– Ну что, не открываешь, невестушка? Руки-то отмерзли, не май месяц на дворе.
Голос за дверью был до боли знакомым, но Алина не могла поверить своим ушам. Она замерла, прислушиваясь к завываниям ноябрьского ветра за окном. Кого могло принести в такую поздноту? Кирилл на смене до утра, она никого не ждала. Звонок повторился, настойчивый и требовательный, будто кто-то пытался просверлить им дыру в ее спокойствии.
Алина накинула халат и щелкнула замком. На пороге, под тусклым светом лампочки, стояла Тамара Игоревна, ее свекровь. В одной руке она держала ридикюль, напоминающий небольшой броненосец, а у ее ног громоздились два внушительных чемодана на колесиках. На ней было элегантное пальто с норковым воротником, совершенно не подходящее для долгой дороги в поезде, и шляпка, сидевшая на голове с вызывающей прямотой.
– Тамара Игоревна? – выдохнула Алина, отступая на шаг. – Что случилось? Почему вы не позвонили?
Свекровь вкатила в прихожую сначала один чемодан, потом второй, смерив Алину оценивающим взглядом. От нее пахло дорогими духами и холодом.
– А зачем звонить? Чтобы ты начала придумывать отговорки? Я не в гости приехала, Алина. Я переехала. К сыну. Будем теперь вместе жить.
От этих слов у Алины похолодело внутри. Она смотрела на чемоданы, на решительное, не предвещавшее ничего хорошего лицо свекрови и понимала, что это не шутка. Это было объявление войны.
– Как… переехали? А ваша квартира?
– Продала, – с легким вызовом бросила Тамара Игоревна, снимая перчатки. Она вела себя так, будто они обсуждали покупку хлеба. – Все равно одна в трех комнатах, зачем мне столько? А вам помощь нужна, молодым. Да и мне на старости лет хочется быть рядом с родным человеком, с сыном. Проходи, давай, чего встала столбом? Чаю мне налей, с дороги я.
Она без приглашения прошествовала в гостиную, оглядываясь по сторонам с видом ревизора. Алина осталась в прихожей, оглушенная. Мирный вечер, который она планировала провести с книгой и чашкой какао, рассыпался в прах. В ее дом, в ее тщательно выстроенный мир, вторглись с чемоданами и ультиматумом. Она закрыла дверь и прислонилась к ней спиной, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Кирилл вернется только утром. Всю ночь ей предстояло провести наедине с этой катастрофой.
Тамара Игоревна уже устроилась в любимом кресле Кирилла и осматривала комнату. Ее взгляд был острым, как у хищной птицы. Она не говорила ничего плохого, но само ее молчание было критикой.
– Уютно у вас, – наконец произнесла она, когда Алина принесла чай. – По-простому, без изысков. Но для начала сойдет. Ремонт, конечно, просится.
Алина поставила чашку на столик, стараясь, чтобы руки не дрожали.
– Нас все устраивает.
– Ну да, ну да, – кивнула свекровь, делая маленький глоток. – Молодым лишь бы крыша над головой была. А о настоящем уюте думать некогда. Ничего, я теперь здесь, помогу. Руку, так сказать, приложу. Где я спать буду?
Алина вскинула на нее глаза.
– В смысле? Тамара Игоревна, у нас двухкомнатная квартира. У нас нет гостевой спальни.
Свекровь посмотрела на нее с искренним, как показалось, недоумением.
– Как это нет? А зал на что? Поставите мне диван. Я женщина не гордая, мне много не надо. На первое время и раскладушка сойдет. У вас же есть раскладушка? У хорошей хозяйки всегда должна быть на всякий случай.
Хорошая хозяйка. Это был первый укол, тонкий и ядовитый. Алина стиснула зубы.
– Раскладушки у нас нет.
– Плохо, – вздохнула Тамара Игоревна. – Ну ничего. Значит, сегодня я на вашем диване посплю, а вы с Кириллом в спальне. А завтра съездим, купим мне хороший, ортопедический диван-кровать. Не могу же я на чем попало спать, спина больная.
Она говорила об этом так, будто покупка дивана в их гостиную была делом давно решенным и согласованным. Алина почувствовала, как в ней закипает глухое раздражение.
– Мы не планировали покупать никакой диван. И мы не обсуждали ваш переезд. Кирилл вообще не в курсе.
– А что с ним обсуждать? – пожала плечами свекровь. – Он мой сын. Он будет только рад, что его мать теперь рядом. Неблагодарным он у меня не рос. Это ты, я вижу, не очень рада. Ну, привыкнешь. Женщина должна быть мудрой и покладистой.
Она допила чай и решительно встала.
– Так, давай мне постельное белье, и я буду отдыхать. Дорога меня утомила. А ты можешь идти спать, не сиди над душой.
Униженная и злая, Алина пошла в спальню за чистым комплектом белья. Она стелила свекрови на их диване, где они с Кириллом любили смотреть фильмы по вечерам, и чувствовала себя чужой в собственном доме. Тамара Игоревна уже переоделась в длинную ночную рубашку и махровый халат, которые извлекла из своего ридикюля. Она выглядела по-хозяйски, уверенно, будто прожила здесь всю жизнь.
Улегшись, она вздохнула с таким видом, будто несла на своих плечах все тяготы мира.
– Свет выключи, когда уходить будешь. И дверь в спальню свою закрой, а то мне сквозняк будет мешать.
Алина молча выполнила ее указания. Закрыв за собой дверь, она села на край кровати в темноте. Сон не шел. Она думала о том, что скажет Кириллу, как он отреагирует. Он любил мать, но они всегда жили на расстоянии, и эта любовь не проходила проверку бытом. Теперь им предстояло это испытание. И Алина почему-то была уверена, что они его не выдержат.
Кирилл вернулся около восьми утра, уставший после ночной смены. Алина встретила его в коридоре, приложив палец к губам.
– Тише, – прошептала она. – У нас гость.
– Кто? – не понял он, стягивая рабочие ботинки.
– Твоя мама. Она приехала. Насовсем.
Кирилл замер с ботинком в руке. Его лицо медленно вытягивалось.
– В смысле… насовсем?
Алина молча кивнула в сторону гостиной. Кирилл на цыпочках прошел и заглянул в комнату. На диване, укрывшись одеялом до подбородка, спала его мать. Рядом громоздились чемоданы. Он медленно закрыл дверь и посмотрел на жену широко раскрытыми глазами.
– Она… она что, с ума сошла?
– Она сказала, что продала квартиру и теперь будет жить с нами, – тихо ответила Алина. – Сказала, что ты будешь только рад.
Кирилл провел рукой по лицу, стирая с него усталость и растерянность.
– Рад? Я с ней полгода назад говорил, все было в порядке. Ни слова о продаже, ни намека. Что это за фокусы?
Они прошли на кухню. Алина налила ему кофе, рассказала вполголоса о вчерашнем вечере, о требовании купить диван, о тоне, которым все это было сказано. Кирилл слушал, и его лицо становилось все мрачнее.
– Я поговорю с ней, – решительно сказал он. – Это ненормально. Так дела не делаются.
Но разговор получился совсем не таким, как он планировал. Тамара Игоревна проснулась через час, вышла на кухню свежая, бодрая, в своем неизменном махровом халате, и с порога заявила:
– Кирюша, сынок! А я уже думала, ты про меня забыл. Заработался совсем. Ну, здравствуй, мой хороший.
Она обняла сына, и тот растерял половину своей решимости.
– Мам, что происходит? Зачем ты продала квартиру, не сказав мне ни слова?
Тамара Игоревна тут же приняла скорбный вид. Она села за стол и тяжело вздохнула.
– Ох, сынок… Если бы ты только знал, как мне было тяжело одной. Соседи шумят, здоровье подводит, то одно болит, то другое. А кому я нужна? Лежи там, помирай, никто и стакана воды не подаст. Вот я и подумала: у меня есть сын, кровиночка моя. Почему я должна жить в одиночестве, когда могу быть рядом с семьей, помогать вам? Деньги от квартиры я не потратила, нет. Они лежат, вас ждут. На машину новую или на дачу. Я же для вас стараюсь, для вашего блага. А ты меня упрекаешь.
Она достала платок и промокнула уголки сухих глаз. Кирилл сник. Он посмотрел на Алину с виноватым выражением, мол, что я могу поделать?
– Мам, но надо было хотя бы предупредить. Мы не были готовы. У нас нет места.
– Место найдется, было бы желание, – отрезала Тамара Игоревна, убирая платок. Демонстрация слабости закончилась. – Купим диван, как я Алине вчера сказала. Не на улице же мне жить, в самом деле. Ты же не выгонишь родную мать?
Это был коронный вопрос, на который существовал только один «правильный» ответ. Кирилл вздохнул.
– Никто тебя не выгоняет. Но… это нужно обсудить.
– Вот и обсуждайте, – милостиво позволила она. – А я пока пойду умоюсь. И завтрак, будьте добры, приготовьте. Я привыкла плотно завтракать. Каша, бутерброд с сыром и кофе.
Она удалилась, оставив их вдвоем в звенящей тишине.
– Я не знаю, что делать, – растерянно проговорил Кирилл. – Она так все обставила…
– Она манипулирует тобой, – прямо сказала Алина. – Давит на чувство вины. Если мы сейчас уступим, она сядет нам на шею и свесит ножки.
– Но что я ей скажу? «Мама, уезжай обратно»? Куда она поедет? Квартиры нет.
– Вот это и нужно выяснить, – нахмурилась Алина. – Я не верю в эту историю про «одиноко и страшно». Тамара Игоревна никогда не была пугливой. Тут что-то другое.
Начались дни, похожие на дурной сон. Тамара Игоревна не хозяйничала в привычном понимании: она не двигала мебель и не меняла шторы. Ее тактика была иной. Она создавала невыносимую психологическую атмосферу. Она постоянно находилась в общей комнате, занимая диван. Когда Алина приходила с работы, ее ждал молчаливый укор во взгляде. Когда они с Кириллом пытались поговорить, она тут же появлялась с вопросом или просьбой.
Ее критика была завуалированной.
– Какая у тебя сегодня блузка интересная, Алина. Смелый цвет. Я в твои годы такое носить стеснялась.
Или за ужином:
– Картошечка немного разварилась. Но ничего, бывает. С опытом придет. Я своего Кирюшу с детства приучила к идеальному пюре.
Каждый день Алина чувствовала, как ее личное пространство сжимается до размеров спальни. Гостиная превратилась в территорию свекрови. Там стояли ее чемоданы, которые она почему-то не разбирала, лежали ее книги и вязание. Она вздыхала, когда Алина включала музыку, и просила сделать потише телевизор, потому что у нее «скачет давление».
Кирилл метался между двух огней. Он видел, как тяжело жене, но и противостоять матери, которая разыгрывала спектакль «несчастной, больной женщины», не мог. Их разговоры с Алиной все чаще заканчивались ссорами.
– Потерпи еще немного, – просил он. – Я что-нибудь придумаю.
– Что ты придумаешь? – срывалась Алина. – Она уже пустила здесь корни! Мы живем в ее квартире, а не в своей!
Однажды вечером, когда Кирилл снова был на смене, Алина решилась. Ее работа в городском архиве научила ее методичности и терпению. Она села за ноутбук и начала искать. Для начала она нашла в социальных сетях нескольких старых соседей Тамары Игоревны по ее дому в Приозерске. Одной из них, словоохотливой тете Зине, она написала под предлогом, что хочет сделать свекрови сюрприз и ищет ее старых подруг.
Тетя Зина ответила почти сразу. Ее сообщение было полно удивления.
«Алиночка, какой сюрприз? Тамарка ваша уехала, как ошпаренная. Продала квартиру за три дня, за бесценок почти. Все удивлялись, куда она так торопится. Говорила, что в столицу, к сыну, мол, зовет, невтерпеж ему. А мы-то думали, что-то случилось. Она перед отъездом занимала у всех понемногу. Небольшие суммы, но у многих. Говорила, на билет не хватает. Странно все это, у нее же деньги от продажи должны были быть…»
Алина читала и чувствовала, как картинка начинает складываться. За бесценок? Занимала на билет? Это не вязалось с образом заботливой матери, которая привезла сыну целое состояние.
Следующим шагом была проверка информации о продаже. Через знакомых она получила доступ к базе данных по сделкам с недвижимостью. То, что она увидела, подтвердило ее худшие опасения. Квартира Тамары Игоревны действительно была продана, но сумма сделки была почти в два раза ниже рыночной. Такую цену ставят только при срочной продаже, когда деньги нужны «еще вчера».
Но последнюю, самую шокирующую деталь, она узнала случайно. Просматривая местные новости Приозерска, она наткнулась на статью месячной давности о крупной финансовой пирамиде, которая накрыла их регион. Десятки пенсионеров вложили все свои сбережения в «сверхприбыльный инвестиционный фонд» и остались ни с чем. В списке пострадавших, которые написали заявление в полицию, она не нашла фамилии свекрови. Но интуиция подсказывала, что искать нужно именно здесь.
Она снова написала тете Зине, осторожно поинтересовавшись, не слышала ли та об этой пирамиде. Ответ пришел через час и был похож на взрыв бомбы.
«Алиночка, так вся беда-то оттуда! Тамарка наша вложилась по-крупному. Она ведь не только свои сбережения туда отнесла, но и взяла огромный кредит под залог квартиры! Дура старая, прости господи. Ей наобещали золотые горы, она и уши развесила. А когда все рухнуло, к ней пришли из банка. Квартиру бы все равно забрали за долги. Вот она ее и скинула по-быстрому, чтобы хоть что-то на руках осталось. А от позора из города сбежала. Она же у нас всегда была дама с гонором, не могла признаться, что ее так обвели вокруг пальца».
Алина закрыла ноутбук. Руки ее не дрожали, наоборот, она чувствовала ледяное спокойствие. Все встало на свои места. Не забота о сыне, не одиночество, а полный финансовый крах и позор привели Тамару Игоревну на их порог. Она приехала не помогать, а спасаться. И спасаться за их счет.
Она распечатала переписку с соседкой и скриншот о продаже квартиры. Сложила все в папку и стала ждать Кирилла.
На этот раз она не стала встречать его шепотом в коридоре. Она дождалась, пока он позавтракает, и молча положила перед ним папку.
– Прочитай. Это о твоей маме.
Кирилл читал медленно, его лицо менялось с каждой строчкой. Недоумение, шок, гнев и, наконец, горькое разочарование. Он поднял на Алину глаза, в которых стояла боль.
– Значит, все это… все было ложью? Про помощь, про деньги на дачу?
– Все, – твердо подтвердила Алина. – Она приехала сюда, потому что ей больше некуда идти. Она банкрот, Кирилл. И она пожертвовала нами, нашим спокойствием, чтобы спасти свою гордость.
В этот момент в кухню вошла Тамара Игоревна. Она, как всегда, была в боевой готовности, с идеальной прической и поджатыми губами.
– О чем вы тут шепчетесь? Опять против меня заговор строят?
Кирилл поднял на нее тяжелый взгляд.
– Мама. Зачем ты нам солгала?
– О чем ты, сынок? – захлопала она ресницами.
– О квартире. О деньгах. О причине твоего приезда.
Он подвинул к ней распечатки. Тамара Игоревна бросила на них беглый взгляд, и ее лицо окаменело. Маска несчастной женщины слетела, и под ней оказалось жесткое, злое лицо.
– Это все она! – зашипела она, указывая на Алину. – Сыщица! Влезла, куда не просят! Копалась в моем грязном белье!
– Это не грязное белье, мама. Это твоя ложь, в которой мы живем уже две недели, – тихо, но твердо сказал Кирилл. – Ты приехала и перевернула нашу жизнь с ног на голову. Ты врала мне в глаза каждый день.
– Я твоя мать! – вскрикнула Тамара Игоревна. – Я имею право на помощь! Ты обязан мне помочь!
– Помочь – да. Но не ценой моей семьи, – голос Кирилла налился сталью. Алина никогда не видела его таким. – Я бы помог тебе, если бы ты пришла и честно все рассказала. Я бы нашел выход. Снял бы тебе квартиру, помог с деньгами. Но ты выбрала другой путь. Ты решила нас использовать.
– Я хотела как лучше! – не унималась она.
– Нет. Ты хотела только для себя. Мне плевать, чего ты хочешь, мама. Ты не будешь жить с нами. Решено.
Последние слова он произнес почти шепотом, но они прозвучали в тишине кухни как выстрел. Тамара Игоревна замерла, потом ее лицо исказилось от ярости.
– Так вот, значит, как! Сын выгоняет родную мать на улицу из-за этой… этой женщины! Я на тебя жизнь положила, а ты…
– Прекрати, – оборвал ее Кирилл. Он встал. – Я не выгоняю тебя на улицу. Я сниму тебе квартиру на первое время. Я дам тебе денег. Но жить здесь ты не будешь. Собирай вещи.
Это был конец. Тамара Игоревна поняла, что проиграла. Она больше не кричала. Она смерила их обоих ледяным, полным ненависти взглядом, развернулась и молча пошла в гостиную. Через час она выкатила свои чемоданы. Кирилл протянул ей конверт с деньгами. Она выхватила его, не сказав ни слова.
Когда за ней закрылась дверь, в квартире наступила оглушительная тишина. Алина подошла к Кириллу и положила руку ему на плечо. Он стоял, глядя на закрытую дверь, и по его щеке медленно катилась слеза. Одна, скупая, мужская.
Они победили. Свекровь уехала. Но победа эта горчила, как полынь. Они отстояли свою территорию, свою семью, но заплатили за это высокую цену. Что-то важное, что-то незримое сломалось в этот день. Алина смотрела на мужа и понимала, что шрам от этой битвы останется с ними навсегда, как молчаливое напоминание о том, как легко можно разрушить мир, построенный на любви и доверии. Тишина в квартире больше не казалась уютной. Она была тяжелой и пустой.
