Снежана вышла из офиса в половине одиннадцатого. В сумке недоделанный отчёт, в голове цифры. Начальник снова свалил чужую работу — она взяла молча. Отказывать не умела.
Дома горел свет. Макар сидел на диване с телефоном, рядом пустая упаковка от суши. Дорогих. Снежана открыла холодильник — майонез и огрызок колбасы.
На дверце висел магнитик с их свадебного фото. Три года назад она поверила, что это навсегда. Он моложе на десять лет, но говорил правильные слова: умная, сильная, достойная заботы. После пятнадцати лет одиночества это звучало как спасение.
— Ты ела? — спросил он.— Суши заказал, не ждал, ты ж поздно всегда. Слушай, маме окна надо поменять. Старые насквозь дует, зима скоро. Я монтажников нашёл, итальянские стеклопакеты. Нормально, да?
Она замерла. Работала в банке — знала, сколько это стоит.
— Макар, мы собирались отложить на ремонт. Ванная течёт, плитка сыплется.— Ванная подождёт месяц. А мама одна, зима на носу, ей трудно. Ты ж умная, должна понимать — в семье помогают, это нормально.
Он обнял её за плечи. Пах одеколоном — дорогим, она покупала на день рождения.
— Не кипятись. Устала просто. Иди спать.
Она не спорила. Легла не раздеваясь, смотрела в потолок. Когда это началось? Год назад — ремонт у его матери. Полгода назад — плита. Потом диван. Каждый раз: «Ты же не мелочная. Я думал, ты другая.»
Она молчала. Боялась показаться жадной. Боялась остаться одна.
Утром проснулась раньше будильника. Макар храпел. Она оделась, выпила кофе стоя, уехала.
В час дня — смс от банка. Крупное списание. Вся зарплата.
Три года назад Макар сказал: «Переводи зарплату мне, я всё куплю — продукты, счета. Ты ж устаёшь.» Тогда это была забота.
Она набрала номер.
— Да, — голос недовольный.— Откуда списание? Вся зарплата ушла.— Окна, говорю же. Мама ждёт, монтажники сегодня. Ты чего паришься?
Пауза.
— Слушай, маме помочь жалко, что ли? Может, ты вообще не понимаешь, что такое семья? Или настолько мелочная?
Снежана положила трубку. Руки дрожали — не от страха, от чего-то другого.
Открыла приложение банка. Пальцы зависли над экраном. Нажала: «Заблокировать карту». Окно: «Вы уверены?» Нажала «Да». Открыла новый счёт, перевела остатки.
Внутри стало тихо.
Через полчаса телефон взорвался звонком. Макар. Она сбросила. Ещё звонок. Сбросила. Смс: «Снежана, какого хрена?! Карта не работает! Мама ждёт новые окна, монтажники приехали, мне платить нечем! Позвони срочно!»
Она написала коротко: «Работает. Просто больше не на тебя и не на твою маму.»
Ещё три звонка подряд. Она выключила звук.
Домой вернулась в восемь. Раньше обычного. Макар сидел на кухне, лицо красное.
— Ты охренела вообще?! Карту заблокировала?! Я перед монтажниками как дурак стоял, мать названивала каждые пять минут! Ты хоть понимаешь, что натворила?!
Снежана прошла в спальню. Достала его сумку, начала складывать: футболки, джинсы, бритву. Руки двигались сами.
Макар появился в дверях:
— Ты чего делаешь?— Собираю твои вещи. Съедешь к матери. Раз так заботишься — живи с ней.
Он рассмеялся — коротко, злобно:
— Серьёзно? Из-за окон истерику устроила? Взрослая баба, а ведёшь себя как базарная.
Снежана застегнула сумку, протянула. Он не взял. Шагнул ближе, голос стал медленным, давящим:
— Снежка, остынь. Я люблю тебя, серьёзно. Мама одна, ей трудно, не могу бросить. Ты старше, умнее — должна понимать. В семье жертвуют, это нормально. Ну поругались, бывает. Давай забудем.
Телефон в его руке завибрировал — звонок. Экран: «Мама». Он сбросил, продолжил:
— Ты знаешь, какой я без тебя. Мне плохо одному. Не устраивай драму.
Снежана смотрела на него — и вдруг увидела. Не мужчину. Мальчишку. Избалованного, наглого.
— Я не жертва, Макар. И не банкомат. Мама ждёт — иди к ней. Помогай сам.— Ты чего несёшь? Может, к врачу тебе надо? Перетрудилась на работе?
Он усмехнулся, но в глазах мелькнула растерянность. Снежана подошла к комоду, достала из ящика магнитик с холодильника — тот самый, с их свадебного фото. Протянула:
— Забери. Ключи оставь на столе.
Макар посмотрел на магнитик, потом на неё. Лицо исказилось:
— Да пошла ты! Думаешь, без тебя не проживу? Сама останешься одна, никому не нужная! Кому ты вообще нужна — старая, вечно на работе!
Он схватил сумку, швырнул магнитик на пол — пластик треснул пополам. Хлопнул дверью — стёкла задрожали.
Снежана стояла посреди комнаты. Тишина давила. Она подняла с пола обе половинки — на одной её лицо, на другой его. Бросила в мусорное ведро.
Утром на работе телефон завибрировал — звонок от Макара. Сбросила. Через минуту ещё. Сбросила. Смс: «Снежка, хватит дуться. Я погорячился. Давай встретимся, поговорим нормально.»
Не ответила. Вечером новое: «Ты чего молчишь? Я серьёзно, давай решим всё.»
Снежана зашла в настройки. Нажала: «Заблокировать контакт».
Через три дня он появился у подъезда. Она возвращалась с работы — он стоял у входа, помятый, в мятой куртке. Увидел её, шагнул навстречу:
— Снежка, подожди. Поговорить надо. Я не специально тогда сорвался, просто ты меня достала претензиями. Мать каждый час названивает, требует деньги — монтажники ждут, я кредит взял, не могу вернуть. Помоги. Войди в положение, ты ж умная.
Снежана остановилась. Посмотрела на него — ничего не почувствовала. Ни жалости, ни злости. Пустоту.
— Я входила в положение три года, Макар. Каждый день. Теперь твоя очередь — входи в положение матери. Сам.
Она обошла его, вошла в подъезд. Он крикнул вслед:
— Ты пожалеешь! Я найду другую, нормальную, не жадную!
Снежана не обернулась. Поднялась на свой этаж, закрыла дверь на замок.
Через неделю он написал с чужого номера: «Снежана, ну сколько можно? Я понял всё, извини. Давай встретимся.»
Прочитала, удалила, заблокировала.
Ещё через несколько дней позвонила его мать. Голос сухой, недовольный:
— Снежана? Это Валентина. Мать Макара. Вы что там натворили? Сын мечется, кредит взял, вернуть не может. Вы же жена, должны помогать семье. Как вам не стыдно — он младше, вы должны были поддерживать, а не выгонять.
Снежана слушала молча. Потом сказала тихо, спокойно:
— Валентина, ваш сын три года жил на мои деньги. Теперь пусть зарабатывает сам. На себя и на вас. Всего доброго.
Положила трубку. Заблокировала номер.
Через месяц Макар написал ещё раз, с нового номера: «Снежана, я всё понял. Прости. Хочу вернуться. От матери съехал, она теперь сама. Давай попробуем заново?»
Она прочитала. Пальцы зависли над клавиатурой. Раньше бы засомневалась: вдруг изменился? Вдруг последний шанс? Вдруг больше никого не будет?
Сейчас она смотрела на сообщение — и чувствовала только усталость. Не от него. От той, которой была три года.
Нажала «Удалить». Заблокировала. Положила телефон.
Воскресным вечером возвращалась с работы. Навстречу шла пара. Мужчина лет тридцати, женщина постарше. Он размахивал руками, говорил громко, она молчала, смотрела в асфальт. Снежана услышала обрывок:
— …мама просила, ты же понимаешь, нельзя отказать…
Женщина кивнула. Покорно.
Снежана остановилась, обернулась. Хотела окликнуть, сказать что-то. Но женщина уже шла дальше — рядом с мужчиной, покорно, устало.
Снежана постояла. Потом пошла домой.
Дома разделась, легла на кровать. В центре — не на краю, как три года. Потянулась, заняла всё пространство.
За окном шумел ветер. Лаяла собака. Сигналила машина.
Думала о той женщине. О себе три года назад. О магнитике, который выбросила.
Закрыла глаза. Уснула легко — без тяжести.
Утром проснулась от солнца. Встала, открыла холодильник. Достала йогурт — дорогой, который раньше покупала «по праздникам».
Села за стол. Ела медленно. Никуда не спешила. Никому ничего не должна.
Доела, помыла посуду. Посмотрела на холодильник — на пустое место, где висел магнитик. Так и не купила новый. Не хотела.
Налила кофе, села у окна. Солнце грело щёку. Город шумел за стеклом — чужой, равнодушный, живой.
Внизу женщина тащила тяжёлые сумки, рядом мужчина с телефоном. С пустыми руками.
Снежана допила кофе. Поставила чашку. Обернулась. Квартира тихая. Пустая. Её.
Она стояла посреди кухни. Одна. Босая, в старой футболке.
И впервые за три года поняла: свобода не всегда громкая. Иногда она звучит как тишина. Как утренний кофе. Как пустое место на холодильнике, которое не хочется заполнять.
Вытерла руки. Улыбнулась — никому, просто так.
Жизнь продолжалась. Её жизнь. И этого было достаточно.
