. Это не гость. Это квартирант. Причём бесплатный. И я не обязана его содержать.
Она встала из-за стола, унося свою тарелку и чашку. В раковине остались горы немытой посуды со вчерашнего вечера — после того застолья, которое устроили мужчины с свекровью. Света прошла мимо неё, даже не взглянув.
— А посуду? — рстерянно спросил Кирилл.
— Это ваша посуда. Вы пользовались — вы и мойте.
Дверь спальни захлопнулась. Кирилл остался на кухне с гостем, оба в полном недоумении. Павел Николаевич нервно хмыкнул.
— Ну и характер у твоей жены, Кирилл. Негостеприимная какая-то.
К вечеру ситуация накалилась. Домой примчалась свекровь, очевидно, Кирилл ей позвонил и пожаловался. Римма Петровна влетела в квартиру как ураган.
— Света! Немедленно выйди сюда!
Света вышла из спальни, где работала за компьютером. Она была одета в домашние брюки и футболку, волосы собраны в небрежный хвост. Выглядела она абсолютно спокойной.
— Что случилось, Римма Петровна?
— Что случилось?! — свекровь была багрово-красной от негодования. — Ты морозишь гостя! Не готовишь, грубишь! Это что за поведение?!
— Римма Петровна, — Света говорила медленно и отчётливо, как будто объясняла ребёнку, — Этого человека в нашу квартиру привели вы и Кирилл. Без моего согласия. Я не обязана обслуживать чужого мне дядю только потому, что он когда-то знал вашего покойного мужа.
— Как ты смеешь! Это семейный долг!
— Чей семейный? Мой? Я этому человеку ничем не обязана. И эта квартира оформлена на меня. На случай, если вы забыли.
Последняя фраза прозвучала как выстрел. Свекровь побледнела, потом покраснела ещё сильнее.
— Ах вот как! Выставляешь нас всех! Тыкаешь в лицо, что квартира твоя!
— Я просто напоминаю факты. Вы решили приютить человека — это ваше решение. Но жить он будет на ваши средства, питаться на ваши деньги. Я умываю руки.
Света развернулась и вернулась в спальню, закрыв за собой дверь. Снаружи раздался взрыв возмущённого голоса свекрови, растерянное бормотание Кирилла и примирительное мычание Павла Николаевича. Света села за компьютер и надела наушники. Ей было всё равно.
Следующие дни превратились в настоящее испытание. Света методично создавала невыносимые условия для проживания гостя, не нарушая при этом ни одного закона приличия. Она вставала рано, готовила себе завтрак и уходила на работу, оставляя после себя безупречно чистую кухню. Возвращалась поздно, готовила ужин — строго на одну персону — и удалялась в спальню. Всё её общение с домашними сводилось к минимуму.
Кирилл пытался готовить сам, но получалось у него из рук вон плохо. Макароны слипались, котлеты подгорали, супы превращались в непонятную жижу. Павел Николаевич морщился, но ел, делая вид, что всё нормально. Свекровь, приезжавшая теперь каждый день, приносила с собой готовую еду в контейнерах, но это не спасало.
Света тем временем продолжала свою тихую диверсию. Из ванной исчезли все нормальные полотенца — остались только два махровых, старых и жёстких. Горячая вода в бойлере стала заканчиваться подозрительно быстро — Света принимала душ ранним утром, используя максимальный нагрев, и к тому времени, как просыпались мужчины, запасы горячей воды были на исходе.
— Света, что с бойлером? — спросил однажды утром Кирилл, выскочив из ванной после ледяного душа.
— Не знаю. Работает как обычно. Может, вы слишком много воды расходуете.
С дивана в гостиной исчезли все подушки и плед. Павел Николаевич спал на жёстком, неудобном диване, подкладывая под голову свитер. Он жаловался Кириллу, Кирилл жаловался Свете, но она лишь пожимала плечами:
— Подушки в стирке. Плед тоже. Всё вернётся, когда высохнет.
Но ничего не возвращалось. Павел Николаевич начал просыпаться с болями в шее и спине, ходил по квартире угрюмый и недовольный. Кирилл разрывался между женой, матерью и гостем, не понимая, как выйти из этой ситуации. Он пытался поговорить со Светой, но она неизменно отвечала одно и то же:
— Хочешь, чтобы я изменила своё поведение? Пусть твой гость съезжает. Или пусть свекровь заберёт его к себе, раз ей так важно помочь.
— Мама живёт в однокомнатной квартире!
— И что? Пусть спит на диване. Или пусть он снимает жильё. Работает же он, как я понимаю?
Это был больной вопрос. Павел Николаевич не работал. Он каждое утро собирался «на собеседования», уходил из дома, а возвращался к вечеру пьяным и довольным. Деньги, которые Кирилл давал ему «на проезд», уходили в пивные ларьки. Света это прекрасно видела, но не говорила ни слова. Она просто наблюдала, как ситуация гниёт изнутри.
Перелом наступил через две недели. Света вернулась с работы и сразу поняла, что что-то не так. В квартире стояла гробовая тишина. Кирилл сидел на кухне один, перед ним стояла недопитая чашка остывшего чая. Лицо его было серым.
— Где все? — спросила Света, снимая куртку.
— Мама увезла Павла Николаевича к себе, — тихо ответил Кирилл.
— Вот как? А что случилось?
Кирилл поднял на неё тяжёлый взгляд.
— Ты знала, да? Ты всё время знала, что он… что он такой.
— Что я знала? — Света присела напротив.
— Ты знала, что он нас обворовывает.
Света ничего не ответила. Просто смотрела.
— Сегодня мама приехала и принесла пирожки. Павел Николаевич куда-то ушёл. Мама решила убраться на диване, где он спит. И нашла… — Кирилл сглотнул. — Нашла мои запонки. Те, что папа мне подарил перед смертью. Золотые. Я думал, я их потерял год назад. Ещё нашла мамино кольцо с сапфиром. То самое, которое она «обронила» три месяца назад и не могла найти. И ещё твои наушники. Те беспроводные, которые пропали в прошлом месяце. Он всё это собирал. Всё это время собирал, чтобы сдать в ломбард.
Повисла долгая тишина. Света молчала, давая мужу время переварить информацию.
— Мама разрыдалась. Стала его позором крыть, когда он вернулся. А он… он так нагло смотрел. Сказал, что мы сами виноваты, что вещи разбрасываем. Что у нас всего много, а он бедный. Что мы должны были ему и так всё отдать, а не заставлять брать тайком.
— И что дальше?
— Мама выгнала его. Сама. Кричала, что он опозорил память отца, что она больше не хочет его видеть. Дала денег на дорогу и выставила. А потом… — голос Кирилла дрогнул, — Потом она плакала. Говорила, что ты была права с самого начала. Что ты пыталась защитить наш дом, а мы тебя не слушали. Она просила передать тебе извинения.
Света встала и подошла к чайнику.
— Хочешь свежего чая?
— Света… — Кирилл поднялся и подошёл к ней сзади. — Прости меня. Я был идиотом. Я не прислушался к тебе. Я поставил чужого человека выше собственной жены. Я позволил маме командовать в нашем доме. Я… я всё испортил.
Света разворачивалась к нему. В её глазах не было торжества. Не было злорадства. Была лишь усталость.
— Кирилл, я не злая свекровь из сериала, которая радуется, когда её муж оказывается неправ. Мне не нравится вот это всё. Мне не нравилось устраивать партизанскую войну в собственном доме. Но ты не дал мне выбора. Ты принял решение без меня.
— Я знаю. И я обещаю, что больше такого не повторится. Больше никаких решений без тебя. Это наш дом. Наш с тобой.
Света кивнула. Она налила воды в чайник и поставила его на плиту.
— Хорошо. Тогда давай начнём сначала. Но с новыми правилами. Если свекровь хочет кому-то помочь — пусть помогает на свои средства и на своей территории. Если ты хочешь пригласить гостей — мы обсуждаем это вместе. Наш дом — это наша крепость. И в ней правим мы оба. Не твоя мама. Не посторонние люди. Мы.
Кирилл обнял её сзади, уткнувшись лицом ей в плечо.
— Договорились. Обещаю.
Они стояли так, пока закипал чайник, а за окном опускались сумерки. Впервые за две недели в квартире стало по-настоящему тихо и спокойно. Павел Николаевич был прошлым. Свекровь получила урок. А Света и Кирилл наконец поняли, что значит быть настоящей семьёй — той, где решения принимают вместе, где границы защищают сообща, где никто посторонний не может разрушить то, что строилось годами.
На следующий день Света вернула на диван все подушки и плед. Включила бойлер на полную мощность. Приготовила большой ужин на двоих — с мясом, овощами и даже десертом. Кирилл сидел за столом и смотрел на неё с благодарностью и виной одновременно.
— Знаешь, — сказал он, — я всю жизнь думал, что быть мужчиной — это уметь защитить семью от внешних угроз. А оказывается, иногда угрозы приходят в облике старых друзей и благих намерений. И быть мужчиной — это ещё и уметь вовремя признать, что ты был неправ.
Света улыбнулась. Впервые за две недели её улыбка была настоящей, тёплой.
— А быть женой — это не только готовить борщи и улыбаться гостям. Это ещё и защищать свой дом всеми доступными способами. Даже если придётся выглядеть злой свекровью.
Они рассмеялись. Тихо, устало, но искренне. Война закончилась. Дом снова стал их домом.
