Ира стояла у плиты и мешала борщ. За спиной послышались знакомые шаги.
— Опять пересолила, — проворчала Софья Петровна. — Витя не любит соленое.
— Я еще не солила, — спокойно ответила Ира.
— Не солила? А запах какой! Я сорок лет Вите готовлю, знаю, что он ест.
Ира сжала половник. Два года замужества, два года этих придирок. Утром не так постель заправила, днем не туда тапочки поставила, вечером не так телевизор включила.
— Мам, ты где? — Витя вошел на кухню. Поцеловал Иру в щеку, потом подошел к матери. — Как дела?
— Плохо дела, сынок. Очень плохо.
Ира закатила глаза. Началось.
— Что случилось? — Витя присел к матери за стол.
— Да так… Устала я.
— От чего устала, мам? Ты же дома сидишь.
— От того, что в доме не мой порядок. Не мои правила.
Витя посмотрел на Иру. Она пожала плечами и отвернулась к плите.
— Мам, мы же договорились…
— Ничего мы не договорились! — Софья Петровна повысила голос. — Я в этом доме прожила тридцать лет! А теперь что? Теперь я лишняя?
— Никто не говорил, что лишняя.
— Не говорили? А почему тогда Ирина готовит? Почему она стирает? Это же мой дом!
Ира резко повернулась.
— Софья Петровна, мы живем втроем. Я тоже должна что-то делать.
— Должна? Кто сказал, что должна? Я не просила!
— Мам, успокойся, — Витя встал. — Зачем ссориться?
— Не успокоюсь! Надоело мне это! Надоело молчать!
Ира выключила плиту. Разговор принимал знакомый оборот.
— Витя, поговори с мамой. Борщ готов.
— Куда идешь? — крикнула Софья Петровна. — Разговор не закончен!
— Для меня закончен.
— Вот видишь, Витя? Видишь, как она со мной? Хамит! Грубит! А ты молчишь!
Витя потер лоб.
— Мам, ну что ты хочешь от меня?
— Хочу, чтобы ты был мужиком! Чтобы порядок в доме навел!
— Какой порядок? Все нормально же.
— Нормально? — Софья Петровна схватилась за сердце. — У меня давление подскакивает каждый день! Врач говорит — нервы. А от чего нервы? От того, что в собственном доме чужая!
Ира вернулась на кухню.
— Софья Петровна, хватит театра.
— Театра? Это театр, что я болею? Театр, что сын меня забыл?
— Мам, я тебя не забывал, — устало сказал Витя.
— Забыл! Раньше мы каждый вечер разговаривали. А теперь? Теперь ты с женой сидишь!
— Витя со мной живет. Мы муж и жена, — твердо сказала Ира.
— Муж и жена! — передразнила Софья Петровна. — А мать кто? Мать вообще никто?
— Ты не никто. Но ты не центр вселенной.
— Ира, не надо, — тихо попросил Витя.
— Надо! Надоело ходить на цыпочках! Надоело оправдываться за каждый шаг!
Софья Петровна встала. Лицо у нее покраснело.
— Вот оно! Вот истинное лицо! Витя, ты слышишь? Она меня выгоняет!
— Никто никого не выгоняет, — Витя сел за стол. — Давайте ужинать.
— Не буду ужинать! Не буду в этом доме больше есть!
— Мам, прекрати.
— Не прекращу! Хватит мне терпеть! — Софья Петровна ударила кулаком по столу. — Или я, или она! Выбирай, сын!
В кухне стало тихо. Витя побледнел.
— Мам, что ты говоришь?
— То, что думаю! Два года я молчала! Два года ждала, когда ты опомнишься! Но ты не опомнился! Значит, пора выбирать!
Ира облокотилась о мойку. Ну наконец-то. Все карты на стол.
— Софья Петровна, серьезно?
— Серьезнее некуда! Витя, я твоя мать! Я тебя родила! Я тебя воспитала! А она кто? Чужая тетка!
Витя встал из-за стола. Руки у него дрожали.
— Мам, ты чего творишь?
— Творю? Я правду говорю! Выбирай!
Ира посмотрела на мужа. Лицо серое, растерянное. Жалко стало.
— Витя, все нормально, — тихо сказала она. — Я понимаю.
— Что понимаешь?
— Что выбор очевиден.
Софья Петровна торжествующе улыбнулась.
— Вот и правильно! Наконец-то дошло!
— Да, дошло. — Ира прошла в спальню.
Витя пошел за ней.
— Ир, куда ты?
— Собираюсь. К Леночке поеду.
— К дочке? Зачем?
Ира достала сумку из шкафа.
— А зачем мне тут сидеть? Твоя мама поставила ультиматум. Ты выбрал.
— Я ничего не выбирал!
— Молчание — тоже выбор.
Витя сел на кровать.
— Ир, не уезжай. Решим как-нибудь.
— Как? — Ира складывала вещи. — Два года мы решаем. Результат какой?
— Мама успокоится.
— Не успокоится. Ей война нужна, не мир.
— Она старая. Болеет.
— Болеет? — Ира хмыкнула. — У неё одна болезнь — эгоизм. Запущенная стадия.
Витя молчал. Ира застегнула сумку.
— Я не виню тебя. Правда. Тяжело между двух огней.
— Тогда останься.
— Не могу. Устала.
Ира вышла в коридор. Софья Петровна стояла у кухни.
— Уезжаешь? Ну и правильно. Нечего было сюда приходить.
— Софья Петровна, вы получили что хотели. Поздравляю.
— Получила сына обратно!
— Увидим.
Ира надела куртку. Витя помог с сумкой.
— Я провожу.
— Не надо. Такси вызову.
— Ир…
— Что?
— Я позвоню.
— Конечно позвонишь.
Дверь закрылась. Софья Петровна потерла руки.
— Витя! Давай ужинать! Борщ стынет!
Витя не ответил. Прошел в спальню и лег на кровать.
На следующий день он встал поздно. Мать уже хлопотала на кухне.
— Сынок, завтрак готов! Как раньше делала!
Витя выпил кофе молча.
— Что угрюмый такой? Радоваться надо! Теперь мы вдвоем, как всегда жили.
— Угу.
— Сегодня котлеты сделаю. Твои любимые. Помнишь, как в детстве просил?
— Помню.
Витя ушел на работу. Софья Петровна осталась одна. Включила телевизор, но было скучно. Раньше с Ирой хоть поспорить можно было.
Вечером Витя вернулся поздно. На столе стыли котлеты.
— Где был? Ужин давно готов!
— Задержался.
— На работе?
— Да.
Но на работе он не задерживался. Ездил к Ире. К дочке её, Лене. Сидел на кухне, пил чай. Чувствовал себя дома.
— Пап, мама грустная, — говорила Лена. — Что у вас случилось?
— Ерунда. Разберемся.
Ира молчала. Готовила ужин, убиралась. Витя помогал.
— Не надо, — говорила она. — Домой иди.
— Помогу и поеду.
— Софья Петровна ждет.
— Пусть ждет.
Через неделю Софья Петровна поняла — что-то не так. Сын приходил все позже. Говорил мало. На котлеты смотрел равнодушно.
— Витя, ты болеешь?
— Не болею.
— Тогда что? Грустный ходишь.
— Устал.
— От работы? Может, отпуск возьмешь?
— От одиночества устал.
Софья Петровна насторожилась.
— Какое одиночество? Я же с тобой!
— Ты со мной. А я один.
— Не понимаю.
— И не поймешь.
Витя встал из-за стола.
— Куда идешь? Еще рано!
— К Ире. К жене.
— К жене? — Софья Петровна побледнела. — Витя, мы же договорились!
— Мы ничего не договаривались. Ты поставила ультиматум. Вот и живи с результатом.
Дверь хлопнула. Софья Петровна осталась одна. В квартире стало тихо.
Софья Петровна проснулась в пустой квартире. Тишина давила на уши.
— Витя! — крикнула она. Никто не ответил.
На кухонном столе записка: «Мама, уехал к Ире. Не жди.»
— Как не жди? — Софья Петровна скомкала бумажку. — Я что, зря старалась?
Но злиться было не на кого. Только на себя.
Она сварила кашу на одного. Села за стол. Раньше Витя всегда завтракал с ней. Рассказывал планы на день. А теперь что? Тишина и пустые стулья.
Позвонила соседке Тамаре.
— Тома, приходи чай пить!
— Некогда, Соня. Внуков забираю.
— А вечером?
— Вечером устану. В другой раз.
Раньше Тамара частенько заглядывала. Ира всегда угощала. Пироги пекла, торты покупала. А теперь кому идти? К одинокой старухе?
Софья Петровна включила телевизор. Показывали сериал. Про любовь, про измены. Скучно. Выключила.
— Ну и что теперь? — спросила она у пустой комнаты.
Комната не ответила.
В обед приготовила суп. Сидела одна, хлебала из кастрюли. Зачем тарелки мыть?
Вспомнила, как Ира всегда накрывала стол. Скатерть стелила, салфетки раскладывала. «Зачем красота?» — ворчала тогда Софья Петровна. Теперь поняла зачем. Без красоты жить тоскливо.
Позвонила Вите на работу.
— Сын, ты домой придешь?
— Не знаю.
— Как не знаешь? Ужин готовлю.
— Не готовь. Буду у Иры.
— Витя, да что ты там делаешь?
— Живу, мама. Живу.
— А я что? Я тут умираю от скуки!
— Мам, ты сама выбрала. Я или жена. Помнишь?
Софья петровна замолчала. Помнила, конечно.
— Я думала…
— Что думала?
— Думала, она уйдет, а мы заживем как раньше.
— Как раньше? — Витя засмеялся горько. — Мам, раньше я был один. А теперь у меня есть жена. Понимаешь разницу?
— Но я твоя мать!
— Ты мать. Но не хозяйка моей жизни.
Трубку повесили. Софья Петровна держала телефон и не верила. Витя никогда так не говорил. Никогда не грубил.
Вечером сидела у окна. Ждала. Может, все-таки придет? Может, пожалеет старую мать?
Не пришел.
На следующий день то же самое. И послезавтра тоже.
Софья Петровна поняла: план провалился. Хотела избавиться от невестки, а осталась без сына.
— Умная очень, — пробормотала она. — Хитрая.
Но была ли Ира хитрой? Или просто не захотела воевать?
Прошла еще неделя. Витя заходил только за вещами. Здоровался сухо, брал что нужно, уходил.
— Сын, поговорим?
— О чем говорить?
— Ну как же так? Я же мать!
— Ты мать. Но я взрослый мужик. У меня жена, своя жизнь.
— А я?
— А ты решай сама. Хочешь быть частью семьи — извиняйся перед Ирой. Не хочешь — живи одна.
— Перед ней извиняться? За что?
Витя посмотрел на мать долго и грустно.
— За то, что разрушила нам жизнь. За то, что поставила дурацкий ультиматум. За то, что заставила выбирать.
— Я хотела как лучше!
— Для кого лучше? Для себя?
— Для нас! Для семьи!
— Семья — это я и Ира. А ты, мам, можешь быть с нами. Или без нас. Выбирай теперь ты.
Витя ушел. Софья Петровна села в кресло и заплакала. Впервые за много лет.
Через месяц Софья Петровна не выдержала. Квартира давила тишиной. Витя приходил раз в неделю, на пятнадцать минут. Соседи перестали заходить. Одиночество жрало изнутри.
Взяла телефон. Набрала номер Иры.
— Алло?
— Ира, это я. Софья Петровна.
Пауза. Долгая.
— Слушаю.
— Можно поговорить?
— Говорите.
— Не по телефону. Встретимся?
— Зачем?
— Нужно.
Ира помолчала.
— Хорошо. Завтра в кафе на Ленина. В два часа.
На следующий день Софья Петровна пришла раньше. Сидела, нервничала. Ира появилась точно в два. Выглядела спокойно.
— Что хотели сказать?
— Сядь сначала.
Ира села напротив. Дистанция.
— Витя от меня ушел, — начала Софья Петровна.
— Знаю.
— Я его больше не вижу.
— И?
— И мне плохо. Очень плохо.
— Сочувствую.
Ира была холодна. Но не злая. Просто равнодушная.
— Ира, я ошиблась.
— В чем именно?
— В ультиматуме. В требованиях. В… во всем.
— Угу.
— Прости меня.
Ира посмотрела внимательно.
— За что простить?
— За то, что портила жизнь. За то, что лезла в ваши дела. За то, что заставила Витю выбирать.
— А еще за что?
Софья Петровна растерялась.
— Не понимаю.
— За два года издевательств. За каждый день, когда я чувствовала себя лишней в собственном доме. За то, что пыталась разрушить мой брак.
— Я не хотела…
— Хотели. Очень хотели.
Софья Петровна опустила голову.
— Да. Хотела. Думала, он мне принадлежит.
— Никто никому не принадлежит. Люди выбирают быть вместе.
— Понимаю теперь.
— Поняли, когда остались одна?
— Да.
Ира откинулась на спинку стула.
— Что вы хотите от меня?
— Хочу, чтобы Витя вернулся домой.
— К вам?
— К нам. Ко мне и к тебе.
— Серьезно?
— Очень серьезно.
Ира помолчала.
— Условия будут другие.
— Какие?
— Мы с Витей живем как муж и жена. Без вашего контроля. Вы можете приходить в гости. По приглашению.
— То есть не каждый день?
— Не каждый день. Когда мы пригласим.
Софья Петровна кивнула.
— Согласна.
— И никаких претензий к тому, как я готовлю, убираю, живу.
— Согласна.
— И если начнете снова войну — уйдем навсегда.
— Не начну. Обещаю.
Ира встала.
— Поговорю с Витей.
— Спасибо.
— Не благодарите. Делаю не для вас. Для него. Он скучает по дому.
Вечером Витя пришел домой. Софья Петровна сидела на кухне.
— Мам, Ира рассказала. Правда хочешь изменить все?
— Правда, сын.
— Не получится играть роль. Долго не выдержишь.
— Не играю. Понял наконец, что важнее — быть правой или быть с семьей.
Витя обнял мать.
— Ира сказала — можешь приходить к нам в воскресенье. На обед.
— А каждый день?
— Каждый день мы живем вдвоем. Муж и жена.
Софья Петровна вздохнула.
— Буду привыкать.
На следующий день Ира вернулась. Привезла вещи, поставила цветы на стол. Витя помогал.
— Мам будет приходить раз в неделю, — сказал он.
— Знаю. Мы договорились.
— А если снова начнет?
— Не начнет. Теперь знает цену своим ультиматумам.
Софья Петровна действительно изменилась. Приходила в воскресенье, ела обед, немного разговаривала и уходила. Никаких претензий, никаких советов.
Через полгода Ира разрешила ей приходить дважды в неделю. Еще через год — помогать с готовкой.
— Ты ее простила? — спросил Витя.
— Не простила. Просто поняла: она получила урок. Жесткий, но справедливый.
— А что за урок?
— Кто ставит ультиматумы, должен быть готов к последствиям.
Витя обнял жену.
— Ты умная.
— Не умная. Просто знаю: в семье должны быть границы. Четкие и непреодолимые.
