Телефон звонил третий раз за последние полчаса, и Григорий каждый раз сбрасывал вызов с такой яростью, словно пытался уничтожить сам аппарат. Он метался по гостиной своей квартиры, оставляя мокрые следы на паркете. Рубашка прилипла к спине, а на висках пульсировала жила. Он репетировал объяснения, но слова рассыпались, не успев сложиться во что-то убедительное.
Щелчок замка в прихожей прозвучал как выстрел. Григорий замер, судорожно вдохнув, и попытался изобразить на лице беззаботность. Получилось отвратительно.
Вошла Елена. Она сняла туфли, повесила плащ и только тогда посмотрела на мужа. Её взгляд, острый и цепкий, скользнул по его мокрой рубашке и бегающим глазам.
— Что случилось? — спросила она спокойно.
— Ничего, Лен. Просто устал, — он метнулся к бару и плеснул себе виски. Рука дрожала, и часть жидкости пролилась на столешницу.
Телефон снова завибрировал. Григорий вздрогнул и торопливо сбросил вызов. Елена молча протянула руку. Это был не вопрос. Это был приказ.
Он неуверенно положил телефон ей на ладонь. Она взглянула на экран — «Валерка» — и приняла следующий звонок, включив громкую связь.
— Гриш, ты где?! — взвыл из динамика паникующий голос. — Я тут с эвакуатором стою! Мужик спрашивает, куда везти это железо! Там рама погнута, мотор в салоне! Её только на свалку! Что Ленке говорить?!
Елена нажала отбой и положила телефон на стол. Её лицо превратилось в непроницаемую маску.
— Какую машину? — спросила она очень тихо.
Григорий сглотнул.
— Лен, там… Валерка немного поцарапал…
— Какую машину, Григорий?
— Твою… новую… Он попросил на выходные, я думал…
— Ты дал Валере ключи от моей машины? От той, на которую я три года копила? Которую забрала из салона две недели назад?
Он кивнул, не поднимая головы. Ждал взрыва, крика, истерики. Но Елена молчала. И это молчание было страшнее любого скандала.
Наконец она выдохнула.
— Машина стоила два миллиона. Это теперь долг. Твой и Валеркин. Мне всё равно, как вы достанете деньги. Продадите что угодно, возьмёте кредит, заложите душу дьяволу. Но пока вся сумма не окажется на моём счёте, ты живёшь в этой квартире на правах… — она сделала паузу, подбирая слово, — мебели.
— В смысле?
— В прямом. Мебель не имеет права голоса. Мебель не принимает решений. Мебель не пользуется моими вещами. Ты ешь, спишь и дышишь здесь только с моего разрешения. Понятно?
Она развернулась и пошла в спальню. Дверь закрылась с тихим щелчком. Григорий остался стоять у стены, чувствуя, как рушится его мир.
Ночь тянулась бесконечно. Он не спал на диване в гостиной, а проваливался в короткие обрывки кошмаров. Слышал, как Елена спокойно приняла душ, как щёлкнул выключатель в спальне. Она не хлопнула дверью. Просто закрыла её, отсекая его от прежней жизни.
Утро пришло с серым светом. Елена вышла из спальни в шёлковом халате, волосы собраны в пучок. Она выглядела отдохнувшей, словно прекрасно выспалась. Её взгляд скользнул по нему, сидящему на диване, не задержавшись ни на секунду. Она смотрела на него как на вазу или торшер.
На кухне заработала кофемашина. Аромат свежего эспрессо, обычно такой приятный, сейчас казался запахом из недоступного мира. Григорий поплёлся на кухню.
— Лен… может, поговорим? — хрипло произнёс он.
Она медленно повернула голову, но смотрела не на него, а сквозь него. Спокойно допила кофе, ополоснула чашку и поставила на сушилку. Прошла мимо, и ему пришлось вжаться в дверной косяк, чтобы не мешать. Она не произнесла ни слова.
Холодный пот выступил на затылке. Это был не гнев. Это был методичный игнор, от которого становилось по-настоящему страшно.
Он схватил телефон и набрал Валеру.
— Алло, — раздался сонный голос друга.
— Валера, это я! Ты понимаешь, что натворил?! Лена… она требует два миллиона!
— Сколько?! Она с ума сошла? За эту жестянку? Слушай, у меня таких денег нет. Могу… ну, по частям… тысяч по десять в месяц…
— Десять тысяч?! Мы так двести месяцев расплачиваться будем! Это почти семнадцать лет!
— Ну а что я сделаю? Ладно, приеду, сам с ней поговорю. Объясню как мужик. Она же не зверь, поймёт.
Григорий почувствовал, как надежда испаряется. Валера не собирался ничего решать. Он собирался юлить и давить на жалость. Елена уже стояла в дверях спальни, полностью одетая. Она слышала весь разговор. На её лице не дрогнул ни один мускул. Она просто взяла сумку и, не глядя на него, направилась к выходу.
Резкий звонок в дверь заставил Григория вздрогнуть. Он знал, кто это. Только один человек мог быть настолько глуп.
На пороге стоял Валера. Свежевыбритый, в чистой рубашке, с бутылкой дешёвого коньяка — его версия «мирных переговоров». На лице виноватая, но развязная улыбка.
— Здорово, Гриш. Решил заехать, вопрос же надо решать. Где Ленка? Поговорю, всё улажу.
— Уходи, Валера, — тихо сказал Григорий. — Уходи, пока не поздно.
— Да ладно, не кипишуй. Что я, не мужик? Не смогу с бабой договориться? Объясню, что форс-мажор. Она остынет и простит. Всегда же прощала.
Эта фраза ударила Григория под дых. Он вдруг осознал, что они оба всю жизнь пользовались её силой, её терпением, воспринимая это как должное. Они были паразитами, присосавшимися к одному источнику.
В замке повернулся ключ. Вошла Елена. Её взгляд зафиксировал Валеру, скользнул по бутылке коньяка, и на губах появилась презрительная усмешка. Она молча сняла плащ и остановилась в центре комнаты.
— Ленка, привет! — начал Валера бодро. — Слушай, ситуация неприятная. Я виноват, не спорю. Но давай по-человечески…
— По-человечески — это как? — прервала она холодным голосом. — Это когда берут чужое без спроса, уничтожают, а потом приходят с дешёвым пойлом договариваться? Объясни мне эту вашу мужскую логику.
Валера сбился.
— Ну зачем так… Мы же столько лет дружим. Гриша — мой лучший друг. Я не со зла…
— Друг? — Елена медленно повернулась к Григорию. — Вот это — твой лучший друг. Человек, который одним поступком уничтожил остатки моего уважения к тебе. Посмотри на него. Он даже не понял, что произошло. Думает, что разбил игрушку, а не твою семью.
Она снова посмотрела на Валеру, и взгляд стал твёрдым.
— Деньги. Два миллиона. Мне не нужны извинения. Не интересно, где возьмёшь. Но пока вся сумма не будет у меня, каждый твой вдох будет стоить денег. Я найду способ сделать твою жизнь невыносимой. Без полиции и судов. Поверь, я умею быть убедительной.
Валера побледнел. Развязность испарилась. Он посмотрел на Григория, ища поддержки, но тот стоял с мёртвым лицом.
— Лен, ну мы же…
— Мы — никто. А теперь слушайте оба. Ты, — она ткнула пальцем в Валеру, — разворачиваешься и уходишь. Навсегда. Если ещё раз увижу тебя рядом с этой квартирой, спущу с лестницы лично. А ты, — взгляд впился в Григория, — теперь понял, кто ты? Не муж. Залог. Живой залог возврата долга твоего дружка. Твоё место — диван. Твоя функция — молчать и ждать приказа. Разговор окончен.
Она ушла в спальню. Валера схватил бутылку и вылетел из квартиры. Григорий медленно сполз по стене на пол.
Прошла неделя. Семь дней абсолютного молчания. Елена жила в квартире так, словно его не существовало. Она готовила только себе, пила кофе только себе, смотрела телевизор, не обращая внимания на его присутствие. Он спал на диване, ел остатки того, что она оставляла, и каждый день чувствовал, как сходит с ума от этого вакуума.
Он звонил Валере каждый день. Друг сначала уверял, что «что-нибудь придумает», потом начал сбрасывать звонки, а через пять дней вообще перестал брать трубку. Григорий понял — он остался один.
На восьмой день он не выдержал. Когда Елена вернулась с работы, он встал перед ней на колени прямо в прихожей.
— Лена, прости меня. Я был полным идиотом. Я предал тебя, твоё доверие. Я готов на всё, только скажи, что мне делать.
Она остановилась, глядя на него сверху вниз. Несколько секунд молчала. Потом тихо произнесла:
— Встань. Не унижайся.
Он поднялся, не понимая.
— Ты хочешь исправиться? — спросила она.
— Да. Клянусь.
— Тогда слушай. Я нашла тебе работу. Вторая смена на складе. Зарплата небольшая, но стабильная. Будешь отдавать мне всё до последней копейки. Валера тебя кинул, я это знаю. Поэтому весь долг теперь твой. Два миллиона. Ты будешь работать столько, сколько потребуется.
— Я согласен, — выдохнул он.
— Ещё не всё. Ты продашь свою машину. Все свои вещи, которые хоть что-то стоят — продашь. Каждый месяц я буду проверять твои расходы. Никаких встреч с друзьями, никаких баров, никаких развлечений. Работа и дом. Это понятно?
— Да.
— И последнее. Я не прощаю тебя. Возможно, не прощу никогда. Но я даю тебе шанс доказать, что ты не полное ничтожество. Не оправдаешь доверия — вылетишь отсюда без копейки. Это мой последний ультиматум.
Он кивнул. В её глазах не было тепла, но было нечто важное — она не отказалась от него полностью.
Прошло два года. Два бесконечных года работы, отказов, экономии на всём. Григорий вкалывал на складе по двенадцать часов, продал машину, отдал последние накопления. Каждый месяц переводил Елене всё, что зарабатывал, оставляя себе минимум на проезд и еду.
Елена держала дистанцию. Они жили как соседи — вежливые, но чужие. Она не кричала, не упрекала. Просто молча принимала его деньги и продолжала жить своей жизнью.
Но что-то менялось. Медленно, почти незаметно. Иногда она оставляла ему ужин. Однажды спросила, как дела на работе. Не из вежливости — с настоящим интересом.
Григорий изменился. Исчезла прежняя расхлябанность, привычка полагаться на других. Он стал жёстче, собраннее, ответственнее. Работал как проклятый, потому что это был единственный способ вернуть хоть каплю уважения.
Однажды вечером, когда он вернулся с работы, Елена сидела на диване с документами.
— Садись, — сказала она.
Он сел напротив, сердце колотилось.
— Я проверила твои переводы. За два года ты выплатил полтора миллиона. Остаток — пятьсот тысяч.
Он кивнул, не зная, что сказать.
— Я решила простить остаток долга, — тихо произнесла она.
Григорий замер.
— Что?
— Ты доказал, что способен меняться. Работал без выходных, не жаловался, не сбегал. Это дорогого стоит. — Она помолчала. — Но это не значит, что всё вернулось на прежние места. Доверие не покупается деньгами. Оно зарабатывается поступками.
— Я понимаю, — прохрипел он.
— Хорошо. Тогда у меня предложение. Мы начинаем заново. Не как муж и жена, которые когда-то были счастливы. А как два человека, которые учатся строить что-то новое. Честное. Равное. Без долгов и без прошлого. Ты согласен?
Он посмотрел на неё. В её глазах не было прежней любви. Но было что-то другое — уважение. И надежда.
— Согласен, — твёрдо сказал он.
Елена впервые за два года слабо улыбнулась.
— Тогда добро пожаловать домой, Григорий. Настоящий дом строится не на обещаниях. А на делах.
Он протянул руку. Она пожала её. Это было не примирение. Это было новое начало. И Григорий знал — он больше никогда не предаст это доверие. Потому что потерять его во второй раз означало бы потерять себя окончательно.
Прошло ещё полгода. Григорий продолжал работать, но теперь это было не наказание, а выбор. Он копил на новую машину — для Елены. Не такую дорогую, как та, разбитая, но честно заработанную своими руками.
Когда он привёл её во двор и протянул ключи, Елена долго смотрела на него молча.
— Это тебе, — сказал он. — Я не прошу прощения. Я просто хочу, чтобы ты знала — я изменился.
Она взяла ключи. И тогда, впервые за два с половиной года, она обняла его.
— Я знаю, — прошептала она. — Я вижу.
И Григорий понял — он наконец вернулся домой. Не в квартиру. А к человеку, которого чуть не потерял навсегда из-за собственной глупости. Урок был жестоким, но он научил его главному — доверие нельзя взять взаймы. Его можно только заслужить.
