— Лизавета, ты меня слышишь вообще? — голос соседки Тамары Петровны в трубке звенел от возмущения. — Я тебе третий раз повторяю: у вас в доме люди живут!
Лиза остановилась посреди торгового зала. Мимо прокатилась тележка с товаром, кто-то из грузчиков крикнул «поберегись», но она не двинулась с места.
— Какие люди? — переспросила она, хотя прекрасно расслышала с первого раза.
— А я почём знаю какие! Машины во дворе стоят, бельё на верёвке сушится, музыка играет. Я думала, ты приехала, пошла поздороваться, а там женщина какая-то незнакомая. Говорит — родственница. Я и позвонила тебе, мало ли что.
Лиза прислонилась к стеллажу с консервами. В голове не укладывалось. Она вступила в права наследства три месяца назад. Бабушкин дом в Калиновке стоял пустой — Лиза планировала заняться им летом, разобрать вещи, сделать небольшой ремонт. И вот теперь там кто-то живёт.
— Тамара Петровна, спасибо, что позвонили. Я разберусь.
Она нажала отбой и тут же набрала Антона. Гудок, второй, третий. Наконец он ответил.
— Лиз, я на совещании, давай позже.
— Нет, не позже. Мне только что соседка позвонила из Калиновки. Говорит, в бабушкином доме кто-то живёт. Ты что-нибудь об этом знаешь?
Пауза. Слишком длинная пауза.
— Антон?
— Ну… — он откашлялся. — Мама иногда туда ездит. Отдохнуть. На выходные.
Лиза почувствовала, как внутри что-то оборвалось.
— Твоя мама ездит в мой дом? И ты мне об этом не сказал?
— Лиз, ты же всё равно не пользуешься. Дом пустует. А маме на природу хочется, воздух свежий…
— Когда ты собирался мне сказать?
— Слушай, давай дома поговорим, а? Мне реально надо идти.
Он отключился раньше, чем она успела ответить.
***
До конца рабочего дня Лиза действовала на автомате. Проверяла накладные, согласовывала поставки, отвечала на письма — всё механически, не вникая. В голове крутилась одна мысль: как? Как её муж мог отдать ключи от её дома своей матери и ни словом не обмолвиться?
Вера, коллега из соседнего отдела, заглянула в кабинет.
— Ты чего такая? Случилось что?
— Потом расскажу.
— Лиз, у тебя лицо белое. Давай хоть кофе принесу.
— Не надо. Поеду домой пораньше, отпрошусь.
Антон пришёл в восьмом часу. Лиза сидела на кухне и ждала. Он заглянул, увидел её лицо и вздохнул.
— Ну давай, начинай.
— Я ничего начинать не собираюсь. Я хочу понять, что происходит.
Антон сел напротив, потёр шею.
— Мама попросила ключи пару месяцев назад. Сказала, хочет посмотреть дом, может, грядки разобьёт. Ты же сама говорила, что руки до него не доходят.
— Я говорила, что займусь им летом. Не говорила — отдайте моим родственникам.
— Они не чужие люди, Лиз. И потом, право собственности у тебя никто не отбирает. Просто используют дом, пока он пустует.
Лиза смотрела на мужа и не узнавала его. Или нет — узнавала слишком хорошо. Вот этот его тон, спокойный и рассудительный, как будто она сама не понимает очевидных вещей.
— Антон, это мой дом. Бабушка оставила его мне.
— И что? Она оставила, ты получила. Никто не спорит. Но он же стоит пустой. А мама с Настей там хорошо отдыхают, на свежем воздухе. Тебе жалко, что ли?
— Мне не жалко. Мне обидно, что ты за моей спиной отдал ключи от моего дома и два месяца молчал.
Антон развёл руками.
— Ну извини. Не думал, что это такая проблема.
***
В субботу Лиза поехала в Калиновку одна. Антон предложил составить компанию, но она отказалась. Ей нужно было увидеть всё своими глазами.
Дом стоял на краю посёлка, у леса. Участок в двадцать соток, старый сад, колодец во дворе. Бабушка прожила здесь всю жизнь, и Лиза провела в этом доме каждое лето своего детства.
Она свернула на знакомую улицу и сразу увидела машину у ворот. Серебристый седан, который она узнала — Настин.
Во дворе было не узнать. Пластиковая мебель вместо старых деревянных скамеек. Мангал у забора. На верёвке между яблонями сушились полотенца. Возле крыльца валялись чьи-то шлёпанцы.
Лиза толкнула калитку и вошла.
На веранде никого не было. Она поднялась по ступенькам, открыла дверь в дом. Пахло чужим — каким-то сладким освежителем воздуха, которого бабушка терпеть не могла.
Из кухни донеслись голоса.
— …а я говорю, надо веранду расширить. Там же места полно, можно хоть десять человек усадить…
Лиза вошла на кухню.
Жанна Романовна сидела за столом, перед ней стояла чашка. Настя устроилась напротив, что-то листала в телефоне. Обе подняли головы.
— О! Лизонька! — свекровь расплылась в улыбке. — Какой сюрприз! А мы тебя не ждали. Садись, я сейчас тебе тоже налью.
Она начала подниматься, но Лиза остановила её жестом.
— Не надо. Я не надолго.
Она огляделась. Кухня изменилась. Бабушкина посуда была убрана, вместо неё на полках стояли какие-то пластиковые контейнеры. Скатерть — чужая. На подоконнике вместо бабушкиных фиалок — пустые горшки.
— Где бабушкины вещи? — спросила Лиза.
Жанна Романовна махнула рукой.
— В кладовке. Там же столько старья было, Лизочка, ты себе не представляешь. Мы с Настей всё перебрали, что нужное — оставили, остальное сложили пока. Тебе же самой легче будет потом разбирать.
— Я не просила вас ничего трогать.
Настя оторвалась от телефона.
— Лиз, ну мы же помочь хотели. Дом стоял закрытый, пылью всё покрылось. Мы приехали, убрались, порядок навели. Разве плохо?
Лиза почувствовала, как начинают гореть щёки.
— Я не давала разрешения здесь жить.
Жанна Романовна переглянулась с дочерью.
— Лизонька, мы же не живём. Мы отдыхаем. На выходные приезжаем, свежим воздухом подышать. Ты же сама в городе постоянно, а дом пропадает.
— Это мой дом.
— Конечно, твой. Никто же не спорит, — свекровь развела руками. — Мы просто пользуемся, пока пустует. Ты же всё равно приезжать не собиралась до лета.
Лиза молча прошла мимо них в комнату. Там тоже всё было по-другому. Бабушкин диван сдвинут в угол, вместо него — надувной матрас. На столе — чьи-то журналы, косметика, зарядка от телефона.
Она открыла шкаф. Бабушкины вещи были смяты и засунуты на верхнюю полку. Нижние полки занимала чужая одежда.
— Жанна Романовна, — Лиза вернулась на кухню, — я хочу, чтобы вы уехали.
Свекровь округлила глаза.
— Прямо сейчас?
— Да. И заберите свои вещи.
Настя встала.
— Лиз, ты чего? Мы же ничего плохого не сделали. Мама отдохнуть приехала, я с ней за компанию. Что тебе, жалко?
— Мне не жалко. Но это мой дом, и я не хочу, чтобы здесь кто-то жил без моего разрешения.
Жанна Романовна приложила руку к груди.
— Лизочка… Я не понимаю… Мы же родственники. Антон — мой сын. Ты — его жена. Что плохого в том, что я приезжаю в дом своего сына?
— Это не дом вашего сына. Это дом, который моя бабушка оставила мне. Лично мне. Не Антону, не вам — мне.
Повисла тишина. Лиза видела, как менялось лицо свекрови — от показного непонимания к чему-то холодному и жёсткому.
— Ясно, — Жанна Романовна поднялась. — Настя, собирай вещи. Нас тут не хотят видеть.
— Мам, ну подожди…
— Я сказала — собирай.
***
Лиза осталась одна. Она прошлась по комнатам, открыла кладовку. Бабушкины вещи были свалены в кучу — одежда, книги, посуда, всё вперемешку. Фотография бабушки в рамке валялась на полу, стекло треснуло.
Лиза подняла её, стёрла пыль. С фотографии смотрела Лидия Вениаминовна — строгая, немногословная женщина, которая вырастила Лизу, пока родители работали. Которая научила её всему — готовить, шить, разбираться в людях.
«Ты бы им не позволила, бабуль,» — подумала Лиза. — «Ты бы с порога развернула.»
Она достала телефон и набрала Веру.
— Слушай, ты занята? Мне надо выговориться.
— Давай. Что случилось?
Лиза рассказала всё. Про звонок соседки, про разговор с Антоном, про сегодняшнюю сцену. Вера слушала молча, только иногда хмыкала.
— И что он сказал, когда ты ему вечером рассказала? — спросила она в конце.
— Ещё не рассказывала. Я только что их выгнала.
— Выгнала?
— Попросила уехать.
Вера присвистнула.
— Ну ты даёшь. И как свекровь отреагировала?
— Обиделась. Сказала Насте собирать вещи. Ушли молча.
— Лиз, готовься. Сейчас начнётся.
— Что начнётся?
— Она Антону позвонит. И твой муж прибежит тебя убеждать, что ты неправа.
Лиза вздохнула.
— Я знаю.
***
Антон позвонил через двадцать минут.
— Лиз, ты что натворила?
Она сидела на крыльце бабушкиного дома, смотрела на сад.
— Я попросила твою маму уехать из моего дома.
— Мама в слезах! Говорит, ты её унизила, выгнала как чужую!
— Я не выгоняла. Я попросила уехать. Вежливо.
— Она говорит, ты орала на неё!
— Антон, я ни разу не повысила голос. Можешь спросить у Насти, она была рядом.
Он замолчал. Видимо, версия Жанны Романовны отличалась от реальности.
— Ладно, — он снизил тон. — Но зачем было их выгонять? Они же ничего плохого не делали.
— Они хозяйничали в моём доме два месяца. Без моего ведома. Переставили мебель, выбросили бабушкины вещи в кладовку, расставили везде своё. Это, по-твоему, ничего плохого?
— Ну они же хотели помочь…
— Антон. Они не помогали. Они заняли мой дом. Это разные вещи.
Снова пауза.
— Лиз, ты перегибаешь. Мама расстроена. Она же от чистого сердца, понимаешь? Хотела за домом приглядеть, пока ты занята.
Лиза закрыла глаза.
— Твоя мама хотела бесплатную дачу. И она её получила — за мой счёт. А ты ей в этом помог.
— При чём тут я?
— При том, что ты дал ей ключи. Не спросив меня.
— Да ладно тебе! Что такого-то? Ну дал ключи, ну поездила она пару раз…
— Два месяца, Антон. Она здесь жила два месяца. Вещи свои привезла. Мебель переставила. Это не «пару раз поездила».
Он вздохнул — тяжело, демонстративно.
— Ладно. Приезжай домой, поговорим нормально.
— Я сегодня останусь здесь.
— В смысле?
— Переночую в доме. Мне надо всё разобрать после того, что они тут устроили.
Антон хотел что-то сказать, но передумал.
— Как хочешь.
***
Ночь Лиза провела на бабушкином диване, который вытащила из угла на прежнее место. До полуночи разбирала вещи в кладовке. Нашла бабушкин сервиз — три чашки разбиты. Нашла серебряные ложки — свадебный подарок бабушке — валялись в ящике вперемешку с обычными столовыми приборами. Нашла скатерть ручной работы, которую бабушка вышивала много лет — пятно на ней, не отстирать.
Каждая находка была как удар.
Утром приехала Тамара Петровна, соседка.
— Видела вчера, как они уезжали. Эта высокая, свекровь твоя — лицо такое было, будто лимон съела. А молодая ей что-то говорила, руками размахивала. Скандал был?
— Нет. Я просто попросила их уехать.
Тамара Петровна кивнула.
— Правильно сделала. Они тут как хозяева себя вели. Твоя свекровь даже ко мне заходила, спрашивала, кто участок между вами и Сидоровыми обрабатывает. Я говорю — никто, он ничей. А она — ну вот, надо его к нашему присоединить. К «нашему», представляешь? Будто её дом.
Лиза слушала, и внутри нарастало холодное понимание.
— Тамара Петровна, а давно они сюда ездить начали? Вы не помните точно?
— Так почти сразу после того, как ты наследство оформила. Недели через две, может. Сначала на машине приехали, походили по участку, поосматривались. Потом всё чаще и чаще. А в последний месяц почти каждые выходные.
— А раньше? До того как бабушка… до того как дом мне достался?
Соседка задумалась.
— Раньше? Да нет, не видела я их тут. Хотя постой… Был один раз, давно. Год назад, может, больше. Приезжала эта, высокая, одна. Без тебя, без мужа твоего. К Лидии Вениаминовне. Они о чём-то говорили, а потом твоя свекровь уехала. А Лидия сама не своя после этого была. Я спросила — что случилось? А она только рукой махнула и сказала: теперь точно знаю, кому дом оставлю.
Лиза замерла.
— Она так и сказала?
— Слово в слово. Я ещё удивилась тогда — о чём это она? А она больше ничего не объяснила.
***
Лиза вернулась в город вечером воскресенья. Антон был дома, сидел в гостиной, смотрел телевизор.
— Приехала, — констатировал он, не поворачиваясь.
— Приехала.
Она прошла в спальню, положила сумку. Вернулась в гостиную.
— Нам надо поговорить.
Он выключил телевизор.
— Давай.
— Твоя мама приезжала к бабушке год назад. Одна. Ты знал об этом?
Антон нахмурился.
— Что? Нет. Откуда?
— Соседка рассказала. Твоя мама была у бабушки примерно за год до того, как… до того как дом перешёл ко мне. О чём они говорили — не знаю. Но после этого визита бабушка решила оставить дом мне.
— И что? Мама, может, просто в гости заехала.
— Без нас? Без тебя? Ни разу об этом не упомянув?
Антон пожал плечами.
— Мало ли. Может, по делам каким была рядом.
Лиза села в кресло напротив.
— Антон, твоя мать ездила к моей бабушке разговаривать о доме. Это очевидно.
— Ничего не очевидно. Ты придумываешь.
— Бабушка сказала соседке — «теперь точно знаю, кому дом оставлю». Сразу после визита твоей матери. Как ты думаешь, о чём они говорили?
Антон встал, прошёлся по комнате.
— Лиз, хватит. Ты превращаешь это в какой-то детектив. Мама общалась с твоей бабушкой, ну и что? Она со всеми общается.
— Она не общалась. Она один раз приехала, поговорила — и уехала. И после этого бабушка изменила своё решение о наследстве.
Он остановился.
— Какое решение? О чём ты?
Лиза достала из сумки конверт. Его она нашла сегодня, разбирая бабушкины бумаги в секретере.
— Вот. Прочитай.
Антон взял конверт, вынул лист. Читал долго, хотя текста было немного. Потом опустил руку.
— Ну и что это доказывает?
— Прочитай вслух. Мне интересно услышать.
Он поморщился, но прочитал:
— «Дорогая Лиза. Если ты читаешь это письмо, значит, меня уже нет. Я оставляю тебе дом. Только тебе, не в общую собственность с мужем. Ты поймёшь почему, когда придёт время. Год назад ко мне приезжала твоя свекровь. Одна, без предупреждения. Ходила по комнатам, спрашивала, кому достанется дом. Говорила, что Антон — единственный сын, наследник фамилии, что справедливо было бы оставить имущество семье. Я тогда всё поняла про этих людей. Береги себя, девочка. И помни — дом всегда был твоим. Бабушка.»
Антон положил письмо на стол.
— Ну и что? Мама просто спросила.
Лиза смотрела на него и не верила своим ушам.
— Она приехала к пожилой женщине выяснять, кому та оставит имущество. Это нормально, по-твоему?
— Она просто интересовалась…
— Она давила на мою бабушку, Антон! Чтобы та оставила дом тебе!
— Не ори на меня.
— Я не ору. Я пытаюсь до тебя достучаться.
Он махнул рукой.
— Мало ли что твоя бабушка написала. Пожилой человек, могла что-то не так понять, преувеличить.
Лиза встала.
— То есть ты веришь своей матери, а не письму моей бабушки?
— Я просто говорю, что мы не знаем, как всё было на самом деле. А ты уже выводы делаешь.
Она молча вышла из комнаты.
***
Неделя прошла в напряжённом молчании. Антон приходил домой поздно, уходил рано. Они почти не разговаривали.
В пятницу Лиза решила снова съездить в Калиновку — забрать оставшиеся бабушкины вещи, которые хотела сохранить. Приехала после обеда, открыла ворота — и увидела во дворе две машины. Серебристый седан Насти и чёрный кроссовер Олеси.
Входная дверь была открыта.
Лиза поднялась на крыльцо, вошла в дом. Из кухни доносились голоса и смех.
На кухне было людно. Жанна Романовна, Настя, Олеся, муж Олеси Игорь, двое их детей — мальчик лет шести и девочка лет четырёх. На столе — еда, напитки, посуда. Полный сбор.
Олеся увидела Лизу первой.
— О, Лиза! Как хорошо, что ты приехала! Мы тут решили маме день рождения отметить. Присоединяйся!
Лиза медленно обвела взглядом собравшихся. Жанна Романовна смотрела на неё поверх чашки — спокойно, почти торжествующе.
— Я никого не приглашала, — сказала Лиза.
Олеся замялась.
— Ну… Антон сказал, что ты не против. Что вы помирились и всё хорошо.
— Антон не говорил со мной об этом.
— Ой, ну может, он хотел сюрприз устроить? Приедешь, а тут вся семья…
— Как вы вошли?
Настя пожала плечами.
— У Антона же есть ключи.
— Я поменяла замки неделю назад. Антон не давал вам новые ключи.
Пауза. Олеся посмотрела на мать. Жанна Романовна поставила чашку.
— Лизочка, зачем эти допросы? Праздник же. Мой день рождения. Один раз в году.
— Я спросила — как вы вошли в дом с новыми замками?
Настя фыркн… закатила глаза.
— Через окно на веранде. Оно не закрывается нормально. Мы же тут всё знаем.
Лиза почувствовала, как что-то внутри окончательно оборвалось.
— Вы влезли в чужой дом через окно.
— Лиз, ну хватит, — Олеся попыталась сгладить. — Ну какой чужой? Это же… мы же…
— Это мой дом. Я не давала разрешения здесь находиться. Вы проникли на мою собственность.
Жанна Романовна поднялась. Медленно, с достоинством.
— Лиза. Я понимаю, у тебя с Антоном разногласия. Но это не повод портить мне праздник. Мне шестьдесят лет сегодня. Шестьдесят! Дети хотели меня порадовать, собрались на природе. Что в этом плохого?
— Мне всё равно, сколько вам лет. Вы находитесь здесь без моего согласия. Уезжайте.
— Ты нас выгоняешь? — Жанна Романовна прищурилась. — Меня, мать своего мужа, в мой день рождения?
— Я прошу вас покинуть мою собственность. Да.
Дети притихли. Олеся обняла дочку, которая испуганно смотрела на взрослых. Игорь, молчавший всё это время, встал.
— Пойдёмте в машину, — сказал он негромко. — Не надо скандала при детях.
Настя вскинулась.
— А чего нам уезжать? Это она пусть уезжает, раз такая!
— Это мой дом, — повторила Лиза. — И если вы не уедете добровольно, я вызову полицию.
Тишина.
Жанна Романовна очень медленно собрала свою сумочку.
— Хорошо, Лиза. Мы уедем. Но ты ещё пожалеешь. Антон узнает, как ты со мной обошлась.
— Антон знает, кто вы на самом деле. Я показала ему бабушкино письмо.
Свекровь замерла на полушаге.
— Какое письмо?
— То, где бабушка написала, как вы к ней приезжали. Спрашивали, кому достанется дом. Намекали, что надо оставить его вашему сыну.
Лицо Жанны Романовны дрогнуло — совсем на мгновение.
— Я не знаю, о чём ты говоришь.
— Знаете. И бабушка всё поняла тогда. Поэтому и оставила дом только мне. Специально прописала, что это моя личная собственность, не совместная с супругом.
Настя открыла рот, закрыла. Олеся смотрела на мать округлившимися глазами.
— Мам… Это правда?
Жанна Романовна выпрямилась.
— Я не собираюсь оправдываться. Едем отсюда.
Она прошла мимо Лизы, не глядя на неё. За ней потянулись остальные — Олеся с детьми, Игорь, последней Настя. Она остановилась на пороге.
— Ты об этом пожалеешь, — процедила она. — Антон тебя бросит.
— Если он выберет вас — так тому и быть.
Настя хлопнула дверью.
***
Лиза осталась одна в разгромленной кухне. Грязная посуда, остатки еды, чья-то забытая детская игрушка под столом.
Она села на стул и позвонила Вере.
— Они опять приехали. Влезли через окно. Праздновали день рождения свекрови.
— Что?!
Лиза коротко рассказала.
— Лиз, это уже вообще за гранью. Слушай, тебе надо серьёзно подумать.
— Я знаю.
— Нет, ты не понимаешь. Это не просто наглость. Они проверяют, как далеко могут зайти. Сначала ездили по ключам — ты позволила. Потом влезли через окно — и что? Если ты сейчас это спустишь…
— Я не собираюсь спускать.
— А что ты собираешься?
Лиза смотрела в окно. Во дворе, у забора, стояла бочка с дождевой водой — бабушка поливала из неё цветы. Бочка была сдвинута с места, рядом валялись окурки.
— Надо поговорить с Антоном.
— Толку-то? Он каждый раз встаёт на сторону матери.
— Последний раз, Вер. Если и сейчас встанет — значит, всё.
***
Антон пришёл домой в одиннадцатом часу. Лиза ждала его в гостиной.
— Твоя мать сегодня отмечала день рождения в моём доме. Ты знал?
Он остановился в дверях.
— Я…
— Ты дал им адрес? Сказал, что я не буду против?
Антон молчал.
— Они влезли через окно, Антон. После того как я поменяла замки. Это называется проникновение в чужую собственность.
— Лиз, это моя мать. Ей шестьдесят лет исполнилось. Девочки хотели сделать сюрприз…
— Они влезли в мой дом через окно.
— Да хватит ты с этим домом! — он вдруг вспылил. — Дом, дом! У тебя других слов нет? Мама хотела отметить день рождения на природе, с семьёй. Что тут такого?
Лиза встала.
— Бабушка оставила дом мне, а не твоей семейке!
Антон отшатнулся.
— Что ты сказала?
— То, что слышал. Это мой дом. Моя собственность. И твоя мать не имеет никакого права там находиться без моего разрешения. А она не просто находится — она ведёт себя как хозяйка. И ты её в этом поддерживаешь.
— Я её поддерживаю, потому что это моя мать!
— А я — твоя жена. Но это, видимо, не так важно.
Он провёл рукой по волосам.
— Лиз, ну давай спокойно…
— Нет. Хватит спокойно. Я три месяца спокойно. Сначала ты отдал ключи без спроса. Потом защищал мать, когда я попросила её уехать. Потом сказал, что бабушкино письмо ничего не значит. А теперь они влезли в дом через окно — и ты снова защищаешь их.
— Я не защищаю, я просто…
— Ты выбираешь, Антон. Каждый раз ты выбираешь. И каждый раз выбираешь не меня.
Он молчал.
— Твоя мать приезжала к моей бабушке давить на неё из-за наследства. Ты же прочитал письмо. Ты видел, что она написала.
— Мало ли что написала пожилая женщина…
— Моя бабушка была в здравом уме до последнего дня. И она увидела твою мать насквозь. А я не видела семь лет. Зато теперь вижу.
Антон сжал кулаки.
— И что ты хочешь? Чтобы я отказался от матери? От сестёр?
— Я хочу, чтобы ты встал на мою сторону. Хоть раз.
— Я не могу выбирать между вами!
— Ты уже выбрал. Давно. Просто я только сейчас это поняла.
Она прошла мимо него в спальню, достала из шкафа дорожную сумку.
— Что ты делаешь?
— Уезжаю в Калиновку. Буду жить там.
— Лиз…
— Тебе надо определиться, Антон. Кто для тебя важнее. Я или они.
— Это ультиматум?
— Нет. Это констатация факта. Мне надоело быть на втором месте.
Она собрала вещи за пятнадцать минут. Антон стоял в дверях, смотрел, не пытаясь остановить.
— Ты вернёшься? — спросил он, когда она уже была у входной двери.
— Не знаю.
***
В Калиновке было темно и тихо. Только собака соседей лаяла где-то за три двора.
Лиза вошла в дом, включила свет. Прошлась по комнатам. Здесь пахло её детством, летними каникулами, бабушкиными руками.
Она села на диван и наконец заплакала.
***
Прошло три дня. Антон не звонил. Лиза тоже не звонила.
Она убрала дом, вынесла мусор, оставшийся после несостоявшегося дня рождения. Починила окно на веранде — вызвала мастера, поставила новую щеколду. Разобрала бабушкины вещи, аккуратно разложила по местам.
На четвёртый день позвонила Настя.
— Лиз, нам надо поговорить. По-человечески, без мамы.
Лиза хотела отказать. Но что-то её остановило.
— Где?
— Есть кафе в райцентре, «Берёзка». Можешь завтра к двум?
— Могу.
***
Настя уже сидела за столиком у окна. Увидев Лизу, помахала рукой.
— Привет! Садись. Я уже заказала себе латте, тебе что взять?
— Ничего, спасибо.
Настя кивнула, отхлебнула кофе.
— Слушай, я хотела извиниться. За маму. Она перегнула.
Лиза молча ждала продолжения.
— Она правда расстроилась. Ну, из-за дня рождения. Понимаешь, она же пожилой человек, ей хочется внимания, заботы. А тут такой красивый дом, природа, можно было всем вместе собраться…
— Настя, к чему ты ведёшь?
Золовка улыбнулась — той улыбкой, которую Лиза раньше считала милой.
— Я подумала, может, мы договоримся? Ну смотри: дом огромный, ты одна там всё равно не справишься. Ремонт нужен, участок большой, за садом ухаживать… А если мы вместе — мы бы и помогли, и сами отдохнули. Летом, на выходные. Ты же всё равно работаешь, не будешь там постоянно жить.
— Вы хотите бесплатно пользоваться моим домом.
— Ну зачем так грубо? Мы же не чужие. И потом, мы бы в ремонт вложились. Мама говорит, веранду надо расширить, крышу подлатать…
— Настя. Нет.
Улыбка сползла с лица золовки.
— Почему?
— Потому что это мой дом. И я сама решаю, кто может там находиться.
— Ну вот опять. Твой дом, твой дом… Лиз, ты замужем за моим братом. Всё твоё — это и его тоже.
— Дом оформлен как моя личная собственность. Это не совместно нажитое имущество. Бабушка специально так сделала.
Настя сузила глаза.
— А, ну да. После того как мама к ней приезжала.
— Да. Ты знала об этом визите?
— Какая разница? Мама просто поговорить хотела.
— О чём?
— О доме, очевидно. Старушка одна, дом большой, что с ним будет? Нормальный вопрос.
Лиза поднялась.
— Знаешь, Настя, я думала, ты хочешь честно поговорить. А ты пришла меня уговаривать отдать вам дом.
— Я не…
— Именно это ты и делала. И знаешь что? Антон тебя слушает. Твою маму слушает. А меня — нет.
Настя тоже встала.
— Антон от тебя уйдёт. Мама его уже убедила, что ты истеричка. Думаешь, ему нужна жена, которая с его семьёй воюет?
— Если ему не нужна такая жена — значит, мне не нужен такой муж.
Она положила на стол купюру — за кофе, который не пила.
— Прощай, Настя.
***
Вечером того же дня к дому подъехала машина. Антон.
Лиза вышла на крыльцо. Он стоял у калитки, не решаясь войти.
— Можно?
— Заходи.
Они сели на веранде. Солнце садилось за лесом, воздух пах яблоневым цветом.
— Настя рассказала про ваш разговор, — начал Антон.
— И что она рассказала?
— Что ты отказалась.
— Да. Отказалась.
— Лиз… Может, всё-таки найдём компромисс?
— Какой?
— Ну… мама говорит, если ты подпишешь на меня доверенность на дом, все вопросы решатся. Она будет общаться со мной, не с тобой. Тебе же спокойнее.
Лиза смотрела на мужа. На этого мужчину, с которым прожила семь лет. Которого, как ей казалось, любила.
— Ты хочешь, чтобы я отдала тебе контроль над своим имуществом?
— Не контроль, просто…
— Антон. Твоя мать хочет получить этот дом. Она хотела его, ещё когда бабушка была жива. Она приезжала к ней, давила, намекала. Бабушка её раскусила и специально оставила дом только мне. А теперь твоя мать пытается получить его через тебя.
— Ты преувеличиваешь.
— Нет. Я наконец-то вижу то, что бабушка увидела год назад.
Он помолчал.
— И что теперь?
— Теперь ты выбираешь. Либо ты со мной — и тогда мы вместе устанавливаем правила, кто и когда может бывать в этом доме. Либо ты с ними — и тогда нам не по пути.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно.
— Лиз, это же моя мать…
— Я не прошу тебя отказываться от матери. Я прошу тебя встать на мою сторону. Один раз. Сказать им: это дом моей жены, и она решает, как им распоряжаться.
Антон опустил голову.
— Мама не поймёт.
— Значит, ты выбрал.
Она встала.
— Лиз, подожди…
— Нечего ждать, Антон. Ты сейчас дал мне ответ. Тот же ответ, который даёшь последние три месяца.
Он поднялся, сделал шаг к ней.
— Я не хочу развода.
— А я не хочу быть женой, которая всегда на втором месте. После твоей матери. После твоих сестёр. После их желаний и капризов.
— Я могу измениться…
— Ты только что предложил мне подписать доверенность на дом твоей матери, Антон. Это не «измениться». Это ровно противоположное.
Он молчал.
— Поезжай домой, — сказала Лиза. — Нам обоим надо подумать.
***
Прошёл месяц.
Лиза подала на развод. Антон не сопротивлялся — то ли смирился, то ли Жанна Романовна убедила его, что «такая жена ему не нужна».
Дом остался за Лизой — это было её добрачное наследство, оспорить его Антон не мог, да и не пытался.
Она взяла отпуск на работе и переехала в Калиновку. Нужно было многое сделать: разобрать вещи, починить то, что сломалось за время «хозяйничания» семьи Антона, привести в порядок сад.
Тамара Петровна помогала советами и иногда — рассадой из своего огорода.
— Молодец, что осталась, — сказала она как-то. — Лидия была бы рада.
— Думаете?
— Знаю. Она всегда говорила: Лизка — моя, вся в меня. Такая же упрямая.
Лиза улыбнулась.
— Это она упрямая была. Я просто… защищаю то, что моё.
— Это и есть упрямство, детка. Правильное упрямство.
***
В конце мая Лиза красила забор. Старая краска облупилась, дерево потемнело от времени. Она купила в райцентре белую краску, широкую кисть и работала уже третий час.
У ворот остановилась машина. Незнакомый внедорожник, запылённый.
Вышел мужчина лет сорока — высокий, в джинсах и простой рубашке. Огляделся.
— Добрый день! Не подскажете, как проехать на озеро?
Лиза отложила кисть, вытерла руки тряпкой.
— Прямо по этой улице до конца, потом налево. Там увидите указатель.
— Спасибо.
Он не спешил уезжать. Смотрел на дом, на сад, на Лизу с перепачканными краской руками.
— Хороший дом. Сами строили?
— Нет. Бабушка оставила.
Он кивнул.
— Ценный подарок.
— Да, — Лиза посмотрела на яблони в саду, на крыльцо, где столько лет сидела бабушка вечерами. — Очень ценный.
Мужчина сел в машину, махнул рукой на прощание и уехал.
Лиза вернулась к забору. Солнце припекало, где-то пели птицы, пахло свежей краской и яблоневым цветом.
Она думала о бабушке. О том, как та всю жизнь берегла этот дом, этот сад, эти стены. О письме, которое бабушка оставила — не просто про дом, а про людей. Про умение видеть их настоящими.
Бабушка оставила ей не просто наследство. Она оставила урок. И возможность начать заново.
Лиза макнула кисть в краску и продолжила работу.
Впереди было целое лето. И вся жизнь.
