— Только попробуй мне что-нибудь не то купить! — Игорь вытирал пот со лба, хотя в квартире было прохладно. — Понятно тебе? Двадцатипроцентную сметану бери, не экономь! И мясо — свежее, а не это ваше замороженное!
Ольга стояла у холодильника и смотрела на мужа так, будто видела его впервые. Тридцать два года брака, а он вдруг заговорил с ней, как с прислугой. Руки сами потянулись к фартуку — снять, бросить на стул, но она удержалась.
— Игорь, что происходит?
— Ничего не происходит! — Он схватил ключи от машины, звякнул ими нервно. — Мама приезжает, я же сказал! Через час будет! А у нас в холодильнике — пусто!
Это было странно. Свекровь жила в Туле и предупреждала о визитах за неделю, не меньше. Всегда. Даже когда Игорь лежал в больнице с аппендицитом, она позвонила за пять дней: еду, мол, Оленька, встречай.
— Когда она звонила?
— Да какая разница! — Игорь уже был у двери. — Немедленно сбегай в магазин и купи продуктов! Да пожирнее сметану бери и мяса побольше! Мама уже на пороге!
Хлопнула дверь. Ольга осталась одна на кухне, где пахло утренним кофе и чем-то ещё — тревогой, что ли? Она подошла к окну, посмотрела вниз: Игорь не пошёл к машине. Свернул направо, к автобусной остановке. Быстро, почти бегом.
У них была машина. Зачем ему автобус?
Ольга накинула куртку, схватила сумку. В голове мелькнула мысль — идиотская, конечно, но она не могла иначе. Нужно было понять. Просто понять, что творится с её мужем, который вдруг стал чужим.
На улице моросил октябрьский дождь — мелкий, противный, такой, что за пять минут промокаешь до нитки. Игорь стоял на остановке, втянув голову в плечи. Ольга спряталась за углом дома, чувствуя себя героиней дешёвого детектива. Сердце колотилось так, что, казалось, его слышно на всю улицу.
Подошёл автобус — двадцать седьмой, до центра. Игорь вскочил в него, даже не оглянувшись. Ольга метнулась следом, но двери уже закрылись. Автобус тронулся, окатив её грязной водой из лужи.
— Вот чёрт… — Она вытерла лицо рукавом. Хотелось плакать, но слёзы не шли. Вместо них внутри разливалось что-то тяжёлое, холодное.
Следующий автобус пришёл через десять минут. Ольга села у окна, машинально считая остановки. Куда он поехал? К матери точно нет — та живёт в другой стороне. К друзьям? Но тогда зачем этот спектакль со сметаной и мясом?
В центре она вышла наугад. Людей было много — суббота, базарный день. Торговцы зазывали к лоткам, кто-то тащил тяжёлые сумки, кто-то просто болтал, прикуривая у киоска. Обычная жизнь, в которой вдруг не осталось места для неё, Ольги Кравцовой, учительницы русского языка и литературы.
Она шла наугад, не зная зачем. Телефон завибрировал в кармане — СМС от Игоря: «Где ты? Почему не в магазине???»
Три вопросительных знака. Он волновался. Ольга усмехнулась — криво, невесело — и убрала телефон, не ответив.
Магазин… Она действительно могла бы купить эту проклятую сметану. Сварить борщ, накрыть на стол, улыбаться свекрови и делать вид, что всё прекрасно. Тридцать два года она именно так и жила. Улыбалась, когда хотелось кричать. Молчала, когда хотелось спросить. Ждала, когда хотелось уйти.
Впереди показалось кафе «Встреча» — старое, ещё советское, с облезлой вывеской. Ольга остановилась. В большом окне, за запотевшим стеклом, сидел Игорь. Напротив него — девушка. Молодая, лет двадцати пяти, не больше. Светлые волосы собраны в хвост, лицо без макияжа, простая серая кофта.
Они разговаривали. Игорь наклонился к ней через стол, взял её за руку. Девушка отстранилась, но не резко — устало как-то, обречённо. Потом достала из сумки какой-то конверт, положила перед ним.
Ольга не могла оторвать взгляд. Всё внутри сжалось в тугой комок. Она видела, как Игорь открывает конверт, как застывает, глядя на содержимое. Как девушка что-то говорит — губы шевелятся быстро, сердито. Как он качает головой, снова хватает её руку.
И тут девушка встала. Резко, так что чашка качнулась на столе. Она что-то выкрикнула — Ольга не слышала слов, но интонация была ясна. Игорь вскочил следом, попытался удержать её, но она вырвалась и пошла к выходу.
Ольга отпрыгнула в сторону, спряталась за рекламный щит. Девушка вышла из кафе, остановилась на крыльце. И тут Ольга увидела: живот. Небольшой ещё, но заметный под обтягивающей кофтой.
Воздух застрял в горле. Руки задрожали.
— Господи… — прошептала Ольга.
Девушка достала телефон, набрала номер. Прижала трубку к уху, ждала. Потом бросила в сумку и пошла прочь — быстро, не оглядываясь.
Игорь выскочил следом. Окликнул её, но она не обернулась. Он постоял, потом ударил кулаком по перилам и побрёл в другую сторону — к остановке такси.
Ольга осталась стоять под дождём, который усилился. Капли били по лицу, стекали за воротник, но она не чувствовала холода. Не чувствовала вообще ничего, кроме пустоты.
Сколько она там простояла? Минуту? Десять? Очнулась, только когда кто-то толкнул её в спину — женщина с коляской, торопилась укрыться от дождя.
— Извините, — машинально пробормотала Ольга и пошла.
Куда? Не знала. Ноги сами несли её по мокрым улицам. Мимо витрин, мимо людей с зонтами, мимо жизни, в которой ещё утром у неё было своё место. Жена, учительница, хозяйка дома. А теперь?
Теперь она просто промокшая женщина, бредущая под дождём.
Телефон снова завибрировал. Потом ещё раз. И ещё. Ольга даже не смотрела. Знала, что там: «Где ты?», «Почему не отвечаешь?», «Мама уже едет!».
Мама. Какая мама? Игорь соврал. Зачем? Чтобы выиграть время? Встретиться с этой девушкой? С матерью его ребёнка?
Ольга остановилась посреди тротуара. Люди обходили её, кто-то пробормотал что-то недовольное, но она не слышала. В голове крутилась одна мысль: он соврал. Впервые за тридцать два года — так грубо, так топорно — соврал ей в лицо.
И самое страшное — она поверила. Сразу, без вопросов поверила, что свекровь едет, что нужна сметана, что всё как обычно.
— Дура, — сказала она вслух. — Старая дура.
Рядом прошла пара — молодые, под одним зонтом, смеялись чему-то. Ольга посмотрела им вслед. Когда-то они с Игорем тоже были такими? Наверное. Она уже не помнила.
Дождь лил всё сильнее. Нужно было идти куда-то, но идти было некуда. Домой? А зачем? Варить борщ для несуществующей свекрови? Улыбаться мужу, который…
Она достала телефон. Семь пропущенных. Все от Игоря. Последнее сообщение пришло три минуты назад: «Оля, ты меня пугаешь. Отзовись немедленно!».
Немедленно. Как приказ. Как команду собаке: «Немедленно сбегай! Немедленно купи! Немедленно отзовись!».
Пальцы сами набрали ответ: «Видела тебя. В кафе. С ней».
Отправить? Ольга замерла. Потом нажала кнопку.
Три точки внизу экрана — он печатал ответ. Долго печатал. Потом точки исчезли. Потом появились снова. И снова исчезли.
Ответа не было.
Ольга убрала телефон и пошла дальше. Куда-то. Просто дальше.
Впереди горела вывеска салона красоты — яркая, неоновая, такая неуместная в этом сером дождливом дне. «Новая ты», — гласила реклама.
Ольга остановилась. Посмотрела на своё отражение в стеклянной двери: промокшие волосы, размазанная тушь, старая куртка, которой лет десять, не меньше. Когда она в последний раз покупала себе что-то новое? Не помнила.
Дверь открылась — вышла девушка-администратор, посмотрела на Ольгу.
— У нас тепло, — улыбнулась она. — Заходите, обсохнете хотя бы.
И Ольга зашла.
Внутри пахло краской для волос, лаком и кофе. Играла тихая музыка — что-то современное, ритмичное. За стойкой сидела та самая девушка-администратор, а рядом, у зеркала, колдовала над чьей-то головой женщина лет сорока — яркая, в джинсах и футболке с блёстками.
— Света, глянь, — окликнула она администратора, — клиент к нам, похоже, случайный забрёл.
— Я просто… — начала Ольга, но осеклась. Просто что? Просто узнала, что муж изменяет? Просто вся жизнь рухнула за один час?
Парикмахер отложила расчёску, подошла ближе. Внимательно оглядела Ольгу — не насмешливо, а профессионально как-то, оценивающе.
— Давно в салон-то ходили?
— Года три назад. Может, четыре.
— Ясно. — Женщина кивнула. — Я Вероника. Хотите чаю? Или сразу в кресло?
Ольга растерялась. Она не собиралась стричься. Она вообще не знала, зачем зашла. Но Вероника уже накидывала на неё пеньюар, усаживала перед зеркалом.
— Что будем делать? — Она взяла прядь волос Ольги, посмотрела на свет. — Секутся жутко. И цвет… серость какая-то. Вы себя не любите?
— Что?
— Ну вот так просто не бывает. — Вероника говорила спокойно, без упрёка. — Женщина себя запускает — значит, причина есть. Муж?
Ольга молчала. В зеркале смотрела на неё чужая тётка — усталая, постаревшая, в мокрой куртке.
— Ладно, не хотите — не говорите. — Вероника взяла ножницы. — Я предлагаю вот что: стрижём покороче, делаем лёгкое мелирование. Освежим лицо. Согласны?
— Я не знаю…
— А я знаю. Доверьтесь.
И Ольга доверилась. Потому что не было сил сопротивляться. Потому что телефон снова разрывался в кармане куртки, а она не хотела — не могла — ответить.
Вероника работала быстро и уверенно. Стригла, красила, снова стригла. Света принесла кофе — горячий, крепкий. Ольга пила маленькими глотками и смотрела, как в зеркале рождается кто-то другой.
— У меня тоже муж изменял, — вдруг сказала Вероника. — Лет пять назад. С моей же подругой, представляете?
— И что вы сделали?
— Развелась. — Она отстригла очередную прядь. — Лучшее решение в жизни. Сейчас с другим живу — нормальным мужиком. А тот пусть с той подругой счастлив будет.
Света фыркнула от стойки:
— Да они через полгода разбежались! Он потом приходил, прощения просил.
— Приходил, — согласилась Вероника. — Только поздно уже было. Я другой стала.
Ольга смотрела на своё отражение. Волосы стали короче, пышнее. Светлые пряди красиво играли в общей массе. Лицо будто помолодело лет на десять.
— Красавица, — сказала Вероника. — Теперь домой и дать ему по полной.
Домой. Ольга поморщилась. Идти домой не хотелось совершенно.
Она расплатилась, вышла на улицу. Дождь кончился, и между облаками пробивалось солнце. Город блестел, будто умытый. Телефон молчал — Игорь, видимо, сдался.
Ольга шла медленно, рассматривая витрины. Зашла в магазин одежды — просто так, без цели. Примерила джинсы — первые джинсы за последние годы. Потом блузку — синюю, с воротником-стойкой. Посмотрела на себя в зеркало примерочной и не узнала.
— Берёте? — спросила продавщица.
— Беру.
Она купила ещё туфли — на небольшом каблуке, удобные. И сумку — маленькую, не как её старая баулоподобная. Вышла из магазина другим человеком.
Время было половина третьего. Идти домой всё равно не хотелось. Ольга свернула на набережную — там было тихо, немноголюдно. Села на лавочку, достала телефон.
Двадцать три пропущенных. Но последние три — не от Игоря. От незнакомого номера. Она открыла сообщения.
«Ольга Борисовна, это Родион Ефремов. Помните меня? Я учился у вас лет пятнадцать назад. Случайно увидел вас сегодня возле кафе «Встреча». Вы так расстроенно выглядели… Всё в порядке?»
Родион Ефремов. Она напряглась, вспоминая. Да, был такой ученик — высокий, нескладный, с вечно растрёпанными волосами. Хорошо учился, особенно литературу любил. Потом уехал куда-то учиться дальше.
Она написала: «Всё нормально. Спасибо за беспокойство».
Ответ пришёл мгновенно: «Не похоже на нормально. Может, кофе выпьете? Я тут недалеко».
Ольга задумалась. Встречаться с бывшим учеником? Странно как-то. Но сидеть дома и смотреть в лицо Игорю — ещё страннее.
«Хорошо. Где?»
«Кофейня «Облака», на Пушкинской. Через двадцать минут?»
Она встала с лавочки. Ноги несли её сами — мимо людей, мимо магазинов, к Пушкинской улице.
Родион ждал у входа. Ольга бы не узнала его на улице — тот нескладный мальчишка превратился в мужчину. Высокий по-прежнему, но уже не худой, а крепкий. Тёмные волосы аккуратно подстрижены, борода ухожена. Свитер, джинсы, удобная куртка.
— Ольга Борисовна! — Он улыбнулся. — Вы совсем не изменились!
— Родион. — Она протянула руку. — И не надо врать. Я постарела.
— Наоборот. — Он открыл перед ней дверь. — Помолодели даже. Я вас еле узнал.
Внутри было уютно — мягкие диваны, приглушённый свет, запах свежей выпечки. Они сели у окна, заказали кофе.
— Чем занимаетесь? — спросила Ольга, чтобы заполнить паузу.
— Издательством руковожу. Небольшим, но своим. Мы книги выпускаем — художественную литературу. — Он улыбнулся. — Помните, вы мне тогда Булгакова советовали перечитать? Так вот, я и перечитал. И понял, чем хочу заниматься.
Ольга вспомнила. Да, был такой разговор. Она тогда дала ему свой потрёпанный экземпляр «Мастера и Маргариты», и он читал его месяц, а потом вернул с таким восторгом в глазах…
— Вы — причина, по которой я не пошёл на финансиста, как хотел отец. — Родион посмотрел на неё серьёзно. — Спасибо вам.
— Не за что. — Ей было неловко от такой благодарности.
Они пили кофе, и Родион рассказывал о своём издательстве, о книгах, о писателях. Ольга слушала и чувствовала, как внутри что-то оттаивает. Как впервые за много лет кто-то говорит с ней не о борще и не о свекрови, а о литературе, о мечтах, о жизни.
— А вы? — спросил он наконец. — Как дела? Семья?
Ольга замолчала. Потом, неожиданно для себя, рассказала. Про Игоря, про кафе, про беременную девушку. Слова лились сами, и она не могла остановиться.
Родион слушал молча. Когда она закончила, он долго смотрел в окно.
— Знаете что, Ольга Борисовна? Вы заслуживаете большего. Намного большего.
— Мне пятьдесят четыре года, Родион. Чего большего?
— А какая разница, сколько лет? — Он наклонился вперёд. — Вы умная, красивая, интересная женщина. И если ваш муж этого не видит — его проблемы.
Телефон Ольги зазвонил. Игорь. Она посмотрела на экран и сбросила вызов.
— Извините, — сказала она Родиону.
— Не извиняйтесь. — Он улыбнулся. — Может, погуляем ещё? Покажу вам наше издательство. Оно тут рядом.
Ольга посмотрела в окно. На улице совсем распогодилось. Солнце освещало мокрый асфальт, и он блестел, как зеркало.
— Пойдёмте, — согласилась она.
Они шли по улицам, и Родион показывал ей город — свой город, не тот, в котором она прожила всю жизнь. Он показывал маленькие книжные магазины, кафе, где собираются писатели, старинные дома с историей. Он говорил, и Ольга слушала, и ей казалось, что она заново училась дышать.
Издательство оказалось в старом особняке — уютном, с высокими потолками и книжными стеллажами до самого верха. Пахло бумагой и типографской краской.
— Вот здесь мы и творим, — сказал Родион. — Хотите, покажу новинку?
Он достал книгу — тонкую, с красивой обложкой. «Никогда не поздно» — прочитала Ольга.
— Это сборник рассказов одной писательницы, — объяснил Родион. — Ей шестьдесят лет, и она начала писать только пять лет назад. После развода. Говорит, тогда впервые почувствовала, что может быть собой.
Ольга взяла книгу в руки. Перелистала страницы.
— Никогда не поздно, — повторила она.
— Именно. — Родион посмотрел на неё. — Никогда.
Домой Ольга вернулась в девятом часу. Игорь метался по квартире — взъерошенный, бледный. Увидев её, застыл.
— Где ты была?! Я весь день… — Он осёкся, разглядывая её. — Что ты с собой сделала?
— Привела себя в порядок. — Ольга спокойно сняла новую куртку. — Давно пора было.
— Оля, нам надо поговорить…
— Не надо. — Она прошла на кухню, налила себе воды. — Я всё видела. Кафе «Встреча», девушка, живот. Не надо ничего объяснять.
Игорь побледнел ещё сильнее.
— Это не то, что ты думаешь…
— А что? — Ольга обернулась. Странно, но ни злости, ни боли она не чувствовала. Только усталость. — Расскажи мне, что это, Игорь. Давай, я послушаю.
Он молчал. Открывал рот, но слова не шли.
— Вот и я думаю, что рассказывать нечего. — Ольга поставила стакан. — Завтра я поеду к сестре. На неделю. Подумаю, что делать дальше.
— Оля…
— Спокойной ночи.
Она ушла в комнату и заперла дверь. Легла на кровать и впервые за много лет заплакала — тихо, без всхлипов. Плакала не о муже, не о предательстве. Плакала о потерянных годах, о себе прежней, которая боялась жить.
Утром она собрала чемодан. Игорь сидел на кухне с красными глазами — не спал, видимо.
— Оль, давай попробуем всё исправить…
— Уже поздно. — Она взяла сумку. — И знаешь что? Мне не жалко. Совсем не жалко.
Дверь закрылась за ней мягко. Без хлопка, без скандала.
Прошло полгода
Ольга сидела в уютном кабинете издательства «Новое слово» и правила рукопись. Редактором она стала два месяца назад — Родион предложил, когда узнал, что она подала на развод.
«У вас талант видеть текст, — сказал он тогда. — И любовь к литературе. Этого достаточно».
Сначала Ольга отказывалась. Она же учительница, какой из неё редактор? Но Родион был настойчив. И она согласилась — попробовать, на месяц.
Месяц превратился в два, потом в три. Оказалось, что работать с авторами, искать таланты, шлифовать тексты — это то, о чём она мечтала всю жизнь, но боялась признаться даже себе.
— Ольга Борисовна, — в дверь заглянула Настя, молодой корректор. — К вам автор пришла. Светлана Григорьева, помните, мы её сборник обсуждали?
— Да, конечно. Проводи.
Работа кипела. Ольга разговаривала с авторами, редактировала, спорила с дизайнерами об обложках. Жизнь бурлила, кружила, захватывала.
Вечером Родион заглянул к ней в кабинет.
— Как успехи?
— Григорьева согласилась переписать третью главу. Думаю, получится сильно.
— Отлично. — Он помолчал. — Слушайте, у нас завтра презентация новой книги. В библиотеке на Садовой. Придёте?
— Обязательно.
— А после, может, поужинаем? — Он смотрел на неё внимательно. — Вдвоём. Если хотите, конечно.
Ольга улыбнулась.
— Хочу.
Они не торопились. За эти полгода стали друзьями — настоящими, близкими. Родион не лез в душу, не давил, просто был рядом. Водил в театры, дарил книги, разговаривал о жизни. И постепенно Ольга поняла, что снова может чувствовать. Не боль, не обиду — что-то другое. Что-то светлое.
На следующий вечер презентация прошла отлично. Автор читал отрывки, зал слушал затаив дыхание. После все аплодировали стоя.
— Это ваша заслуга, — сказал Родион, когда они шли по вечернему городу. — Вы разглядели в её рукописи потенциал.
— Мы разглядели. — Ольга поправила его. — Ты дал ей шанс, а я только помогла.
Они зашли в небольшой ресторанчик — тихий, с живой музыкой. Заказали вино, ужин. Разговор тёк легко, как всегда с Родионом.
— Знаете, о чём я думаю? — сказал он вдруг. — О том, как вы изменились за эти месяцы.
— Я?
— Да. Когда мы встретились тогда, на набережной, вы были… сломленной. А сейчас светитесь. Будто проснулись после долгого сна.
Ольга задумалась. Да, что-то изменилось. Она перестала бояться. Бояться мнений, бояться ошибок, бояться жить.
— Это вы помогли, — призналась она.
— Нет. — Родион покачал головой. — Это вы себе помогли. Я просто был рядом.
Телефон Ольги завибрировал. Она достала его — сообщение от адвоката: «Развод оформлен. Поздравляю».
— Всё, — сказала она вслух. — Официально свободна.
— И как ощущения?
Ольга посмотрела в окно. Город жил своей жизнью — огни, машины, люди спешили по своим делам. А она сидела здесь, в тёплом ресторане, рядом с человеком, который видел в ней не кухарку и не прислугу, а личность.
— Лёгкость, — ответила она. — Будто крылья выросли.
Родион протянул руку через стол, накрыл её ладонь своей.
— Значит, пора летать.
Они сидели, не отпуская рук, и Ольга думала о том, какой причудливой бывает жизнь. Полгода назад она стояла под дождём, промокшая и потерянная. Смотрела на мужа, который предал, и думала, что всё кончено.
А теперь у неё новая работа, которую она любит. Новые друзья, новые планы. И рядом человек, который смотрит на неё с таким теплом, что хочется верить — впереди ещё столько всего хорошего.
— Знаете, — сказала Ольга, — в школе я всегда учила детей, что жизнь — это выбор. Каждый день мы выбираем, кем быть. Но сама-то я не выбирала. Плыла по течению тридцать два года.
— А теперь?
— Теперь выбираю. — Она улыбнулась. — И это невероятно пугает. И невероятно радует одновременно.
Музыкант в углу заиграл что-то нежное, мелодичное. Родион встал, протянул руку.
— Потанцуем?
Ольга не танцевала лет двадцать. Но она встала, позволила ему обнять себя за талию. И закружилась в медленном танце, чувствуя, как уходят последние остатки прошлой жизни.
— Спасибо, — прошептала она.
— За что?
— За то, что напомнили: никогда не поздно.
Они танцевали, а город за окном жил, дышал, сиял огнями. И Ольга впервые за много лет знала точно: она на своём месте. Здесь, сейчас, в этом танце.
Наконец-то счастливая. Наконец-то свободная. Наконец-то — живая.
