Марина швырнула мокрую тряпку в раковину. Брызги разлетелись по всей кухне. Она даже не стала вытирать.
— Володь! — крикнула она в сторону гостиной. — Ты слышишь меня вообще?
Из комнаты донеслось бурчание и звук переключения каналов. Марина сжала кулаки.
— Я с тобой разговариваю!
— Ну что ты орёшь? — Володька появился в дверном проёме, держа пульт. — Я тут.
— Тридцать лет, Володь. Тридцать лет я убираю за тобой носки, мою твою посуду, терплю твоё…
— Опять началось, — он махнул рукой. — Мариш, у меня голова болит. Давай завтра поговорим.
— Нет! — Марина развернулась к нему всем телом. — Сегодня. Сейчас. Мне пятьдесят семь. Понимаешь? Я не буду больше жить так.
Володька поставил руки на бёдра. Живот выпятился из-под майки.
— А как ты хочешь жить?
— По-человечески! Чтобы ты меня слышал, когда я говорю. Чтобы помогал по дому. Чтобы мы ездили куда-нибудь, как люди.
— Ездили? Марин, у меня давление. Работа. Где я тебе денег на поездки возьму?
Марина почувствовала, как внутри всё закипает. Руки задрожали.
— Денег нет, а на напитки есть?
— Это другое.
— Чем другое?
— Ну… это необходимость.
— Ах, необходимость! — Марина всплеснула руками. — А я что, роскошь?
Володька вздохнул и направился обратно к телевизору.
— Мариш, не заводись. Живём же нормально.
— Стой! — голос у неё сорвался. — Я ещё не закончила!
— А я закончил. Надоело. Каждый день одно и то же.
Марина догнала его в гостиной. Володька уже устраивался в своём кресле. На столике рядом стояла недопитая банка и валялись крошки от чипсов.
— Если ничего не изменится, — сказала она тихо, — ты уйдёшь отсюда.
Володька даже не повернул голову.
— Куда я пойду? Это мой дом.
— Я серьёзно говорю.
— И я серьёзно. — Он переключил канал. — Мариш, успокойся. Иди чай пей.
— Володь, посмотри на меня!
— Смотрю.
— Нет, не смотришь! Ты в телевизор пялишься!
Он с шумом выдохнул, выключил звук и повернулся к ней.
— Ну, смотрю. Что дальше?
— Я устала. Понимаешь? Мне нужны перемены.
— Какие перемены? Нам по шестьдесят скоро. Какие перемены?
— Любые! Хочу, чтобы мы разговаривали. Хочу путешествовать. Хочу…
— Марин, ну что ты мелешь? Путешествовать… В наше-то время.
— В наше время! — Марина топнула ногой. — А что с нашим временем не так? Мы что, ушли уже?
— Практически.
— Вот именно! — она показала на него пальцем. — Ты ушел! А я нет! Я ещё живая!
Володька включил звук обратно.
— Мариш, иди поужинай. Я устал за день.
— А я не устала? — голос её стал пронзительным. — А мне не тяжело?
— Тяжело всем.
— Всем тяжело, — передразнила она. — Володь, я последний раз говорю. Или что-то меняется, или ты собираешь вещи.
— Не соберу, — он даже не моргнул. — Это мой дом. Я его строил. Я здесь прописан. И никуда не пойду.
Марина стояла посреди комнаты и смотрела на мужа. Он уткнулся в экран, жевал что-то и громко дышал носом.
— Значит, не пойдёшь?
— Не пойду.
— Хорошо, — сказала она. — Тогда посмотрим.
На следующий день Марина встала раньше обычного. Села за кухонный стол с чашкой кофе и достала телефон.
— Кать? Это мама.
— Мам, привет! Рано ты сегодня.
— Катя, мне нужно с тобой поговорить.
— Что случилось?
Марина посмотрела в сторону спальни, откуда доносился храп Володьки.
— Я хочу развестись.
Пауза.
— Мам, ты серьёзно?
— Очень серьёзно. Больше не могу.
— А папа что?
— Папа сказал, что никуда не уйдёт. Это же его дом.
— Блин… — Катя вздохнула. — Мам, а ты точно решила?
— Точно. Тридцать лет, Кать. Хватит.
— Понятно. Слушай, а к юристу ты обращалась?
— Пока нет. Сначала хотела с тобой поговорить.
— Правильно. Мам, знаешь что? Приезжай ко мне сегодня. Поговорим нормально.
— А Володька будет спрашивать…
— Скажешь, что к дочери поехала. Он же никогда не против.
— Да, это точно.
Марина приехала к Кате после обеда. Дочь встретила её с объятиями и сразу усадила за стол.
— Рассказывай всё.
— Да что рассказывать? — Марина развела руками. — Живём как соседи. Он работа-телевизор-пиво. Я уборка-готовка-стирка. И так каждый день.
— Мам, а ты пыталась с ним разговаривать?
— Пыталась! Вчера пыталась. Он мне: «Никуда не пойду, это мой дом».
Катя нахмурилась.
— Понятно. А ты готова к тому, что будет тяжело?
— К чему тяжело?
— Ну, развод, раздел имущества, бумажная волокита…
— Кать, мне всё равно. Я так больше не буду.
— Хорошо. Тогда завтра идём к юристу. Я договорюсь.
— Спасибо, дочка.
— Мам, а ты подумай ещё раз. Может, попробуете семейную терапию?
Марина рассмеялась.
— Володька? На терапию? Он же скажет, что это дурь какая-то.
— Ну да, наверное.
Вечером Марина вернулась домой. Володька сидел на том же месте, в том же кресле.
— Где была? — спросил он, не отрываясь от экрана.
— У Кати.
— Ага. Поужинать будем?
— Сам разогрей. В холодильнике борщ.
Володька повернулся к ней.
— Ты чего злая?
— Я не злая. Устала.
— От чего устала? Целый день у дочки отдыхала.
— Володь, я завтра к юристу пойду.
— Зачем?
— Подавать на развод.
Он выключил звук телевизора.
— Марин, ты что, того?
— Чего того?
— Ну… с головой всё нормально?
— С головой у меня как раз всё нормально стало. Впервые за годы.
Володька встал с кресла.
— Мариш, брось дурить. Какой развод? Мы же старые уже.
— Именно поэтому. Сколько мне осталось жить? Лет двадцать? Я не хочу их тратить на это.
— На что это?
— На тебя.
Володька моргнул.
— Мариш, ты меня пугаешь.
— А меня ты тридцать лет пугал своим равнодушием.
— Я не равнодушный. Я просто…
— Что просто?
— Привык к тихой жизни.
— А я привыкла к одиночеству в браке. Хватит.
Володька сел обратно в кресло.
— И что ты хочешь? Чтобы я съехал?
— Хочу, чтобы мы развелись. А дальше сами разберёмся.
— Дом пополам делить будем?
— Не знаю пока. Юрист скажет.
— А если я не соглашусь?
— Твоё дело. Но я всё равно подам.
Володька включил звук обратно.
— Ну и подавай. Посмотрим, что суд скажет.
На следующий день Марина действительно пошла к юристу. Молодая женщина выслушала её и кивнула.
— Понятно. Документы нужны будут. Принесёте?
— Принесу.
— И моральная подготовка. Будет долго.
— Ничего. Я готова.
Вечером дома началось.
— Ну что, подала? — спросил Володька.
— Ещё нет. Завтра подам.
— И как тебе не стыдно? В нашем возрасте…
— Мне стыдно было тридцать лет молчать.
— Все соседи будут пальцем показывать.
— Пусть показывают.
— А на работе что скажешь?
— Правду скажу.
Володька затих. Потом спросил:
— А может, не будем никуда подавать? Ну его, этот развод.
— Поздно, Володь. Я уже решила.
Он долго посмотрел на нее. И тяжело вздохнул.
А через неделю случилось то, чего никто не ждал.
Марина проснулась среди ночи от странных звуков. Володька хрипел как-то не так. Не храпел, а именно хрипел.
— Володь? — она потрясла его за плечо. — Володька!
Он открыл глаза. Лицо было серое, губы синеватые.
— Мне… плохо, — прошептал он.
— Как плохо?
— Сердце… болит. И дышать тяжело.
Марина вскочила с кровати.
— Скорую вызывать?
— Не знаю… Может, пройдёт.
— Нет, не пройдёт. Я звоню.
Она набрала номер дрожащими пальцами. Володька лежал с закрытыми глазами и тихо стонал.
— Скорая? К нам, пожалуйста. Мужу плохо с сердцем.
Приехали быстро. Врач послушал, пощупал пульс, что-то укололи.
— Увозим, — сказал доктор. — Сердечный приступ.
— Я с вами, — Марина схватила куртку.
— Собирайтесь быстрее.
В больнице Володьку увезли в реанимацию. Марина осталась в коридоре на жёсткой скамейке.
— Что с ним? — спросила она у медсестры.
— Инфаркт. Пока стабильно, но серьёзно. Родственники есть?
— Дочь. Я ей позвоню.
Катя примчалась через час.
— Мам, как он?
— Не знаю. Врачи ничего не говорят.
Они сидели молча. Марина думала о чём-то своём, крутила в руках телефон.
— Мам, ты не вини себя, — сказала вдруг Катя.
— За что?
— За развод. За то, что поругались.
— Не виню.
— Правда?
— Правда. Кать, знаешь что странно? Я не переживаю так, как должна бы.
— Как это?
— Ну, обычно жёны места себе не находят, когда мужья в больнице лежат. А я… спокойная какая-то.
Катя посмотрела на неё внимательно.
— А это нормально, мам.
— Нормально?
— Конечно. Ты же не железная. Устала от него.
К утру врач вышел и сказал, что Володька стабилен, но лежать будет долго.
— Можно к нему? — спросила Марина.
— Завтра можно будет.
Марина поехала домой. Квартира встретила её тишиной. Никакого телевизора, никакого храпа, никаких носков на полу.
Она села на кухне с чашкой чая и вдруг поняла — ей хорошо. Спокойно и хорошо.
Через два дня Володьку перевели в обычную палату. Марина пришла навестить.
— Ну как? — спросила она.
— Плохо, — он был бледный, осунувшийся. — Мариш, я тут думал…
— О чём думал?
— Ну… о нас. О том, что ты говорила.
— И что?
— Может, ты права была.
Марина села на стул рядом с кроватью.
— В чём права?
— Что я… не очень хороший муж.
— Володь, не надо сейчас об этом.
— Надо. Я лежу тут, думаю… А дома что? Пусто. Телевизор не работает, пиво тёплое. И ты не придёшь.
— Я же пришла.
— Нет, не так. Придёшь как жена, которая волнуется. А ты пришла как… ну, как бывшая.
Марина ничего не ответила.
— Мариш, а если я изменюсь?
— Володь, тебе шестьдесят лет. Люди в этом возрасте не меняются.
— А если попробую?
— Зачем?
— Ну… чтобы ты вернулась.
— Я никуда не уходила. Это ты от меня ушёл. Лет десять назад. А может, и раньше.
Володька закрыл глаза.
— Я не хочу развода.
— А я не хочу такой жизни.
— Мариш, дай мне шанс.
— Володь, у тебя было тридцать лет шансов.
Он повернулся к стене.
— Значит, всё. Конец.
— Да, Володь. Конец.
Марина встала и пошла к выходу.
— Мариш! — окликнул он её.
— Что?
— Ты… навещать будешь?
— Буду. Пока лежишь.
— А потом?
— А потом посмотрим.
В коридоре она достала телефон и написала Кате: «Всё нормально. Папа поправится. И мы разведёмся».
Володька выписался через две недели. Приехал на такси, медленно поднялся на второй этаж. Марина встретила его в прихожей.
— Как дела? — спросила она.
— Нормально. Врач сказал, беречься надо.
— Понятно.
Он разулся, повесил куртку. Постоял в коридоре, не зная, куда идти.
— Мариш, а чай есть?
— Есть. Сам заваришь?
— Заварю.
Володька прошёл на кухню, достал чайник. Руки у него дрожали немного.
— Суд когда? — спросил он, не оборачиваясь.
— На следующей неделе.
— А… ты точно пойдёшь?
— Точно.
— А если я не приду?
— Без тебя разведут.
Володька сел за стол с чашкой чая.
— Мариш, а где я жить буду?
— Не знаю, Володь. Это твои проблемы.
— У меня денег особо нет на съёмное жильё.
— У брата поживёшь. Или у Серёги.
— А квартиру как делить будем?
— Как суд скажет.
Володька кивнул. Пил чай и молчал.
— А может, не будем делить? — сказал он вдруг.
— Как это?
— Ну, я съеду, а квартира пусть тебе остаётся.
Марина подняла брови.
— Серьёзно?
— Серьёзно. Что мне в ней одному? Большая слишком.
— А жить где будешь?
— Найду что-нибудь. Однушку какую-нибудь.
— Володь, ты точно не того?
— Не того. Просто… понял кое-что в больнице.
— Что понял?
— Что ты меня не любишь уже. И я тебя, наверное, тоже не очень.
Марина села напротив.
— И давно понял?
— Да лет пять уже знаю. Просто не хотел признавать.
— Тогда зачем держался за меня?
— Привычка, наверное. Страшно одному.
— А теперь не страшно?
— Страшно. Но ещё страшнее видеть, как ты меня ненавидишь.
Марина вздохнула.
— Я тебя не ненавижу, Володь.
— Нет, ненавидишь. Я же вижу, как ты на меня смотришь.
— Не ненавижу. Устала от тебя. Это разные вещи.
Володька допил чай и встал.
— Ладно. Я вещи соберу.
— Не торопись. После суда соберёшь.
— Не хочу после суда. Хочу сейчас.
Он прошёл в спальню. Марина слышала, как он открывает шкаф, что-то складывает.
Через час он вышел с двумя сумками.
— Всё. Остальное потом заберу.
— Куда поедешь?
— К Серёге пока. Он не против.
Марина кивнула.
— Володь, а в суд придёшь?
— Приду. Надо же официально оформить.
Он надел куртку, взял сумки.
— Мариш, не обижайся.
— На что?
— На эти тридцать лет. Я не специально такой был.
— Знаю.
— И ты не обижайся, что я долго не понимал.
— Не буду.
Володька открыл дверь, потом обернулся.
— А может, лет через пять встретимся? По-дружески?
— Может быть.
— Ладно. Пока.
— Пока, Володь.
Дверь закрылась. Марина стояла в коридоре и слушала, как он спускается по лестнице. Потом хлопнула входная дверь в подъезде.
Она прошла в гостиную, села в его кресло. Взяла пульт от телевизора, включила какой-то канал.
Через полчаса позвонила Катя.
— Мам, как дела?
— Володька съехал.
— Как съехал? Суд же ещё не был.
— Сам решил. Сказал, квартира мне остаётся.
— Серьёзно? А сам где?
— У Серёги пока.
— Мам, а как ты себя чувствуешь?
Марина посмотрела вокруг. Тишина, порядок, никого.
— Хорошо, Кать. Впервые за годы — хорошо.
— Не грустно?
— Нет. Знаешь что? Завтра схожу в турагентство.
— Зачем?
— Хочу куда-нибудь съездить. В отпуск.
— Одна?
— А что, нельзя?
— Можно, конечно! Мам, я так за тебя рада!
— И я рада, дочка. И я рада.
Марина повесила трубку, выключила телевизор и пошла заваривать себе чай. Через окно светило солнце, и впервые за много лет ей захотелось открыть все шторы настежь.
