Свекровь положила на стол ключи от квартиры так, будто это были не ключи, а приговор.
— Вот, Оленька, держи. Теперь эта квартира твоя. Я переезжаю к Мише, — голос Тамары Фёдоровны звучал устало, но в её глазах плясали огоньки, которые Оля научилась распознавать за три года замужества. Это были не огоньки усталости. Это было что-то другое.
Оля замерла с чашкой кофе в руках. Утро понедельника в их маленькой съёмной квартире обычно начиналось тихо: Артём уже уехал на работу, она собиралась следом. Но тут, без предупреждения, появилась свекровь. С ключами. С новостью, которая звучала слишком хорошо, чтобы быть правдой.
— Простите, Тамара Фёдоровна, я не совсем понимаю… Какая квартира?
Свекровь вздохнула, как человек, которому приходится объяснять очевидное ребёнку.
— Ну как какая? Трёшка на Ленинском. Моя квартира. Я дарю вам с Артёмом. Пусть молодые живут. А мне что там одной? Тоскливо. Вот Миша предложил к нему переехать, в загородный дом. Воздух, природа. В моём возрасте это важно.
Миша был младшим братом покойного мужа Тамары Фёдоровны. Хороший, спокойный мужчина, который держал небольшую столярную мастерскую за городом. Оля видела его пару раз на семейных праздниках. Логика вроде бы была. Но что-то в этой ситуации не сходилось. Что-то скрипело, как старая половица под ковром.
— Это… это очень щедро с вашей стороны, — осторожно начала Оля. — Но разве не нужно оформить документы? Дарственную?
— Какая дарственная! — свекровь махнула рукой. — Мы же семья. Вот ключи, вот адрес. Живите на здоровье. Я уже вещи собрала, сегодня Миша за мной заедет. А документы потом оформим, никуда не денутся.
Она встала, поправила сумочку на плече и направилась к двери. Движения были быстрыми, решительными. Слишком быстрыми для человека, который только что отдал единственную недвижимость. Оля проводила её взглядом, всё ещё держа в руках ключи, которые жгли ладонь, как раскалённое железо.
Когда за свекровью закрылась дверь, Оля достала телефон и написала Артёму: «Твоя мама была. Отдала ключи от квартиры. Сказала, переезжает к дяде Мише. Говорит, квартира теперь наша.»
Ответ пришёл почти мгновенно: «Отлично! Вечером переедем смотреть!»
Ни капли удивления. Ни одного вопроса. Оля опустила телефон и посмотрела на ключи. Холодный металл, два зубчатых профиля и пластиковый брелок с выцветшей надписью. Обычные ключи. Но почему-то от них пахло бедой.
Квартира на Ленинском встретила их запахом нафталина и старых обоев. Тамара Фёдоровна действительно забрала вещи — шкафы зияли пустотой, на кухне не осталось даже чайника. Но сама квартира была хорошей. Три комнаты, высокие потолки, окна во двор. Район приличный, инфраструктура рядом. Для молодой семьи — мечта.
Артём ходил по комнатам с видом хозяина, уже прикидывая, где поставить диван, куда повесить телевизор. Оля стояла у окна и смотрела во двор, где дети катались на качелях, а бабушки сидели на скамейках. Обычный вечер. Обычная жизнь. Но внутри всё сжималось от тревоги.
— Артём, а разве твоя мама не говорила раньше о переезде к дяде Мише?
Он обернулся, всё ещё улыбаясь.
— Ну, она пару раз упоминала. Что устала одна, что хочется на природу.
— Пару раз?
— Да. Ну или три. Не помню точно, — он подошёл к ней, обнял за плечи. — Оль, ну зачем ты сразу во всём ищешь подвох? Мама просто решила нам помочь. Мы же с тобой годами копили бы на своё жильё. А тут — готовая квартира!
Оля промолчала. Может, действительно не стоило искать проблемы там, где их нет? Может, свекровь и правда просто устала от одиночества? Она попыталась отогнать тревогу и улыбнулась мужу.
— Ты прав. Просто это так неожиданно.
Они переехали через неделю. Оля потратила выходные на уборку и ремонт, Артём привёз их немногочисленную мебель. Квартира постепенно оживала, превращаясь из чужого пространства в их дом. Невестка даже начала привыкать к мысли, что у них теперь есть своё жильё. Настоящее, большое, без съёмных обременений.
Первый звонок раздался в субботу, через две недели после переезда.
— Оленька, милая, это я. Можно я сегодня загляну? Забыла кое-какие бумаги в шкафу.
Свекровь приехала через час. С огромной сумкой, из которой торчали пакеты с продуктами. Она прошла на кухню, как к себе домой, и начала выкладывать еду на стол.
— Я тут подумала, что вам, молодым, некогда готовить. Привезла борща, котлет. И пирожки испекла, с капустой, помнишь, Оля, ты их любишь?
Оля действительно однажды похвалила пирожки свекрови. Это было год назад, на дне рождения Артёма. С тех пор Тамара Фёдоровна регулярно напоминала об этом, как будто тот комплимент был вечной распиской в долгу.
— Спасибо, Тамара Фёдоровна, но вы не должны были…
— Что ты, что ты! Мне не сложно. Я ведь тут рядом, у Миши. Буду частенько заглядывать, проверять, как вы тут.
Она нашла свои бумаги — какие-то старые квитанции — и ушла только к вечеру. Оля проводила её и вернулась на кухню, где борщ в трёхлитровой кастрюле занимал половину холодильника.
Следующий раз свекровь появилась в среду. Потом в пятницу. Потом в понедельник. У неё всегда была причина: то платье забыла, то нужно было полить цветы на балконе, которые, оказывается, она оставила специально. То просто соскучилась и решила зайти на чай.
К концу месяца Оля поняла, что Тамара Фёдоровна не переехала. Она просто сменила прописку, оставив за собой право входить в эту квартиру когда угодно. Ключи она, конечно, не отдала. Как выяснилось позже, у неё был запасной комплект.
— Артём, твоя мама была сегодня уже три раза за неделю, — Оля старалась говорить спокойно, без претензий. — Может, стоит попросить её предупреждать о визитах?
Муж оторвался от телефона и посмотрел на неё с недоумением.
— Ну и что? Это же её квартира. Ну то есть, была её. Пусть заходит, если хочет. Она же ничего плохого не делает.
— Но у нас теперь своя жизнь. Мне неудобно, что она появляется без предупреждения.
— Оля, ты преувеличиваешь. Мама просто заботится о нас.
В его голосе прозвучала та интонация, которую невестка уже научилась распознавать. Разговор окончен. Защита матери включена. Дальнейшие возражения будут записаны как придирки неблагодарной невестки.
Ситуация ухудшилась, когда у Оли начались задержки на работе. Она работала бухгалтером, и в конце квартала всегда был аврал. Приходилось оставаться допоздна, приходить домой уставшей. И вот однажды, открыв дверь в десять вечера, она услышала голоса на кухне. Свекровь сидела за столом с Артёмом, и перед ними стояли тарелки с горячим ужином.
— А, Оленька пришла, — Тамара Фёдоровна посмотрела на неё с лёгким упрёком. — Я тут Артёма покормила, он же голодный с работы. Ты, конечно, занята, понимаю. Но мужа кормить надо.
Оля почувствовала, как внутри что-то сжимается. Не от слов даже. От того, как свекровь сидела на её кухне, как хозяйка. От того, как Артём спокойно ел, не видя в ситуации ничего странного.
— Я предупреждала, что задержусь, — тихо сказала невестка. — Артём мог сам разогреть ужин. Я оставила в холодильнике.
— Ну зачем ему разогревать, когда я рядом? — свекровь улыбнулась. — Я ведь всегда помогу. Вы молодые, работаете, я понимаю. Просто дай мне знать заранее, когда у тебя аврал, я буду приходить готовить.
Это было сказано с такой заботливой интонацией, что возразить было невозможно без риска прослыть истеричкой. Оля кивнула и ушла в ванную. Стоя под горячим душем, она пыталась разобраться в своих чувствах. Злость? Да. Бессилие? Да. Но больше всего — непонимание. Почему Артём не видит, что происходит? Почему для него нормально, что его мать обживает их пространство, как птица чужое гнездо?
Прорыв случился через два месяца после переезда. Оля вернулась с работы пораньше и застала свекровь в их спальне. Тамара Фёдоровна стояла у открытого шкафа и перекладывала бельё.
— Что вы делаете?
Свекровь даже не смутилась.
— Навожу порядок. Ты, Оленька, совсем не умеешь складывать вещи. Вот смотри, бельё надо так класть, по цветам. А носки — парами, в отдельную секцию.
Оля почувствовала, как внутри рвётся тонкая нить терпения. Это был не просто визит. Это было вторжение. В их личное пространство, в их жизнь, в их семью.
— Тамара Фёдоровна, это наша с Артёмом спальня. Наши вещи. Прошу вас не трогать их.
Свекровь выпрямилась и посмотрела на невестку долгим, изучающим взглядом.
— Наша спальня? — она произнесла это медленно, с расстановкой. — Оленька, милая, это моя квартира. Я просто позволила вам тут пожить.
Слова упали на пол, как осколки разбитого стекла. Оля замерла.
— Но вы сказали, что дарите нам квартиру.
— Я сказала, что вы можете тут жить. Пока я не передумаю. — Голос свекрови стал холодным. — Или ты думала, я просто так отдам трёшку в центре? Неблагодарная ты, Оля. Я тебе добро делаю, к себе пускаю, а ты мне тут границы устанавливаешь.
Невестка поняла всё. Ловушка захлопнулась. Никакого дома у дяди Миши. Никакого дарения. Просто спектакль, чтобы вернуть контроль над сыном. Квартира была приманкой. А они — она и Артём — попались, как глупые мыши на бесплатный сыр.
Вечером Оля всё рассказала мужу. Она говорила спокойно, без истерик, просто излагая факты. Артём слушал, и на его лице читалось растущее раздражение. Но не на мать. На неё.
— Ты преувеличиваешь. Мама просто так сказала, сгоряча.
— Артём, она роется в нашем белье!
— Она хотела помочь! А ты устроила скандал. Знаешь, как ей, наверное, обидно? Она отдала нам квартиру, а ты…
— Она не отдала! Она сама так сказала! Это её квартира, и мы тут живём, пока она позволяет!
Он встал и отвернулся к окну.
— Слушай, может, тебе просто нужен отпуск? Ты последнее время очень нервная.
Оля посмотрела на его спину и поняла: он знал. С самого начала знал, что это не подарок. Что это временное пристанище под контролем матери. И он согласился. Потому что так было удобнее, чем копить, снимать, строить свою жизнь. Он выбрал лёгкий путь. И втянул её в эту игру, не предупредив о правилах.
— Я не останусь здесь, — тихо сказала она.
— Оля, не устраивай драму.
— Это не драма. Это решение. Я ухожу.
Она собрала вещи той же ночью. Артём сидел на диване и смотрел в телефон, делая вид, что ничего особенного не происходит. Он был уверен, что она вернётся. Что куда она денется? Съёмная квартира, одиночество, борьба за каждую копейку — зачем ей это, когда здесь готовое жильё?
Но Оля не вернулась. Она сняла маленькую студию на окраине. Устроилась на вторую подработку. Спала по пять часов в сутки. Но в этой тесной студии она могла дышать. Здесь не было чужих ключей, чужого контроля, чужих правил.
Артём звонил первую неделю. Потом — реже. Потом совсем перестал. Через полгода Оля подала на развод. Он даже не пришёл на заседание.
Прошло два года. Оля встретила другого мужчину — инженера Павла. Они снимали квартиру вместе, копили на первый взнос по ипотеке. Копили долго, отказывая себе во многом. Но когда они наконец получили ключи от своей, настоящей однушки, купленной в кредит на тридцать лет, Оля заплакала от счастья.
Потому что эти ключи были только её. И Павла. И никто больше не мог войти без спроса. Это была их крепость. Их дом. Их жизнь.
А квартира на Ленинском… Оля иногда проезжала мимо. И видела в окнах свет. Там по-прежнему жила Тамара Фёдоровна. Артём, как рассказали общие знакомые, так и не женился второй раз. Он жил с матерью. В той самой квартире, которая должна была стать подарком.
Оля не жалела ни о чём. Она заплатила за свою свободу съёмным жильём, подработками и бессонными ночами. Но эта цена была честной. В отличие от бесплатного сыра в мышеловке, который предлагала свекровь.
Счёт был оплачен. Все были квиты. И на балансе у неё осталось самое главное — право жить своей жизнью.
