Я думала, что знаю о предательстве всё, пока не открыла дверь своей лучшей подруге. Я думала, что ненависть свекрови — это навсегда, пока не открыла картонную коробку без подписи. История о том, как банка дорогого шоколада и старый миксер могут стоить дороже, чем восемь лет брака.
***
— Ты истеричка, Таня! Обычная, базарная истеричка! — орал Виталик, швыряя в стену мой любимый силиконовый венчик. — Я вложился в будущее! В крипту! А ты со своими тортами так и сдохнешь у плиты!
— В будущее? — я смотрела на оранжевое пятно от облепихового мусса, расплывающееся по обоям. — Ты выгреб всё. Деньги на отпуск, заначку на стоматолога, даже то, что я откладывала на новый духовой шкаф. Восемьсот тысяч, Виталик! Это были мои деньги! Я их по коржику, по эклерчику собирала!
— Мы семья! — взвизгнул муж, и голос у него дал петуха. — У нас общий бюджет!
— Был общий. Пока ты не решил стать «инвестором» за мой счет.
Я рванула с вешалки пальто. Резко, со злостью. Хлипкие нитки не выдержали моего бешенства — пуговицы брызнули во все стороны и покатились по полу, как градом побитые ягоды.
Я хватала вещи хаотично, не разбирая. Трусы, зарядка от телефона, банка с ванильным экстрактом (черт знает зачем, просто под руку попалась), паспорт. Чемодан не закрывался, молния заела, вгрызаясь в ткань любимого свитера.
— Ну и катись! — Виталик пнул мой чемодан. — Кому ты нужна? Тридцать четыре года, детей нет, вся одежда в муке! Через неделю приползешь, когда деньги кончатся. А я тебя не пущу! Или пущу… но на коленях!
— Не дождешься, — выдохнула я. — Ключи на тумбочке. Еду в холодильнике не ищи, я все, что напекла, в мусоропровод выкинула. Приятного аппетита.
Дверь захлопнулась, отрезая меня от восьми лет жизни. На лестничной клетке пахло жареной мойвой и безнадежностью. Я достала телефон. Руки тряслись так, что я трижды промахнулась мимо иконки вызова.
— Ленка? — всхлипнула я в трубку. — Лен, я ушла. Можно к тебе? На пару дней, пока квартиру не найду.
— Танька? — голос подруги звучал сонно и как-то странно напряженно. — Что, совсем ушла? Насовсем?
— Насовсем. Он все деньги украл. Лен, мне идти некуда. Мама в Иркутске, ты же знаешь.
Пауза длилась вечность. Я слышала, как Ленка шумно выдохнула дым — опять курит эту гадость ментоловую.
— Ладно, приезжай. Только у меня бардак. И… это… ненадолго, мне на смену завтра рано.
Я тащила чемодан по грязному снегу и думала: почему в кино героини уходят красиво, в туфлях и с гордо поднятой головой, а я ползу, как навьюченный ишак, с размазанной тушью и банкой ванили в кармане?
***
Ленка встретила меня в халате на голое тело и с бокалом вина. Квартира у неё — мечта эпилептика: все красное, черное и зеркальное.
— Ну, рассказывай, — она плеснула мне вина в кружку с надписью «Лучший босс». — Что, реально все спустил?
— Под ноль, — я сделала глоток. Дешевое, кислое. — Говорит, биткоин вырастет. А нам за ипотеку платить нечем. Я на заказы рассчитывала, у меня на выходные свадьба взята, торт в три яруса, а он даже миксер мой профессиональный в ломбард сдал, пока я в душе была.
— Козел, — равнодушно кивнула Ленка, поглядывая на телефон. — Слушай, Тань… Ты располагайся на диване в гостиной. Только тихо, у меня голова болит.
Неделя прошла как в тумане. Виталик бомбил сообщениями. Сначала угрожал («Вернись, тварь, я на тебя в суд подам за кражу кота!» — кота у нас отродясь не было). Потом ныл («Танюш, кушать хочется, я пельмени сварил, они разварились в кашу»). Потом снова угрожал.
…Я искала съемное жилье, но цены кусались. Заказы пришлось отменить — без оборудования я как без рук. Репутация, которую я строила годами, трещала по швам. Ленка в это время сидела на кухне, ковыряя ложкой йогурт, и смотрела какое-то шоу.
— Тань, — лениво протянула она. — А ты Виталику вообще сказала, где ты?
— Нет, конечно. Зачем? Чтобы он пришел сюда скандалить?
— Ну, не знаю, — она пожала плечами, пряча глаза. — Может, он волнуется. Семья всё-таки.
Я ничего не ответила. А в четверг в дверь позвонили.
— Лен, к тебе! — крикнула я. Подруга была в душе, шумела вода.
— Открой! — донеслось из ванной как-то слишком поспешно.
На пороге стоял курьер. Огромный, как шкаф, с коробкой, замотанной в коричневую бумагу.
— Скворцова Татьяна?
— Я.
— Вам доставка. Распишитесь.
Я уставилась на коробку. Тяжелая. Без обратного адреса. Только мое имя и этот адрес. У меня похолодело внутри.
Я затащила ящик на кухню. Руки дрожали. Откуда? Я же никому не говорила… Ни маме, ни клиентам. Я даже симку новую купила вчера.
В дверях появилась Ленка. В халате, с мокрой головой, и вид у нее был странно возбужденный.
— Ой, это тебе? — она как-то слишком натурально округлила глаза. — От кого? Тайный поклонник?
— Не знаю, — я провела пальцем по скотчу. — Лен… А ты никому не говорила, что я у тебя?
Она дернулась, будто от удара током, и тут же фальшиво рассмеялась:
— Ты с ума сошла? Кому мне говорить? Я вообще-то могила! Может, ты сама где-то геолокацию засветила в сторис?
— Я не выкладывала сторис неделю.
— Ну значит… значит, Виталик твой экстрасенс! Или выследил. Открывай давай, интересно же!
Я схватила нож и разрезала скотч.
Откинула картонные створки. Внутри лежало нечто, завернутое в пупырчатую пленку. Много слоев.
Я рвала пленку, сердце колотилось в горле.
Это был не миксер.
Это был кондитерский аэрограф. Японский. Топовый. Мечта любого кондитера. И набор форм для шоколада — поликарбонат, Бельгия, каждая форма стоит как крыло от самолета. И еще… коробка с ванильными стручками сорта «Бурбон». И конверт.
В конверте не было письма. Там лежали ключи. Старые, медные, на веревочке. И записка, нацарапанная корявым почерком:
«Гаражный кооператив ‘Север’, бокс 412. Хватит ныть, делай дело.»
Я узнала почерк. Меня прошиб холодный пот.
— Это от кого? — Ленка сунула нос в коробку. — Ого, аэрограф! Тысяч пятьдесят стоит? Продай, а? За квартиру заплатишь.
— Это от свекрови, — прошептала я. — От Зои Марковны.
Той самой Зои Марковны, которая на нашей свадьбе громко сказала: «Эта нищебродка моему Витеньке жизнь сломает». Которая не пускала меня на порог восемь лет. Которая называла мои торты «слипшейся гадостью для диабетиков».
***
— Ты с ума сошла? — Ленка крутила пальцем у виска. — В гараж? Ночью? Одна?
— Не ночью, а вечером. И мне нужны мои формы. Если это правда гараж Виталика, там может быть остальное мое оборудование.
Я вызвала такси. Гаражный кооператив «Север» выглядел как декорация к фильму про бандитские девяностые. Ржавые ворота, лай собак, запах мазута. Сторож, дядя Вася, долго смотрел на мой пропуск (откуда он в конверте взялся?), потом махнул рукой.
412-й бокс был в самом конце. Замок поддался с трудом, скрипнул, словно жалуясь. Я потянула тяжелую створку.
Внутри пахло не бензином. Пахло корицей и старым деревом.
Я щелкнула выключателем. Лампочка мигнула и залила пространство тусклым желтым светом.
Я ахнула.
Это был не гараж. Это была… кухня. Стены обиты вагонкой, вдоль них — стеллажи. На стеллажах — коробки. А посередине стояла огромная, профессиональная конвекционная печь. Старая, но начищенная до блеска. И мраморный стол.
На столе лежала еще одна записка:
«Витька — идиот. Просрал квартиру, просрет и тебя. Печь моя, еще с цеха осталась. Работай. Аренда оплачена на год. Не подведи, Скворцова.»
Я опустилась на табуретку. Зоя Марковна. Железная леди, бывший технолог кондитерской фабрики, которая, как я думала, презирала меня. Оказывается, она все эти годы следила? И подготовила мне… плацдарм?
Телефон в кармане ожил. Звонила Ленка.
— Тань, ты скоро? Тут Виталик пришел. Ищет тебя. Он пьяный и злой.
***
Я не поехала к Ленке. Я заперлась в гараже. В углу стоял старый диван, накрытый пледом. Спать было холодно, но спокойнее, чем рядом с пьяным мужем и странной подругой.
Утром я начала ревизию. В коробках была мука, сахар, шоколад — все высшего сорта. Зоя Марковна, видимо, готовилась к этому давно.
Я включила телефон. Десять пропущенных от Виталика. И одно сообщение с незнакомого номера:
«Татьяна? Это Инга, администратор ресторана ‘Панорама’. Нам вас порекомендовали. У нас ЧП — кондитер сломал руку, а послезавтра банкет у мэра. Нужен торт на 15 кг и кенди-бар. Бюджет не ограничен. Возьметесь?»
Мэр? «Панорама»? Это мой шанс. Шанс выбраться из ямы.
— Возьмусь, — напечатала я, пока пальцы не передумали.
Работа закипела. Я не спала двое суток. Печь гудела, как ракета. Коржи — фисташковый дакуаз, крем — малина-роза. Я была в потоке, я танцевала с венчиком.
Мне нужна была помощь с декором. Одной 15 кг не собрать.
Я позвонила Ленке.
— Лен, выручай. Приезжай в гараж. Заплачу десять тысяч за помощь. Просто подавать, мыть, держать.
— В гараж? — фыркнула она. — Ну ты даешь, подруга. Ладно, сейчас приеду. Деньги не лишние.
Ленка приехала через час. Надушенная, в белых джинсах.
— Фу, ну и дыра. И ты тут собираешься мэра кормить?
— Не место красит человека, — буркнула я, темперируя шоколад. — Держи термометр. Следи, чтобы выше 32 градусов не поднялось.
Мы работали до вечера. Торт выходил шедевром. Я поставила его в огромный промышленный холодильник, который тоже обнаружился в углу.
— Лен, спасибо. Ты меня спасла. Оставайся тут, на диване переночуем, а утром заказчики приедут забирать.
— Не, я домой. У меня там… дела. Такси вызову.
Она уехала. Я рухнула на диван и вырубилась.
Проснулась я от странной тишины. Холодильник не гудел.
Я подскочила. Тишина была зловещей.
Дверца холодильника была приоткрыта. Щель в палец толщиной.
Я рванула дверцу. Внутри было тепло. Мусс потек. Шоколадные сферы, которые я лепила пять часов, превратились в унылые лужи. Верхний ярус съехал набок, как Пизанская башня.
Шнур питания лежал на полу. Выдернутый из розетки.
— Нет… — я сползла по стене. — Нет, нет, нет!
Само оно выключиться не могло. Вилка тугая. Кто?
Ленка. Она уходила последней. Она крутилась возле розеток, «заряжая телефон».
***
Часы показывали 4 утра. Забирать торт приедут в 10. У меня есть шесть часов. И руины вместо торта.
Слезы душили, хотелось лечь рядом с этой шоколадной лужей и умереть. Но тут я вспомнила записку свекрови. «Хватит ныть, делай дело».
Я схватила телефон.
— Алло, Паша? Паш, прости, что так рано. Ты мне должен, помнишь? Я твоей дочке свадебный торт бесплатно делала. Мне нужна машина. Сейчас. И сухой лед. Много сухого льда.
Павел Сергеевич, мой бывший сосед, бывший военный, примчался через двадцать минут на своем старом «Ларгусе».
— Танька, что случилось? Война?
— Хуже. Диверсия.
Мы оценили ущерб. Нижний ярус уцелел — он был плотным. Поплыл мусс.
— Срезаем, — скомандовала я. — Делаем «голый» торт. Стиль рустик. Свежие ягоды есть?
— У меня на даче малина пошла, — почесал затылок Паша. — Но туда ехать час.
— Жми!
Мы летели по трассе. В гараже, на ходу, я взбивала новый ганаш ручным миксером, подключенным к автомобильному инвертору. Паша гнал, матерясь на ямы.
Мы нарвали малины, мяты, каких-то диких цветов.
Вернулись в гараж в 8:00.
Я пересобирала торт. Не идеальный глянец, который планировался. А живой, небрежный, фактурный торт, заваленный горой ягод, скрывающих потеки. Он выглядел не как «дорого-богато», а как «уютно и душевно».
— Паш, морозь!
Мы обложили его сухим льдом.
В 10:00 к гаражу подъехал черный минивэн. Из него вышла Инга.
Она посмотрела на гараж, на меня (в муке и с безумными глазами), на торт.
— Хм. Не совсем то, что мы утверждали по эскизу.
У меня сердце остановилось.
— Но… — Инга лизнула ложечкой остатки крема в миске. — Божественно. А этот стиль… «Прованс»? Мэру понравится, он как раз ностальгирует по бабушкиной деревне. Грузите.
***
Банкет прошел на ура. Мне заплатили не просто гонорар, а двойной тариф «за срочность и креатив». Я держала в руках конверт со ста тысячами рублей и не верила.
Вечером я поехала к Ленке. За вещами. И за правдой.
Ключ повернулся в замке. Из квартиры доносился смех и звон бокалов.
Я вошла тихо.
В гостиной, на диване, сидел Виталик. В халате. В Ленкином халате. А Ленка кормила его виноградом.
— Да забей ты на нее, — говорила Ленка. — Она сейчас опозорится с этим тортом, неустойку ей впаяют, прибежит к тебе деньги клянчить. А ты ей: «Фиг тебе, Танька».
— Точно, — ржал Виталик. — Квартира-то на маму записана, хрен ей, а не раздел имущества. А мы с тобой заживем. Слушай, а ловко ты с холодильником придумала.
Я стояла в дверях. Гнев, который должен был меня сжечь, вдруг исчез. Осталась брезгливость. Как будто я наступила в гнилую грушу.
— Привет, голубки, — сказала я громко.
Виталик поперхнулся виноградом. Ленка взвизгнула и попыталась прикрыться подушкой.
— Таня? Ты… ты провалила заказ? — с надеждой спросила «подруга».
— Нет. Я получила двести тысяч. И постоянный контракт с «Панорамой».
Я прошла в комнату, взяла свой чемодан (он так и стоял неразобранный).
— Виталик, ключи от квартиры на стол.
— С чего бы? — он набычился. — Это мамина квартира!
— Вот именно. Мамина. Зои Марковны. Которая, кстати, сегодня переписала на меня дарственную на свою квартиру. И, кажется, собирается выписать тебя из квартиры за то, что ты украл у неё золото.
Виталик побелел.
— Какое золото? Я не брал!
— А она говорит — брал. Серьги с бриллиантами. И она уже заявление в полицию написала. Ход ему не дадут, если ты исчезнешь из моей жизни. И из маминой тоже.
Я блефовала. Про золото я придумала на ходу. Но Виталик был трусом. И он знал, что рыльце у него в пушку.
— Ты… ведьма, — прошептал он.
— Кондитер, — поправила я. — Ленка, за «аренду» дивана я тебе не должна, учитывая, что ты спишь с моим мужем. Чао.
***
Прошло полгода.
Гараж, теперь это моя официальная студия «Сладкий Бокс». Паша работает у меня водителем и снабженцем.
В один из дней дверь студии открылась. Вошла Зоя Марковна. Старенькая, с палочкой, но взгляд такой же стальной.
Я замерла с мешком крема в руках.
— Ну что, Скворцова? — проскрипела она. — Не скурвилась?
— Стараюсь, Зоя Марковна. Чай будете? С эклерами?
— С заварным? — она прищурилась.
— С кракелином и ванилью. Как вы любите.
Она села за стол, долго жевала эклер.
— Нормально, — наконец вынесла вердикт. — Тесто чуть суховато, но сойдет.
Это была высшая похвала.
— Витька-то мой… к Ленке переехал окончательно. Пьют оба. Дураки.
Она помолчала.
— Спасибо тебе, Тань. Что человеком осталась. И что работаешь. Я ведь почему тебя гнобила? Думала, ты как все — на шею сесть хочешь. А ты… с характером. В меня.
Она достала из сумки папку.
— Это документы на гараж. Я его на тебя оформила. Только налоги сама плати.
Я хотела броситься ей на шею, но знала — не поймет.
— Спасибо, мама, — тихо сказала я. Впервые за восемь лет.
Вечером, закрывая студию, я увидела у ворот мужчину. Высокий, в пальто. Это был Игорь, шеф-повар «Панорамы».
— Татьяна? — он улыбнулся, и у него появились ямочки на щеках. — Мы тут меню обновляем. Хотим ввести ваши десерты на постоянку. Обсудим за ужином? Не как партнеры… а просто.
Я посмотрела на него. Потом на свою студию. Потом на небо, где загорались первые звезды.
— Только если на десерт ничего сладкого, — улыбнулась я. — С меня на сегодня хватит сахара.
— Договорились. Стейк с кровью?
— Идеально.
Я села в его машину. Телефон пиликнул — пришло сообщение от Виталика: «Тань, займи тысячу до понедельника».
Я нажала «Заблокировать».
Жизнь, как и хороший торт, требует баланса. Немного горечи, чтобы оценить сладость. И правильной температуры, чтобы любовь не растаяла, а застыла крепким, надежным ганашем.
А вы бы смогли простить подругу, если бы узнали, что она завидует вашему таланту, или предательство прощать нельзя, даже если потом у вас все сложилось хорошо?
