— Ну что, Алечка, выручишь? — голос золовки, Вероники, в телефонной трубке звенел от плохо скрываемого нетерпения. — Пашка сказал, у тебя отпуск с пятнадцатого. Оставишь моих орлов у себя? Всего на десять дней, я на море сгоняю, сил наберусь. Одна, представляешь? В тишине.
Аля прикрыла глаза, кончиками пальцев массируя виски. Она только что вернулась с суток, ноги гудели, а в голове стоял туман от усталости. Работа в реанимационном отделении высасывала все соки, и этот отпуск был для нее не просто прихотью, а жизненной необходимостью. Она копила на него два года, отказывая себе во многом, чтобы наконец-то улететь к теплому океану, где нет звонков, чужой боли и вечной гонки.
— Вероник, прости, но нет, — ровно ответила Аля, стараясь, чтобы в голосе не проскользнуло раздражение. — У меня свои планы.
В трубке повисла оглушительная тишина. Вероника явно не ожидала отказа. Она привыкла, что Аля, безотказная и понимающая, всегда входит в ее положение.
— В смысле, свои планы? — наконец выдавила золовка, и в ее тоне уже не было ни капли дружелюбия. — Какие у тебя могут быть планы? Ты же никуда не собиралась. Паша сказал, ты просто дома будешь валяться.
«Паша сказал…» Аля мысленно поморщилась. Ее муж, Павел, брат Вероники, обладал удивительной способностью выбалтывать семейные дела, совершенно не задумываясь о последствиях. Да, она не делилась с его родней деталями своей поездки. Зачем? Чтобы выслушивать советы, куда ей лучше ехать и в каком отеле остановиться? Или, как сейчас, чтобы ее планы немедленно попытались перекроить под чужие нужды.
— Я еду в отпуск одна, и своих детей мне спихивать не надо, — твердо повторила Аля, чувствуя, как внутри закипает глухое негодование. — Я тоже еду на море. Билеты куплены два месяца назад.
— Одна? На море? — в голосе Вероники смешались изумление и откровенная насмешка. — Да ладно. Куда это ты навострилась? В наш крымский пансионат «Чайка»? Так там с детьми еще лучше. Мои бы тебе не помешали, наоборот, веселее было бы.
Аля не стала уточнять, что ее ждет не пансионат «Чайка», а пятизвездочный отель на другом конце света. Это было бы равносильно брошенной в костер канистре с бензином.
— Вероника, я не буду обсуждать свои планы. Я просто ставлю тебя в известность: я не смогу посидеть с мальчиками. Договорись с кем-то другим.
— Ну спасибо, сестричка! — язвительно бросила золовка. — Выручила! Не ожидала от тебя такой подлости. Я тут одна с двумя детьми кручусь, отдохнуть по-человечески раз в жизни захотела, а ты… Я Пашке все расскажу!
Короткие гудки. Аля бросила телефон на диван и без сил опустилась рядом. Голова раскалывалась. Она знала, что это только начало. Вероника просто так не отступит. И она не ошиблась.
Через час с работы вернулся Павел. Он даже не разулся толком, как начал с порога:
— Аля, ты чего сестру обидела? Она мне звонила, чуть не плачет. Ты почему ей отказала?
Аля подняла на него усталые глаза.
— Паш, я тоже человек. Я устала. Я хочу в отпуск. Одна. Без твоих племянников. Это преступление?
— Ну что ты начинаешь? — он прошел на кухню и открыл холодильник. — Какие они мне «племянники»? Они твоя семья. Веронике и так тяжело, Игорь ее бросил, она одна их тянет. Неужели сложно помочь?
— Помочь — это одно. А сесть на шею — совсем другое, — Аля встала и подошла к нему. — Я помогаю. Я забираю их из садика, когда она «не успевает». Я сижу с ними, когда они болеют, а ей «надо по делам». Я отдала ей нашу старую стиральную машинку, потому что ее сломалась, а на новую «денег нет». Хотя она каждый месяц делает себе новые ногти и ресницы. Тебе не кажется, что это уже слишком?
Павел нахмурился, доставая кастрюлю с супом.
— Это мелочи. Ногти, ресницы… Ей хочется чувствовать себя женщиной. А тут серьезное дело. Отпуск. Она год об этом мечтала.
— А я, по-твоему, не мечтала? — голос Али задрожал. — Я два года откладывала каждую копейку! Я работала на полторы ставки, чтобы накопить на эту поездку! Я хочу десять дней тишины, Паша! Ти-ши-ны! Чтобы никто не кричал, не требовал, не лез ко мне с вопросами. Я имею на это право?
— Имеешь, конечно, — примирительно сказал он, избегая ее взгляда. — Но семья… это же святое. Они же дети. Куда она их денет?
— У них есть отец! — воскликнула Аля. — Почему бы ей не попросить Игоря?
— Ты же знаешь, у них плохие отношения. Он алименты платит и на этом все, — Павел вздохнул и поставил суп на плиту. — Ну ладно, не кипятись. Я поговорю с ней. Что-нибудь придумаем.
Но Аля видела по его лицу, что он не считает проблему решенной. Для него отказ жене в заслуженном отдыхе ради удобства сестры не казался чем-то из ряда вон выходящим. Он просто хотел, чтобы все были довольны и чтобы его не трогали. А то, что для этого придется пожертвовать ее спокойствием, казалось ему вполне приемлемой ценой.
Вечером, когда Аля уже засыпала, ее телефон снова ожил. На экране высветилось «Тамара Игоревна». Свекровь. Сердце неприятно екнуло. Это был тяжелый калибр. Тамара Игоревна никогда не кричала и не требовала. Она действовала тоньше.
— Алечка, деточка, ты не спишь? — ее голос был вкрадчивым и полным материнской заботы.
— Не сплю еще, Тамара Игоревна. Что-то случилось?
— Да вот, Вероничка звонила, вся в слезах. Расстроилась она очень из-за вашего разговора. Говорит, ты ее совсем не понимаешь.
Аля молчала, сжимая в руке телефон.
— Она ведь как пчелка трудится, одна деток тянет, — продолжала свекровь. — Мужик ее бросил, помощи никакой. Она так надеялась на этот отпуск, хоть немного в себя прийти. А ты ей так резко… Мы же семья, Алечка. Кто поможет, если не свои?
— Тамара Игоревна, у меня тоже отпуск, — стараясь сохранять спокойствие, произнесла Аля. — И у меня свои планы. Я тоже очень устала.
— Да что ж твоя усталость, деточка, — сладко пропела свекровь. — Ты молодая, здоровая. А у Вероники душа болит. Ей же надо личную жизнь устраивать. Кто на нее посмотрит, на замученную женщину с двумя детьми? Ей надо расцвести, отдохнуть, может, и встретит кого порядочного. А ты ее этой возможности лишаешь.
Аля почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Ее, оказывается, делали виноватой в том, что у Вероники не складывается личная жизнь.
— Я не могу отменить свою поездку. Я очень долго к ней готовилась, — это все, что она смогла выдавить.
— А разве кто-то просит отменять? — удивилась свекровь. — Просто возьмешь мальчиков к себе. Тебе же несложно. Дом у вас большой, Паша поможет. А ты бы проявила женскую мудрость, Алечка. Семья мужа — это важно. Пашенька будет тебе только благодарен, если ты о его сестре позаботишься. Мужчины это ценят.
Это был прямой удар. Намек на то, что ее поведение может отразиться на отношениях с мужем. Аля поняла, что ее загоняют в угол.
— Я подумаю, — холодно бросила она и, не дожидаясь ответа, нажала отбой.
Она повернулась к Павлу, который делал вид, что увлеченно читает новости в планшете.
— Твоя мама звонила. Проводила воспитательную беседу.
— Аля, не начинай, — он даже не поднял головы. — Мама просто переживает за Веронику.
— А за меня никто не переживает? — в ее голосе звенели слезы. — Почему я должна жертвовать своим единственным отпуском, о котором мечтала несколько лет? Почему твоя сестра не может попросить своего бывшего мужа? Или нанять няню?
— Няню? — Павел усмехнулся. — Ты знаешь, сколько это стоит? У нее нет таких денег.
— Зато у нее есть деньги на поездку на море, — парировала Аля. — И, судя по всему, не в самый дешевый пансионат.
Павел отложил планшет и сел на кровати.
— Послушай, я понимаю, ты устала. Но это всего десять дней. Мы справимся. Я буду приходить с работы пораньше, помогать тебе. Мама будет приезжать.
— Ты не понимаешь! — почти закричала Аля. — Дело не в том, справимся мы или нет! Дело в том, что мои желания, мои планы, мое право на отдых просто игнорируют! Твоя семья считает, что я им должна! Должна быть удобной, безотказной, всегда готовой прийти на помощь, даже в ущерб себе! Я не вещь, Паша! Я живой человек!
Он смотрел на нее так, словно видел впервые. В его глазах было недоумение, смешанное с раздражением.
— Прекрати истерику. Никто тебя вещью не считает. Просто просят о помощи. Нормальная семейная просьба.
— Нет, не нормальная! — Аля вскочила с кровати. — Нормальная просьба — это когда учитывают и твою ситуацию! А не ставят перед фактом! Все, разговор окончен. Я ни с какими детьми сидеть не буду. Это мое последнее слово.
Она ушла в гостиную и, свернувшись калачиком на диване, проплакала до самого утра. Она чувствовала себя преданной. Не столько Вероникой и свекровью — от них она ничего другого и не ждала, — сколько собственным мужем. Он не видел, или не хотел видеть, как его родня медленно, но верно разрушает их собственную семью.
Следующие несколько дней прошли в гнетущей тишине. Павел был подчеркнуто холоден, общался с ней односложными фразами. Он явно дулся. Вероника и Тамара Игоревна больше не звонили, и это затишье пугало Алю больше, чем открытые нападки. Она знала, что они что-то затевают.
Разгадка пришла неожиданно. В субботу Павел попросил ее помочь ему разобраться с какими-то документами на компьютере. Пока она искала нужный файл, в углу экрана всплыло уведомление из почты. «Подтверждение бронирования. Отель «Романтика», Сочи. Двухместный номер люкс. Гости: Вероника Смирнова, Виталий Козлов».
Аля замерла. Сердце заколотилось так, что стало трудно дышать. Так вот в чем дело. Вероника ехала не «одна в тишине набираться сил». Она ехала на романтический отдых с мужчиной. А ее, Алю, хотели сделать бесплатной нянькой, обеспечивающей золовке прекрасное времяпрепровождение. И вся семья была в курсе. Павел, который помогал ей с бронированием. И Тамара Игоревна, которая так трогательно рассказывала про «устройство личной жизни».
Кровь бросилась ей в лицо. Это была уже не просто наглость. Это был обман. Циничный, продуманный обман. Она молча закрыла окно, сделала вид, что ничего не заметила, и помогла мужу с его документами. Но внутри все клокотало от ярости. Теперь она знала, что не отступит. Ни за что.
Развязка наступила в воскресенье. Аля как раз разбирала аптечку, готовя все необходимое для поездки, когда в дверь позвонили. На пороге стояла вся честная компания: сияющая Вероника в новом ярком платье, Тамара Игоревна с поджатыми губами и двое ее сыновей, которые тут же с криками «Тетя Аля!» попытались прорваться в квартиру. За их спинами скромно маячил Павел.
— Привет! А мы к вам! — весело щебетала Вероника, подталкивая чемодан с детскими вещами в коридор. — Я решила, что нечего по телефону ругаться, мы же родные люди! Вот, привезла вам своих сокровищ!
Аля встала в дверях, преграждая им путь.
— Вероника, я же сказала тебе, что не буду сидеть с детьми.
— Ой, да ладно тебе, Аличка, — отмахнулась та. — Мы же уже все решили. Паша сказал, вы справитесь. Правда, братик?
Павел, стоявший сзади, виновато посмотрел на жену.
— Аля, ну не на пороге же…
— Именно на пороге, — ледяным тоном ответила Аля, глядя прямо в глаза золовке. — Детей я не возьму. Забирай свой чемодан и уходи.
Лицо Вероники исказилось. Улыбка сползла, обнажая злой оскал.
— Ты что себе позволяешь? Совсем уже? Я сейчас маме пожалуюсь!
— А мама уже здесь, — вмешалась Тамара Игоревна, делая шаг вперед. Ее лицо выражало праведный гнев. — Алевтина! Что это за поведение? Ты рушишь семью! Ты идешь против всех нас! Павел, скажи своей жене хоть слово!
Павел шагнул к Але, взял ее за локоть.
— Аля, пожалуйста, давай не будем устраивать скандал. Пусть зайдут. Потом поговорим.
— Нет, — Аля высвободила руку. — Говорить будем сейчас. И при всех.
Она обвела взглядом всех троих. Ее больше не трясло. Внутри была холодная, звенящая пустота и твердая уверенность в своей правоте.
— Ты, Вероника, — начала она, глядя золовке в глаза, — собралась не «в тишине сил набираться». Ты едешь в Сочи, в отель «Романтика», в двухместный люкс с неким Виталием Козловым. И ты хотела, чтобы я пожертвовала своим отпуском, своей мечтой, чтобы ты могла устроить себе романтические каникулы за мой счет. Это называется не «помощь семье». Это называется подлость.
Наступила мертвая тишина. Вероника вспыхнула, как маков цвет. Тамара Игоревна открыла рот, но не нашла, что сказать. Павел смотрел на Алю с ужасом и изумлением.
— Откуда ты… — прошипела Вероника. — Ты что, следила за мной?
— Мне не нужно за тобой следить. Вы сами настолько уверены в своей безнаказанности, что даже не пытаетесь ничего скрыть, — Аля повернулась к свекрови. — А вы, Тамара Игоревна, знали об этом. И покрывали ее, рассказывая мне сказки про «замученную женщину» и «устройство личной жизни». Вы обе лгали мне в лицо.
— Да как ты смеешь! — наконец обрела дар речи свекровь. — Да ты… ты просто завидуешь! Завидуешь, что моя дочь красивая, что на нее мужчины внимание обращают! А ты серая мышь, никому не нужная!
— Мама, перестань! — вдруг резко сказал Павел. Он побледнел, его руки сжались в кулаки. Он посмотрел на сестру, потом на мать, и в его взгляде было что-то новое — холодное и жесткое. — Это правда, Вероника? Ты едешь с мужчиной?
Вероника вызывающе вскинула подбородок.
— Ну да, еду! И что? Я молодая женщина, я имею право на счастье! А она, — она ткнула пальцем в Алю, — эгоистка! Ей просто жалко для родных племянников десять дней своего драгоценного времени!
— Дело не во времени, — тихо, но твердо сказал Павел, подходя к жене и становясь рядом с ней. — Дело во лжи. Вы все это время врали и пытались манипулировать Алей. Вы требовали от нее жертв, даже не потрудившись сказать правду. Мама, и ты тоже… я разочарован. Очень.
Он взял чемодан, который Вероника успела затащить в прихожую, и выставил его обратно на лестничную клетку.
— Поезжайте домой. Аля ни с кем сидеть не будет. Она летит в отпуск. Одна. Как и планировала. И это не обсуждается.
Тамара Игоревна задохнулась от возмущения.
— Пашенька! Сынок! Ты что, из-за этой… выберешь ее, а не родную мать и сестру?
— Я выбираю правду и справедливость, мама, — отрезал Павел. — А вы сегодня показали себя не с лучшей стороны. Забирайте детей и уходите.
Вероника бросила на Алю взгляд, полный ненависти, схватила сыновей за руки и, громко хлопнув дверью, ушла. Тамара Игоревна постояла еще мгновение, глядя на сына с немым укором, а потом молча развернулась и пошла следом.
В квартире стало тихо. Аля стояла, прислонившись к стене, и чувствовала, как уходит напряжение, оставляя после себя звенящую пустоту. Павел подошел и неуверенно обнял ее за плечи.
— Прости меня, — тихо сказал он. — Я был слеп. Я не понимал, какому давлению ты подвергаешься. Я думал… я не знаю, что я думал. Прости, что не защитил тебя сразу.
Аля молча прижалась к нему. Слезы текли по ее щекам, но это были слезы облегчения. Она победила. Но эта победа оставила горький привкус. Она не хотела этой войны. Она просто хотела, чтобы ее уважали.
Через три дня Аля сидела в шезлонге на берегу бирюзового океана. Шум волн смывал остатки усталости и тревоги. Она была одна. Настоящая, долгожданная, выстраданная тишина окутывала ее. Она открыла телефон. Там было несколько сообщений от мужа с фотографиями их кота и вопросами, как она долетела. И ни одного сообщения от его родни. Эта ветка их семейного древа была срублена. Может, навсегда.
Аля не чувствовала ни злорадства, ни сожаления. Только спокойствие. Она смотрела на бесконечный горизонт, где небо сливалось с водой, и впервые за долгое время чувствовала себя свободной. Свободной от чужих ожиданий, от чувства вины, от необходимости быть удобной. Она сделала свой выбор. И пусть за него пришлось заплатить высокую цену, она знала, что оно того стоило. Впереди был ее отпуск. И ее новая жизнь, в которой она больше никому не позволит себя обесценивать.
