— Алина, я тебе еще раз повторяю, — голос свекрови звенел, как ложка о кастрюлю, — в нашем доме вещи кладут на место, а не куда попало!
— Это не ваш дом, Нина Петровна, — спокойно, но с трудом сдерживая дрожь, ответила Алина. — Это моя кухня.
На секунду воцарилась тишина — густая, липкая. Из спальни тут же донесся возмущённый бас Виктора Ивановича:
— Что значит “моя”? Вы что, уже забыли, кто вам помогал делать ремонт? Кто вообще за вас ручался перед арендодателем?!
Алина облокотилась на край стола, чувствуя, как внутри все сжимается. Эти разговоры начались не вчера. С того самого дня, как она вышла за Антона, они не прекращались — мелкие уколы, фразы “между прочим”, взгляды с намёком.
Антон вошёл, как обычно, не вовремя. В одной руке пакет из супермаркета, в другой — телефон.
— Опять началось? — раздражённо спросил он. — Мама, пожалуйста, не начинай.
— Я не начинаю, — отрезала Нина Петровна. — Просто невозможно смотреть, как она хозяйничает не пойми как. Всё вверх дном! У нас с Виктором Ивановичем всю жизнь порядок был, а у неё…
— Мама, — Антон попытался улыбнуться, — не надо сейчас. Мы просто устали.
— Да устала я смотреть, как ты под каблуком, вот что! — вспылила свекровь. — Женился — и всё, родителям дверь закрыл! А теперь ещё и вон — “моя кухня”. Слышишь, как она говорит?
Алина повернулась к мужу:
— Скажи хоть слово, Антон. Это твоя мама меня унижает каждый день.
Он замялся. Классика жанра. Опустил глаза, сделал вид, что ищет ключи в куртке.
— Не начинай, ладно? — пробормотал он. — Сейчас не время.
“Не время” — это у него универсальный ответ. Когда ей больно — не время. Когда её оскорбляют — не время. Когда жизнь трещит по швам — тоже не время.
Алина выдохнула и пошла к окну. За стеклом — серый ноябрь, внизу лужи и редкие прохожие с пакетами. Город жил, будто ничего не происходило.
Три года брака — и всё по одному кругу. Работа — дом — визиты к свекрови — усталость. Она работает бухгалтером в маленькой фирме, Антон — менеджер в автосалоне. Снимают “однушку” в старой пятиэтажке. А свекровь всё время рядом, как тень — звонки, советы, “а я вот думаю, вам стоит переехать ближе к нам, тут и рынок, и транспорт рядом”.
Когда-то Алина старалась ей угодить. Привозила пирожки (ну, не пирожки — выпечку, чтобы не нарушать запрет), помогала с уборкой, слушала про “настоящих женщин, которые не ноют”. Но чем больше старалась, тем больше всё шло не туда.
Однажды вечером Антон вернулся домой с сияющей улыбкой:
— Угадай, кого сегодня видел?
— Наверное, маму, — сухо ответила Алина, не отрываясь от ноутбука.
— Ха-ха, очень смешно. Нет, реально — старого знакомого с работы. Он предложил совместный проект, если получится — деньги нормальные пойдут.
Она кивнула.
— Это хорошо. Может, накопим наконец на ипотеку.
— Ну… может, — протянул он, не глядя на неё.
Алина сразу почувствовала подвох.
— Что значит “может”?
Антон почесал затылок:
— Просто… мама говорит, ипотека — это кабала. Лучше подождать.
— Подождать чего? — вспыхнула она. — Чуда?
Он пожал плечами.
— Не начинай, ладно. Мама волнуется.
Алина резко захлопнула ноутбук.
— Слушай, может, ты просто спросишь у мамы, когда мне можно будет высказаться без её разрешения?
— Алина, хватит! — раздражённо сказал он. — Она старается для нас!
— Для нас или для себя? — с вызовом произнесла она.
Ответа не последовало. Он ушёл в душ, а она осталась сидеть в темноте, чувствуя, как в груди всё клокочет.
На следующий день её телефон зазвонил, когда она стояла в очереди в кофейне. Незнакомый номер.
— Добрый день, это нотариальная контора “Гроссман и партнёры”? Вы — Алина Сергеевна Волкова?
— Да, я.
— У нас для вас хорошая новость. Вы являетесь наследницей по завещанию вашей бабушки Екатерины Михайловны.
Алина чуть не уронила стакан с латте.
— Простите… что?
— Вам передана в собственность квартира в центре города. Полностью оформленная, без долгов. Мы ждём вас завтра для подписания документов.
Она стояла посреди кофейни, чувствуя, как всё вокруг будто отодвинулось. Мир перестал быть серым.
Антон сначала не поверил.
— Да ну, не может быть! — воскликнул он, когда она рассказала. — Трёшка в центре? Ты шутишь?
— Я сама в шоке, — ответила она. — Завтра пойду в контору.
Он обнял её, прижимая к себе.
— Алина, ты понимаешь, что это шанс? Мы наконец-то выберемся из этой съёмной дыры!
Она улыбнулась, впервые за долгое время. Может, всё действительно наладится? Может, это и есть их новый старт?
На третий день они уже стояли у порога новой квартиры. Ключ в руке дрожал. Алина повернула замок, и дверь мягко открылась.
Внутри пахло старым деревом и чем-то родным. Высокие потолки, широкий коридор, большие окна с видом на осенний парк.
— Боже, — выдохнула она. — Какая красота.
Антон прошёл по комнатам, как ребёнок, заглядывая в каждую дверь.
— Тут можно сделать спальню, тут кабинет… А гостиную — просто бомба!
Он рассмеялся, а потом добавил:
— Мама будет в восторге, когда узнает!
Алина замерла.
— Может, не стоит пока рассказывать? — тихо произнесла она. — Хочу немного пожить этим сама. Без… комментариев.
Антон усмехнулся:
— Да что ты, наоборот, они обрадуются! Подумаешь, квартира. Всё равно же наша семья.
“Наша семья”, — эхом повторилось у неё в голове. Почему-то от этих слов стало холодно.
Вечером свекровь уже сидела на новом диване и хлопала глазами от восторга:
— Ну надо же! Какая прелесть! Алиночка, ну ты просто молодец! — впервые за три года она назвала её “Алиночкой”. — Повезло-то как!
Алина стояла у окна, чувствуя себя гостьей на собственном празднике. Виктор Иванович ходил по комнатам с блокнотом.
— Надо бы стены перекрасить. И кухню обновить. Старый паркет — под циклёвку. Но потенциал есть.
Антон сиял:
— Вот, пап, я тоже думаю — можно сделать современный ремонт, объединить кухню с гостиной…
Алина села в кресло. Всё это происходило как будто не с ней.
Нина Петровна подошла ближе, мягко взяла её за руку.
— Алиночка, а ведь тут места много. Представляешь, как хорошо было бы, если бы мы все вместе жили? Ты, Антон, мы с Виктором Ивановичем. Семья рядом — это же счастье.
Алина взглянула на неё — и в глазах свекрови впервые увидела не заботу, а что-то другое. Что-то хищное.
— Алиночка, — протянула Нина Петровна, заваривая чай, — ты ведь не против, если мы с отцом иногда тут будем ночевать? Ну мало ли — после гостей, после дачи. Квартира же просторная, всем хватит места.
Алина смотрела на неё и чувствовала, как внутри всё медленно закипает.
— Иногда — это сколько? — спросила она сдержанно.
— Да кто считает, — отмахнулась свекровь. — Мы же семья.
Антон, сидящий рядом, сделал вид, что в этот момент его крайне заинтересовал кусочек лимона в кружке.
— Антон, а ты что думаешь? — спросила Алина.
Он замялся.
— Ну… наверное, ничего страшного, если родители будут иногда оставаться. Правда?
Алина поставила кружку на стол.
— Нет, неправда. Это моя квартира, и “иногда” тут никто жить не будет.
Нина Петровна шумно втянула воздух, будто ей в душу плюнули.
— Какая неблагодарность! — заголосила она. — Мы с Виктором Ивановичем стараемся для вас, советы даём, ремонт хотим помочь сделать, а ты…
— Мне не нужен ремонт, — спокойно ответила Алина. — И советы тоже.
Стук ложки о чашку прозвучал громче, чем хотелось бы. Атмосфера повисла тяжёлая, будто воздух загустел.
Через неделю “иногда” превратилось в ежедневное “мы только на минутку”. Сначала с цветами и комплиментами, потом с рулетками, каталогами и мнением “как лучше”. Виктор Иванович уже откровенно распоряжался как у себя дома: обсуждал расстановку мебели, подумывал о том, чтобы “перекинуть комнату под их спальню, раз всё равно пока детей нет”.
Алина смотрела, как её новая квартира постепенно перестаёт быть её. Вещи появляются без спроса: покрывало с золотыми кистями (“у нас дома такое же!”), посуда, какой-то ковёр с запахом нафталина.
Однажды она зашла вечером и застала Нину Петровну на своей кухне — та мешала суп, напевая.
— О, Алиночка, ты уже дома! Я тут подумала, что не стоит тратить деньги на доставку — я сама приготовлю.
Алина открыла холодильник. Половины продуктов, что она покупала, не было.
— Вы всё это сварили? — тихо спросила она.
— Ну а что? Пропадёт же! Я заодно сделала порядок в шкафах — у тебя там такой бардак был, ужас!
Алина прикрыла глаза.
— Нина Петровна, вы не имеете права здесь хозяйничать.
— Что?! — вспыхнула свекровь. — Да ты хоть понимаешь, кто тебе помогал в трудные времена? Мы с Виктором Ивановичем всегда рядом были!
— И теперь вы решили, что можно распоряжаться моей жизнью?
— Нашей жизнью, Алина! — вмешался Антон, входя в кухню. — Хватит уже делить всё на “моё” и “твоё”.
— Когда ваши родители перестанут вести себя так, будто это их дом, — тогда перестану, — отрезала она.
Нина Петровна схватила сумку, всхлипнула и театрально направилась к выходу:
— Видишь, сынок? Вот до чего доводят неблагодарные женщины!
Дверь хлопнула.
В тот вечер между ними случился первый настоящий скандал.
Алина сидела на подоконнике, смотрела на тёмный двор.
— Я устала, Антон. Я больше не могу.
— От чего именно? — раздражённо спросил он. — От моих родителей, которые хотят помочь?
— От того, что я живу, как под микроскопом. Что каждый мой шаг комментируют. Что даже тут, в своей квартире, я не чувствую себя дома.
— Может, тебе стоит быть помягче, — сказал он, не глядя. — Мама ведь не из злобы, просто у неё такой характер.
Алина усмехнулась.
— А ты замечал, что “характер” у неё появляется только, когда она разговаривает со мной?
Он помолчал.
— Слушай, не надо портить отношения с родителями. Мы же одна семья.
— Нет, Антон, — тихо ответила она. — У меня сейчас другая семья — я сама.
Через пару дней Виктор Иванович вызвал их “на разговор”. Собрались у родителей. Атмосфера была, как на допросе: чай на столе, но никто не пьёт.
— Мы с матерью всё обдумали, — начал он, поправляя очки. — Большая квартира в центре — не для молодых бездетных. Вы всё равно на работе целыми днями. Пусть она лучше послужит делу семьи.
— Какому ещё делу? — спросила Алина.
— Мы переедем туда, — спокойно сказал Виктор Иванович. — А вы поживёте пока здесь, в нашем доме. Всё по-человечески.
Алина онемела.
— Простите, вы серьёзно?
— А что такого? — встряла Нина Петровна. — Ты же всё равно одна днём, квартира пустует. А нам тяжело подниматься на четвёртый этаж. Тут и больница рядом, и транспорт.
— Вы хотите, чтобы я уступила вам квартиру? — уточнила она.
— Не уступила, а временно отдала, — поправил свекор. — Всё в семье останется.
Антон, как всегда, молчал. Лишь смотрел в стол.
Алина поднялась.
— Нет.
— Что “нет”? — не понял Виктор Иванович.
— Нет, не будет никакой “временной передачи”. Квартира — моя, и я не собираюсь никому её отдавать.
Нина Петровна побледнела, потом вскрикнула:
— Господи, какая же ты неблагодарная! Мы приняли тебя, а ты… ты нас выкидываешь на улицу!
— Вас никто не выкидывает. Просто я не позволю вами командовать.
Виктор Иванович стукнул кулаком по столу:
— Сын! Ты что, будешь стоять и молчать, когда жена так разговаривает с родителями?!
Антон медленно поднялся, взглянул на жену.
— Алина… может, всё-таки стоит подумать?
— Антон, — прошептала она, — это сейчас решается не квартира. Это решается — кто я тебе.
Он отвернулся.
— Я не хочу скандалов.
— Тогда живи с мамой, — бросила она. — Им как раз место освободится.
На следующее утро она собрала вещи. Не потому, что её выгнали — а потому, что устала биться лбом о стену.
В нотариальной конторе ей подтвердили: да, квартира полностью её собственность. Никто не имеет права распоряжаться ею, кроме неё.
Она оформила смену замков.
Вечером, когда Антон пришёл домой, дверь уже не открылась.
Он звонил, стучал, кричал.
— Алина, открой! Мы всё исправим!
Она стояла за дверью, слушая его голос, и впервые не чувствовала вины. Только пустоту и усталость.
— Поздно, Антон, — тихо сказала она в ответ, хотя знала, что он не слышит.
Прошёл месяц. Квартира ожила — без чужих тапочек у порога, без вечных комментариев, без запаха чужого мыла в ванной. Она купила новый стол, лёгкие шторы и стала вставать по утрам без тяжести на груди.
Иногда ловила себя на мысли: как же всё просто — когда не нужно никому ничего доказывать.
Однажды ей позвонили.
— Алиночка, — это была Нина Петровна, голос дрожал, — мы с Виктором Ивановичем хотели… поговорить.
Алина закрыла глаза.
— О чём?
— Мы неправильно всё поняли. Просто хотели как лучше…
Она слушала, и перед глазами всплывали те вечера, крики, обвинения.
— Вы хотели как лучше — для себя, — ответила она спокойно. — А я наконец сделала как лучше для себя.
В трубке повисла тишина.
Алина вышла на балкон. Ноябрьская Москва дышала холодом, машины шуршали по мокрому асфальту. В окнах напротив мигал голубой свет телевизора, кто-то ругался, кто-то смеялся.
Жизнь продолжалась.
Она вдохнула и впервые за долгое время почувствовала: дышит свободно.
Не благодаря кому-то — а несмотря на всех.
