Ирина сидела на кухне и смотрела на пустую тарелку перед собой. Последний кусочек отварной рыбы без соли исчез пять минут назад, но вкус пресной еды всё ещё стоял во рту. Три месяца она питалась только паровыми овощами и варёной грудкой. Три месяца откладывала каждую копейку на ремонт детской для будущего ребёнка.
Телефон завибрировал. Сообщение от мужа Павла: «Задерживаюсь на работе. Важный проект. Не жди с ужином». Она вздохнула. Последнюю неделю он приходил после полуночи, падал в кровать и засыпал, едва коснувшись подушки. Говорил, что начальство требует сдать годовой отчёт досрочно.
Ирина встала и подошла к окну. На улице шёл мелкий осенний дождь. Где-то там, в офисном здании на другом конце города, её муж корпел над цифрами и таблицами. Она представила, как он сидит в пустом кабинете под холодным светом ламп, и ей стало жаль его. Они оба жертвовали комфортом ради будущего. Ради той самой детской с голубыми обоями, о которой мечтали уже два года.
Зазвонил телефон. Номер свекрови.
— Ирочка, милая, ты дома? — голос Валентины Петровны звучал слаще обычного.
— Да, дома. Павел на работе задерживается.
— Знаю, знаю. Он мне звонил. Слушай, я тут с Машей разговаривала, с золовкой твоей. Она завтра приезжает из Питера на выходные. Давно не виделись. Может, устроим семейный ужин? Ты же умница, всё организуешь?
Ирина прикусила губу. Семейные ужины со свекровью всегда превращались в спектакль, где главная роль доставалась Валентине Петровне, а она, невестка, играла роль прислуги.
— Конечно, организую, — ответила она ровно.
— Вот и славно. Завтра к шести. И постарайся, Машенька привыкла к хорошему.
Трубка замолчала. Ирина посмотрела на свой телефон. Шесть вечера завтра. Нужно купить продукты, приготовить минимум три блюда, убрать квартиру. И всё это на те крохи, что остались после последней зарплаты. Она открыла холодильник. Пакет молока, немного овощей, замороженная рыба. На праздничный стол не потянет.
Придётся взять из конверта. Из того самого, где лежали деньги на ремонт. Ирина достала из шкафа коробку из-под обуви, открыла её. Внутри лежал толстый конверт. Она пересчитала купюры. Семьдесят тысяч. Результат полугода жёсткой экономии. Она вытащила три тысячи, спрятала конверт обратно.
На следующий день Ирина встала в шесть утра. Сначала уборка. Потом магазин. Курица для запекания, овощи для салатов, ингредиенты для торта. Золовка Маша обожала домашние торты. К обеду квартира сияла чистотой, на плите булькало рагу, в духовке золотилась курица, на столе остывал свежий «Наполеон».
В половине шестого пришёл Павел. Выглядел он странно. Глаза бегали, руки нервно теребили ключи.
— Ты чего такой? — спросила Ирина, снимая фартук.
— Устал просто. Мама с Машей скоро будут?
— Через полчаса. Иди переоденься.
Он кивнул и ушёл в спальню. Ирина накрывала на стол, когда раздался звонок в дверь. На пороге стояли Валентина Петровна и Маша. Золовка выглядела шикарно: новое платье, дорогая сумочка, идеальная укладка.
— Ириша! — Маша обняла её, оставив на щеке след помады. — Как ты? Всё худеешь? Не переусердствуй!
Валентина Петровна прошла в квартиру хозяйкой, окинула взглядом накрытый стол.
— Неплохо. А где Паша?
— Переодевается. Сейчас выйдет.
Они расселись за столом. Павел вышел из спальни, поздоровался с сестрой, поцеловал мать в щёку. Сел рядом с Ириной, но смотрел куда-то в сторону.
— Расскажи, как в Питере? — начала разговор свекровь, накладывая себе салат.
Маша оживилась.
— Прекрасно! Знаете, мы с Игорем только вернулись из Турции. Две недели в шикарном отеле. Пять звёзд, всё включено. Это было божественно!
Она достала телефон, начала показывать фотографии. Белоснежные пляжи, бирюзовое море, роскошные номера. Ирина машинально кивала, разливая чай. В горле стоял ком. Две недели в Турции. А они с Павлом последний раз были на море три года назад.
— А это мы на яхте, — продолжала Маша. — Игорь арендовал на целый день. Плавали к необитаемым островам, ныряли с масками…
Вдруг она замолчала, глядя на фотографию в телефоне. Её лицо вытянулось.
— Паша, это не ты?
Она повернула экран к брату. На фотографии были четверо людей на фоне того же турецкого отеля. Маша, её муж, какая-то девушка и… Павел. Загорелый, в шортах и майке, с коктейлем в руке.
Ирина почувствовала, как комната начала вращаться.
— Что это? — её голос прозвучал чужим.
Павел побледнел.
— Я… это… я могу объяснить…
— Ой, — Маша прикрыла рот рукой. — Я думала, Ира знает. Вы же были там вместе?
— Вместе? — Ирина повернулась к мужу. — Ты был в Турции?
Валентина Петровна откашлялась.
— Ирочка, не накручивай себя. Мужчине иногда нужен отдых.
— Отдых? — Ирина встала из-за стола. — Я три месяца ем варёную рыбу без соли! Я считаю каждую копейку! Мы копим на ремонт детской! А он отдыхает в Турции?!
— Не кричи, — свекровь тоже поднялась. — Что за манеры? Павлик работает, устаёт. Имеет право на несколько дней отпуска.
— На наши общие деньги?!
— Это мои деньги! — вдруг взорвался Павел. — Я их заработал! И да, я съездил отдохнуть! Потому что задолбался жить как нищий!
— Как нищий? Мы копили на будущего ребёнка!
— Какого ребёнка, Ира? Мы два года лечимся! Может, его и не будет никогда!
Тишина повисла в комнате как туман. Маша неловко поднялась.
— Я, пожалуй, пойду…
— Сиди, — приказала Валентина Петровна. — Пусть невестка знает своё место. Ты тут слишком много на себя берёшь, Ирина. Командуешь, деньги считаешь. Мужика довела до того, что он от тебя сбежал.
— Мама права, — добавил Павел, набираясь смелости. — Ты превратила нашу жизнь в каторгу. Вечно недовольная, вечно экономишь. Мне надоело!
Ирина смотрела на них троих. На мужа, который врал ей неделями. На свекровь с её ядовитой улыбкой. На золовку, притворяющуюся, что изучает маникюр. Семья. Та самая, ради которой она отказывала себе во всём.
— Значит, надоело, — произнесла она тихо. — Хорошо.
Она прошла в спальню, достала из шкафа коробку из-под обуви. Вернулась в гостиную, высыпала содержимое конверта на стол. Деньги веером разлетелись по скатерти.
— Вот. Шестьдесят семь тысяч. Наши сбережения. Точнее, теперь твои. Бери и проваливай.
— Что ты несёшь? — Павел растерялся.
— Я сказала: забирай деньги и уходи. К маме своей. Или к сестре. Или ещё раз в Турцию. Мне всё равно.
Валентина Петровна вскочила.
— Да как ты смеешь моего сына из собственного дома выгонять!
— Это моя квартира, — Ирина повернулась к ней. — Доставшаяся мне от бабушки. Павел здесь только прописан. Так что это я решаю, кому тут оставаться.
— Паша, ты это слышишь? — свекровь повернулась к сыну. — Она тебя на улицу выставляет!
Павел молчал, глядя на деньги на столе.
— Бери деньги и уходи, — повторила Ирина. — Можешь мать с сестрой прихватить. Устроите ещё один семейный ужин. Без меня.
Она развернулась и пошла на кухню. Села на табурет, закрыла лицо руками. Из гостиной доносились голоса. Валентина Петровна что-то выговаривала сыну, Маша пыталась их успокоить. Потом звук отодвигаемых стульев, шаги, хлопок входной двери.
Ирина подняла голову. В дверях кухни стоял Павел. В руке он держал несколько купюр.
— Я взял десять тысяч. На первое время. Остальное… оставь себе.
Она кивнула, не глядя на него.
— Ира, может, мы ещё…
— Уходи, Павел.
Он постоял ещё секунду, потом развернулся и ушёл. Входная дверь закрылась. Ирина встала, прошла в гостиную. На столе среди тарелок с недоеденной едой лежали деньги. Она собрала купюры, пересчитала. Пятьдесят семь тысяч.
На следующее утро она проснулась от того, что забыла поставить будильник. Впервые за долгие месяцы. Солнце било в окно, на улице щебетали птицы. Ирина встала, прошла на кухню. Открыла холодильник, достала остатки вчерашней курицы. Отрезала большой кусок, положила на тарелку. Добавила салат, налила себе не воду, а сок.
Позавтракав, она оделась и вышла из дома. Прошла мимо продуктового, где покупала постылую рыбу, мимо остановки, где каждое утро ждала автобус. Дошла до салона красоты.
— Мне нужна стрижка, — сказала она администратору. — И окрашивание. И маникюр.
Четыре часа спустя из салона вышла другая женщина. С модной стрижкой, мелированными волосами, ухоженными руками. Ирина посмотрела на своё отражение в витрине и улыбнулась.
Дома её ждал сюрприз. На лестничной площадке сидел Павел. Помятый, небритый, с красными глазами.
— Ты где была? Я весь день звоню!
Она достала телефон. Двадцать пропущенных.
— В салоне. А что случилось?
— Мама меня не пускает. Говорит, пока с тобой не помиришься, чтобы не приходил. Ира, давай поговорим?
Она посмотрела на него. На этого взрослого мужчину, который не мог без мамы шагу ступить.
— Поговорим. Но не здесь.
Они спустились в кофейню на первом этаже. Сели за столик у окна. Ирина заказала капучино и чизкейк. Павел — только воду.
— Ты отлично выглядишь, — сказал он.
— Спасибо.
— Ира, я дурак. Не должен был так поступать. Эта поездка… Мама уговорила. Сказала, что ты слишком зациклилась на ребёнке, что мне нужно отвлечься.
— И ты отвлёкся.
— Прости. Я правда сожалею.
Она отпила кофе, посмотрела в окно. На улице шла обычная жизнь. Люди спешили по своим делам, не зная, что в этой кофейне решается чья-то судьба.
— Знаешь, Павел, я тоже виновата. Я правда зациклилась. На ребёнке, на экономии, на будущем. И перестала жить настоящим.
— Значит, ты простишь?
Она повернулась к нему.
— Нет.
— Но ты же сама сказала…
— Я сказала, что тоже виновата. Но это не значит, что я готова простить враньё. Ты неделю врал мне про сверхурочную работу. Смотрел мне в глаза и врал.
— Это была мамина идея!
— Вот именно. Мамина. Как и всё в твоей жизни. Знаешь что? Возвращайся к ней. Пусть она тебе и дальше подсказывает, как жить.
Павел схватил её за руку.
— Ира, пожалуйста! Я изменюсь! Мы снимем квартиру, будем жить отдельно!
Она высвободила руку.
— На какие деньги? Ты же всё потратил на Турцию.
— Я найду вторую работу! Буду больше зарабатывать!
— Павел, ты не понимаешь. Дело не в деньгах. И не в твоей матери. Дело в том, что когда нужно было принять решение, ты выбрал лёгкий путь. Соврать мне и сбежать на курорт. А когда тебя поймали, спрятался за мамину юбку.
Она встала, положила на стол деньги за кофе.
— Ира, не уходи!
— Документы на развод я подам на следующей неделе. Можешь не приходить, если не хочешь.
Она вышла из кофейни, не оборачиваясь. Поднялась к себе, закрыла дверь на все замки. Села на диван в пустой квартире. И впервые за долгое время почувствовала себя свободной.
Через час снова зазвонил телефон. Валентина Петровна.
— Ты совсем с ума сошла? — вместо приветствия выпалила свекровь.
— Добрый вечер, Валентина Петровна.
— Какой добрый? Ты моего сына довела до нервного срыва! Он у меня рыдает!
— Пусть выпьет валерьянки.
— Да как ты смеешь! Я тебе сейчас такое устрою! Ты об этой квартире забудешь! Мой сын имеет право на половину!
— Валентина Петровна, квартира оформлена на меня и получена в наследство до брака. Павел не имеет на неё никаких прав. Можете проконсультироваться у юриста.
— Ах ты… Да я тебя по судам затаскаю!
— Попробуйте. Только учтите, у меня есть переписка, где Павел признаётся, что потратил наши общие сбережения без моего согласия. Это может сыграть не в вашу пользу.
Свекровь замолчала, тяжело дыша в трубку.
— Ты ещё пожалеешь, — наконец прошипела она.
— Возможно. Но это будет моё сожаление. Всего хорошего.
Ирина отключила телефон. Прошла на кухню, открыла холодильник. Достала бутылку вина, которую берегла для особого случая. Налила себе бокал, подняла его.
— За новую жизнь, — сказала она пустой кухне.
Вино было терпким и немного кислым. Как сама жизнь. Но Ирина допила бокал до дна.
