— Ты серьёзно сейчас? — голос Веры дрожал, но не от страха, а от злости. — Ты мне просто ставишь перед фактом?
— Вер, ну не начинай, — устало отозвался Денис, глядя куда-то мимо неё, в окно. — Я просто сказал, что так будет удобнее всем. И маме приятно, и нам не напрягаться.
— Удобнее всем? — переспросила она, криво усмехнувшись. — Ты слышишь себя? Ты хоть представляешь, что такое “все”? Это твои тётки, двоюродные, их дети, орда народу. Ты вообще знаешь, сколько их будет?
— Ну, человек двадцать… максимум двадцать пять, — неопределённо пожал плечами Денис. — Мама круглый юбилей отмечает, шестьдесят лет всё-таки. Хочет “по-домашнему”, без ресторанов. У нас, говорит, уютно, просторно.
Вера резко отодвинула чашку. Кофе плеснул на стол.
— Просторно? В двух комнатах, где шкаф старый скрипит и стол еле влезает? Прекрасно! А где, интересно, эти “по-домашнему” гости сядут? На подоконнике?
Денис вздохнул. Он устал от работы, от вечных сроков, от того, что дома вместо покоя его встречают новые проблемы. Но на этот раз Веру он понимал. Просто не знал, как выкрутиться.
— Я поговорю с мамой, — неуверенно сказал он. — Объясню, что не вариант. Может, уговорю её в кафе всё же…
— “Может”, — передразнила она. — Ты знаешь, что твою мать не “уговаривают”? Её только ставят перед фактом. Но, как я вижу, у нас в семье так не принято. Всё решают за меня, потом ставят перед фактом, а я, как кухонный инвентарь, должна быть “удобной”.
Он нахмурился.
— Вер, ты перегибаешь. Мама просто хочет праздник, не придирайся. Она стареет, ей хочется тепла.
— Тепла, — усмехнулась Вера. — Только вот топливо для этого “тепла” — я. Всё на мне. Стол, уборка, готовка. “Тепло” получается, когда я падаю без сил и слушаю, как твоя тётка шепчет на кухне: “Вот это хозяйка, всё сама тянет”. Да, тяну. Только вот никто не спросил, хочу ли я.
Она говорила быстро, глухо, почти сквозь зубы, будто боялась, что если замолчит — сорвётся на крик. Денис молчал. За годы он выучил, когда лучше не перебивать.
На улице начинался ноябрь. В окне отражались тёмные ветки лип, ветер гнал сухие листья вдоль двора. Воздух в квартире был спертый, пахло жареным луком и моющим средством — обычный вечер в спальном районе.
Вера встала и медленно собрала со стола посуду. Руки её дрожали.
— Я не потяну, — сказала она тихо. — Не хочу и не буду.
Денис смотрел, как она смывает кофе со стола, как опускает губы, чтобы не дрожали. В нём боролось два чувства — привычная мягкость и внутреннее раздражение, что всё превращается в очередной спор.
— Ладно, — примирительно сказал он. — Я поговорю с ними. Завтра. Честно.
— Завтра уже поздно, — бросила она через плечо. — У них всё давно решено. Только мне забыли сообщить.
Звонок раздался утром. Телефон на кухне завибрировал на столе, пока Вера завязывала волосы в пучок. На экране высветилось: Тамара Ивановна. Она медленно выдохнула, как перед прыжком в ледяную воду, и ответила.
— Верочка, здравствуй, солнышко! — голос свекрови был сахарно-мягкий. — Как вы там, не замёрзли? Слышала, у вас отопление только позавчера дали.
— Здравствуйте, Тамара Ивановна. Всё нормально, спасибо.
— Вот и славно. Я тебе звоню не просто так. Мы тут с Денисом на днях болтали, он сказал, что ты не против устроить у вас мой юбилей. Я так обрадовалась! Думаю, вот, наконец-то, по-настоящему, по-семейному соберёмся. А то эти рестораны… шум, официанты, холодная еда. Совсем не то. А у вас — душевно будет.
Вера закрыла глаза. “По-семейному”. “Душевно”. Те самые слова, после которых у неё всегда начиналась нервная дрожь.
— Тамара Ивановна, — начала она осторожно, — может, всё-таки в кафе? У нас же тесно. Да и народу, кажется, много ожидается.
— Ну что ты, милая! — с ласковой укоризной перебила свекровь. — Ничего страшного. Ты же у нас хозяйственная. Я помню, как ты тогда на Новый год всё организовала — чудо, просто чудо! И сейчас справишься. Я тебе помогу. Зоя тоже приедет заранее.
Зоя — это младшая сестра Дениса. Всегда приедет “помочь”, а потом полдня сидит в телефоне, изображая бурную деятельность.
— Хорошо, — выдохнула Вера, чувствуя, что спорить бесполезно. — Но вы учтите, я работаю. У меня не будет времени на… подготовку.
— Ну что ты, деточка, не переживай! Всё сделаем вместе. Главное — желание. А ты же хочешь сделать праздник маме мужа, правда? — Голос стал тише, но в нём прозвучала стальная нотка. — Я ведь никого не заставляю. Просто спрошу: ты хочешь?
И это “хочешь” звучало уже как приговор.
— Конечно, — сказала Вера ровно. — Куда ж я денусь.
— Вот и славно! — оживилась Тамара Ивановна. — Тогда я завтра заеду с Зоенькой, посмотрим, где стол поставить, что купить. Составим списочек. Ты уж будь дома, ладно? Целую!
Короткие гудки.
Вера посмотрела на телефон, потом — на часы. Половина девятого. На работу уже опаздывала. И почему-то захотелось не идти вовсе.
Вечером, вернувшись домой, Денис встретил её радостной улыбкой:
— Ну что, мама звонила?
— Звонила, — сухо сказала Вера, ставя сумку на пол. — Сказала, что “завтра заедет”. Список, план, ревизия. Всё как обычно.
— Да? — Денис нахмурился. — Странно. Я же хотел поговорить, чтобы без крайностей.
— Не успел, — оборвала она. — Как всегда.
Он потянулся к ней, но она отодвинулась.
— Вер, ну не начинай опять. Мама добрая, просто старомодная.
— Добрая? — усмехнулась Вера. — Это когда человек приходит к тебе домой и решает, где у тебя диван стоять должен? Или когда она мне в прошлый раз сказала, что “надо бы похудеть, а то платье на тебе сидит не как на молодожёнке”? Добрая, ага. Только я теперь невестка, а объект для экспериментов.
— Ну хватит, — поморщился Денис. — Ты же знаешь, она не со зла.
— Знаю, — устало ответила она. — И всё равно больно.
Она ушла в ванную, оставив его в кухне одного. Вода за стеной шумела долго, равномерно, как дождь. Денис сел за стол и закрыл лицо руками. Ему было невыносимо между ними — между матерью, которая “просто хочет по-семейному”, и женой, которая всё больше отдалялась.
На следующий день ровно в десять утра в дверь позвонили. Вера уже ждала. Волосы собраны, на лице — вежливая улыбка, из тех, что не отражаются в глазах.
На пороге стояли Тамара Ивановна и Зоя, обе в ярких пальто, с пакетами и энергичными лицами.
— Ну здравствуй, хозяюшка! — весело воскликнула свекровь. — Мы к тебе с десантом! Посмотрим, что да как.
Зоя сразу прошла в гостиную, огляделась, хмыкнула.
— Ого, диван поменяли. Красивый. Только, может, его лучше к окну переставить? Так больше места будет.
Вера сжала зубы.
— Нет, он тяжёлый. И вообще, мне так удобно.
— Ну как хочешь, — пожала плечами Зоя, — просто советую.
Тем временем свекровь уже распорядилась в кухне, словно была дома.
— Так, Верочка, записывай: мясо — килограмма три, курица — две, картошки — мешочек, салаты — обязательно “Оливье” и “Мимозу”. И ещё — рулет из лаваша с крабовыми палочками, вкуснятина! Я тебе покажу, как делается.
— Может, сократим? — попыталась вставить Вера. — Людей же немного, зачем столько…
— Милая, — мягко прервала Тамара Ивановна, — это ж праздник, юбилей! Не позориться же. Гости должны уйти сытые и довольные. Ты не волнуйся, всё посчитаем.
“Посчитаем” означало — “я скажу, что купить, а ты купишь”.
Через два часа “совещание” закончилось. Кухня была заставлена пакетами, список на листе бумаги тянулся на две страницы. Уходя, свекровь обняла её, чуть слишком крепко.
— Спасибо тебе, Верочка. Я знала, что на тебя можно положиться.
Когда дверь за ними закрылась, Вера села прямо на пол и засмеялась. Глухо, без радости. Смех больше походил на хрип.
Вечером Денис зашёл в кухню, увидел лист с “планом” и побледнел.
— Это что за… — Он поднял бумагу. — Они что, тебя решили тут в рабство записать?
Вера пожала плечами.
— А ты думал, я шучу?
— Нет, ну это бред. Я сейчас позвоню.
— Поздно. Они уже всё решили. Ты просто подпишешься под их планом, как всегда.
Он хотел возразить, но не смог. Потому что в глубине души знал — она права.
Вера встала, подошла к окну. На улице темнело, первые снежинки падали на тротуар.
— Денис, — сказала она тихо. — Я чувствую себя мебелью в их жизни. Не человеком, не женой, а удобной поверхностью, куда можно всё сложить.
Он хотел что-то сказать, но слова застряли. И между ними снова повисла тишина — тяжёлая, вязкая, как поздний ноябрь.
На следующий день Вера с утра вышла в магазин с огромным списком, написанным аккуратным почерком свекрови. Листок она держала в руке, как повестку — знала, что спорить уже поздно, но внутри всё кипело. На улице моросил холодный ноябрьский дождь, ветер швырял мокрые листья прямо под ноги. Сумка быстро намокла, пальцы закоченели, но Вера шла от магазина к магазину, будто выполняла чью-то волю, не свою.
В мясном отделе к ней подошла соседка, Марина, с которой они редко, но тепло здоровались у подъезда.
— Ого, Вер, на праздник готовишься? — улыбнулась она, глядя на тележку, полную пакетов.
— Ага, “готовлюсь”, — пробормотала Вера. — Только не я праздник придумала.
— Свекровь? — мгновенно поняла Марина.
Вера кивнула.
— М-да, — протянула соседка. — Знаем, проходили. Я однажды согласилась “по-семейному”, так потом неделю спину не разогнуть было. Умные люди ходят в кафе, а не в каторгу.
Обе засмеялись, но смех у Веры вышел выжатым, безрадостным.
Когда она вернулась домой, Денис уже был там — взял выходной. Кухня завалена пакетами. Он попытался помочь, доставая продукты, но Вера молча отодвинула его.
— Не мешай, я сама.
— Вер, я просто хотел…
— Хотел — поговорил бы с матерью, — резко бросила она. — А теперь поздно.
Он замер, потом тихо сел на табурет, наблюдая, как она методично раскладывает мясо, овощи, банки. В её движениях не было ни раздражения, ни спешки — только холодная, отточенная усталость.
В субботу, за неделю до юбилея, Тамара Ивановна приехала “с инспекцией”. Вместе с ней — Зоя, в пуховике цвета пудры и с телефоном в руке.
— Мы ненадолго, — предупредила свекровь с порога. — Посмотрим, как у нас тут дела, и не будем мешать.
“У нас”, — отметила про себя Вера.
Они прошли на кухню. Зоя сразу заняла стул у окна, вытащила из пакета пирожные и чай.
— Ты, Вер, садись, чайку попьём, обсудим, — позвала она.
Но Вера уже стояла у плиты — что-то перемешивала в кастрюле.
— Я не могу, я занята.
— Ну ладно, мы сами, — хмыкнула Зоя и наложила себе десерт.
Тамара Ивановна тем временем устроила ревизию холодильника.
— Так, значит, мясо есть, рыба тоже… Молодец. Только вот свёклы маловато. Я добавлю в список. И лимоны купи, обязательно. А майонез домашний сделаешь? — спросила она.
— Нет, куплю.
— Ну-ну. Конечно, магазинный проще, но вкус… не тот.
Вера стиснула зубы, чтобы не ответить.
— А вот ещё, — продолжила свекровь, вытащив из сумки тетрадку в клетку, — я тут меню набросала. Чтобы не путаться. Всё расписано: завтрак, перекус, основные блюда, закуски, десерт. Даже время, когда что подавать.
Она гордо раскрыла страницы. Там было всё: с точностью до минут — когда “Ася” (а теперь “Вера”) должна встать, включить духовку, поставить чайник.
— Смотри, удобно, правда?
Вера молча взяла лист, пробежала глазами, почувствовала, как в груди поднимается тяжёлый ком.
— Удобно, — тихо сказала она. — Только вот почему везде моё имя?
— Ну а кто же, деточка? Мы же с Зоенькой гости. Да и ты хозяйка дома, тебе карты в руки.
— Ага, гости, — пробормотала Вера.
Зоя подняла глаза от телефона.
— Не кипятись, Вер, это ж не работа, а радость. Праздник души. Ну да, хлопот немного, но потом же все скажут: “Вот это жена у Дениса!” Тебе приятно будет.
Вера не ответила. Просто пошла в ванную, включила воду и долго стояла, уставившись в зеркало. Лицо — бледное, глаза — как будто потускнели.
В понедельник на работе она едва держалась. Коллеги обсуждали отпуска, подарки детям, а Вера ловила себя на том, что думает не о книгах и читателях, а о том, сколько килограммов картошки надо почистить.
После обеда позвонил Денис.
— Мамка просила уточнить, какой у нас чайный сервиз. Она боится, что чашек не хватит.
Вера замерла с трубкой в руке.
— Денис, я не выдержу. Честно. Если ещё раз услышу слово “мамка”, я просто уйду.
— Вер, не говори так…
— А как? Я живу не дома, а на складе продуктов. Мне снится твоя мать с кастрюлей.
Он молчал. Она услышала, как он тяжело выдохнул.
— Хорошо, — сказал наконец. — Я вечером поговорю с ней. Обещаю.
— Посмотрим, — коротко ответила она и отключилась.
К вечеру на пороге снова стояла Зоя.
— Я быстро! — с улыбкой сказала она. — Мама просила уточнить, какие у вас скатерти.
— Обычные, — ответила Вера.
— Белая есть? Без рисунков, такая праздничная?
— Нет.
— Ну как же так? — возмутилась Зоя. — У каждой нормальной хозяйки есть белая скатерть!
— Ну, видимо, я ненормальная, — отрезала Вера.
Зоя вскинула брови.
— Ну чего ты сразу… Я ж по-доброму. Ладно, мама привезёт свою. Старенькая, но ничего.
Она оставила на столе пакет — там была именно та скатерть, пожелтевшая, пахнущая нафталином.
— До встречи, хозяйка! — бодро сказала Зоя и скрылась.
Когда за ней закрылась дверь, Вера тихо выругалась. Потом взяла скатерть, скомкала и бросила в таз с водой. “Пусть вымывается их доброта”, — подумала она.
Дни до юбилея превратились в марафон. Вера вставала в шесть, шла на работу, возвращалась — и сразу на кухню. Картошка, мясо, салаты, соусы, запеканки. Всё смешалось в один бесконечный поток. Запах уксуса въелся в одежду, руки потрескались от воды.
Денис пытался помогать. Нес продукты, мыл посуду, но всё время мешал под ногами.
— Дай я, — говорила она, забирая у него нож или ложку. — Я быстрее.
— Вер, ты себя угробишь.
— А кто вместо меня? Твоя мама с Зоей? Они “помогают”, сидя с чаем и пирожными.
Однажды он застал её ночью на кухне — она сидела на стуле, уставившись в миску с нарезанными овощами.
— Вер, спать надо.
— Потом.
— Когда “потом”?
— После юбилея.
Он хотел обнять, но она оттолкнула.
— Не трогай. Если я сейчас остановлюсь — просто рухну.
За день до праздника приехала Тамара Ивановна. Привезла “немного посуды” и “десерт на завтра”. Вера стояла у плиты, когда свекровь вошла и, не снимая пальто, прошла к столу.
— Ну что, как дела? — спросила она, открывая крышки кастрюль. — Ой, молодец! Пахнет вкусно. Только майонеза побольше, а то сухо будет.
— Хорошо, добавлю, — машинально ответила Вера.
— И ещё, — продолжала свекровь, — я тут подумала, может, начнём пораньше. В два, не в три. Чтобы все успели. Ты не против?
Вера обернулась.
— Я против, — сказала она чётко. — Я не успею всё к двум.
Тамара Ивановна подняла брови.
— Ну что ты так? Мы же ради удобства. Люди из области приедут, им ехать обратно…
— Ради удобства кого? Меня? — холодно спросила Вера.
На секунду повисла пауза.
— Не начинай, Верочка, — мягко сказала свекровь. — Зачем ты всегда так остро всё воспринимаешь? Мы же семья.
Вера вытерла руки полотенцем и посмотрела прямо в глаза.
— Вот именно. Семья. Только почему-то всегда удобно всем, кроме меня.
Тамара Ивановна нахмурилась.
— Ты уставшая. Всё из-за усталости. Вот завтра всё пройдёт — и отдохнёшь.
— Не пройдёт, — ответила Вера. — Завтра только начнётся.
Поздно вечером, когда Денис вернулся с работы, квартира была наполнена запахами. На столе — контейнеры, кастрюли, блюда, аккуратно подписанные бумажками. Вера сидела у окна, не двигаясь.
— Ты не ложилась? — спросил он.
— Нет.
Он сел рядом.
— Вер, я поговорил с мамой. Сказал, что слишком много на тебя навалили.
— И что?
— Ну… она сказала, что обиделась. Мол, ты неблагодарная.
— Отлично. Значит, всё по плану.
Он замолчал.
— Послушай, может, всё-таки ресторан? Я готов оплатить, хоть завтра всё отменим.
— Поздно, — сказала она. — Они не простят.
— Пусть не прощают.
— Ты не понимаешь, Денис. Это не просто праздник. Это проверка. Для них. Проверка, кто тут главная, а кто подчинённый. И если я сейчас откажусь, они решат, что я не уважаю твою мать.
— Пусть решают что хотят, — тихо ответил он. — Я устал видеть, как ты изнашиваешься.
Она посмотрела на него и впервые за долгое время улыбнулась — горько, но искренне.
— Поздно, Денис. Я уже износилась.
Он хотел что-то сказать, но не успел. Телефон завибрировал на столе — сообщение от Зои:
“Вер, завтра я буду к обеду. Ногти доделаю — и сразу к вам. Не переживай, всё будет супер! 💅🎉”
Вера закрыла глаза.
Всё действительно “будет супер”. Только не так, как они ждут.
***
Утро юбилея началось в полной тишине.
Сначала Вера подумала, что проспала — но часы показывали шесть. За окном ещё темно, в кухне пахло холодным мясом и варёными яйцами. Вчерашняя усталость села в теле свинцом, но в голове было удивительное спокойствие — ровное, будто всё уже решено.
Она заварила кофе, села к окну и впервые за неделю позволила себе просто сидеть. Без ножей, без кастрюль, без планов. На улице редкие прохожие спешили на работу, кто-то тащил собаку через лужи.
И вдруг ей стало жалко — не себя даже, а всех этих людей, которые каждое утро куда-то бегут, стараются, терпят, чтобы кому-то было “удобно”.
К восьми пришла свекровь — в пальто, с причёской, с коробками.
— Доброе утро, Верочка! — бодро сказала она. — Ну, я смотрю, всё готово?
— Почти, — спокойно ответила Вера.
— Молодец, умница. Я же знала, что ты справишься. Сейчас мы быстренько сервируем, а потом я переоденусь.
Она прошла в комнату, проверила скатерть, тарелки, салфетки.
— Только вилки не так! — сказала она, поправляя их. — И бокалы нужно справа, а не слева. Ну ничего, я подправлю.
Вера наблюдала молча.
Всё происходящее казалось ей театром, где она — не актриса даже, а реквизит.
К одиннадцати дом наполнился запахом духов, гулом голосов и шелестом пакетов. Приехала Зоя — с букетом и громкой музыкой из машины. За ней — тётя Галя с мужем, потом дядя Костя с внучкой.
Вера носила тарелки, подогревала блюда, улыбалась. Каждый раз, проходя мимо зеркала, видела женщину с аккуратной причёской и пустыми глазами.
— Вер, наливай салат побольше! — крикнула Тамара Ивановна из комнаты. — Мужчины любят, когда сытно.
— Хорошо, — ответила она.
Через полчаса гости уже сидели за столом. Тосты, смех, звон бокалов.
Тамара Ивановна сияла.
— Вот что значит — хозяйка в доме! — сказала она, указывая на Веру. — Всё сама! Ни на кого не надеется. Умница!
Все зааплодировали. Вера кивнула и пошла на кухню за очередным блюдом.
И только там, в тишине, позволила себе коротко закрыть глаза.
“Всё сама”, — эхом отозвались слова свекрови.
Да, всё сама. Только не так, как они думают.
Когда настала пора горячего, Вера аккуратно вынесла противень с мясом, поставила на стол. Гости заохали.
— Пахнет божественно! — сказала Зоя.
— Верочка, ты волшебница, — добавила тётя Галя.
— Приятного аппетита, — сказала Вера тихо и снова ушла на кухню.
Там она сняла фартук, сложила его ровно на столе, подошла к окну и открыла форточку. Холодный воздух ударил в лицо, щёки защипало. Она глубоко вдохнула — и вдруг впервые за много месяцев почувствовала вкус свободы.
Ничего героического — просто воздух, просто тишина, просто мысль: “Я больше не хочу так”.
Когда она вернулась в комнату, все уже ели. Смех, крики, звон ложек. Денис сидел рядом со свекровью, что-то объяснял, глядя на неё виновато.
Вера подошла, положила руку ему на плечо.
Он обернулся — в её взгляде было что-то новое, тихое и твёрдое.
— Денис, я выйду ненадолго, — сказала она.
— Куда? — удивился он.
— Просто выйду. На улицу.
— Но сейчас же обед…
— Пусть будет без меня.
Она взяла пальто, ключи, сумку — и вышла.
На лестничной площадке пахло пылью и холодом. Она спустилась вниз, не торопясь. На улице моросил дождь, редкие машины шуршали по лужам. Вера пошла без цели, просто шла. Через двор, мимо магазина, мимо остановки.
Сначала хотелось плакать, но слёз не было. Потом вдруг стало легко — почти весело.
Каждый шаг будто стирал по кусочку того, что в ней накапливалось годами: обиды, усталость, роль “удобной”.
Она дошла до парка. Листья липли к ботинкам, вороны каркали на ветках. Вера села на мокрую лавку и достала телефон. Долго смотрела на экран — список сообщений от Зои, напоминания о делах, уведомления. Всё казалось чужим.
Она открыла новое сообщение и набрала:
“Денис. Прости. Я устала быть хорошей. Мне нужно время. Не ищи меня сегодня.”
Посидела немного, потом нажала “Отправить”.
Дома тем временем началось волнение.
— Куда она подевалась? — тревожно спросила Тамара Ивановна, глядя на сына.
— Сказала, выйдет. — Денис встал. — Может, воздухом подышать.
— В самый разгар праздника?! Господи, что за манера… Люди за столом!
Зоя попыталась разрядить обстановку:
— Мам, ну пусть. Устала, поди. Мы доедим, а она вернётся.
Но Тамара Ивановна не успокоилась. Она то и дело выглядывала в окно, потом звонила — без ответа.
Когда гости начали расходиться, Вера всё ещё не вернулась.
Ночь.
Денис сидел на кухне, уставившись в телефон. Третий раз перечитывал сообщение.
“Не ищи меня сегодня.”
Он не знал, что чувствовать — тревогу, обиду, или, может, облегчение.
Мать зашла тихо.
— Нашлась?
— Нет.
— Может, поехала к своим?
— Не знаю. Она не сказала.
— Ну что ж, — вздохнула Тамара Ивановна, — вот тебе и праздник. Женщины нынче какие-то… непредсказуемые.
Денис не ответил. Он сидел, слушая, как за окном шумит дождь, и думал: может, она наконец-то просто выбрала себя.
Вера тем временем шла вдоль дороги, под моросящим небом. Никакого плана — только ощущение, что впервые за много лет она свободна даже от объяснений.
Она зашла в круглосуточную пекарню, купила кофе и булочку. Села у окна.
Впервые за всё это время еда была — её. Не “для гостей”, не “для праздника”, не “по списку”. Просто булочка, просто кофе.
На соседнем столике сидела девушка лет двадцати с книгой. Вера мельком взглянула на обложку — Чехов. И вдруг усмехнулась. “Чехов бы понял,” — подумала она.
За окном медленно рассветало. Небо серело, огни светофора отражались в лужах.
Вера взяла салфетку и написала на ней ручкой:
“Жизнь слишком коротка, чтобы жить по чужому меню.”
Сложила салфетку, положила в сумку.
Потом встала и пошла к двери.
Утро понедельника встретило город туманом.
На кухонном столе у Дениса стояла чашка с недопитым чаем. Он сидел в тишине, телефон лежал рядом.
Вдруг вибрация. Новое сообщение.
Он открыл — коротко:
“Я в порядке. Не переживай.”
Он выдохнул. Улыбнулся — впервые искренне.
А где-то, в маленьком городе неподалёку, в библиотеке открылась новая запись в журнале трудоустройства:
“Вера Никитина. Библиотекарь. Испытательный срок — 3 месяца.”
Она поставила подпись, поблагодарила женщину за столом и вышла на улицу. На остановке ветер крутил листья, пахло свежим хлебом и свободой.
Вера подняла лицо к небу. Небо было низкое, серое, но в нём — ничья власть.
Она шла, не оглядываясь.
И впервые не боялась опоздать.
