Договор купли-продажи лежал на столе у нотариуса, но подписать его могла только одна из них. И это была не та женщина, которая родила Дмитрия двадцать девять лет назад.
Елена пришла в контору в половине одиннадцать, ровно в назначенное время. На ней была серая юбка и чёрный джемпер, в сумке лежали все необходимые документы. Она репетировала эту момент в голове сто раз, прежде чем надеть туфли. Она даже написала на телефоне подробный список того, что нужно спросить, хотя слова казались ей совершенно лишними. Мир вокруг переливался яркими ноябрьскими красками за окнами кабинета, но для неё это был день расплаты. День, когда становилась истинной природа человека.
Дмитрий вошёл вместе с ней. Он держал её за локоть, как хороший супруг, его лицо выражало участие и поддержку. Но в его глазах вместо решимости светилась лишь растерянность испуганного зайца. Елена знала этот взгляд. Она уже видела его много раз, и каждый раз он говорил ей одно и то же: её муж хороший парень, но только для чужих людей.
Нотариус Виктор Сергеевич, седой джентльмен лет пятидесяти пяти, поднялся со своего места и указал им на стулья. На столе лежали два комплекта документов, уже готовые к подписанию. Елена заметила, как пальцы Дмитрия чуть дрожали, когда он брал ручку. Ему ещё предстояло ей признаться. Но об этом позже. Сначала нужно было разобраться с бумагами.
Нотариус начал читать про себя, но на полпути остановился и прижал палец к одной из строк.
— Извините, но мне нужно уточнить, — он поднял глаза на Дмитрия. — Это правильно? Квартира переходит в собственность только вашей матери? Супруга не является сособственником?
Дмитрий побледнел. Его щека дёрнулась. Елена в этот момент всё поняла. Ровно в этот момент, когда муж не смог ответить нотариусу прямым взглядом. Всё поняла и почувствовала, как холод начинает разливаться по её жилам, словно ледяная вода в январе.
— Это… это обсуждалось с моей матерью, Валерией Владимировной, — пробормотал Дмитрий. — Она так хотела, чтобы квартира осталась в семье…
— В семье, — повторила Елена. Её голос был совершенно неживой. — Дмитрий, что это значит?
— Елена, послушай…
— Нет. Расскажи нотариусу. Рассказывай. Мне же ты так и не смог найти слов три месяца.
Виктор Сергеевич, чувствуя напряжение в воздухе, прочищен горло и вышел из кабинета, захватив с собой какие-то бумаги. Он предоставил им возможность поговорить с глазу на глаз, и Елена оценила это. Она предпочитала разбирать свои проблемы наедине, без посторонних. Даже если этот посторонний был профессионалом, видевшим сотни таких драм.
— Ты не говорил мне, что твоя мама хочет купить квартиру, — начала Елена. — Ты говорил, что мы копим. Вместе. На нашу первую собственную квартиру. И вот уже восемь месяцев мы с тобой работаем сверхурочно, отказываем себе во всём, чтобы собрать первоначальный взнос. Я не ездила в отпуск два года. Я шью по вечерам, беру заказы, чтобы собрать доп доход. А ты…
Она остановилась и посмотрела на него. На его опущенные глаза, на его дрожащие руки, на его слабое, мучительное молчание.
— Ты всё это время знал. Твоя мама уже выбрала эту квартиру три месяца назад. Она уже договорилась с продавцом. Она и мне, и тебе врала. Сказала, что нам нужно копить, чтобы вы с ней на равных. И ты поддерживал эту ложь. Каждый день.
— Мама считает, что это лучшее решение, — тихо произнёс Дмитрий. — Кв артира в нашей семье. Потом, когда она уйдёт…
— Уйдёт? Твоей матери пятьдесят четыре года. Ей предстоит жить ещё лет сорок, если не больше. Ты предлагаешь мне ждать сорок лет?
— Ты не понимаешь, что такое семейные узы! — вдруг вспылил Дмитрий. Его голос поднялся. — Мама одна воспитывала меня, мама…
— Мама, мама, мама! — перебила его Елена. — Твоя мама живёт в двухкомнатной квартире, которая ей досталась от её родителей. Работает в поликлинике. Зарплата у неё неплохая. Но это не её первая манипуляция. Это её третья. Помнишь, как она чуть ли не разрушила наш медовый месяц, потому что хотела, чтобы мы ехали с ней на море вместо отпуска вдвоём?
Дмитрий молчал.
— Помнишь, как она звонила тебе каждый день в больнице, когда я там была? Просила приехать к ней, потому что якобы чувствовала себя плохо? И ты ездил, вместо того чтобы быть со мной.
— Она действительно чувствовала себя плохо!
— Нет, она чувствовала себя заброшенной! — Елена встала. Её руки дрожали. — И каждый раз, когда я говорила об этом, ты встаёшь на её сторону! Как ты встал и сейчас, когда она украла нашу будущность!
Входит Виктор Сергеевич с его неловкой, профессиональной улыбкой. Елена собралась с силами, стараясь выглядеть спокойной. Но внутри у неё всё закипало.
— Мы не можем подписать эти документы, — сказала она, глядя на нотариуса. — Мне нужна консультация со своим адвокатом. Где я могу получить копию этого договора?
Виктор Сергеевич, человек опытный, выполнил её просьбу без вопросов. Десять минут спустя Елена вышла из кабинета с папкой, полной документов. Дмитрий побежал за ней.
— Елена, подожди! Мы можем всё обсудить!
— Нет. Ты выбрал. Твоя свекровь против жены. И ты выбрал.
Фраза про свекровь на языке звучала совсем иначе, чем она планировала её говорить. Елена никогда не называла свою свекровь по этому слову. Для неё это была Валерия, просто Валерия. Но сейчас, произнеся это слово вслух, она поняла всю глубину ситуации. Свекровь не видела в ней жену сына. Свекровь видела в ней конкурента.
Ночью Елена не спала. Она сидела на диване с кружкой чая, который уже остыл, и перебирала документы. Договор купли-продажи был оформлен идеально. Нотариально заверен. Никаких подвохов, никаких тайных клаузул. Просто прямое воровство под видом семейной заботы. Валерия Владимировна брала ипотеку на квартиру якобы для Дмитрия и его жены, но в документах остаток был только ей. Только ей.
Елена позвонила адвокату в семь утра. Её подруга Ирина, которая работала в юридической конторе, выслушала историю молча.
— Ты уверена, что хочешь это делать? — спросила она. — Это испортит отношения с мужем.
— Они уже испорчены, — ответила Елена.
За следующую неделю событие развивались с головокружительной скоростью. Адвокат Ирина начала процедуру. Выяснилось, что Валерия Владимировна использовала нечестные методы, когда договаривалась с банком о ипотеке. Она сказала, что квартира в собственность двоих супругов, но в договоре указала только себя. Это была явная подделка документов, даже если и небольшая.
Елена подала судебный иск. Это было тяжело. Это было больно. Но это было необходимо.
Когда Дмитрий узнал о судебном процессе, он приехал домой расстроенный и разозленный. Его мама звонила ему весь день, рыдая в трубку, рассказывая, что его жена её губит, что она хочет выжить Валерию из квартиры, что это предательство.
— Как ты можешь так поступить? — спросил Дмитрий. — Судиться с моей матерью!
— Я, Дмитрий, судиться не с твоей матерью, а защищаю себя и нашу с тобой семью! Твоя мать украла нашу квартиру!
— Она не украла! Она хотела…
— Хотела, что? Оставить себе квартиру и потом надо мной издеваться? Или может, сказать тебе, что я завтра должна уходить из дома? Валерия планировала это. Я знаю, как она думает. Я с ней живу три года!
— Трёх лет недостаточно, чтобы судить о мотивах моей матери!
Елена посмотрела на него. На его упрямое лицо, на его кулаки, сжатые в карманах, на его неуверенный взгляд. Она поняла, что не может больше жить с человеком, который не может сделать выбор. Не в спальне. Не на кухне. Не в суде. Никогда.
Два месяца спустя суд вынес решение. Квартира была разделена поровну между Дмитрием и его матерью. Каждому досталось по пятидесяти процентам. Но это было только начало. Теперь, когда Елена была сособственницей, она могла действовать.
Она подала отдельный иск на раздел имущества в рамках бракоразводного процесса. Дмитрий был шокирован. Он молил её остановиться, плакал, говорил, что они смогут всё исправить. Но Елена уже решила. Её свекровь научила её одному: в этой жизни нужно защищать себя сама.
Валерия Владимировна, когда узнала о разводе, позвонила Елене лично. Её голос звучал как гром.
— Ты разрушила семью! Ты отняла у моего сына его дом, его счастье!
— Нет, Валерия, — спокойно ответила Елена. — Я защитила себя. От тебя. От твоих манипуляций. Твой сын выбрал. Он встал на твою сторону, и он это будет жалеть.
— Посмотрим, как долго ты торжествовать будешь! Я добьюсь, чтобы…
Елена повесила трубку. Она не хотела больше слушать голос свекрови. Она не хотела больше видеть её холодный расчётливый взгляд. Она не хотела быть частью этого треугольника, где невестка всегда проигрывает.
Квартира досталась Елене в результате раздела имущества. Половину внесла она, другую половину отдал Дмитрий как часть расчёта при разводе. Это была его цена за то, что он выбрал маму. Елена вселилась туда в марте, когда за окном начали распускаться почки. Это была её первая собственная квартира. Она была одна, но она была свободна.
Через год Дмитрий женился повторно. На девушке по имени Арина, которая была беспомощна и склонна к манипуляциям своей свекровью. Елена узнала это от общих знакомых. Она не почувствовала боли. Только облегчение. Облегчение от того, что его проблема больше не была её проблемой.
Валерия Владимировна, разумеется, попыталась манипулировать и новой невесткой. Но Арина оказалась девушкой со своим характером, и спустя два года она развелась с Дмитрием, забрав с собой его половину квартиры, которую они купили вместе. История повторилась, но уже с другой развязкой. На этот раз невестка не позволила себе быть жертвой.
Валерия Владимировна состарилась на глазах. Люди говорили, что она сломалась. Её упрямая, властная натура окончательно деформировалась, когда она поняла, что она потеряла власть над своим сыном. Что её манипуляции больше не работают. Что оба его брака развалились не потому, что невестки были плохими, а потому что он сам был плохим сыном и плохим мужем.
Елена никогда не жалела о своём решении. Она жалела только об одном: что не открыла глаза раньше. Но даже эту боль она превратила в мудрость. Она научилась видеть манипуляции издалека, распознавать маски доброты, за которыми скрывается расчёт. Её квартира стала не просто домом. Она стала символом независимости. Символом того, что невестка может постоять за себя.
Иногда, когда Елена стояла на балконе своей квартиры, она думала о Дмитрии. О его слабости, о его неспособности выбрать жену вместо матери. Она не ненавидела его. Ненависть требовала слишком много энергии. Она просто жалела его. Жалела его так, как жалят детей, которых воспитали для несчастья. Валерия Владимировна научила своего сына только одному: быть рабом её любви. И этот урок стоил ему дороже, чем стоила бы любая квартира на свете.
