— Да мне до лампочки, что хочет твоя мать, Паша! Я решила, что сестра твоя жить у нас не будет, есть общежитие от вуза, пусть там живет! — Марина швырнула полотенце на стол и отвернулась к окну.
Тишина, повисшая в комнате, казалась осязаемой. Павел сидел за столом, сжимая в руках чашку с давно остывшим чаем. За окном серел ноябрьский вечер, первые снежинки кружились в свете уличных фонарей.
— Мариш, послушай, — начал он, стараясь говорить спокойно. — Это всего на полгода. Вероника поступила, ей нужно…
— Мне плевать, что ей нужно! — Марина резко обернулась. В глазах блестели злые слезы. — Твоя семья уже третий год пытается втиснуться в нашу жизнь. Сначала мать твоя с ремонтом, потом отец с дачей, теперь вот сестрица. Когда это кончится, Паша?
Павел поднялся из-за стола, подошел к жене, попытался обнять, но она отстранилась.
— Не надо, — сказала тихо. — Не надо утешений. Я не истеричка, просто… устала. Это наш дом. Понимаешь? Наш. Только ты и я.
— И Димка, — улыбнулся Павел, пытаясь разрядить обстановку.
— Димке пять месяцев, ему нужен покой, а не вечно ноющая студентка, которая будет таскать подружек и слушать музыку до утра.
— Она не такая.
— А какая? — Марина горько усмехнулась. — Паш, мы женаты четыре года, но ты до сих пор не понимаешь. Твоя сестра меня ненавидит. Как и твоя мать.
— Глупости, — он попытался взять ее за руку. — Они просто… специфические. Мама всегда была строгой, а Вероника берет с нее пример.
— Специфические? — Марина вырвала руку. — Они презирают меня! Твоя мать не упускает случая напомнить, что я из простой семьи. А сестра… помнишь, что она сказала, когда мы объявили о беременности? «Надеюсь, ребенок хотя бы будет похож на брата, а не на нее».
Павел вздохнул. Возразить было нечего — он прекрасно помнил тот вечер. Семейный ужин, который с самого начала не задался. Новость о будущем ребенке должна была всех обрадовать, но…
— Я понимаю, что тебе тяжело, — сказал он, глядя в пол. — Но пойми и ты. Вероника — моя сестра. Мама звонила сегодня утром, плакала… Общежитие, которое ей обещали, не дали. Какие-то проблемы с документами. Снимать комнату дорого, а у нас трешка, места хватит.
— Конечно, у нас места хватит! — Марина всплеснула руками. — И денег у нас полно! Особенно сейчас, когда я в декрете, а тебе задерживают зарплату второй месяц. Конечно, давай еще и сестру твою возьмем на довольствие!
В комнате для гостей заплакал ребенок. Марина бросила на мужа тяжелый взгляд.
— Разбудили, — сказала коротко и вышла из кухни.
Павел остался один. Он чувствовал себя виноватым, хотя, казалось бы, ничего плохого не сделал. Просто хотел помочь сестре. Просто пытался угодить и матери, и жене. И в итоге, как всегда, оказался между двух огней.
Телефон в кармане завибрировал. Сообщение от матери: «Ну что, поговорил с ней? Что решили насчет Вероники?»
Павел устало потер глаза. Что ответить? Что жена категорически против? Что в семье опять скандал? Мать будет звонить, плакать, упрекать. Начнутся бесконечные разговоры о неблагодарности и черствости.
«Все нормально, мам. Решим вопрос».
Отправил и выключил телефон. Нужно было помочь Марине с ребенком.
Вероника приехала через неделю. Стояла на пороге со старым чемоданом, в потертой куртке, с растрепанными от ноябрьского ветра волосами. Тонкая, хрупкая, совсем не похожая на брата.
— Привет, — сказала неловко, переминаясь с ноги на ногу.
Марина молча кивнула и отступила в сторону, пропуская девушку в квартиру.
— Паша на работе, — сказала сухо. — Твоя комната в конце коридора. Располагайся.
— Спасибо, — Вероника сняла куртку, повесила на вешалку. — А где племянник? Можно посмотреть?
— Спит. И лучше его не беспокоить.
Вероника нервно улыбнулась и пошла в указанную комнату. Марина смотрела ей вслед и пыталась подавить раздражение. «Это ненадолго, — говорила себе. — Всего полгода. Потом она съедет, и мы снова будем одни».
Вечером вернулся Павел. Уставший, но довольный — выдали наконец задержанную зарплату. Сестра встретила его объятиями, Марина — натянутой улыбкой. Ужин прошел в напряженном молчании.
— Я подумала, — сказала вдруг Вероника, когда Марина начала убирать со стола, — может, мне устроиться на подработку? Чтобы помогать с расходами.
Марина удивленно подняла брови.
— Не стоит, — ответил за нее Павел. — Тебе нужно учиться. Первый курс самый сложный.
— Я справлюсь, — возразила сестра. — Не хочу быть обузой.
— Ты не обуза, — Павел потрепал ее по голове, как в детстве. — Ты моя сестренка. И я рад, что ты с нами.
Марина отвернулась, чтобы не видеть этой идиллической картины. «Сестренка, как же, — подумала с горечью. — Двадцатилетняя деваха, которой мать внушила, что весь мир должен крутиться вокруг нее».
Той ночью они впервые серьезно поссорились.
— Ты даже не пытаешься ее принять, — говорил Павел, меряя шагами спальню. — Не пытаешься понять!
— А ты не пытаешься понять меня, — отвечала Марина, укачивая проснувшегося от их голосов Димку. — Я не хочу, чтобы она жила с нами. Точка.
— Но почему? Что она тебе сделала?
— Ничего! И в этом вся проблема — она относится ко мне так, словно меня не существует. Словно я какая-то… домработница! Которая должна ей готовить, убирать, стирать.
— Она предложила помогать.
— Да, для виду! А на деле будет валяться сутками в своей комнате, а я буду таскаться с подносами. Как было в прошлом году, когда она гостила у нас на зимних каникулах.
Павел вздохнул и сел на край кровати.
— Я поговорю с ней, — сказал примирительно. — Объясню правила. Но и ты… пожалуйста, Мариш, дай ей шанс. Она не плохая, просто запуталась немного.
Марина молчала, баюкая сына. Внутри клокотала обида, но она не хотела продолжать ссору. Не сейчас, когда ребенок только успокоился.
— Поговори, — сказала наконец. — А утром я составлю график дежурств. Раз уж она будет жить с нами, пусть учится быть самостоятельной.
Первый месяц прошел относительно спокойно. Вероника исправно выполняла поручения Марины: мыла посуду, ходила за продуктами, иногда готовила — правда, в основном яичницу и макароны. На большее ее кулинарного таланта не хватало.
Марина постепенно оттаивала. Все было не так плохо, как она представляла. Вероника большую часть времени проводила в университете или в своей комнате, не мешала, не шумела. А когда Димка начал капризничать из-за прорезывающихся зубов, даже вызвалась с ним посидеть, чтобы Марина могла выспаться.
— Видишь, — говорил Павел, обнимая жену, — все налаживается.
И Марина хотела верить, что это действительно так.
А потом позвонила свекровь.
— Паша дома? — спросила строго.
— Нет, на работе, — ответила Марина, мешая одной рукой суп на плите и придерживая телефон плечом. — Что-то срочное?
— Да. Вероника звонила, жаловалась.
Марина замерла с половником в руке.
— На что?
— На условия, в которых ей приходится жить, — голос свекрови звучал сухо и обвиняюще. — Говорит, ты заставляешь ее убирать всю квартиру, готовить, нянчиться с ребенком.
— Что? — Марина от возмущения чуть не выронила телефон. — Вы это серьезно?
— Абсолютно. Она плакала, говорила, что ты относишься к ней как к прислуге. Что она не может нормально учиться, потому что ты постоянно требуешь помощи по дому.
— Людмила Сергеевна, — Марина старалась говорить спокойно, — ваша дочь моет посуду три раза в неделю и иногда ходит в магазин. Все остальное время она занимается своими делами. А с Димкой она сама вызвалась посидеть, всего один раз.
— Не верю, — отрезала свекровь. — Вероника никогда не врет. Если она говорит, что ей тяжело — значит, так и есть.
— Хорошо, — Марина почувствовала, как внутри закипает злость. — Давайте дождемся Павла и обсудим это вместе.
— Обязательно, — в голосе свекрови слышалась угроза. — Я сегодня же приеду.
Когда вечером Павел вернулся домой, на кухне его ждали три женщины: хмурая мать, заплаканная сестра и бледная от ярости жена.
— Что происходит? — спросил он, переводя взгляд с одной на другую.
— Твоя жена превратила мою дочь в домработницу, — начала Людмила Сергеевна. — Девочка не может нормально учиться! Она похудела, осунулась. Посмотри на нее!
Вероника действительно выглядела измученной. Но Марина знала, что причина не в домашних обязанностях. Последнюю неделю сестра Павла возвращалась за полночь, а утром с трудом вставала на занятия.
— Паш, это неправда, — начала Марина, но свекровь перебила ее.
— Конечно, ты будешь отрицать! — воскликнула она. — Я всегда знала, что ты не подходишь моему сыну. Властная, злая, думаешь только о себе.
— Мама! — Павел повысил голос. — Прекрати.
— Нет, ты послушай, что она делает с твоей сестрой! Вероника, расскажи брату.
Вероника подняла заплаканные глаза на Павла.
— Она… она заставляет меня все делать, — начала тихо. — Уборка, стирка, готовка… Я не успеваю учиться. Вчера получила двойку по высшей математике.
— Потому что ты вернулась в три часа ночи! — не выдержала Марина. — Какая учеба? Ты гуляешь до утра, а потом спишь на лекциях!
— Врешь! — вскрикнула Вероника. — Я была в библиотеке!
— В три часа ночи? — Марина горько усмехнулась. — И от тебя пахло библиотечной пылью и сигаретами?
— Паша, ты слышишь? — вмешалась Людмила Сергеевна. — Она следит за Вероникой! Контролирует каждый ее шаг!
Павел растерянно смотрел то на мать, то на сестру, то на жену.
— Давайте все успокоимся, — сказал наконец. — И обсудим это как взрослые люди.
— Тут нечего обсуждать, — отрезала свекровь. — Вероника сегодня же переедет ко мне. Я не позволю издеваться над моей девочкой.
Марина почувствовала, как внутри что-то оборвалось. Не от слов свекрови — от молчания мужа. Он не возразил. Не защитил ее. Не сказал, что не верит в эти нелепые обвинения.
— Прекрасно, — сказала она, поднимаясь из-за стола. — Забирайте ее. И можете не возвращаться.
— Мариш, — Павел попытался взять ее за руку, но она отдернула ладонь.
— Не трогай меня, — сказала тихо. — Просто… не трогай.
И вышла из кухни, оставив их втроем.
Вероника уехала в тот же вечер. Собрала вещи, бросила на Марину полный ненависти взгляд и ушла вместе с матерью. Павел проводил их и вернулся в непривычно тихую квартиру.
Марина сидела в детской, укачивая Димку. Лицо застывшее, глаза сухие.
— Ты веришь им? — спросила, не глядя на мужа.
Павел вздохнул и присел на край кровати.
— Я не знаю, чему верить, — сказал честно. — Вероника не стала бы врать без причины. Но и ты…
— Я что? — Марина наконец подняла на него взгляд. — Закончи мысль, Паша. Я тоже не стала бы врать?
— Не знаю, — повторил он устало. — Вы обе… вы никогда не ладили. Может, что-то случилось, какой-то конфликт, о котором я не знаю?
— Ничего не случилось, — Марина покачала головой. — Она просто не хочет жить с нами. Нашла способ уехать, сохранив лицо. А заодно настроила против меня твою мать.
— Мама всегда была на стороне Вероники, ты же знаешь. Она ее избаловала после смерти отца.
— Знаю. И тебя она тоже избаловала. Привыкла, что все пляшут под ее дудку.
— Марина, давай не будем…
— Не будем что, Паша? Говорить правду? — она поднялась, осторожно положила уснувшего ребенка в кроватку. — Знаешь, что самое обидное? Не то, что твоя сестра оклеветала меня. Не то, что твоя мать поверила ей безоговорочно. А то, что ты… ты усомнился во мне. В своей жене.
— Мариш, я просто…
— Иди спать, Паша, — она отвернулась к окну. — Я посижу с Димкой. У него режутся зубки, может проснуться.
Павел постоял еще немного в дверях, глядя на жену, потом вышел. А Марина осталась, вглядываясь в темноту за окном и чувствуя, как что-то важное, какая-то незримая нить между ними, начинает рваться.
Неделю они почти не разговаривали. Павел уходил на работу рано, возвращался поздно. Марина занималась ребенком, домом, делала вид, что все в порядке. Но оба чувствовали — между ними пропасть.
В пятницу вечером Павел вернулся раньше обычного. Принес цветы, бутылку вина, Димке — игрушку.
— Прости меня, — сказал, глядя Марине в глаза. — Ты права. Я должен был верить тебе безоговорочно.
Она молча приняла букет, поставила в вазу.
— Я говорил с Вероникой, — продолжил Павел. — Серьезно говорил. И она призналась, что преувеличила. Сказала, что просто хотела вернуться к маме, но боялась ее реакции.
— И поэтому решила выставить меня чудовищем? — Марина горько усмехнулась. — Прекрасное решение.
— Она глупая девчонка, Мариш. Запуталась, испугалась, повела себя как ребенок.
— Ей двадцать лет, Паша. Она давно не ребенок. И прекрасно понимает, что делает.
Павел вздохнул и сел за стол.
— Я знаю. И она знает, что поступила плохо. Хочет извиниться перед тобой.
— Не надо, — Марина покачала головой. — Не хочу ее видеть. Ни ее, ни твою мать.
— Мама тоже…
— Особенно твою мать.
Павел замолчал, глядя на жену. Она стояла у окна, стройная, бледная, с убранными в небрежный пучок волосами. Такая красивая. И такая чужая.
— Я не хочу потерять тебя, — сказал тихо. — Не из-за этого. Не из-за них.
Марина обернулась, посмотрела на мужа долгим взглядом.
— Я тоже не хочу, Паш. Но это не первый раз, когда ты выбираешь их, а не меня. И я боюсь, что не последний.
— Я не выбирал…
— Выбирал. Каждый раз, когда твоя мать говорила, как нам жить, что делать, как воспитывать ребенка — ты молчал. Каждый раз, когда твоя сестра грубила мне — ты отводил глаза. Это тоже выбор, Паша. И он не в мою пользу.
Он встал, подошел к ней, осторожно обнял. Она не отстранилась, но и не ответила на объятие.
— Я люблю тебя, — сказал он, уткнувшись в ее волосы. — И больше никогда не поставлю под сомнение твои слова. Никогда не предам.
Марина прикрыла глаза. Хотелось верить. Так хотелось.
— Обещаешь? — спросила тихо.
— Клянусь, — он крепче прижал ее к себе. — Ты и Димка — моя семья. Моя настоящая семья. Остальные… они важны, но не так.
Где-то в глубине души она знала — это неправда. Он любил их — мать, сестру. Любил сильно, беззаветно, как умеют любить только те, кто рано потерял отца и привык быть опорой для своих женщин. И когда придет время выбирать, он снова окажется меж двух огней.
Но сейчас, в эту минуту, так хотелось поверить.
— Хорошо, — сказала, наконец отвечая на его объятие. — Я верю тебе.
Три месяца все было хорошо. Тишина, спокойствие, никаких звонков от свекрови, никаких визитов. Павел возвращался домой вовремя, помогал с ребенком, они снова стали близки, как в начале брака.
А потом пришло сообщение.
«Паш, нужна твоя помощь. Срочно. Не говори Марине».
От Вероники.
Он показал сообщение жене сам, сразу же, как получил.
— Что будешь делать? — спросила Марина, стараясь говорить спокойно.
— Позвоню, узнаю, что случилось, — ответил он, набирая номер сестры.
Разговор был коротким, но напряженным. Павел слушал, хмурился, задавал отрывистые вопросы. Когда закончил, лицо его было бледным.
— Что произошло? — спросила Марина, подавая ему чай.
— Вероника… — он потер виски. — Она попала в неприятную историю. Какие-то проблемы с парнем. Он старше, женат…
— И при чем тут ты?
— Его жена узнала об их отношениях. Пришла в университет, устроила скандал. Теперь Веронике грозит отчисление.
— Отчисление за роман? — Марина недоверчиво покачала головой. — Паш, тебе не кажется, что она преувеличивает?
— Не знаю, — он отпил чай, поморщился. — Говорит, что этот мужчина — какая-то важная шишка в университете. И если все всплывет…
— Если? То есть пока никто, кроме его жены, не знает?
— Да, но жена грозится пойти к ректору.
— И чем ты можешь помочь?
Павел молчал, глядя в чашку.
— Паша? — Марина почувствовала, как по спине пробежал холодок. — Что она от тебя хочет?
— Денег, — ответил он, наконец поднимая глаза. — Чтобы заплатить этой женщине за молчание.
— Что? — Марина неверяще уставилась на мужа. — Ты серьезно? Шантаж?
— Не совсем… — он замялся. — Вероника говорит, что жена согласилась не поднимать шум, если получит компенсацию за моральный ущерб.
— Паш, это бред, — Марина покачала головой. — Это чистой воды шантаж. И я не верю, что такое вообще возможно.
— Я тоже, — он устало вздохнул. — Но если Вероника не врет…
— Если не врет? — Марина повысила голос. — Паша, она уже врала. Про меня, помнишь? И ты ей снова веришь?
— Я не сказал, что верю, — возразил он. — Но она моя сестра. Я должен хотя бы проверить.
— И как ты собираешься проверять?
— Хочу встретиться с ней. И с этой женщиной, если получится.
Марина молчала, чувствуя, как внутри закипает знакомая злость. История повторялась. Снова Вероника, снова какие-то невероятные обстоятельства, снова Павел, готовый броситься на помощь.
— Сколько она просит? — спросила наконец.
— Пятьдесят тысяч.
— Пятьдесят тысяч?! — Марина от возмущения вскочила со стула. — Паш, это же все наши сбережения! Все, что мы откладывали на отпуск и ремонт!
— Я знаю, — он потер лицо руками. — Но если Вероника действительно в беде…
— Если она действительно в беде — пусть обращается в полицию! — отрезала Марина. — Шантаж — это преступление.
— Она боится огласки. Если все узнают…
— Паша, — Марина подошла к мужу, положила руки ему на плечи, — послушай меня. Это ловушка. Твоя сестра снова манипулирует тобой. Скорее всего, никакого шантажа нет. Она просто хочет денег.
— Ты не можешь этого знать.
— Не могу, — согласилась Марина. — Но я достаточно хорошо знаю твою сестру, чтобы предположить.
Павел покачал головой.
— Я должен убедиться, — сказал твердо. — Должен все проверить сам.
— Хорошо, — Марина выпрямилась. — Проверяй. Но денег не давай, пока не будешь на сто процентов уверен.
— Не буду, — пообещал он.
Она кивнула и вышла из кухни. А через три дня Павел снял со счета все их сбережения и отдал сестре.
— Я должен был ей помочь, — говорил он, меряя шагами кухню, пока Марина сидела за столом, оцепенело глядя в пространство перед собой. — Ты не видела ее, Мариш. Она была в ужасном состоянии. Заплаканная, дрожащая.
— А эту женщину ты видел? — спросила Марина тихо. — Жену ее любовника?
— Нет, — Павел замялся. — Вероника сказала, что та отказалась встречаться со мной. Боится, что я буду записывать разговор.
— Конечно, — Марина горько усмехнулась. — И ты все равно отдал деньги? Не убедившись, что история правдива?
— Я верю сестре, — сказал он, останавливаясь напротив жены. — Не могла же она все выдумать?
— Не могла? — Марина подняла на него взгляд. — Как не могла выдумать историю про то, что я издевалась над ней? Паша, ты слепой? Или просто не хочешь видеть правду?
— Какую правду?
— Что тебя используют! Что твоя сестра и мать манипулируют тобой! — Марина вскочила со стула. — Господи, это же очевидно! Эта история с шантажом — полная чушь. Никто не отчисляет студентку за роман с преподавателем. Тем более, если об этом знает только его жена!
— Ты не можешь быть уверена…
— Могу! — она повысила голос. — Потому что у этой истории нет ни единого доказательства. Ни единого! Только слова твоей сестры, которая уже однажды солгала тебе в лицо.
Павел молчал, глядя в пол.
— Знаешь, что я думаю? — продолжила Марина, чувствуя, как внутри что-то обрывается окончательно. — Что никакого любовника нет. Что Вероника провалила сессию или задолжала кому-то. И решила, что проще всего развести тебя на деньги.
— Ты ненавидишь ее, — сказал Павел тихо. — Всегда ненавидела.
— Неправда, — Марина покачала головой. — Я пыталась найти с ней общий язык. Пыталась принять ее. Но она с самого начала видела во мне врага. И теперь я понимаю почему. Потому что твоя мать настроила ее против меня.
— Не впутывай сюда маму.
— А кого мне впутывать? — Марина всплеснула руками. — Паша, посмотри правде в глаза. Твоя мать никогда не принимала меня. Никогда не считала достойной тебя. Я для нее — девчонка из бедной семьи, которая удачно женила на себе ее сыночка.
— Марина, хватит…
— Нет, не хватит! — она почувствовала, как на глаза наворачиваются слезы. — Я молчала четыре года. Терпела ее придирки, ее вмешательство в нашу жизнь. Но больше не могу, понимаешь? Не могу жить так, словно твоя мать и сестра важнее меня и нашего ребенка!
— Они не важнее.
— Да? Тогда почему ты отдал все наши сбережения на какую-то бредовую историю? Деньги, которые мы откладывали на будущее Димки!
— Я все верну, — сказал он, пытаясь взять ее за руку. — Клянусь, Мариш. Возьму сверхурочные, подработку. Через полгода все вернем.
Она отстранилась, покачав головой.
— Дело не в деньгах, Паша. А в том, что ты предпочел поверить сестре, а не мне. Снова.
— Марина…
— Нет, — она отступила к двери. — Я больше не могу. Не хочу жить так. Словно ваша семья важнее нашей.
— Что ты хочешь сказать? — он побледнел.
— Что тебе придется выбирать, — ответила она, глядя ему в глаза. — Либо я и Димка — твоя семья. Либо твоя мать и сестра. Но не все вместе. Я так больше не могу.
— Ты ставишь мне ультиматум? — его голос дрогнул.
— Называй, как хочешь, — она пожала плечами. — Но я больше не буду терпеть их вмешательство в нашу жизнь. Не буду позволять им использовать тебя. И если ты не можешь сказать им «нет» — то я скажу «прощай» тебе.
И вышла из кухни, оставив его одного.
Они не разговаривали два дня. Павел спал в гостиной, Марина с ребенком — в спальне. Оба не знали, что делать дальше, как преодолеть эту пропасть между ними.
А на третий день позвонила Людмила Сергеевна.
— Как ты мог? — кричала она в трубку так громко, что Марина слышала из соседней комнаты. — Как ты мог поверить этой твоей… жене, а не родной сестре?
— Мама, о чем ты? — Павел растерянно смотрел на телефон.
— Вероника все мне рассказала! Как твоя Марина обвинила ее в воровстве! Как унижала, оскорбляла! И ты поверил ей, а не сестре!
— Мама, — Павел потер виски, — никто никого не обвинял. Я просто спросил у Вероники, как прошла встреча с женой ее… друга.
— Какого друга? — голос Людмилы Сергеевны изменился. — О чем ты говоришь?
Марина подошла ближе, встала в дверях кухни. Павел сидел за столом, бледный, с телефоном в руке.
— О том мужчине. Преподавателе, с которым у нее роман. Из-за которого ей грозило отчисление.
Пауза. Долгая, напряженная.
— Паша, — голос Людмилы Сергеевны стал тише, — о каком преподавателе ты говоришь?
— О том, из-за которого… — Павел вдруг замолчал, подняв глаза на жену. — Мама, а что тебе рассказала Вероника?
— Что твоя жена обвинила ее в краже каких-то денег! — снова повысила голос Людмила Сергеевна. — Что устроила скандал и выгнала ее из дома! Что запретила тебе с ней общаться!
Павел смотрел на Марину, и она видела, как на его лице сменяют друг друга эмоции: недоверие, понимание, гнев.
— Мама, — сказал он наконец, — я перезвоню тебе позже.
И отключился, не дожидаясь ответа.
В кухне повисла тишина. Марина стояла, прислонившись к дверному косяку, Павел сидел, глядя в пространство перед собой.
— Она солгала, — сказал наконец.
— Да, — Марина кивнула. — Как я и говорила.
— Зачем? — он поднял на нее взгляд, полный боли. — Зачем она это делает?
Марина подошла, села напротив.
— Потому что может, — ответила просто. — Потому что привыкла, что ты всегда веришь ей. Что всегда приходишь на помощь, не задавая вопросов.
— Но деньги… — Павел сжал кулаки. — Пятьдесят тысяч! Куда они ушли?
— Не знаю, — Марина пожала плечами. — Может, на новый телефон. Может, на шубу. Может, отдала долги. Какая разница?
— Я позвоню ей, — он потянулся к телефону, но Марина остановила его.
— Не надо, — сказала тихо. — Это бессмысленно. Она все равно придумает новую ложь.
— Но я должен знать правду!
— Ты уже знаешь. Твоя сестра использовала тебя. Обманула, чтобы получить деньги. И теперь пытается настроить против тебя мать.
Павел закрыл глаза, словно от боли.
— Что мне делать? — спросил беспомощно.
— Решать, — ответила Марина, глядя ему в глаза. — Как я и сказала. Либо ты ставишь границы своей матери и сестре, либо…
Она не договорила, но он понял. Кивнул медленно.
— Я поговорю с ними, — сказал твердо. — С обеими.
— Хорошо, — Марина поднялась. — А я пока уложу Димку. Он весь день капризничает.
И вышла из кухни, оставив мужа наедине с его мыслями.
Разговор Павла с матерью и сестрой Марина не слышала. Он ушел к ним, вернулся поздно, осунувшийся, с красными глазами.
— Все в порядке? — спросила она, подавая ему чай.
— Нет, — он покачал головой. — Ничего не в порядке.
— Что случилось?
— Вероника призналась, — сказал он, глядя в чашку. — Созналась, что выдумала историю с преподавателем. Что деньги потратила на шубу и отдых с подругами в Турции.
— А твоя мать?
— Она… — Павел сглотнул, — она сказала, что Вероника правильно сделала. Что я должен заботиться о семье, а не о чужой женщине, которая пытается оторвать меня от родных.
— Чужой женщине, — повторила Марина, чувствуя, как внутри все холодеет. — Так она обо мне сказала?
— Да.
— И что ты ответил?
— Что ты — моя семья, — он поднял на нее глаза. — Ты и Димка. И что, если они не могут это принять, мне придется выбирать.
— И они?..
— Они сказали, что я неблагодарный сын. Что ты задурила мне голову. Что я пожалею о своем выборе.
Марина молча смотрела на мужа. Столько боли было в его глазах, столько усталости. Не так она представляла этот разговор.
— Мне жаль, — сказала тихо.
— Мне тоже, — он отпил чай. — Я всегда надеялся, что смогу совместить… быть хорошим мужем и сыном. Братом. Но, видимо, не получится.
— Паш, — она осторожно коснулась его руки, — ты хороший сын. И брат. Но твоя мать и сестра… они не дают тебе быть счастливым. Не позволяют строить свою семью.
— Знаю, — он сжал ее ладонь. — Теперь знаю.
— И что дальше?
— Не знаю, — он покачал головой. — Мне нужно время… привыкнуть к мысли, что родные люди могут так поступать.
— Конечно, — она кивнула. — Я понимаю.
— Спасибо, — он поднес ее руку к губам, поцеловал. — За то, что не бросила меня. За то, что все это время была рядом.
Марина улыбнулась, чувствуя, как внутри разливается тепло. Впервые за долгие месяцы она почувствовала, что они снова одна команда. Снова семья.
— Всегда буду рядом, — сказала тихо. — Пока ты этого хочешь.
Он кивнул, и они сидели так, держась за руки, в тишине кухни, пока за окном догорал осенний день и первые снежинки кружились в свете фонарей.
А в соседней комнате спал их сын, не зная еще, что мир вокруг может быть жестоким. Не зная, что иногда самые близкие люди могут причинить самую сильную боль. Не зная, что семья — это не только кровные узы, но и выбор.
Выбор, который его отец наконец сделал.
