Душный запах жареного лука и курицы висел в маленькой кухне. Алиса стояла у плиты, помешивая гречку. Через приоткрытую форточку доносились крики детей и лай собаки — обычные звуки спального района в шесть вечера. Она устало провела рукой по лбу, смахивая выбившуюся прядь волос. Дочь Марина, сидя в стульчике, увлеченно разминала пюре ложкой, размазывая его по столу.
«Сколько минут до готовности, мам?» — спросила она, поднимая на Алису большие, похожие на отцовские, глаза.
«Сейчас, солнышко, сейчас», — мягко ответила Алиса, пробуя гарнир на соль.
В этот момент на лестничной клетке раздались четкие, уверенные шаги, и сердце Алисы неприятно екнуло. Эти шаги она узнавала из тысячи. Ключ скрипнул в замке, дверь распахнулась, и в прихожей возникла высокая, подтянутая фигура Ольги Петровны. За ней, как тень, следовала ее дочь Светлана.
«О, готовите нашу знаменитую гречку?» — с порога произнесла свекровь, снимая дорогое пальто и с откровенной брезгливостью оглядывая прихожую.
Алиса натянуто улыбнулась.
— Здравствуйте, Ольга Петровна. Света. Ужин почти готов. Максим скоро должен быть.
— Наш Максим работает до седьмого пота, чтобы содержать эту семью, а тут… гречка, — Ольга Петровна прошла на кухню и, не глядя на Алису, заглянула в кастрюлю. — Без масла, я смотрю. Экономишь на моем сыне?
— Это диетический вариант, Ольга Петровна. Врач говорил, что ему нужно следить за холестерином, — тихо возразила Алиса, чувствуя, как по спине бегут мурашки.
— Врач? — фыркнула Светлана, устраиваясь на стуле и тут же доставая телефон. — Ты бы лучше о вкусе думала, а не о холестерине. Мой брат с детства к хорошей еде привык. К котлетам из телятины, к утке с яблоками.
Алиса молча переложила курицу в тарелку. Руки ее слегка дрожали. Она знала, что этот визит не случаен. Ольга Петровна никогда не приходила «просто так».
В это время в квартире снова щелкнул замок. На пороге кухни появился Максим. Увидев мать и сестру, он замедлил шаг, и на его лице мелькнула неуверенность.
«Мама? Света? А что вы здесь?»
«Встретили по дороге, решили зайти, проведать внучку», — быстро соврала Светлана, слащаво улыбаясь брату.
Максим кивнул, поцеловал Алису в щеку и потянулся к дочери.
«Папа пришел, Мариночка!»
Но Ольга Петровна не дала развиться семейной идиллии.
— Садись ужинать, сынок. Ты устал. Хотя, глядя на этот ужин, сложно восстановить силы.
Они сели за стол. Давление нарастало, как гроза перед ливнем. Алиса сидела, сгорбившись, стараясь есть как можно тише, чтобы не привлекать внимания. Но внимание было приковано к ней безраздельно.
— Так, Алиса, давай обсудим планы, — начала Ольга Петровна, отодвинув тарелку. — Максим делает блестящую карьеру. Его вот-вот повысят. А что ты? Работаешь в этой маленькой конторе секретаршей. Какие перспективы? Никаких.
— Я… я думаю о курсах повышения квалификации, — начала Алиса, глотая ком в горле.
— Курсы! — закатила глаза Светлана. — Слушайте ее! Лучше бы ребенка правильно воспитывала. Марина вон какая худая, и одежда на ней простая, из масс-маркета.
Максим попытался вмешаться.
— Мама, хватит, пожалуйста. Мы все обсудим сами.
— Сами? — голос Ольги Петровны зазвенел, как натянутая струна. — Максим, помолчи, ты в житейских вопросах ничего не смыслишь! Я тебе жизнь посвятила! Подняла одна, после смерти отца, на эти две зарплаты! А она что? Снимала дешевую однушку на окраине, когда ты с ней познакомился. И что она тебе принесла? Одни проблемы!
Алиса не выдержала.
— Я принесла ему дочь! И любовь! И мы стараемся вместе!
— Стараетесь? — Ольга Петровна резко встала, ее взгляд стал холодным и острым, как лезвие. — Вы живете в моей квартире! Я не для того покупала ее сыну, чтобы здесь ютилась какая-то простушка с ребенком на руках!
В комнате повисла мертвая тишина. Даже Марина перестала болтать ногами, чувствуя напряженную атмосферу.
— Мама, это перебор, — тихо сказал Максим, опустив голову.
— Нет, сынок, это правда! Ты должен наконец открыть глаза. Мы с Светой познакомили тебя с Лидой, дочерью моего начальника.
Она умна, образована, из хорошей семьи. Она — твой уровень. А это… — свекровь презрительно махнула рукой в сторону Алисы, — это случайная ошибка. Пора ее исправить.
Алиса смотрела на мужа, умоляя глазами о защите, о поддержке. Но он сидел, уставившись в тарелку с недоеденной гречкой, и молчал. Его молчание было громче любого крика. Оно было предательством.
В этот момент она все поняла. Это был не просто скандал. Это был ультиматум. И ее муж уже принял сторону противника.
Тяжелая, гнетущая тишина висела в квартире после ухода Ольги Петровны и Светланы. Воздух был густым и горьким, словно пропитанным ядом их последних слов. Алиса механически убирала со стола, грохот тарелки в раковине заставил ее вздрогнуть. Руки дрожали.
Максим стоял у окна, спиной к ней, глядя на темнеющий двор. Его поза, напряженная и закрытая, говорила сама за себя.
— Максим, — тихо начала Алиса, с трудом выдавливая из себя слова. — Это правда? Про Лиду?
Он обернулся. Его лицо было бледным, изможденным, глаза пустыми.
— Мама просто заботится о нас, — он произнес эту фразу словно заученный урок. — Она видит перспективы. А у нас с тобой… нет будущего.
Алиса почувствовала, как пол уходит из-под ног. Она прислонилась к стене, чтобы не упасть.
— Как нет будущего? У нас есть семья! У нас есть дочь, которая спит в соседней комнате! Ты же сам говорил, что мы справимся со всем…
— Я ошибался! — резко оборвал он, и в его голосе впервые прозвучала злость. Не на мать, а на нее, на свою слабость. — Я не могу тащить все на себе! Понимаешь? Мама права. Я должен думать о карьере. Мы с тобой… мы слишком разные. Ты живешь какими-то иллюзиями.
Каждое слово било по Алисе, как ножом. Это был не ее Максим. Это был чужой, озлобленный человек, в которого его превратили.
— Разные? — прошептала она, и слезы наконец потекли по ее щекам, горячие и беспомощные. — Мы любили друг друга! Мы строили планы! Ты обещал…
— Хватит обещаний! — он кричал уже почти шепотом, чтобы не разбудить ребенка. — Обещания не оплатят ипотеку за новую квартиру и не отправят Марину в хорошую школу! Я устал выживать, Алиса!
— А я? А наша любовь? Это для тебя просто «выживание»?
Он отвернулся, снова глядя в окно.
— Мама договорилась. Я… я съезжаю. К ним. На время.
В комнате снова воцарилась тишина, которую нарушал лишь прерывистый вздох Алисы. Она понимала. Все было решено без нее. Ее судьбу, судьбу ее дочери, решили за семейным советом, на котором ей не было места.
— Что это значит, «съезжаешь»? — голос ее дрожал. — А мы?
Максим молчал. Его молчание было страшнее любых слов.
— Ты… ты выгоняешь нас? — Алиса не верила своим ушам. — Твоя мама выгоняет твою жену и твоего ребенка на улицу?
— Это не моя квартира! — вдруг взорвался он, обернувшись. В его глазах читались отчаяние и злоба. — Это мамина квартира! Юридически! Ты это прекрасно знаешь! Она имеет право распоряжаться ею как хочет!
Юридическая правда, холодная и неоспоримая, добила ее. Да, квартира была записана на Ольгу Петровну. Они всего лишь «прописанные» здесь жильцы. В любой момент свекровь могла потребовать их выселения. И теперь этот момент настал.
Дверь в прихожую снова открылась. На пороге, как два мрачных ангела-хранителя, стояли Ольга Петровна и Светлана. Они не ушли. Они ждали. Они знали, чем закончится этот разговор.
— Ну что, прояснили ситуацию? — деловитым тоном спросила Ольга Петровна, окидывая Алису безразличным взглядом.
Светлана, не дожидаясь ответа, прошла в спальню и вынесла оттуда старый, потертый чемодан, тот самый, с которым Алиса приехала сюда семь лет назад.
— Держи. Собирай свои вещи. Не забудь свои джинсы из секонд-хэнда, — с презрением бросила она, ставя чемодан на пол.
Алиса смотрела на Максима. Она смотрела ему прямо в глаза, пытаясь найти там хоть каплю того человека, которого любила. Но он снова опустил взгляд. Он сдался. Окончательно и бесповоротно.
— А Марина? — тихо спросила Алиса, и голос ее сорвался. — Вы сказали… вы сами ее поднимете.
— Внучка останется с нами, — твердо заявила Ольга Петровна. — Мы обеспечим ей достойное будущее. А ты… ты исчезни из их жизни.
Ты им только мешаешь.
Это было последней каплей. Забрать у нее дочь? Никогда. Впервые за весь вечер в Алисе что-то надломилось, уступив место холодной, стальной решимости.
Она медленно выпрямилась, смахнула слезы тыльной стороной ладони и посмотрела на них по очереди: на слабого мужа, на злобную сестру, на властную свекровь.
— Хорошо, — тихо, но четко сказала она. — Я уйду. Но моя дочь идет со мной.
Не слушая возражений, которые уже посыпались ей вслед, она повернулась и пошла в детскую. К своему ребенку. К своей единственной настоящей семье.
Хлопок захлопнувшейся входной двери прозвучал для Алисы как выстрел. Он отсек ее от прошлой жизни, от семьи, от человека, которого она любила. В одной руке она сжимала руку спящей Марины, завернутой в одеяло, в другой — тот самый потертый чемодан, набитый ее скромными пожитками. Ночь была холодной, и колючий ветер бил в лицо, смешиваясь со слезами.
Она шла, не разбирая дороги, пока ноги не подвели ее к скамейке в заброшенном сквере. Здесь, в полной темноте, ее накрыло. Рыдания вырывались наружу, сотрясая все тело. Она плакала от унижения, от предательства, от страха за будущее дочери. Прижимая к себе теплый комочек, она шептала сквозь слезы:
— Прости меня, солнышко… Прости…
Они провели ту ночь в дешевом хостеле у вокзала. Комната с облупившимися обоями и запахом сырости стала их первым пристанищем. Алиса не сомкнула глаз. Она сидела на краю кровати и смотрела, как спит Марина. Личико дочери было безмятежным, она не понимала, что ее мир только что рухнул.
С первыми лучами солнца, пробивавшимися сквозь грязное окно, отчаяние начало медленно отступать, сменяясь странным, холодным спокойствием. Она вспомнила взгляд Ольги Петровны — полный презрения и уверенности в ее никчемности. Вспомнила молчание Максима. И в глубине души что-то щелкнуло.
— Нет, — тихо, но твердо сказала она самой себе. — Они не увидят меня сломленной. Никогда.
В кармане лежали последние деньги — несколько тысяч рублей. Этого хватило бы на пару недель, не больше. Нужно было действовать быстро.
Удача впервые за долгое время улыбнулась ей. Через два дня она нашла комнату в старой коммуналке. Бывшая квартира была поделена на четыре клетушки, соседи попались разные, но в основном незлобные. Комната была маленькой, с протекающим краном и старым диваном вместо кровати, но это был их угол. Их крепость.
На следующий же день Алиса отправилась на поиски работы. Ее резюме секретаря никого не впечатляло. Предлагали мизерные зарплаты, на которые невозможно было прожить вдвоем. И тогда она увидела объявление: «Торговый представитель. График ненормированный. Высокий доход».
— У вас есть опыт в продажах? — сурово спросил менеджер по найму, разглядывая ее скромную одежду.
— Нет. Но я научусь. Мне нужна работа. Я готова много работать, — ответила Алиса, глядя ему прямо в глаза.
Ее взяли. Работа оказалась каторгой. С раннего утра до позднего вечера она бегала по магазинам с тяжелыми каталогами и образцами, уговаривала взять товар, выслушивала грубости и отказы. Ноги гудели, спина ныла. По вечерам она забирала Марину из детсада, еле держась на ногах, готовила ужин и, уложив дочь, садилась за компьютер.
Она знала, что одной тяжелой работы мало. Нужен был план. Нужна была профессия. В интернете она нашла онлайн-курсы по графическому дизайну. Это стоило последних денег, но она записалась, не раздумывая.
Теперь ее ночи проходили за изучением программ и созданием первых, корявых макетов. Глаза слипались, пальцы затекали, но она заставляла себя продолжать. Иногда Марина просыпалась и плакала, и Алиса, борясь с желанием уснуть, брала ее на руки, качала и, убаюкав, снова садилась за монитор.
Однажды вечером раздался звонок. Это была ее подруга Юля.
— Ась, ты там с ума сошла! Я слышала, ты одна с Маринкой… Как ты? Где ты?
— Мы снимаем комнату. Я устроилась на работу, — устало ответила Алиса.
— Работу? Какую? Ты же еле на ногах стоишь, я по голосу слышу!
— Торговым представителем. И учусь на дизайнера.
— Торговым… Алиса, да ты же не высыпаешься! Марина тебя почти не видит! Это же каторга какая-то!
Голос Юли дрожал от жалости и возмущения. Алиса закрыла глаза. Да, это была каторга. Каждый день был битвой.
— Я знаю, Юль. Но другого выхода нет. — Она посмотрела на спящую дочь, укрытую старым одеялом. — Либо я сломаюсь, либо они у меня больше никогда не увидят ни копейки, ни минуты нашего с Мариной времени. Я выбираю второе. Я им все докажу.
Она положила трубку и подошла к окну. За ним был унылый двор-колодец, но Алиса смотрела куда-то дальше. В ее глазах, уставших и красных от недоспаных ночей, горел новый огонь. Огонь не просто выживания, а будущей победы.
Семь лет.
Они пролетели для Алисы как один долгий, насыщенный день. Не было времени оглядываться назад или жалеть себя. Каждый день был битвой, которую она научилась выигрывать.
Работа торговым представителем осталась позади, как страшный сон. Последние три года Алиса была владелицей небольшой, но успешной студии веб-дизайна «Альтера». Название она придумала сама, от слова «альтернатива». Альтернатива той жизни, которую ей предлагали.
Их комната в коммуналке сменилась на уютную двухкомнатную квартиру в новом районе, а потом и на просторную трешку с видом на парк. Старый чемодан она выбросила без сожаления.
В то сентябрьское утро Алиса вела машину, наслаждаясь тишиной и мягким светом, льющимся через панорамное стекло. Ее темно-синий кроссовер плавно катил по асфальту престижного района, где располагалась одна из лучших языковых школ города. Марина, успевшая вырасти в худенькую девочку с серьезными глазами и двумя аккуратными косичками, сидела на заднем сиденье, уткнувшись в планшет.
— Мам, ты же обещала, после урока мы заедем в книжный? — не отрывая взгляда от экрана, спросила дочь.
— Обещала, — улыбнулась Алиса, ловя в зеркале заднего вида ее отражение. — Повтори слова, которые мы учили.
Она свернула на улицу, где стояла школа — современное стеклянное здание с яркой вывеской. Припарковавшись почти у самого входа, она вышла из машины, поправив пальто свободного кроя. Оно было того оттенка кофе с молоком, который ей всегда нравился. Она больше не экономила на себе.
Пока она помогала Марине собрать рюкзак, краем глаза Алиса заметила знакомую группу людей, двигающуюся от соседнего подъезда. Сердце на мгновение замерло, потом забилось чаще, но не от страха, а от странного, холодного любопытства.
Это были они.Ольга Петровна, одетая в простецкое, чуть поношенное пальто, вела за руку внука Светланы — неуклюжего мальчика в очках. Сама Светлана, лицо которой обрело вечную выражение недовольства, что-то сердито говорила, размахивая телефоном. И Максим. Он шел чуть поодаль, сгорбленный, в нелепой для его возраста кепке и старой ветровке. Он постарел. Постарел и как-то ссутулился, будто нес на плечах невидимый груз.Они направлялись прямо к ним.Алиса медленно выпрямилась, захлопнув дверцу машины. Она не стала прятаться или делать вид, что не замечает. Она просто ждала.Первой их увидела Светлана. Ее взгляд скользнул по новой машине, по уверенной позе Алисы, по стильной одежде Марины. Ее глаза округлились, челюсть отвисла. Она толкнула локтем мать.
— Мам… Смотри… — прошипела она.
Ольга Петровна подняла голову. Ее взгляд встретился с взглядом Алисы. Надменное, привыкшее командовать лицо свекрови сначала выразило полное непонимание, потом изумление, и наконец — шок. Она замерла на месте, словно вкопанная. Пальцы, сжимавшие руку внука, разжались.Максим поднял глаза и увидел их. Он резко остановился, будто наткнулся на невидимую стену. Кепка съехала набок, открыв лысеющий лоб. Он смотрел на Алису, не в силах отвести взгляд, и в его глазах читалось что-то неуловимое — стыд, растерянность, а может быть, даже проблеск того старого чувства.Марина, почувствовав напряженную паузу, спряталась за мамину спину.
— Мама, что такое? — тихо спросила она.
Алиса не отвечала. Она спокойно, почти отстраненно смотрела на эту семейную группу, застывшую в немой сцене посреди тротуара. Она дала им время. Время осознать, понять, оценить всю картину: ее, машину, уверенность, дочь.
Первой очнулась Светлана. Зависть и злоба пересилили шок.
— Алиса?..— выдавила она, и имя прозвучало как обвинение. — Это… твоя машина?
Алиса медленно надела солнцезащитные очки, которые держала в руке. Этот простой жест выглядел как финальный аккорд, ставивший точку в их прошлом.
— Здравствуйте, — произнесла она ровным, вежливым, но абсолютно холодным тоном. — Проходите, не задерживайте. У вас, наверное, занятия скоро.
Взяв Марину за руку, она мягко, но решительно повела ее к зданию школы, оставив бывших родственников стоять на тротуаре. Она не обернулась ни разу. Она знала, что они все еще смотрят ей вслед. Смотрят и не верят своим глазам.
Вечер в квартире Ольги Петровны был испорчен безнадежно. Воздух в гостиной, обычно наполненный ароматом готовящегося ужина, сегодня был густым и тяжелым, словно перед грозой. Тарелки с недоеденным пловом стояли нетронутыми. Все мысли были о другом.
Ольга Петровна молча сидела во главе стола, ее пальцы нервно барабанили по скатерти. Она не могла выбросить из головы картину: Алиса, уверенная, красивая, выходящая из дорогой машины. Эта картина не укладывалась в ее мироощущение.
— Не может быть, — резко, словно отрубая, произнесла она, нарушая тягостное молчание. — Не может быть, чтобы она сама на все это заработала. Наверняка нашла какого-нибудь богатого старика, который содержит ее и чужого ребенка. Деньги, наверное, грязные, сомнительные.
Светлана, сжимая в руке смартфон, будто хотела его раздавить, фыркнула. Ее зависть была такой острой, что ее почти можно было потрогать.
— Богатого старика? Мам, да ты на нее посмотри! Она выглядит лучше, чем семь лет назад! Никакому старику такое не нужно, им тихих и серых подавай. Нет, тут что-то не то. Может, в криминал подала? Или мошенницей стала?
— Хватит нести чушь! — неожиданно резко сказал Максим. Он сидел, сгорбившись, и крутил в руках стопку. Он не пил, просто ему нужно было чем-то занять руки. — Какой криминал? Какие старики? Вы ее совсем не знали. Она была…
— Была что? — перебила мать, ее глаза сузились. — Была серой мышкой? Была неудачницей? Такой мы ее и знали! А это… это напускное! Понты! Взяла машину в кредит, который никогда не сможет выплатить, и одевается в секонд-хэндах под видом брендов! Настоящий успех — это не показуха! Настоящий успех — это карьера Максима в надежной фирме! Стабильность!
— Какая карьера, мама? — Максим горько усмехнулся и отодвинул от себя стопку. — О какой стабильности ты говоришь? Мне третий год зарплату не поднимают, а кредит за машину и ту самую «надежную» ипотеку мы с тобой еле-еле тянем! Каждый месяц — как подвиг. А она… — он замолчал, снова глядя в пустоту.
— Она что? — ядовито встряла Светлана. — Она стала королевой? Ты посмотри на себя! Вспомни, ради кого ты все это бросил! Ради Лиды, дочки начальника? Которая тебя через полгода копытом отправила? И правильно сделала! Ты ведешь себя как тряпка!
— Света, заткнись! — впервые за вечер на нее прикрикнула Ольга Петровна, но было поздно.
Слова дочери попали точно в цель. Максим сжал кулаки. Он вспомнил тот унизительный разрыв, холодную презрительную улыбку Лиды. Он вспомнил Алису, которая смотрела на него с любовью, а он… он променял это на одобрение матери и мифические «перспективы», которые так и не стали реальностью.
— Да, я тряпка, — тихо сказал он, вставая из-за стола. — Вы обе правы. Я бросил жену и ребенка, потому что мне сказали, что так будет лучше. А лучше не стало. Стало только хуже.
Он прошел в свою комнату, бывшую детскую, и прикрыл за собой дверь. В квартире воцарилась тишина. Скандал не удался. Он утонул в горечи осознания простой истины: их победа семь лет назад оказалась пирровой. Они остались в своем замкнутом мире с долгами, проблемами и взаимными упреками. А та, которую они вышвырнули за дверь, улетела так высоко, что они даже не могли теперь разглядеть ее в небе.
Светлана не могла успокоиться. После ухода Максима она схватила ноутбук и устроилась с ним на диване, с таким видом, будто собиралась раскрыть мировой заговор. Пальцы ее яростно стучали по клавиатуре.
— Что ты ищешь? — устало спросила Ольга Петровна, унося тарелки на кухню.
— Я найду правду! — отрезала Светлана.
— Должны же быть следы. Все эти «успешные» обычно напоказ живут.
Она вбила в поиск «Алиса дизайн» и через несколько секунд ахнула. Первой же строкой выпал сайт студии «Альтера». Чистый, минималистичный, дорогой дизайн. На главной странице была фотография Алисы. Не постановочная, а живая, сделанная как будто во время рабочего совещания. Она улыбалась, глядя куда-то в сторону, и в ее глазах светились уверенность и спокойствие.
— Мама, иди сюда! — позвала Светлана, и в ее голосе послышались нотки почти панического изумления.
Ольга Петровна, вытирая руки полотенцем, подошла и наклонилась к экрану.
— Смотри! — Светлана ткнула пальцем в монитор. — Ее студия. «Альтера». Смотри, кто их клиенты!
Она прокрутила страницу. Список клиентов был не длинным, но впечатляющим: несколько известных брендов косметики, сеть кофеен, развивающийся IT-стартап, о котором недавно писали в деловом журнале.
— Не может быть… — прошептала Ольга Петровна, присаживаясь рядом. — Она, наверное, просто там работает дизайнером…
— Работает? — Светлана кликнула на раздел «Команда». — Смотри! «Основатель и креативный директор — Алиса Воронова». Основатель! Мама, это ее студия! Ее!
Она кликала дальше, на страницы в социальных сетях. Фотографии с профессиональных конференций, где Алиса выступала с докладом. Отзывы благодарных клиентов. Репосты статей о работе ее студии, в том числе из того самого журнала, который Ольга Петровна уважительно называла «солидным».
Светлана откинулась на спинку дивана, лицо ее побелело.
— Она… она всего этого добилась сама. Без чьей-либо помощи. Без нас.
Это осознание било больнее любой физической пощечины. Вся их теория о «богатом старике» или «грязных деньгах» рассыпалась в прах. Успех Алисы был легитимным, осязаемым и, что самое обидное, абсолютно заслуженным.
Но самый сильный удар ждал их впереди. На следующий день Светлана, все еще одержимая, пошла забирать сына из школы пораньше. Стоя в холле, она услышала разговор двух учительниц.
— Ваша Воронова Марина просто умница! — говорила одна из них, пожилая учительница математики. — Работает на уроке постоянно, глаза горят. Сегодня на олимпиаде по математике заняла первое место в параллели. У вас талант растет!
Светлана замерла. Она обернулась и увидела, что учительница обращается к Алисе, которая только что вошла в здание.
Алиса улыбнулась, и в ее улыбке была естественная, глубокая гордость.
— Спасибо, Ольга Ивановна. Она у меня действительно очень старательная.
— Надо развивать такой дар, — продолжала учительница. — У нас в школе открывается специальный кружок для одаренных детей по точным наукам. Руководить будет профессор из университета. Обязательно запишите Марину.
— Конечно, мы уже записались, — кивнула Алиса.
В этот момент из класса выбежала Марина с листом бумаги в руках, на котором была нарисована большая золотая звезда.
— Мама! Смотри! Мне дали грамоту!
Алиса подхватила дочь, крепко обняла и поцеловала в щеку.
— Я так горжусь тобой, моя умница!
Светлана смотрела на эту сцену, и ее охватило чувство, похожее на отчаяние. Ее собственный сын с трудом тянул на тройки, и учителя постоянно жаловались на его невнимательность. А та, «бесперспективная» девочка, которую они когда-то считали обузой, стала гордостью школы.
Она отвернулась и почти бегом вышла из школы, таща за руку упирающегося сына. Вечером, когда муж Светланы пришел с работы, она набросилась на него с истерикой.
— Ты представляешь?! Ее студию журнал «Forbes» упоминал в статье о малом бизнесе! А ее дочь, эта Марина, вундеркиндом стала! Все ее хвалят! Как она могла? Она же была никем! Мы ее выгнали, а она… она…
Муж, усталый и раздраженный, снял очки и протер переносицу.
— Может, потому, что мы ей не мешали? — мрачно пошутил он.
Светлана онемела. В этой шутке была горькая, невыносимая правда. Они не просто недооценили Алису. Они сами, своим предательством и жестокостью, дали ей самый мощный в мире стимул — доказать им всем, на что она способна. И теперь им оставалось только глотать горькую пилюлю этого осознания.
Прошла неделя после встречи у школы, но в квартире Ольги Петровны время будто застыло. Воздух оставался густым от невысказанных упреков и унизительной догадки, которая постепенно превращалась в уверенность: они проиграли. И проиграли тому, кого считали ничтожеством.
Максим почти не выходил из своей комнаты. Он сидел за старым компьютером, бесцельно листая сайты, но видел перед собой только одно: образ Алисы — уверенной, красивой, счастливой без него. Каждый раз это видение жгло ему душу раскаленным железом.
Ольга Петровна, обычно неумолимая и властная, заметно сникла. Ее тирады о «настоящем успехе» сменились тяжелым, подавленным молчанием. Она понимала, что ее главный козырь — контроль над сыном и его жизнью — оказался фальшивым.
Именно в этот момент грянул гром. На фирму, где работал Максим, обрушился кризис. Крупный заказчик разорвал контракт, и компания оказалась на грани банкротства. Руководство объявило о грядущих массовых сокращениях и урезании зарплат оставшимся.
Для их семьи, и без того балансировавшей на краю финансовой пропасти, это был приговор.
— Что же нам теперь делать? — в панике воскликнула Светлана, когда Максим сообщил им новость за ужином. — Ипотеку платить нечем! Машину могут забрать!
Ольга Петровна молчала, глядя в пустоту. Потом ее взгляд медленно поднялся и встретился с взглядом сына. В ее глазах читалась тяжелая, унизительная мысль.
— Есть один вариант, — тихо произнесла она.
Максим насторожился.
— Какой?
— Алиса. Ее студия. Она работает с «Терра-Инвестом», — Ольга Петровна выдохнула название крупного девелопера, как приговор. — Это наш бывший заказчик, который от нас ушел. Говорят, они запускают новый масштабный проект. Если бы она… поговорила с ними. Дала рекомендацию. Или просто… пролоббировала наш проект. Ее слово сейчас много значит.
В кухне повисла гробовая тишина. Светлана смотрела на мать с открытым ртом, не веря своим ушам. Максим побледнел.
— Ты с ума сошла, мама? — прошептал он. — После всего, что было? Ты хочешь, чтобы я пошел к ней и…
— А есть другой выход? — резко перебила Ольга Петровна. В ее голосе снова зазвучали стальные нотки. — Ты хочешь, чтобы мы все оказались на улице? Ради своей гордости? Иногда нужно уметь унижаться, чтобы выжить. Тем более, это твой долг перед семьей.
Максим смотрел на мать, и ему стало физически плохо. Унижаться. Перед Алисой. Та самая женщина, которую он предал по указке этой самой семьи, теперь должна была стать их спасительницей.
Весь следующий день он провел в агонии. Гордость, стыд и отчаяние вели в нем жестокую борьбу. Но вечером, получив официальное уведомление о сокращении, он понял, что выбора у него нет.
Он нашел ее номер. Он не знал, сохранила ли она его, но это был старый, еще с тех времен, контакт. Рука дрожала, когда он нажимал кнопку вызова.
Гудки казались вечностью. Наконец, трубка была поднята.
— Алло? — ее голос. Спокойный, ровный, неузнаваемо деловой.
— Алиса… это Максим, — он с трудом выдохнул.
На том конце провода на секунду воцарилась тишина.
— Максим. Что тебе нужно? — Никаких эмоций. Ни злобы, ни радости. Ничего.
— Я… я знаю, что не имею права тебя беспокоить. После всего… — он запнулся, слова давались с невероятным трудом. — Но у нас… ЧП. Меня сократили. Фирма на грани. И мы узнали, что ты работаешь с «Терра-Инвестом».
Он услышал, как она медленно выдыхает.
— И что?
— Это… это вопрос выживания, Алиса. Мама чуть не плачет. Они наш бывший заказчик. Если бы ты могла… ну, не знаю… поговорить с ними. Порекомендовать нас. Или просто как-то… помочь. По-родственному. — Последнее слово застряло у него в горле.
Снова пауза. Он почти слышал, как работает ее мозг, холодный и расчетливый.
— Максим, — наконец сказала она, и ее голос прозвучал с ледяной четкостью. — У меня нет свекрови. И нет бывшего мужа. У меня есть дочь. И деловые партнеры, с которыми я не веду дела из жалости. Я не могу и не буду рисковать своей репутацией, чтобы решить проблемы людей, которые семь лет назад вышвырнули меня с ребенком на руках на улицу. Это было бы неуважением к самой себе. И к тому пути, который я прошла.
Она сделала небольшую паузу, давая ему осознать каждый слог.
— Вам нужно решать свои проблемы самостоятельно. Как когда-то пришлось делать мне. Всего доброго.
Раздались короткие гудки. Она положила трубку.
Максим медленно опустил телефон. Он сидел в полной темноте своей комнаты, и только свет уличного фонаря падал на его лицо, застывшее в маске стыда и безысходности. Он звонил не бывшей жене. Он звонил успешной, сильной женщине, которая смотрела на него и его семью сверху вниз. И ее ответ был не злобной местью, а холодным, профессиональным отказом. Это было крушением всего, во что он верил. Крушением, которое он заслужил.
Тот звонок стал последней чертой, которую Алиса провела между прошлым и настоящим. После него в душе воцарилась тишина. Не пустота, а именно тишина — спокойная и уверенная. Она не чувствовала ни злорадства, ни триумфа. Была лишь легкая усталость, как после долгой и трудной работы, которая наконец-то завершена.
Сегодняшний день был особенным. Марина участвовала в городской олимпиаде по математике, и Алиса отпросилась с работы пораньше, чтобы успеть к ее окончанию. Она стояла в школьном дворе, опершись о свой автомобиль, и наблюдала, как дети ручейком вытекают из парадных дверей. Солнце по-осеннему припекало спину, и это тепло было приятным.
Одной из первых выбежала Марина. Ее лицо светилось, а в руке она сжимала сложенный лист бумаги.
— Мама! Мама! — девочка подбежала и, запыхавшись, протянула ей грамоту. — Смотри! Второе место! Я всего на полбалла от первой отстала!
Алиса взяла тяжелый, с тиснением, лист. Гордые слова «Призер городской олимпиады» заставили ее сердце забиться чаще. Она присела на корточки, чтобы быть с дочерью на одном уровне, и обняла ее крепко-крепко, вдыхая знакомый запах детских волос.
— Я так горжусь тобой, моя умница! Ты у меня просто гений! Второе место по всему городу — это невероятно!
Марина прижалась к ней, сияя.
— А мне задачка про инвестиции попалась, такая сложная! Но я вспомнила, как ты мне объясняла про проценты и бизнес-планы, и все решила! Учительница ахнула!
Алиса рассмеялась, и в ее смехе было столько счастья и облегчения, что слезы навернулись на глаза. Она смахнула их пальцем.
— Видишь, как бывает? Каждое твое усилие, каждая прочитанная книга — все это складывается в большой успех.
Она открыла дверь машины, и Марина устроилась на пассажирском сиденье, продолжая с восторгом разглядывать свою грамоту.
— Мам, а знаешь, бабушка Оля сегодня опять смотрела на нас грустно, — вдруг сказала девочка, уже менее радостным тоном. — Когда я выходила, она стояла в сторонке и смотрела.
Алиса завела двигатель, но не тронулась с места. Она повернулась к дочери.
— Знаешь, люди иногда грустят не потому, что у них что-то плохо, а потому, что они видят, что у кого-то хорошо. И понимают, что сами сделали не тот выбор. Но это их чувства, и они сами должны с ними справляться. Наша с тобой задача — жить своей жизнью. Ясной?
Марина задумалась на секунду, потом кивнула.
— Ясной.
— А знаешь, почему у нас с тобой в итоге все получилось? — мягко спросила Алиса, отводя взгляд от дочери и глядя вперед, на дорогу, уходящую вглубь спокойного элитного района.
— Почему?
— Потому что мы с тобой — команда. Настоящая. И нам никто не мешал быть ею.
Она тронула с места, и машина плавно покатила по асфальту. В салоне играла тихая музыка. Марина, убаюканная движением, скоро замолчала, уткнувшись носом в стекло.Алиса смотрела на дорогу, и в ее душе не было больше ни гнева, ни обиды. Была лишь легкая, светлая грусть о прошлом и безмерная, всепоглощающая благодарность за настоящее. За эту машину. За эту свободу. За возможность дать дочери лучшее. За тишину и покой в собственной душе.Она свернула на центральную улицу, и впереди зажглись огни большого города — города, который когда-то ее не принял, но который она теперь смогла назвать своим. Ее главной наградой была не их зависть и не их поражение. Ее главной наградой был счастливый блеск в глазах дочери и тихая, ни от кого не зависящая уверенность в завтрашнем дне. Она была свободна. И она была дома.
