Через полгода, положенные по закону для вступления в наследство, Марина сидела в светлом кабинете нотариуса. Она уже не была той сломленной, больной женщиной. Пережитое предательство подействовало как жестокая, но эффективная шоковая терапия. Грипп прошел, а вместе с ним ушла и та тупая, всепоглощающая скорбь. Осталась тихая грусть по мужу и холодная, как сталь, решимость.
Рядом с ней сидел Семён Аркадьевич. Мужчина шестидесяти лет, в безупречном костюме, с ярким, совершенно несочетаемым галстуком-бабочкой и живыми, насмешливыми глазами. Он был старым другом ее отца и одним из лучших цивилистов (специалистов по гражданскому праву) в городе.
Когда он прослушал ту диктофонную запись, он долго молчал, а потом хмыкнул.
— Ну, Мариночка, голубушка… Родственнички у твоего Павла были… как из учебника по криминалистике. Глава «Алчность и слабоумие».
Он разложил перед ней ситуацию кристально ясно. Квартира — ее личная собственность, приобретенная до брака (Статья 36 Семейного кодекса РФ). Наследство от тетки — также ее личная собственность, так как получено по безвозмездной сделке, то есть в дар или по наследству (та же статья).
— Они, деточка, — поучительно поднял он палец, — спутали «наследство» и «зарплату». Вот если бы ты эти деньги на счет положила и проценты бы капали — эти проценты считались бы общим доходом. А само «тело» вклада — твое.
Единственное, что подлежало разделу, — это имущество, нажитое в браке. А именно: старенькая «Лада» и дача в Подмосковье, которую они с Пашей купили пять лет назад.
— Вот тут, — Семён Аркадьевич постучал по бумагам, — начинается самое интересное. Половина этого имущества — твоя супружеская доля. Она вообще не делится. А вот вторая половина — доля Павла — это и есть «наследственная масса».
— И кто ее наследует? — спросила Марина.
— Наследники первой очереди. Это ты (супруга), его дети (которых нет) и его родители. То есть, — он лукаво подмигнул, — ты и Светлана Борисовна. В равных долях. Итого, тебе отходит твоя половина плюс половина от Пашиной половины. Три четверти, если по-простому. А свекрови — одна четверть.
— И всё? — ахнула Марина. — Из-за этой четверти старой дачи и машины… весь этот спектакль с опекунством?
— А ты как думала! — рассмеялся Семён Аркадьевич. — Пираньи, они ж не от размера добычи дуреют, а от запаха крови. Они думали, ты слабая, вот и накинулись.
Дверь кабинета открылась, и нотариус ввела «родню».
Они изменились. Светлана Борисовна выглядела постаревшей, злоба съедала ее изнутри. Зоя, наоборот, была разодета, как на праздник, — в леопардовой блузке и с ярко-красной помадой. Она явно предвкушала триумф. Славик, как всегда, жался позади, выглядя так, будто его привели на эшафот.
Они сели напротив, и Зоя демонстративно достала из сумки калькулятор.
— Ну, давайте уже, — нетерпеливо бросила она нотариусу.
Нотариус, строгая женщина в очках, начала зачитывать состав наследственного дела.
— …Таким образом, наследственная масса после смерти гражданина Павла Петровича составляет: одна вторая доля в праве собственности на автомобиль марки «Лада», 2008 года выпуска, и одна вторая доля в праве собственности на земельный участок с садовым домом по адресу…
Зоя перестала щелкать калькулятором.
— Что?! — перебила она. — Какая «одна вторая»? А квартира? Трехкомнатная?
Нотариус подняла на нее холодный взгляд:
— Квартира по адресу… является личной собственностью гражданки Марины, приобретенной ею до вступления в брак. В наследственную массу не входит.
— Как это не входит?! — взвилась Зоя. — А деньги?! Теткины деньги!
— Денежные средства, полученные по наследству одним из супругов, также являются его личной собственностью и разделу не подлежат, — монотонно отчеканила нотариус.
— Это грабеж! — закричала Светлана Борисовна. — Она всё украла! Она аферистка!
— Уважаемые, — вмешался Семён Аркадьевич, до этого с интересом разглядывавший свою бабочку. — Если вы будете нарушать порядок, мы вызовем полицию. А если вы продолжите оскорблять мою доверительницу, я лично подам на вас иск о клевете.
— Да кто ты такой?! — шипела Зоя.
— Адвокат. Семён Аркадьевич. Очень приятно, — он ослепительно улыбнулся. — А теперь, если позволите… У нас есть предложение.
Он посмотрел на Марину, и та кивнула.
— Видите ли, — продолжил он, обращаясь к Светлане Борисовне, — по закону вам действительно причитается одна четвертая доля дачи и машины. Это, по рыночной оценке, ну, тысяч сто пятьдесят, может, сто семьдесят. Сумма, прямо скажем, не та, ради которой стоило вламываться в чужой дом.
Славик вжался в кресло. Лицо Зои стало пунцовым.
— Но моя доверительница, — Семён Аркадьевич сделал паузу, — человек добрый. Она готова… простить вам эту долю. В обмен на одну маленькую любезность.
— Какую еще любезность? — подозрительно спросила свекровь.
— Вы прямо сейчас подписываете нотариальный отказ от наследства. В пользу Марины.
— Что?! — взревела Зоя. — Да никогда! Мама, не смей! Мы в суд пойдем!
— Не пойдете, — тихо сказала Марина.
Это был первый раз, когда она подала голос. Все трое уставились на нее.
— В суд вы не пойдете. Потому что, — она посмотрела на Семёна Аркадьевича, — у нас есть кое-что поинтереснее для суда.
Адвокат с наслаждением достал из портфеля маленький плеер и диктофон.
— Запись, — пояснил он, помахав им в воздухе. — Очень, знаете ли, качественная. Про «пансионат», «опекунство» и «невменяемую». Зоя, ваш голос там особенно хорошо получился. Такой… командный. Прокурору понравится.
Славик позеленел и начал сползать со стула.
— Это… это шантаж! — выдохнула Зоя, но в голосе ее уже звенел страх.
— Что вы! — всплеснул руками Семён Аркадьевич. — Это — мировое соглашение. Вы отказываетесь от ста пятидесяти тысяч. А мы… «теряем» эту запись. И забываем о вашем существовании. В противном случае, вы прямо отсюда едете в отделение. Статьи «Вымогательство» и «Покушение на мошенничество» еще никто не отменял. Выбор за вами.
Наступила тишина. Было слышно, как тяжело дышит Светлана Борисовна.
— Мама… подписывай, — проскулил Славик. — Это ж тюрьма…
Зоя метнула на него испепеляющий взгляд, но промолчала. Она поняла, что игра окончена.
Светлана Борисовна, трясущейся рукой, взяла ручку, которую ей протянула нотариус.
…Через полчаса они вышли на улицу. Родня — серая, поникшая — кучкой поплелась к остановке. Марина видела, как Зоя что-то злобно шипит матери, а та отмахивается.
— Ну вот, голубушка, — сказал Семён Аркадьевич, поправляя бабочку. — Пираньи вернулись в свой мутный пруд.
Он рассказал ей историю, пока они шли к машине:
— Был у меня один клиент. Делил наследство с братом. Так они из-за старого отцовского гаража чуть друг друга не поубивали. Не гараж им был нужен, а сам факт «победы». Алчность, Мариночка, страшный наркотик. Он отключает мозг. Помнишь, как в детстве? Кто первый палку схватил, тот и главный. А то, что палка гнилая, — неважно. Так и эти. Они бились не за дачу, а за твою квартиру, за твои деньги, за сам факт, что ты «осталась в выигрыше», а они — нет. Они хотели не «получить», они хотели, чтобы ты «потеряла».
Марина кивнула. Она все понимала.
Прошел еще год. Марина продала и дачу, и машину. На эти деньги и часть теткиного наследства сделала в квартире хороший, светлый ремонт. Она уволилась со своей скучной работы в бухгалтерии и записалась на курсы флористики, о чем мечтала всю жизнь.
Как-то вечером она сидела на своей новой, уютной кухне и пила хороший, дорогой чай с жасмином. В дверь позвонили.
На пороге стояла Зоя. Потухшая, осунувшаяся, в старом пальто.
— Чего тебе? — спокойно спросила Марина, не пуская ее в квартиру.
— Марина… пусти, — просипела Зоя. — Поговорить надо.
— Мы всё сказали у нотариуса.
— Мама… Светлана Борисовна… она слегла. Инсульт.
Марина молчала.
— Славик … идиот этот… влез в какие-то микрозаймы. Квартиру отбирают. У меня денег нет. Маме нужны лекарства… сиделка… Ты же… ты же теперь богатая. Паша бы… он бы матери помог…
Зоя смотрела на нее с отвратительной, заискивающей надеждой.
Марина посмотрела на нее. На эту женщину, которая хотела упечь ее в психушку и рылась в ее белье.
— Паша бы помог, — согласилась Марина. — Он был добрый. Слишком добрый. А я, Зоя, — нет.
Она медленно закрыла перед ней дверь. И впервые за долгие годы не почувствовала ни капли вины.
Она вернулась на кухню. За окном шел тихий снег. В квартире, за которую так бились чужие ей люди, было тепло и спокойно. Удивительно, как быстро слетает позолота с тех, кого ты когда-то вынужденно считал семьей.
