— Ты понимаешь, что из-за тебя я вообще на этот праздник не поеду? — Вероника швырнула сумку на диван и развернулась к бабушке, стоявшей у плиты. — Мне нечего надеть! А всё потому, что ты со своими лекарствами высасываешь из меня последние деньги!
Анна Петровна не обернулась. Продолжала помешивать кашу, спина ровная, голос спокойный:
— Я не просила. Ты сама…
— Сама! — голос внучки взлетел до визга. — А что мне делать? Смотреть, как ты помираешь? Хотя… может, оно и к лучшему было бы.
Тишина повисла тяжёлая, как мокрое бельё. Анна Петровна выключила газ. Повернулась медленно. Посмотрела на внучку долгим взглядом — не обиженным, не злым. Просто посмотрела. И что-то в этом взгляде заставило Веронику отвести глаза первой.
— Иди на праздник, — тихо сказала бабушка. — В шкафу моё платье синее висит. Новое. Примерь.
Вероника фыркнула и ушла в комнату, хлопнув дверью.
Анна Петровна вернулась к плите. Руки дрожали совсем чуть-чуть, когда она разливала кашу по тарелкам.
***
Два месяца спустя Вероника ворвалась в квартиру раньше обычного. Лицо белое, глаза красные.
— Что случилось? — Анна Петровна поднялась с кресла, где чинила старую кофту.
— Ничего! — Вероника прошла мимо, в свою комнату. Дверь снова хлопнула.
Но через час она вышла. Села напротив бабушки. Молчала. Потом достала из кармана мятый лист бумаги.
— Банк… требует вернуть кредит. Весь. Сразу. Или квартиру заберут.
Анна Петровна взяла листок. Читала медленно, водя пальцем по строчкам. Сумма была огромной. Дата — через месяц.
— Как так вышло?
— Поручилась за Лёху. Он обещал вернуть. А сам… — Вероника сжала кулаки. — Сам свалил. Телефон не берёт. Квартиру сдал и уехал хрен знает куда. А долг висит на мне.
— Сколько нужно?
— Два миллиона триста. — Вероника усмехнулась зло. — У тебя случайно нет?
Анна Петровна сложила бумагу. Отдала внучке.
— Нет.
— Я так и думала. — Вероника встала. — Ладно. Разберусь как-нибудь сама. Как всегда.
***
Утром Анна Петровна надела единственный строгий костюм, тёмно-серый, из прошлой жизни. Подкрасила губы. Посмотрела в зеркало критично. Семьдесят три года. Морщины. Седые волосы, коротко стриженные. Обычная пенсионерка из провинциального города.
Но глаза… глаза помнили другое.
Архив располагался в старом здании на Советской улице. Пахло пылью и прошлым. За столом у входа дремала охранница лет шестидесяти.
— К Марине Викторовне можно? — спросила Анна Петровна.
— А вы записаны?
— Скажите, Анна Петровна Ковалёва пришла.
Охранница нехотя взяла трубку. Пробурчала что-то. Потом удивлённо посмотрела на посетительницу:
— Проходите. Второй этаж, кабинет семь.
Марина Викторовна встретила её стоя. Лицо постарело, но улыбка осталась прежней — тёплой, искренней.
— Анна! Сколько лет!
— Двадцать три. — Анна Петровна присела на край стула. — Прости, что так внезапно.
— Ерунда. Говори, что случилось.
И Анна Петровна рассказала. Коротко, без лишних подробностей. Марина слушала, кивала. В конце достала блокнот.
— Имя должника?
— Семёнов Алексей Игоревич. Год рождения девяносто третий.
— Банк?
— Восточный. Отделение на Ленина.
Марина записала. Помолчала.
— Это непросто, Аня. И недёшево.
— Я знаю.
— У тебя есть деньги?
— Будут.
— Хорошо. Дай мне неделю.
***
Анна Петровна вышла из архива и пошла пешком через весь город. Мимо нового торгового центра, где Вероника работала администратором. Мимо парка, где они когда-то гуляли с маленькой внучкой. Мимо дома культуры, где сорок лет назад она встретила мужа.
Остановилась возле старой девятиэтажки на окраине. Поднялась на пятый этаж. Позвонила в дверь с облезшей краской.
Открыл мужчина лет пятидесяти. Худой, с умными глазами за очками.
— Анна Петровна? — удивился он. — Не ожидал.
— Виктор Сергеевич, мне нужна помощь.
Юрист пригласил её в кабинет — крохотную комнатку, заваленную папками. Заварил чай. Слушал внимательно.
— Выкупить долг у банка… — он почесал подбородок. — Технически возможно. Через подставную фирму. Но банк просто так не согласится. Нужны связи.
— Они есть.
— И деньги. На выкуп долга плюс мои услуги. Это минимум полтора миллиона.
— Я продам дачу.
Виктор Сергеевич снял очки. Протёр их. Надел обратно.
— Ваша дача стоит от силы семьсот тысяч. И продавать её сейчас — терять вдвое.
— Всё равно.
— Анна Петровна… — он помолчал. — Она же даже не знает, что вы делаете. И после не узнает?
— Нет.
— Тогда зачем?
Анна Петровна поставила чашку на стол. Посмотрела юристу в глаза.
— Потому что она моя внучка. И кроме меня у неё никого нет. А я… я помню, какой она была. До всего этого. До обид и злости. Помню, как она в пять лет называла меня «бабушкина радость». Как плакала, когда родители погибли. Как обещала, что никогда меня не оставит.
— Но она же теперь…
— Теперь ей двадцать девять. Она злая, обиженная на жизнь. Она говорит мне гадости, потому что больше некому. И я единственная, кто это выдержит. Понимаете?
Виктор Сергеевич кивнул медленно.
— Хорошо. Я возьмусь. Но деньги нужны авансом. Сто тысяч. Для запуска.
— Будут в ближайшие дни.
***
Дачу Анна Петровна продала за неделю. Покупатель нашёлся быстро — местный предприниматель, который давно присматривался к ней. Торговаться он не стал. Понимал то, что цена за такую дачу занижена .
Семьсот тысяч. Этого хватит на начальный взнос юристу, и Марине. Остаток уйдет на уступку права.
Вероника ничего не заметила. Ходила мрачная, злая. По ночам плакала в подушку — Анна Петровна слышала. Но утром снова натягивала маску надменности.
— Каша опять несолёная, — бросала она, даже не попробовав. — Ты вообще готовить разучилась, старая?
Анна Петровна молчала. Досаливала. Ставила тарелку обратно.
***
Через две недели Марина позвонила.
— Информация есть. Семёнов Алексей действительно взял кредит. Вероника — поручитель. Банк готов продать долг. Но только юридическому лицу. У тебя есть фирма?
— Виктор зарегистрирует.
— Тогда пусть он связывается с Игорем Борисовичем Лапиным. Начальник кредитного отдела. Я с ним поговорила. Он в курсе.
— Спасибо, Мариночка.
— Не за что. Только… Аня, ты уверена?
— Абсолютно.
***
Сделка заняла ещё неделю. Виктор работал быстро. Зарегистрировал ООО «Финанс-Гарант» на подставное лицо. Оформил все документы. Банк согласился на миллион шестьсот ровно — скидка за быстрый расчёт.
Анна Петровна продала последнее, что у неё было ценного. Серёжки с бриллиантами, подаренные мужем на двадцатилетие свадьбы. Золотые часы. Обручальное кольцо с бриллиантом.
Хватило впритык.
Когда Виктор принёс финальные бумаги, она долго смотрела на них. Вот он, долг. Теперь принадлежит ей. Теперь она может потребовать с Вероники возврата. Или простить. Или…
— Что дальше? — спросил юрист.
— Ничего. Подождём.
— До чего?
— До срока платежа. Пусть банк пришлёт Веронике уведомление, что долг погашен третьей стороной. И всё.
— Она начнёт искать, кто это сделал.
— Пусть ищет.
***
Уведомление пришло через две недели вечером. Вероника сидела на кухне с телефоном, когда вошла бабушка.
— Не понимаю, — пробормотала внучка. — Здесь написано, что кто-то выкупил мой долг. Какое-то ООО. Финанс-Гарант. Ты слышала про таких?
Анна Петровна пожала плечами.
— Нет.
— Странно. Позвонила в банк. Говорят, всё законно. Долг закрыт. Квартира моя. Но кто это сделал?
— Может, благотворительность какая.
— Да ну. — Вероника откинулась на спинку стула. — Хотя… пофиг. Главное, что с меня сняли этот кошмар. Теперь могу спать спокойно.
— Это хорошо.
Вероника посмотрела на бабушку. Странным каким-то взглядом. Будто что-то хотела сказать. Но промолчала. Встала и ушла в комнату.
Анна Петровна осталась на кухне. Налила себе чай. Села у окна. Смотрела на город, погружающийся в осенние сумерки.
***
Жизнь вернулась в прежнее русло. Вероника ходила на работу. Приходила поздно. Иногда — с подругами. Смеялись громко, пили вино. Анна Петровна не выходила из своей комнаты в такие вечера.
— Бабуль, ты чего сидишь? — заглянула как-то Вероника. — Иди к нам.
— Не хочу мешать.
— Да ладно тебе. Идём, налью тебе.
Анна Петровна вышла. Села на краешек дивана. Подруги Вероники — молодые, шумные — смотрели на неё с любопытством.
— Это моя бабушка, — представила Вероника. — Вообще молодец. Сама всё по дому делает.
— А вам сколько лет? — спросила одна из девушек.
— Семьдесят три.
— Ого. Выглядите моложе.
Анна Петровна улыбнулась. Пригубила вино. Сладкое, приторное. Поставила бокал.
— Пойду спать. Вам приятно провести время.
— Ладно. Спокойной ночи.
Когда она уходила, услышала голос Вероники:
— Хорошая вообще-то. Просто я иногда срываюсь на ней. Стыдно потом.
Анна Петровна закрыла дверь. Легла на кровать, не раздеваясь. Смотрела в потолок.
«Стыдно потом.»
Значит, что-то ещё осталось. Где-то глубоко. Под слоем обид и усталости.
***
Зима пришла неожиданно. Город завалило снегом за одну ночь. Анна Петровна проснулась рано. Оделась тепло. Вышла во двор с лопатой. Начала расчищать дорожку — медленно, останавливаясь передохнуть.
— Петровна! — окликнул её сосед дядя Коля. — Да брось ты! Я сейчас трактор пригоню, всё уберу.
— Спасибо. Мне надо размяться.
Работала минут сорок. Спина заныла, руки устали. Но дорожка была чистая. Зашла в подъезд, поднялась на третий этаж. У двери стояла Вероника. В лёгкой куртке, без шапки.
— Забыла ключи, — сказала она. — Разбудить не хотела. Думала, быстро схожу за запасными к Ленке. А тут ты …
Анна Петровна открыла дверь.
— Раздевайся. Чай горячий поставлю.
Вероника прошла внутрь. Сняла куртку. Села на кухне. Молчала, пока бабушка возилась с чайником.
— Ты дачу продала? — вдруг спросила она.
Анна Петровна замерла на секунду. Потом продолжила накрывать на стол.
— Да.
— Когда?
— Месяц назад.
— Зачем?
— Деньги нужны были.
— На что?
Анна Петровна поставила перед внучкой чашку. Села напротив.
— На жизнь.
Вероника обхватила чашку ладонями. Смотрела в неё, как в колодец.
— Я вчера встретила Сашку Соколова. Помнишь его? Он юристом работает.
— Помню.
— Он мне сказал странную вещь. Что видел тебя у себя в конторе. В октябре. Слышал как ты говорила о каком-то долге.
Тишина. Часы тикали на стене — старые, механические. Звук громкий, навязчивый.
— Это ты? — Вероника подняла глаза. — Это ты выкупила мой долг?
Анна Петровна смотрела на внучку долго. Потом кивнула. Один раз.
— Зачем? — голос Вероники дрогнул. — У тебя же ничего не было! Ты дачу продала? И серёжки мамины? Я же видела, что их нет. Думала, потеряла где-то. Господи… — она закрыла лицо руками. — Я же тебя… я тебе такие вещи говорила! Называла скрягой! Говорила, что лучше бы ты…
— Знаю.
— Почему ты не сказала? Почему молчала?
Анна Петровна встала. Подошла к окну. За стеклом кружил снег.
— Потому что ты бы отказалась. Из гордости. И осталась без крыши над головой. А это единственное, что я могла сделать. Последнее.
— Последнее?
— Я старая, Вероника. Мне семьдесят три года. Дача не нужна. Серёжки тоже. А ты… ты у меня одна. И когда меня не станет, хочу знать, что ты в безопасности. Что есть где жить.
Вероника встала резко. Стул упал с грохотом. Она обошла стол. Обняла бабушку сзади. Крепко, отчаянно. Лицо уткнула в плечо.
— Прости меня, — прошептала она. — Прости, пожалуйста. Я такая дрянь.
Анна Петровна накрыла её руки своими. Погладила.
— Тихо. Всё хорошо.
— Нет, не хорошо! Я несколько лет срывалась на тебе! Выла, как сумасшедшая! А ты всё терпела. И ещё помогла! Как ты можешь меня не ненавидеть?
— Потому что я помню другую Веронику. Маленькую девочку, которая приносила мне одуванчики и говорила, что они волшебные. Которая плакала, когда я болела. Которая обещала, что мы всегда будем вместе.
Вероника всхлипнула.
— Эта девочка куда-то пропала.
— Нет. Она просто устала. От потерь, от одиночества, от страха. Но она никуда не делась. Я знаю.
Они стояли так долго. Снег за окном становился гуще. Город утопал в белом.
***
Вечером Вероника не ушла к себе в комнату. Села рядом с бабушкой на диване. Молчали, смотрели телевизор. Какую-то мелодраму.
— Бабуль?
— М-м?
— А как ты вообще всё провернула? С фирмой этой, с банком?
— У меня связи остались. Со старой работы.
— Ты же в архиве раньше?
— Не только. До архива я в администрации работала. Помощником главы. Двадцать лет. Людей много знаю.
Вероника повернулась к ней.
— Я про это никогда не слышала.
— Ты не спрашивала.
— Почему ушла?
— Твоя мама заболела. Нужно было за ней ухаживать. А потом ты осталась. И работа уже не важна была.
Вероника смотрела на бабушку, будто впервые видела.
— Я ничего про тебя не знаю, — тихо сказала она.
— Не поздно узнать.
— Расскажешь?
— Если хочешь слушать.
— Хочу.
Анна Петровна выключила телевизор. Устроилась поудобнее.
— Ну… с чего начать? Родилась я в пятьдесят втором году. В деревне, под Воронежем.
Она говорила долго. О детстве в послевоенной деревне. О том, как приехала в город учиться. Как встретила деда. Как строили жизнь, копейку к копейке. Как родилась дочь — мама Вероники. Как потом всё рухнуло за одну ночь, когда случилась авария.
Вероника слушала, не перебивая. Иногда вытирала слёзы.
Когда Анна Петровна замолчала, за окном была уже глубокая ночь.
— Спасибо, — сказала Вероника.
— За что?
— За то, что ты есть. За всё.
***
Утром Вероника ушла на работу раньше обычного. Вернулась с огромным пакетом.
— Это тебе, — сказала она, высыпая содержимое на стол.
Лекарства. Дорогие, импортные. Те, что Анна Петровна давно хотела купить, но не могла себе позволить.
— Откуда деньги?
— Премию дали. За квартал. Думала потратить на себя, но… — Вероника пожала плечами. — Решила, что тебе нужнее.
Анна Петровна смотрела на упаковки лекарств. Потом на внучку.
— Спасибо.
— Не за что. — Вероника обняла её. Крепко, по-настоящему. — Я теперь буду нормальной. Обещаю. Буду помогать. Заботиться. Как раньше.
— Не обещай. Просто живи. Как получится.
— Нет. Я серьёзно. Я поняла… поняла, что главное. И это не работа, не деньги, не Лёхи всякие. Это ты. Пока ты есть.
Анна Петровна гладила внучку по голове. Как маленькую.
— Я буду долго ещё. Не переживай.
— Обещаешь?
— Обещаю.
***
Прошло три месяца.
Вероника теперь приходила домой пораньше. Готовила вместе с бабушкой. Рассказывала про работу, про подруг. Спрашивала совета.
По выходным они гуляли в парке. Медленно, останавливаясь на лавочках.
— Знаешь, — сказала как-то Вероника, — я всё думаю. Ты же могла потратить эти деньги на себя. Поехать куда-нибудь. Подлечиться. А ты отдала всё мне.
— И что?
— А вдруг я не оправдаю? Вдруг опять сорвусь, наговорю гадостей?
Анна Петровна остановилась. Посмотрела на внучку серьёзно.
— Сорвёшься. Обязательно. Люди не меняются за день. Будут ещё ссоры, обиды. Это нормально.
— Тогда зачем ты…
— Затем, что любовь — это не ждать благодарности. Это делать, что должна. Даже если не оценят. Даже если забудут. Просто потому, что ты — бабушка. А она — внучка. И больше некому.
Вероника кивнула. Взяла бабушку под руку.
Шли дальше по заснеженной аллее. Две фигуры — одна согбенная, другая молодая. Рядом.
А вечером, когда Анна Петровна уснула в кресле под звуки телевизора, Вероника накрыла её пледом. Постояла, глядя на морщинистое лицо. Потом наклонилась и поцеловала в лоб.
— Спасибо тебе, бабушкина радость, — прошептала она. — За всё.
Анна Петровна не проснулась. Только улыбнулась во сне.
А за окном снег продолжал падать. Тихо, неспешно. Укрывая город белым одеялом. Пряча старые следы. Давая место новым.
