— Ты что, совсем умом тронулся? — Раиса Петровна швырнула на стол пакет с продуктами так, что оттуда вывалилась банка с огурцами и покатилась по столешнице. — Она же никто! Деревенщина! Из какой-то дыры приехала, башмаки стоптанные носила первый год!
Игорь стоял у окна, смотрел на серый двор, где дворник мёл опавшие листья. Ноябрь выдался мокрый, промозглый. Листья прилипали к асфальту рыжими лохмотьями, и казалось, что весь город тонет в этой грязной каше из воды, грязи и увядания.
— Мам, мы уже это обсуждали, — он обернулся, и в его глазах мелькнуло что-то такое, от чего Раиса Петровна на мгновение замолчала. Но лишь на мгновение.
— Ничего мы не обсуждали! — она подошла ближе, ткнула пальцем ему в грудь. — Сынок, да зачем тебе эта простушка? Лучше гони её в три шеи из нашего дома!
Он отвернулся. В горле стоял комок, мешал дышать. Вот она, материнская любовь. Трёхкомнатная квартира в центре, полмиллиона на счету, связи, знакомства — всё это Раиса Петровна берегла как зеницу ока. И Надежду она невзлюбила с первой встречи. Может, потому что та не пыталась понравиться, не суетилась с подарками, не сыпала комплиментами.
— Этот дом принадлежит мне и отцу, — Игорь говорил тихо, но каждое слово падало как камень. — И Надя здесь живёт на законных основаниях. Она моя жена.
— Жена! — Раиса Петровна рассмеялась, но смех вышел истеричный, надломленный. — Четыре месяца всего! Думаешь, она тебя любит? Ей квартира нужна, прописка столичная! Я таких видела — приезжают из своих деревень, цепляются за первого попавшегося москвича…
Надежда услышала этот разговор, когда возвращалась из ванной. Остановилась в коридоре, прижалась спиной к стене. Полотенце в руках стало влажным от пота. Четыре месяца замужества, а кажется — целая жизнь прошла. Жизнь в этой квартире, где каждый твой шаг отслеживается, каждое слово взвешивается, каждый вздох воспринимается как попытка захвата территории.
— Мне пора на работу, — бросил Игорь и направился к двери.
Надежда едва успела отскочить в сторону, притвориться, что только вышла из комнаты. Он скользнул взглядом по её лицу — виновато, устало — и ушёл, хлопнув дверью. Раиса Петровна вышла из кухни, остановилась напротив невестки. Они стояли в узком коридоре, и казалось, стены сжимаются, воздух густеет.
— Слышала? — спросила свекровь.
— Да, — Надежда подняла подбородок. — Слышала.
— И что теперь будешь делать?
— Жить буду. Здесь. С мужем.
Раиса Петровна усмехнулась, прошла мимо, задев плечом. Запах её духов — тяжёлый, приторный — остался висеть в воздухе. Надежда вернулась в комнату, закрыла дверь, присела на край кровати. Руки тряслись. Она сжала их в кулаки, уставилась в окно.
Игорь познакомился с ней в библиотеке. Она работала там методистом — раскладывала книги, составляла каталоги, консультировала редких посетителей. Он пришёл за какой-то технической литературой, заблудился в лабиринте стеллажей, и она помогла найти. Потом он приходил снова. И снова. Приносил кофе в картонных стаканчиках, расспрашивал про книги, которые она читает, рассказывал про свою работу инженера на заводе.
Всё было просто и легко. Пока он не привёл её домой.
В обед Надежда собралась и поехала в центр. Ей нужно было выйти из этой квартиры, из этой удушающей атмосферы, где каждая вещь кричала: «Ты здесь чужая!» Она шла по Тверской, мимо витрин дорогих магазинов, мимо кафе, где за столиками сидели нарядные женщины с бокалами вина и безмятежными лицами. Надежда представила, как выглядит со стороны — в старой куртке, с потёртой сумкой через плечо. Деревенщина. Так и есть, по сути. Выросла в посёлке под Рязанью, в деревянном доме с печкой, где мать до сих пор живёт одна, выращивает картошку и держит трёх кур.
Она зашла в парк, села на скамейку. Холодно было, ветер задувал под воротник, но уходить не хотелось. Надежда достала телефон — два пропущенных от Игоря. Не стала перезванивать. Что он скажет? Очередные извинения за мать? Очередные обещания, что всё наладится?
— Девушка, не подскажете, как пройти к метро «Маяковская»? — рядом остановилась пожилая женщина с авоськой.
Надежда подняла голову, объяснила дорогу. Женщина поблагодарила, хотела уйти, но вдруг остановилась, внимательно посмотрела.
— Замёрзла совсем, бледная какая. Ты давно здесь сидишь?
— Да так… проветриться вышла.
— Домой не хочется? — женщина присела рядом, и в её голосе прозвучало что-то понимающее, тёплое.
Надежда вздохнула.
— Не особо.
— Муж бьёт?
— Нет! Что вы… Муж нормальный. Это… свекровь.
Женщина покачала головой.
— Ох, эти свекрови. У меня тоже такая была. Тридцать лет назад вышла замуж, думала — умру в первый год. Она меня из дома гнала, всё говорила, что я сына её у неё украла.
— И что же?
— А то. Смирилась. Прожили вместе пятнадцать лет, пока она не померла. — Женщина достала из авоськи яблоко, протянула Надежде. — На, ешь. И слушай меня, молодая. Если любишь мужа — терпи. Если не любишь — уходи. Нельзя жить там, где тебя не ценят, но и нельзя уходить от настоящего. Сама должна понять, что у тебя.
Надежда взяла яблоко, но есть не стала. Женщина ушла, а она осталась сидеть, глядя на голые ветки деревьев. Любит ли она Игоря? Или просто привязалась к первому человеку, который отнёсся к ней тепло в этом огромном, равнодушном городе?
Вечером она вернулась домой. Игорь ещё не пришёл — задерживался на работе. Раиса Петровна сидела на кухне, пила чай и смотрела какое-то ток-шоу по телевизору. Увидела Надежду, поморщилась.
— Где шлялась?
— Гуляла, — Надежда прошла к холодильнику, достала пачку пельменей.
— Ужин готовить не собираешься?
— Для себя приготовлю.
— Для мужа не приготовишь?
Надежда обернулась.
— Игорь меня никогда не просил готовить на всю семью. Если хотите — готовьте сами.
Раиса Петровна встала. Лицо её налилось краской.
— Ты как разговариваешь?! Я тебе не прислуга, между прочим! Это мой дом!
— И дом вашего сына. Который на мне женился.
— Женился… — Свекровь подошла вплотную, голос её стал тихим, змеиным. — Думаешь, надолго? Думаешь, он тебя не бросит? Я ему глаза открою, не сомневайся. Я ему покажу, кто ты на самом деле. Авантюристка. Охотница за квартирами.
Надежда почувствовала, как внутри что-то переворачивается. Не страх. Не обида. Злость. Холодная, твёрдая злость.
— Можете говорить что угодно, — она произнесла это спокойно, почти безразлично. — Но я отсюда не уйду. Пока сам Игорь не скажет, что я ему не нужна.
— Посмотрим, — прошипела Раиса Петровна и вышла из кухни, громко хлопнув дверью.
Игорь вернулся поздно, уставший, пахнущий сигаретами и осенней сыростью. Надежда уже лежала в постели, делала вид, что спит. Он разделся, лёг рядом, долго ворочался, потом всё-таки заговорил:
— Надь, я знаю, что ты не спишь.
Она молчала.
— Прости меня. Прости за мать. Я не знаю, что с ней происходит. Раньше она не была такой.
— Раньше ты не был женат, — Надежда открыла глаза, посмотрела в потолок. — Игорь, мне страшно. Я не знаю, сколько ещё выдержу.
Он обнял её, притянул к себе.
— Потерпи немного. Я найду работу получше, мы съедем отсюда. Снимем квартиру. Или купим — я накоплю.
— Когда это будет?
— Не знаю. Полгода, может, год.
Год. Целый год жить под одной крышей с Раисой Петровной. Надежда закрыла глаза. Год — это вечность.
На следующее утро в квартире появилась сестра Раисы Петровны — Клавдия. Высокая, костлявая женщина с крашеными рыжими волосами и острым носом. Она приехала из Подмосковья якобы погостить, но Надежда сразу поняла — Раиса призвала подмогу.
— Вот она, значит, невестка, — Клавдия оглядела Надежду с ног до головы, как товар на рынке. — Ничего себе Игорёк выбрал. Я думала, хоть красавица будет, а тут…
— Клава, не начинай, — Игорь стоял в дверях, собирался на работу.
— Да что ты? Я же правду говорю! — Клавдия уселась на диван, закинула ногу на ногу. — Рая мне всё рассказала. Что она из деревни, что родни никакой, что работает за копейки в библиотеке. Ты хоть понимаешь, сынок, что на такой далеко не уедешь?
Игорь стиснул зубы, вышел, хлопнув дверью ещё громче, чем вчера его мать. Надежда осталась одна против двух. Они сидели на кухне, пили кофе, перешёптывались, косились в её сторону. Надежда делала вид, что занята — мыла посуду, протирала стол, раскладывала вещи в шкафу.
— Слышь, милая, — окликнула её Клавдия. — А ты вообще дарственную оформила на мужа?
Надежда обернулась.
— Какую дарственную?
— Ну как какую? На своё имущество. На то, что у тебя есть.
— У меня ничего нет.
Клавдия и Раиса переглянулись, расхохотались.
— Ничего, говорит! — Клавдия вытерла слёзы. — Слышь, Рая, а может, она и вправду дура? Приехала в Москву ни с чем, зацепилась за Игоря и думает, что теперь заживёт?
Надежда положила тряпку, подошла к столу.
— Если вам что-то от меня нужно, скажите прямо. Хватит намёками.
Раиса Петровна встала, подошла вплотную.
— Хорошо, скажу прямо. Ты чужая в этом доме. Тебя здесь никто не ждал и не звал. И если ты думаешь, что родишь ребёнка и всё, прописка обеспечена, квадратные метры твои — забудь. Мы с Клавой уже всё обдумали. У меня есть знакомый юрист. Он найдёт способ, как признать ваш брак фиктивным.
— Фиктивным? — Надежда рассмеялась, хотя внутри всё сжалось. — На каком основании?
— Основания найдутся, — Клавдия прищурилась. — Игорь скажет, что ты его шантажировала. Что угрожала ему, если он не женится. Он подпишет заявление, не волнуйся.
— Он не подпишет.
— Подпишет. Если мы ему объясним, как надо.
Надежда почувствовала, как земля уходит из-под ног. Неужели они действительно способны на такое? Неужели Раиса Петровна настолько ослепла от ненависти, что готова заставить сына лгать?
— Убирайтесь, — прошептала она. — Обе убирайтесь из моей комнаты.
— Из твоей? — Раиса рассмеялась. — Это моя квартира! Мы пойдём, когда захотим!
Надежда развернулась, схватила сумку, куртку и выскочила из квартиры. Пальцы дрожали так, что еле попала ключом в замок входной двери. Она бежала по лестнице, спотыкаясь, задыхаясь, пока не выскочила на улицу. Холодный воздух ударил в лицо, и только тогда она поняла, что плачет.
Надежда шла по улицам, не разбирая дороги. Оказалась в районе Курского вокзала, зашла в кафе, заказала чай. Сидела у окна, смотрела на толпу — люди спешили куда-то, у всех были свои дела, свои проблемы, своя жизнь. А у неё что? Муж, который любит, но не может защитить. Свекровь, которая хочет выжить её из дома любой ценой. И теперь ещё эта Клавдия с её планами и угрозами.
Телефон зазвонил. Игорь. Она сбросила вызов. Через минуту — снова. Сбросила опять. На третий раз ответила.
— Где ты? — голос его был встревоженный, виноватый.
— В городе.
— Мать позвонила, сказала, что ты убежала. Надя, вернись, пожалуйста. Мы всё обсудим.
— Обсудим? Игорь, твоя мать с сестрой хотят признать наш брак фиктивным. Говорят, что ты подпишешь заявление, что я тебя шантажировала.
В трубке повисло молчание.
— Игорь, ты здесь?
— Да. Я… я не знал, что они на такое пойдут. Надя, я никогда не подпишу ничего подобного. Никогда. Слышишь?
— Слышу. Только вот они уверены в обратном.
— Они сошли с ума. Вернись домой, пожалуйста. Я сегодня серьёзно с ними поговорю.
Надежда отключилась. Сидела ещё с час, пока чай не остыл окончательно. Потом всё же вернулась. Но не домой, а в библиотеку. Её хоть там примут, хоть там она своя.
Марина, коллега, увидела её красные глаза и сразу всё поняла.
— Опять свекровь?
— Хуже. Теперь их двое.
Марина вздохнула, налила кофе из термоса.
— Слушай, у меня есть знакомая. Она тоже через такое прошла. Говорит, что помог только один способ — встать на учёт по беременности. Как свекровь узнала, что внук будет, сразу присмирела.
Надежда горько усмехнулась.
— У меня нет никакой беременности.
— Ну а если будет?
— Не знаю. Я вообще не знаю, хочу ли я ребёнка в такой обстановке.
Вечером она вернулась домой. Игорь уже был там, а вот Раисы Петровны и Клавдии не было. Игорь сидел на кухне, мрачный, с красными глазами.
— Они уехали к Клавдии на дачу, — сказал он. — На несколько дней. Я им сказал, что если они не угомонятся, я с тобой съеду прямо сейчас. Даже если придётся снимать комнату в общежитии.
Надежда села напротив, взяла его за руку.
— Ты правда готов это сделать?
— Правда. Я устал от этого цирка. Я люблю тебя, Надя. И мне всё равно, что ты из деревни, что у тебя нет связей и денег. Ты — единственный человек, с которым мне хорошо.
Впервые за долгое время она почувствовала облегчение. Может быть, всё ещё наладится? Может быть, Раиса Петровна действительно успокоится, поймёт, что сын не отдаст жену?
Но покой длился недолго. Через три дня Раиса вернулась. Привезла с собой не только Клавдию, но и ещё одного человека — своего племянника Виктора. Высокий, накачанный парень лет тридцати с наглым взглядом и привычкой говорить сквозь зубы. Он работал в охранной фирме, любил демонстрировать силу и считал себя главным защитником семьи.
— Вот, Игорёк, смотри, какой у тебя двоюродный брат вырос, — Раиса гладила Виктора по плечу, как породистого пса. — Сильный, умный. Он нам поможет разобраться с этой… ситуацией.
Виктор окинул Надежду взглядом, усмехнулся.
— Это и есть проблема? Хрупкая какая. Думаю, долго не продержится.
Игорь встал со стула так резко, что тот опрокинулся.
— Вон отсюда. Все. Немедленно.
Раиса Петровна всплеснула руками.
— Сынок, ты что? Это же Витя, твой родственник! Он хочет помочь!
— Мне не нужна такая помощь. И вообще — я принял решение. Мы с Надей съезжаем. Завтра же начну искать квартиру.
Клавдия фыркнула.
— На какие деньги? У тебя зарплата тридцать тысяч. Аренда — двадцать минимум. На что жить будете?
— Это моё дело.
Виктор шагнул вперёд, нависая над Игорем.
— Слышь, братишка, не горячись. Тётя Рая права — девка тебя использует. Она специально из своей дыры приехала, высматривала лоха с квартирой. Таких полно. Я на работе насмотрелся.
Надежда не выдержала.
— Я познакомилась с Игорем случайно! Он сам за мной ухаживал, сам предложил пожениться!
— Ага, конечно, — Виктор повернулся к ней. — И сразу согласилась, да? Даже не думала?
— Думала. Долго думала. Потому что понимала, во что ввязываюсь.
Раиса Петровна подошла к Надежде, ткнула пальцем ей в грудь.
— Вот что, милая. У меня есть предложение. Хорошее предложение. Я дам тебе денег. Сто тысяч. Ты берёшь их, разводишься с Игорем и уезжаешь обратно в свою деревню. Чисто, быстро, без скандалов.
Надежда смотрела на свекровь — на её накрашенные губы, холодные глаза, на руку с перстнями, которая всё ещё упиралась ей в грудь. И вдруг поняла — она больше не боится этой женщины. Совсем.
— Нет, — сказала Надежда тихо, но твёрдо. — Ни за какие деньги.
— Двести тысяч, — Раиса повысила ставку.
— Нет.
— Триста! Последнее предложение!
— Мам, прекрати! — Игорь оттолкнул мать, встал между ней и Надеждой. — Хватит! Я не позволю тебе покупать мою жену! Ты слышишь? Я её люблю! Люблю! И если тебе это не нравится — это твои проблемы!
Раиса Петровна попятилась, лицо её исказилось.
— Ты выбираешь её? Эту нищебродку? Вместо меня? Вместо родной матери?
— Я выбираю свою жизнь. Свою семью. И моя семья — это Надя.
Несколько секунд стояла оглушительная тишина. Потом Раиса развернулась и пошла к выходу. Клавдия и Виктор переглянулись, последовали за ней. В дверях Раиса обернулась.
— Ты пожалеешь, Игорь. Очень пожалеешь.
Дверь захлопнулась. Они ушли.
Игорь опустился на стул, закрыл лицо руками. Надежда подошла, обняла его за плечи.
— Спасибо, — прошептала она.
— Не за что, — он поднял голову, в глазах блестели слёзы. — Прости, что не сделал этого раньше. Прости, что позволял ей так с тобой обращаться.
— Главное, что сделал сейчас.
Они сидели на кухне, обнявшись, и впервые за месяцы Надежда почувствовала покой. Настоящий покой. Словно огромная тяжесть свалилась с плеч.
Прошло две недели
Раиса Петровна не объявлялась. Игорь узнал через знакомых, что она уехала к Клавдии на дачу и оттуда названивала своим подругам, рассказывая, какой неблагодарный сын ей достался. Но Надежду это больше не трогало.
Они с Игорем начали искать съёмную квартиру, но неожиданно всё решилось иначе. Позвонил отец Игоря — Михаил Сергеевич, который пять лет назад развёлся с Раисой и жил в другом районе. Он услышал о ситуации, пригласил молодых к себе.
— Живите у меня, — сказал он просто. — Квартира большая, комната свободная есть. Поживёте, пока на ноги встанете. А там видно будет.
Надежда была поражена. Она встречала тестя всего дважды — на свадьбе и на дне рождения Игоря. Тихий, интеллигентный мужчина с седыми висками и добрыми глазами.
— Спасибо вам, — она не знала, что ещё сказать.
— Не за что. Игорь мне рассказал, через что ты прошла. Раиса всегда была… сложной женщиной. Поэтому мы и развелись. Она хотела контролировать каждый мой шаг, каждую мысль. Рад, что сын не дал ей сделать то же самое с вами.
Они переехали через неделю. Собрали вещи, вызвали такси, уехали, не попрощавшись с Раисой Петровной. Зачем? Всё уже было сказано.
В квартире отца было светло, просторно, пахло книгами и кофе. Михаил Сергеевич оказался замечательным человеком — по вечерам они сидели втроём на кухне, разговаривали обо всём на свете, смеялись. Надежда впервые поняла, что такое настоящая семья. Не та, где тебя терпят или пытаются выжить, а та, где тебя принимают.
Однажды вечером, когда Игорь ушёл в магазин, Михаил Сергеевич сказал ей:
— Знаешь, Надюша, я рад, что ты не сдалась. Многие бы на твоём месте махнули рукой, ушли. А ты выстояла. Это дорогого стоит.
— Я просто люблю вашего сына.
— Знаю. Вижу. И он любит тебя. Берегите друг друга.
Прошёл месяц
Раиса так и не позвонила, не написала, не появилась. Игорь иногда грустил — всё-таки мать, но понимал, что выбора не было. Либо она, либо Надежда. И он выбрал правильно.
А Надежда стояла у окна, смотрела на вечерний город, на огни, на людей внизу. Вспоминала тот день, когда сидела в парке на скамейке и думала, что не выдержит, сломается, уедет. Но не уехала. Выстояла. И теперь рядом с ней был человек, который выбрал её. По-настоящему выбрал.
Она улыбнулась. Всё будет хорошо. Обязательно будет.
