Я стояла у плиты и помешивала борщ, когда услышала ключ в замке. Игорь вернулся раньше, чем обещал — конференция, значит, закончилась быстро. Я обрадовалась: успею накрыть стол, он похвалит мои пирожки, мы поужинаем вместе, как всегда. Тридцать пять лет я ждала его с работы именно так — у плиты, в фартуке, с надеждой на тихий вечер вдвоём.
Дверь распахнулась. Игорь вошёл, небрежно бросив куртку на вешалку, а следом — она. Девчонка лет двадцати пяти, в облегающих джинсах и коротком топе, с наглым взглядом и яркой помадой. Она оглядела прихожую так, будто оценивала товар на рынке, и спросила:
— Где тут у вас ванная?
Я застыла с половником в руке. Игорь не смотрел на меня. Он снял ботинки, поправил волосы — седые, но густые — и сказал ровным, почти деловым тоном:
— Марина, это Света. Моя будущая жена. Тебе лучше пока пожить на даче. Мы не хотим скандалов.
Я почувствовала, как пол уходит из-под ног. Борщ на плите булькнул, пар ударил в лицо. А Света уже прошла в комнату, включила свет и громко сказала:
— Обои, конечно, жесть. Надо будет всё переделать.
Вот тогда я поняла: они пришли всерьёз.
ЧАСТЬ 1
Первые секунды я не могла вымолвить ни слова. Просто стояла, сжимая половник, и смотрела на мужа. Игорь избегал моего взгляда — разглядывал свои ногти, поправлял воротник рубашки. Света между тем уже прошлась по всей квартире, заглянула в спальню, на кухню, в ванную. Она двигалась так, будто это её дом, будто я здесь — лишняя.
— Игорь, — выдавила я наконец. — Что происходит?
Он вздохнул, как вздыхают перед неприятным, но необходимым разговором.
— Марина, я не хотел тебя ранить. Но мы взрослые люди. Я встретил Свету полгода назад. Она изменила мою жизнь. Я снова чувствую себя живым. Ты же понимаешь — в наших отношениях давно ничего нет. Мы просто привычка.
Слова падали на меня, как камни. Привычка. Тридцать пять лет — привычка.
— Ты с ума сошёл, — прошептала я. — Это наш дом. Наша квартира.
Игорь усмехнулся — не зло, скорее снисходительно, как учитель перед двоечником.
— Марина, давай без истерик. Квартира наша общая. Я честно отработал каждый квадратный метр. Но я не жадный — я оставлю тебе дачу. Там тихо, спокойно, воздух. Тебе будет хорошо.
Света вышла из спальни, держа в руках мою любимую фотографию — нашу свадьбу, 1990 год. Она покрутила рамку и поморщилась:
— Игорёк, это вообще зачем тут висит? Выглядит депрессивно.
Она швырнула фото на диван. Я шагнула вперёд, но Игорь перехватил моё движение взглядом:
— Марина, пожалуйста. Не усложняй. Собери вещи, я вызову тебе такси на дачу. Завтра обсудим детали.
Я посмотрела на него — на этого мужчину, с которым прожила полжизни, родила детей, пережила кризисы, болезни, радости. И не узнала. Передо мной стоял чужой человек с холодными глазами.
— Я никуда не поеду, — сказала я тихо, но твёрдо. — Это мой дом.
Света фыркнула:
— Слышь, тётенька, не позорься. Игорь мне всё рассказал — как ты за его спиной сидела, как он тебя тянул всю жизнь. Он заслужил покой. А ты — иди, не мешай.
Кровь ударила в виски. Я сделала шаг к ней, но Игорь встал между нами:
— Всё, хватит. Марина, у тебя до завтрашнего вечера. Я не шучу.
Он взял Свету за руку и повёл в спальню — в нашу спальню! Я слышала, как они там смеются, как она включает музыку на телефоне. Я вернулась на кухню, выключила плиту и села за стол. Руки тряслись.
Потом я достала телефон и набрала единственный номер, который мог мне помочь. Мама. Нина Петровна. Восемьдесят лет, но голос — чёткий, как у генерала.
— Мам, — прошептала я. — Он привёл её сюда. Говорит, чтобы я уезжала на дачу. Мам, что мне делать?
Пауза. Потом — холодный, спокойный ответ:
— Маринка, ты где сейчас?
— Дома. На кухне.
— Сиди там. Никуда не уходи. Я буду через час.
Она повесила трубку. Я осталась сидеть на кухне, слушая, как в спальне хохочет Света, как Игорь что-то ей нашёптывает. И впервые за тридцать пять лет я почувствовала не боль, а что-то другое. Холодное. Твёрдое.
Ярость.
ЧАСТЬ 2
Час тянулся мучительно. Я сидела на кухне, обхватив руками чашку остывшего чая, и слушала звуки из спальни. Света громко обсуждала с Игорем планы ремонта, смеялась над моими шторами, над обоями в цветочек, которые мы с ним выбирали вместе двадцать лет назад. Игорь поддакивал, иногда что-то предлагал сам. Я не узнавала его голос — он звучал моложе, живее, будто он сбросил с себя груз и стал кем-то другим.
Наконец раздался звонок в дверь. Я вскочила и побежала открывать. На пороге стояла мама — невысокая, сухонькая, в старом пальто и платке, но с такими глазами, что я сразу почувствовала себя защищённой. Она молча обняла меня, погладила по спине, потом отстранилась и спросила:
— Где он?
— В спальне. С ней.
Мама кивнула, сняла пальто, аккуратно повесила на вешалку и прошла в коридор. Я шла за ней. Она открыла дверь в спальню без стука. Игорь и Света сидели на кровати с ноутбуком, рассматривали картинки интерьеров. Игорь обернулся, и лицо его дёрнулось — он явно не ожидал, что мама приедет так быстро.
— Нина Петровна, — начал он натянуто-вежливым тоном. — Вы зря приехали. Это наши с Мариной дела, мы сами разберёмся.
Мама медленно обвела взглядом комнату, остановилась на Свете, которая смотрела на неё с плохо скрытым раздражением, потом снова перевела взгляд на Игоря.
— Игорь Викторович, — сказала она спокойно, отчеканивая каждое слово. — Во-первых, я вам не мама. Во-вторых, вы ошибаетесь. Это не ваши дела. Это мои дела.
Игорь нахмурился:
— Что?
Мама достала из сумки пластиковую папку, открыла её и положила на кровать несколько листов. Я заглянула через плечо и увидела знакомые печати, подписи. Документы на квартиру. Свидетельство о собственности.
— Эта квартира, — продолжала мама тем же ледяным тоном, — оформлена на меня. Она моя. И всегда была моей.
Игорь схватил документы, пробежал глазами по строчкам. Лицо его побледнело.
— Это… это какая-то ошибка, — пробормотал он. — Мы же покупали квартиру вместе, я платил, я…
— Вы платили, — кивнула мама. — Но оформлять решили на меня. Помните? Вы тогда очень настаивали, говорили, что у вас рискованный бизнес, кредиты, что лучше перестраховаться. Маринка согласилась. Я тоже согласилась. И вот, видите, как хорошо, что мы послушались вашего совета.
Света вскочила с кровати:
— Игорёк, ты что, серьёзно? Ты мне говорил, что квартира твоя!
Игорь не ответил. Он сидел, сжимая документы, и я видела, как в его глазах медленно гаснет самоуверенность, как на её место приходит растерянность, потом — страх.
— Нина Петровна, — заговорил он осторожно. — Давайте поговорим спокойно. Я понимаю, вы расстроены, но…
— Я не расстроена, — перебила мама. — Я просто пришла сообщить вам и этой гражданке, что у вас есть двадцать четыре часа, чтобы собрать вещи и покинуть мою квартиру. Иначе я вызову полицию и выселю вас как незаконно проживающих.
Света взвизгнула:
— Это беспредел! Игорёк, скажи ей!
Но Игорь молчал. Он смотрел на маму, потом на меня, и я видела, как в нём борются гордость и отчаяние. Наконец он встал, расправил плечи:
— Хорошо. Я заберу свои вещи. Но это подло, Нина Петровна. Я столько лет вкладывал в эту квартиру, ремонты делал, счета оплачивал…
— И я вам благодарна, — кивнула мама. — Маринка тоже благодарна. Но квартира моя. И я решаю, кто в ней живёт. А вы, Игорь Викторович, своё решение уже приняли. Живите с ним.
Она развернулась и вышла из спальни. Я последовала за ней, а за спиной услышала, как Света начинает истошно орать на Игоря:
— Ты обещал мне квартиру! Ты говорил, что у тебя всё схвачено! Я что, зря время тратила?!
Дверь хлопнула. Мама присела на кухне, налила себе воды из графина, выпила медленно, аккуратно.
— Мам, — прошептала я. — Спасибо.
Она посмотрела на меня строго:
— Не за что, Маринка. Я давно чувствовала, что он не тот человек, за которого себя выдаёт. Вот и проверила. Документы я сберегла специально — на всякий случай. Случай настал.
В спальне грохнуло — кто-то швырнул что-то тяжёлое. Света продолжала кричать. Мама спокойно допила воду и сказала:
— Иди спать в мою комнату, Маринка. Я посижу тут. Утром разберёмся окончательно.
Я легла на мамину кровать, натянула одеяло и долго лежала, глядя в потолок. В голове крутилась одна мысль: всё рухнуло за один вечер. Тридцать пять лет — и вот, пожалуйста. Он готов выкинуть меня, как старую мебель.
Но мама была права. Квартира — моя. Моя и мамина. И он теперь — никто.
ЧАСТЬ 3
Утром я проснулась от звука хлопающей двери. Выглянула из комнаты — мама сидела на кухне с чашкой кофе, спокойная, как всегда. Из прихожей доносились голоса: Игорь и Света собирали вещи. Я подошла ближе, прислушалась.
— Я не понимаю, как ты мог так облажаться! — шипела Света. — Ты же взрослый мужик, у тебя бизнес был, а ты даже не проверил, на кого оформлена квартира!
— Заткнись, — рявкнул Игорь. — Я не знал, что она так поступит. Это подлость.
— Подлость? — Света истерически захохотала. — Подлость — это когда ты мне полгода вешал лапшу про квартиру, а сам оказался голым!
Я услышала, как Игорь швыряет сумку на пол. Потом — тишина. Наверное, они смотрят друг на друга, решая, кто виноват больше.
Мама встала, подошла ко мне, положила руку на плечо:
— Не слушай их. Это уже не твоё дело.
Но я не могла не слушать. Я простояла у двери ещё минут десять, пока Игорь наконец не вышел в коридор. Увидев меня, он остановился. На лице — смесь стыда и злости.
— Марина, — начал он глухо. — Ты же понимаешь, что это несправедливо. Я вложил в эту квартиру всё. Я делал ремонты, платил за коммуналку, за всё.
— И я вложила, — ответила я тихо. — Тридцать пять лет. Каждый день. Каждый ужин. Каждую стирку. Каждую бессонную ночь, когда ты приходил поздно и пьяный. Я вложила свою жизнь, Игорь. И ты сейчас пришёл сюда с девчонкой и сказал мне убираться на дачу, как собаке. Где тут справедливость?
Он молчал. Света вышла следом, таща огромный чемодан. Она даже не посмотрела на меня — прошла мимо, гордо задрав подбородок, и хлопнула дверью подъезда так, что стёкла задрожали.
Игорь стоял на пороге ещё секунд тридцать. Потом медленно спросил:
— И что теперь? Ты просто выкинешь меня на улицу?
— Я ничего не делаю, — сказала я. — Это мама решает. Квартира её.
— Она твоя мать. Попроси её. Скажи, что я… что я одумался. Что я был дураком. Марина, пожалуйста.
Я посмотрела на него и вдруг поняла: он не изменился. Он просто всегда был таким — эгоистом, который привык, что ему прощают. Просто раньше я не видела этого. Или не хотела видеть.
— Нет, — сказала я просто. — Иди, Игорь.
Он стоял ещё мгновение, потом схватил свою сумку и вышел. Дверь закрылась тихо, почти беззвучно. Я вернулась на кухню. Мама всё так же сидела за столом, допивая кофе.
— Молодец, — сказала она. — Ты сильная, Маринка. Я всегда это знала.
Я села напротив, уткнулась лицом в ладони. И впервые за сутки разрыдалась — не от горя, а от облегчения. Мама встала, обняла меня за плечи, и мы так сидели долго, молча.
Потом она сказала:
— А теперь давай наведём тут порядок. Выбросим всё, что напоминает о нём. И начнём жить заново.
Мы провели весь день, перебирая вещи. Игорь оставил кучу хлама — старые журналы, инструменты, одежду, которую давно не носил. Мы сложили всё в мешки и вынесли на помойку. Я стирала шторы, мыла полы, протирала пыль. К вечеру квартира выглядела по-другому — светлее, чище, как будто из неё ушла какая-то тяжесть.
Мама ушла поздно. Обняла меня на прощание и сказала:
— Если что — звони. Я всегда рядом.
Я осталась одна. Села на диван, включила телевизор, но не смотрела. Просто сидела и думала: что дальше? Мне пятьдесят восемь. Половина жизни позади. И я снова одна.
Но почему-то страшно не было. Наоборот — впервые за много лет я почувствовала себя свободной.
ЧАСТЬ 4
Первую неделю я жила как в тумане. Ходила на работу в больницу, мерила давление пациентам, ставила капельницы, улыбалась, отвечала на вопросы. Но внутри всё было пусто. Я возвращалась домой, садилась на кухне с чашкой чая и смотрела в окно, пока не темнело. Игорь не звонил. Не писал. Исчез, как будто его и не было.
Подруги с работы пытались разговорить меня. Лена, медсестра из соседнего кабинета, как-то зашла ко мне в ординаторскую и села рядом:
— Марина, ты чего такая? Случилось что?
Я хотела отмахнуться, но вдруг всё вылилось само — про Игоря, про Свету, про маму и документы. Лена слушала, качая головой, а потом сказала:
— Марин, да ты герой! Я бы на твоём месте волосы себе повырывала. А ты держишься.
— Я не держусь, — призналась я. — Я просто не знаю, что чувствовать.
— А ты не думай, — посоветовала Лена. — Просто живи. День за днём. Увидишь — полегчает.
Я попробовала последовать её совету. Стала больше гулять, записалась в бассейн, начала читать книги, на которые раньше не хватало времени. Мама заезжала раз в неделю, мы пили чай, разговаривали. Она не спрашивала про Игоря — и я была ей благодарна за это.
Но однажды вечером, когда я возвращалась с работы, у подъезда меня ждал он.
Игорь стоял у крыльца, в мятой куртке, небритый, с потухшими глазами. Я замерла в нескольких шагах от него. Он поднял голову, увидел меня и как-то неловко улыбнулся:
— Привет, Марина.
— Что тебе нужно? — спросила я холодно.
— Поговорить. Пять минут. Пожалуйста.
Я хотела пройти мимо, но что-то остановило меня. Может, любопытство. Может, остатки жалости. Я кивнула, и мы прошли в сквер напротив дома, сели на скамейку.
Игорь молчал, разглядывая свои руки. Потом тихо заговорил:
— Света ушла. Через три дня после… того вечера. Сказала, что я лузер, что она не собирается жить с нищебродом. Я снимаю комнату у знакомого. Денег почти нет — бизнес развалился ещё два года назад, я просто не признавался.
Я слушала молча. Он продолжал:
— Я думал, что Света — это шанс начать сначала. Что с ней я снова молодой, сильный. А оказалось… она просто хотела квартиру. И когда поняла, что её нет, ушла.
— И что ты хочешь от меня? — спросила я.
Он поднял на меня глаза — усталые, виноватые.
— Прощения. Я был идиотом, Марина. Я предал тебя, унизил. Но мы же прожили вместе столько лет… Может, ещё не всё потеряно?
Я долго смотрела на него. И поняла: жалости нет. Злости тоже нет. Просто пустота.
— Игорь, — сказала я спокойно. — Ты пришёл ко мне в дом с другой женщиной и велел мне убираться. Ты выбросил наши фотографии. Ты назвал тридцать пять лет привычкой. И теперь, когда у тебя не осталось ничего, ты пришёл просить прощения?
— Марина, я…
— Нет, — перебила я. — Я не хочу этого слышать. Ты сделал свой выбор. Живи с ним.
Я встала и пошла к подъезду, не оглядываясь. Игорь не окликнул меня. Я поднялась домой, закрыла дверь на все замки и села на кухне. Руки не дрожали. Сердце билось ровно.
Я свободна.
ЧАСТЬ 5
Прошло три месяца. Осень сменилась зимой, город укрылся снегом. Я привыкла жить одна — и поняла, что мне это нравится. Никто не требовал ужина к семи вечера, никто не включал телевизор на полную громкость, никто не оставлял грязные носки на полу. Я могла читать до ночи, слушать музыку, приглашать подруг на чай. Квартира стала по-настоящему моей.
Мама звонила каждый день. Однажды она спросила:
— Маринка, а ты не жалеешь?
— О чём? — удивилась я.
— О нём. Об Игоре.
Я задумалась. Потом честно ответила:
— Нет, мам. Я жалею о потерянных годах. Но не о нём.
Она помолчала, потом сказала тихо:
— Я горжусь тобой.
На работе заметили перемены. Лена как-то сказала мне:
— Марина, ты светишься изнутри. Не знаю, что с тобой случилось, но ты стала другой.
Я засмеялась. Другой. Может, и правда.
Однажды в больницу привезли нового пациента — мужчину лет шестидесяти, с инфарктом. Я дежурила в реанимации, помогала врачам. Когда ему стало лучше, он лежал в палате, и я заходила к нему ставить капельницы. Мы разговаривали — о жизни, о городе, о мелочах. Его звали Виктор. Он был вдовцом, жил один, работал инженером.
— А вы замужем? — спросил он как-то.
Я задумалась. Формально — да, мы с Игорем так и не оформили развод. Но по сути…
— Нет, — ответила я. — Я одна.
Он кивнул, ничего не спрашивая. Но в его взгляде было понимание.
Через неделю Виктора выписали. Он поблагодарил меня за уход, пожал руку и ушёл. Я подумала, что больше никогда его не увижу.
Но через месяц он снова появился в больнице — на этот раз не как пациент, а как посетитель. Принёс цветы и коробку конфет.
— Для вас, — сказал он, смущаясь. — Спасибо, что тогда спасли.
Я засмеялась:
— Это врачи спасли, не я.
— Но вы были рядом. Это тоже важно.
Мы разговорились. Он пригласил меня на кофе. Я согласилась — не потому, что искала новых отношений, а просто потому, что мне было приятно. Мы сидели в кафе, пили капучино, и он рассказывал о своей работе, о детях, которые живут в другом городе, о том, как тяжело быть одному после смерти жены.
— Но жизнь продолжается, — сказал он в конце. — Верно?
— Верно, — согласилась я.
Мы не договорились о новой встрече. Просто попрощались и разошлись. Но я шла домой с лёгким сердцем, и мне вдруг подумалось: а ведь жизнь действительно продолжается. И, может быть, впереди ещё много хорошего.
ЧАСТЬ 6
Зима медленно отступала. Город оттаивал, дороги превращались в месиво снега и грязи, но солнце светило всё ярче. Я по-прежнему работала в больнице, ходила в бассейн по субботам, встречалась с подругами. Жизнь шла своим чередом — и мне это нравилось.
Виктор позвонил мне через неделю после нашей встречи в кафе. Спросил, не хочу ли я сходить в театр. Я удивилась — давно не была в театре, ещё с Игорем, лет десять назад. Мы тогда смотрели какую-то классику, и он проспал весь второй акт.
— Хочу, — ответила я.
Мы встретились у входа. Виктор был в костюме, при галстуке, держал два билета. Мы смотрели современную постановку — про любовь, предательство, прощение. Я сидела в зале и думала: как же всё это близко. Как будто написано про меня.
После спектакля мы гуляли по набережной. Виктор говорил о своей жизни — как он познакомился с женой, как они вырастили троих детей, как она умерла пять лет назад от рака.
— Первые два года я просто существовал, — признался он. — Ходил на работу, приходил домой, сидел у телевизора. Потом понял: если я буду так и дальше, то умру раньше срока. И начал жить заново. Медленно, шаг за шагом.
— У вас получилось? — спросила я тихо.
— Получается, — улыбнулся он. — Не всегда легко. Но получается.
Мы дошли до моего дома. Виктор попрощался, поцеловал мне руку — старомодно, галантно. И ушёл. Я поднялась домой, разделась, легла в кровать и долго смотрела в потолок. Внутри что-то теплело — не влюблённость, нет. Просто надежда.
На следующий день мама приехала с пирогами. Мы сидели на кухне, пили чай, и я рассказала ей про Виктора. Мама слушала внимательно, потом кивнула:
— Хороший человек, судя по всему.
— Да, — согласилась я. — Но я не знаю, готова ли я к чему-то серьёзному.
— А никто и не заставляет, — сказала мама. — Просто живи. Общайся. Смотри, что будет. Жизнь сама всё расставит.
Я задумалась. Жизнь сама всё расставит. Может, и правда.
В тот вечер, когда мама уехала, мне позвонила Лена с работы.
— Марина, ты слышала? — заговорила она взволнованно.
— Что?
— Игорь. Его видели возле больницы. Он пытался с кем-то из наших девчонок познакомиться. Нашёл молодую лаборантку, пристал к ней с разговорами. Она его послала.
Я усмехнулась. Игорь. Всё тот же. Всё так же ищет кого-то, кто согласится его содержать.
— Ну и пусть, — сказала я спокойно. — Это не моё дело.
— Точно, — согласилась Лена. — Кстати, ты как? С этим… Виктором?
Я засмеялась:
— Откуда ты знаешь?
— Марина, мы все знаем. Город маленький. Вас видели в театре.
— Ничего серьёзного, — ответила я. — Просто… общаемся.
— И правильно, — сказала Лена. — Ты заслужила счастье.
Повесив трубку, я подошла к окну. На улице темнело, фонари зажигались один за другим. Город жил своей жизнью, и я — частичка этой жизни. Не жертва, не брошенная жена, а просто женщина, которая нашла в себе силы начать сначала.
И мне вдруг стало так легко, что я улыбнулась своему отражению в стекле.
ЧАСТЬ 7
Весна пришла по-настоящему — быстро, шумно, с ручьями и капелью. Я открыла окна настежь, впустила в квартиру свежий воздух, и мне показалось, что вместе с ним в дом вернулась жизнь.
Виктор стал заходить ко мне иногда. Не каждый день — раз в неделю, может, два. Приносил газеты, книги, иногда пирожные из кондитерской. Мы сидели на кухне, пили чай, разговаривали. Он рассказывал о работе, я — о больнице. Ни слова о прошлом, ни слова о будущем. Просто настоящее. Здесь и сейчас.
Однажды он сказал:
— Марина, я давно хотел спросить. Вы… разведены?
Я замерла с чашкой в руке.
— Формально — нет. Муж ушёл, но развод мы не оформляли.
— Почему?
Я пожала плечами:
— Не знаю. Просто не дошли руки. Он исчез, я… живу дальше.
Виктор задумчиво кивнул.
— Понимаю. Но, может, стоит всё-таки закрыть эту страницу? Официально.
Я посмотрела на него. Он был прав. Игорь — прошлое. А прошлое нужно отпускать.
На следующей неделе я подала на развод. Процесс оказался простым и быстрым — Игорь не возражал, даже не пришёл на заседание. Через два месяца я получила свидетельство о расторжении брака. Держала его в руках и думала: вот и всё. Тридцать пять лет — закрыты одним листом бумаги.
Мама, узнав об этом, обняла меня и сказала:
— Молодец, Маринка. Теперь ты по-настоящему свободна.
Лето было жарким. Я взяла отпуск и поехала с мамой на дачу — ту самую, которую Игорь так «великодушно» предлагал мне в обмен на квартиру. Мы провели там две недели: сажали цветы, ремонтировали крыльцо, по вечерам сидели на веранде с чаем и вареньем. Виктор приезжал на выходные, помогал нам с тяжёлой работой — чинил забор, красил оконные рамы.
Как-то вечером мы с ним остались вдвоём на веранде. Мама уже спала, в доме горел ночник. Виктор сидел рядом, смотрел на звёзды.
— Марина, — сказал он тихо. — Я хочу, чтобы вы знали. Я не тороплю вас. Я просто… рад, что вы в моей жизни.
Я повернулась к нему. Он смотрел на меня серьёзно, без улыбки.
— И я рада, — ответила я просто.
Он взял мою руку, сжал осторожно. Мы так и сидели, молча, под звёздами. И мне было хорошо.
ЧАСТЬ 8. ФИНАЛ
Осень снова вернулась. Год прошёл с того вечера, когда Игорь привёл Свету в дом. Целый год — и сколько всего изменилось.
Я стояла у окна в своей квартире — нет, в нашей с мамой квартире — и смотрела на город. Деревья желтели, ветер срывал листья, люди спешили по своим делам. Где-то там, в этом городе, жил Игорь. Я ничего не знала о нём — и не хотела знать. Он ушёл из моей жизни так же внезапно, как когда-то вошёл в неё.
Зато в моей жизни появился Виктор. Мы не жили вместе, не планировали свадьбу. Просто были рядом. Он приходил к моему подъезду после работы, и мы гуляли по парку. Или сидели на кухне, и я готовила ужин, а он читал газету вслух, комментируя новости. Всё было просто, спокойно, по-настоящему.
Мама однажды сказала мне:
— Маринка, ты счастлива?
Я задумалась. Счастлива? Я не знала. Но я была спокойна. Я была свободна. Я была собой — не чьей-то женой, не тенью мужа, а просто Мариной. Медсестрой, дочерью, подругой. Женщиной, которая прошла через боль и вышла сильнее.
— Да, мам, — ответила я. — Я счастлива.
Как-то в октябре, когда я возвращалась с работы, у подъезда меня снова ждал Игорь. Я не видела его почти год. Он постарел — лицо осунулось, волосы совсем поседели, одежда — потрёпанная, старая. Он стоял, сгорбившись, и когда увидел меня, попытался выпрямиться.
— Марина, — начал он. — Можно поговорить?
Я остановилась в нескольких шагах.
— О чём?
— Я… я хотел сказать. Я был неправ. Во всём. Я понял это слишком поздно. Прости меня.
Я смотрела на него и не чувствовала ничего. Ни злости, ни жалости. Просто пустоту.
— Игорь, — сказала я спокойно. — Ты уже говорил это. Год назад. И я уже ответила тебе. Ничего не изменилось.
— Но мы же… столько лет вместе, — пробормотал он. — Разве это ничего не значит?
— Значит, — кивнула я. — Это значит, что когда-то я любила тебя. А теперь нет. Прости, но я не могу дать тебе то, что ты хочешь.
Он стоял, опустив голову. Потом тихо спросил:
— А что ты хочешь, Марина?
Я улыбнулась — впервые за весь разговор.
— Я хочу жить. Просто жить. Без страха, без обид, без прошлого. Я хочу быть собой.
Он кивнул, развернулся и пошёл прочь. Я смотрела ему вслед, пока он не скрылся за углом. Потом поднялась домой.
Виктор пришёл вечером. Я рассказала ему про встречу с Игорем. Виктор выслушал и сказал:
— Ты поступила правильно.
— Я знаю, — ответила я.
Мы сидели на кухне, пили чай. За окном стемнело. Город зажёг огни, и я смотрела на них, на этот огромный, живой, прекрасный мир. И думала: я прошла через ад. Через предательство, унижение, боль. Но я выстояла. Я осталась собой. И это — главное.
Мама позвонила перед сном.
— Маринка, как ты?
— Хорошо, мам. Всё хорошо.
— Я люблю тебя, доченька.
— И я тебя люблю, мам.
Повесив трубку, я легла в кровать, накрылась одеялом и закрыла глаза. И впервые за много лет заснула спокойно, без тревоги, без страха. Потому что знала: завтра будет новый день. И он будет моим.
Мораль: Справедливость не всегда приходит громко. Иногда она приходит тихо, в руках мудрой матери, которая давным-давно подстраховалась. Предательство ранит, но оно же может освободить — если найти в себе силы отпустить прошлое и шагнуть в будущее. Достоинство нельзя отнять, можно только отдать самому. Марина отдала его однажды — и вернула себе, когда поняла, что она сама себе хозяйка. А жизнь продолжается, всегда продолжается, для тех, кто готов её принять.
